Из выступления на Славянской литературной конференции, посвящённой выходу книги Юрия Лощица «Кирилл и Мефодий»
Странное чувство охватывает, когда закрываешь по прочтении эту книгу. Государств, о которых она рассказывает, давным-давно нет на свете: нет Византии, нет Хазарского каганата, нет Великой Моравии. Да и следов их почти не осталось. Конечно, стоит величественная Святая София (Agia Sоfia) в Константинополе (теперь Стамбуле), но, плененная еще в XV веке, она, как часовыми, окружена четырьмя иглами-стрелами минаретов, устремленными ввысь и словно готовыми пронзить небесные сферы. Археологи по сию пору гадают, где искать Итиль – столицу Хазарии в устье Волги, не нашли они и остатки столицы Моравии – Велеграда. Нет ни малейшего следа монашеских обителей, покрывавших отроги Малого Олимпа Вифинского, – в VIII-X вв. здесь было больше 50 православных монастырей (называют даже цифры 70 и 80), и захватчики-турки еще долго называли гору Кешиш-Даг (букв. «Монашеская гора»). А ведь каждая из этих столиц, местностей – географические вехи биографий солунских братьев, маршруты их странствий и остановок на земном пути.
Именно в Константинополь отправился из родных Фессалоник учиться в придворной школе (по распоряжению «правителя цесаря, который называется логофет») юный Константин и именно здесь он получил прозвище Философа, стремительно став одним из лучших полемистов византийской державы («не империя, но держава» – «земное подобие Державы небесной», настаивает Ю. М. Лощиц). Константин Философ защищал иконопочитание в прениях с «Аннием патриархом» (Иоанном Грамматиком – иконоборцем), проходил «испытание о Троице» в столице арабского халифата Дамаске, громил доводы иудейских книжников во дворце хазарского кагана в Итиле. А в Святой Софии он даже «мало» побыл в почетной должности патриаршего библиотекаря, но «ушел… и скрылся тайно в монастыре, искали его шесть месяцев и едва нашли». За это время его старший брат Мефодий успел стать крупным военачальником – стратигом (превзойдя в этом отца – друнгария Льва) и получить от цесаря в управление одно из «княжеств славянских», входивших тогда в состав Византии. Братья встретились и прожили несколько лет в одном из монастырей на Малом Олимпе, где уже подвизался в монашеском звании оставивший государственную службу Мефодий, и уже оттуда отправились вместе (по повелению цесаря и патриарха) сначала в Константинополь, затем морем в Херсон Таврический, где обрели мощи Климента, папы Римского. По окончании Хазарской миссии братья вернулись в Царьград, где Мефодий был определен игуменом Полихрона – одного из вифинских монастырей, а Константин оставлен при храме Святых Апостолов. Но недолго им пришлось пребывать в относительном покое. Их уже ждал главный труд и подвиг жизни («Моравская миссия»), исполнив которые они стали именоваться святыми равноапостольными первоучителями славянскими…
Стоит войти в любой православный храм на огромных пространствах России (да и за ее пределами) и услышишь слова на языке, который дан был миру героями этой книги – Кириллом и Мефодием. Да и любая книга на русском (и не только) языке, в том числе и эта, написана на кириллице, лежащей в основе русского алфавита.
«Эти люди, – пишет о Кирилле и Мефодии Ю. М. Лощиц, – жившие столь давно, больше, чем самих себя и чем друг друга, больше, чем родных своих и друзей, возлюбили Христа, Сына Божия и Сына Человеческого». И продолжает: «Евангельский Христос, благодаря их любви заговоривший по-славянски, пришел ко всем, кто с нетерпением ждал его как единственного Спасителя своего. Поэтому богослужебный язык, созданный ими, не погиб сразу, жив сегодня, не престанет звучать и впредь». Но вот и заключительный аккорд жизнеописания: «Ничто в этой священной победительной речи не изменилось, каждый стих, каждая строка и буква, каждый смысл стоят неколебимо. В любую минуту церковной службы святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий молятся и дышат рядом с нами».
После этого начинаешь понимать, что мир с IX века, когда жили Кирилл и Мефодий, действительно изменился, но не весь и не во всем. Слово переживает века и определяет смысл любой жизни, принадлежащий уже не временному, но вечному. Ведь совсем неслучайно юному Константину явилась во сне София Премудрость Божия. Вот что она сама говорила о себе: «Господь имел меня началом пути Своего… прежде чем землю сотворить. И когда давал морю устав… когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею…» (Притч 8, 30).
«Но если София, Премудрость Божия, была еще до творения, – комментирует слова Священного Писания биограф Кирилла и Мефодия, – то кто же она? Пророк и тут предвозвещает: это – само Слово, сам Божий Сын, Мессия, а Премудрость лишь одно из Его имен, явленных миру еще до Его пришествия в мир». А если так, то встреча со Словом ждет впереди каждого из нас. Ибо там, в вечности Оно постоянно пребывало и пребывает.
На этом пути нас и ждет книга Юрия Лощица – историка, филолога, поэта. Ведь только поэт мог написать такие замечательные строки, посвященные человеческой речи, слову. «А разве не… из одного источника и сразу, одновременно, даны человеку согласные и гласные звуки его речи. Гласные текут ручьями между камней согласных. От согласных исходят звон, свист, визг, шелест, мык и шум, гул или горячее шипение. Гласные мягко омывают, остужают их каменное упрямство, смиряют скрип и скрежет. Несогласных превращают в согласных. Ловко минуя или с трудом протискиваясь сквозь камни человеческого рта, одолевая упрямство губ, гласные вместе с согласными выходят на волю мудрой усталостью осмысленной речи».
Да помогут нам своими молитвами святые Кирилл и Мефодий, чтобы речь наша всегда была осмысленной, и у нас нашлось, что сказать в чаемой «жизни будущего века».
Виктор Гуминский, профессор, главный научный сотрудник ИМЛИ РАН
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
