Русская боль

Как русофобы грабят Россию

Почему Россия стала одновременно потребительским раем и потребительским адом? Угрожают ли русским те же силы, что совершили Октябрьскую революцию? Кто вышел на анти­ельцинские демонстрации в Москве: неокоммунисты и бывшие "аппаратчики", как единодушно утверждают официальные российские и западные средства массовой информации, или же голодный и обманутый русский народ?

Разглядывая в одной из витрин московского Арбата пре­красное ожерелье из гиперборейского янтаря, я внезапно с ужасом замечаю в ней собственное отражение, искаженное мрачными тенями и отсветами пожара братоубийственной войны на Балканах. А когда прохожу между прилавками с сувенирами, слышу, как продавцы, полагая, что имеют дело с иностранцем определенного сорта, сердито окликают меня: "Мистер! Мистер!" Их глаза, слезящиеся от холода и бессилия, не узнают славянского лица ближнего, не видят его страда­ний. Для них я всего лишь очередной пришелец из сказочного мира счастья и изобилия. В сущности, это превратное пред­ставление основано на колоссальной разнице между переноси­мой и перенесенной болью. Русская боль неизмеримо глубже сербской или хорватской, ибо родилась в эпицентре третьей мировой войны, на полях последнего сражения, где, говоря словами поэта Джона Донна, решается, станет ли человек меньше муравья — или чуть больше, чем человек.

Переведенная на язык политики, альтернатива звучит сле­дующим образом: либо русские навсегда лишатся остатков свободы и сделаются вечными рабами "нового мирового по­рядка", либо добьются подлинной свободы и встанут в полный рост, открывая тем самым новый возрожденческий цикл евро­пейской культуры и цивилизации. Похожую оценку состояния современного мира я обнаружил, листая по дороге в Россию страницы книги "Да живет Франция!", написанной бывшим министром внутренних дел этой страны Мишелем Понятовским. На основе многолетних наблюдений этот бесстрашный искатель истины в лабиринтах французской власти делает вы­вод, что на полях сражений третьей мировой войны сошлись две силы. С одной стороны — армия захзатчиков, партизан "нового мирового порядка", с другой — борцы за независи­мость, защитники национальных и духовных свобод. Победа захватчиков ведет к "мондиализации культуры, к единой, все­планетной, но жалкой, предсмертной цивилизации".

Сегодня признаки "последнего времени" наметанный глаз способен заметить всюду, в том числе и на прилавках Арбата, где с недавних пор появился новый товар массового спроса, призванный обеспечить во всем мире воспоминания о Москве. Речь идет о шахматных комплектах самого немыслимого вида. Они выполнены столь искусно, зачастую на грани фантастики, и раскрашены в столь умопомрачительные цвета, что прак­тически непригодны для серьезной игры. Возможно, дух вре­мени, водивший рукою мастера, и предназначал их не для иг­ры, но для кристаллизации глубокого смысла всеобщей войны, на которой мы живем и погибаем: ведь шахматы являются древнейшей арийской космограммой вселенской и вечной борьбы между "белыми" и "черными", светом и тьмой, поряд­ком и хаосом, добром и злом...

Борьбу эту русские ведут с удивительным достоинством и продуктивным пессимизмом; со стиснутыми зубами, за кото­рыми скрывается солнечная улыбка славянского великоду­шия. Встречая и обнимая друга из далекой Сербии, они не жалуются, не изливают свою боль, но, словно стремясь уте­шить, расспрашивают тебя о состоянии твоей души, твоей скорби. В эти февральские дни первый вопрос, который зада­ют русские своим сербским друзьям, звучит как соболезнование: "Как сербы восприняли известие о признании российским правительством Словении и Хорватии?" Потупив взгляд, вы­слушают ваш ответ, а затем вновь поднимут глаза, чтобы за­дать второй мучительный вопрос: "Знают ли сербы, что подоб­ная политика не выражает волю и чувства русского народа? Знают ли сербы, что Россией правят не русские, а инородцы и наши враги?" К сожалению, большинство сербов почти ничего не знает об этом.

Исключениями из общего правила, по которому власть в России принадлежит инородцам, являются президент Ельцин и серый кардинал катастрофы, главный гуру экономического геноцида над русскими Александр Яковлев. Первый — всего лишь марионетка в руках русофобов, бывающий чаще пья­ным, чем трезвым, и не знающий даже названия югославских республик, чью независимость он признал. Как, впрочем, и других, более известных реалий политической действительно­сти, в частности, того факта, что немецкая армия давно уже зовется не вермахт, а бундесвер. Так, похваляясь перед кор­респондентом еженедельника "Newsweek" своим успешным ви­зитом в Германию, он произнес фразу, от которой взыграли, преисполнившись ностальгией, сердца старых нацистов: "Мы договорились, что вермахт доставит помощь в Россию".

Важным моментом для понимания истинной природы Ель­цина и роли его личности служит то обстоятельство, что своим молниеносным взлетом к вершинам власти он был главным образом обязан надругательству над святыней русского наро­да, мемориалом страданий династии Романовых. Будучи в 1977 году областным секретарем Коммунистической партии в Свердловске (сегодня снова Екатеринбург), Ельцин приказал сравнять с землей при помощи бульдозеров знаменитый Ипатьевский дом, в котором были сперва заточены, а затем подло убиты Романовы, чтобы таким образом прекратить па­ломничество русских людей, приходивших поклониться памяти невинных жертв большевистского и русофобского террора. Не­давно, перед камерами французского телевидения, Ельцин подтвердил свою ответственность за это преступление, но с улыбкой, не выказав и тени раскаяния.

Интеллектуальный коэффициент и сумма знаний Александ­ра Яковлева прямо противоположны аналогичным показате­лям Ельцина, но именно поэтому вред, приносимый сим ярчайшим представителем "прозападно"-ориентированных предателей своего народа, неизмеримо больше. За долгие го­ды жизни в США он пережил процесс полного обращения в мамоно-масонскую веру, став любимцем и главным полно­мочным представителем данных кругов, то есть главным ис­полнителем распоряжений "Трехсторонней комиссии" Давида Рокфеллера на русском участке строительства "нового миро­вого порядка".

Все прочие главные рычаги власти в России держат сего­дня в своих руках инородцы, начиная с Бурбулиса и Хасбула­това и кончая министром иностранных дел Козыревым и ми­нистром экономики Гайдаром. Средства массовой информа­ции находятся под практически тотальным и тоталитарным контролем русофобов, изгнавших из официальных сетей систе­мы коммуникаций все органы патриотической и православной прессы, нашедшие пристанище в подземных переходах мос­ковского метро.

Конечно, с чисто информативной точки зрения происхожде­ние русофобствующих правителей России не столь уж важно, ибо народы, чьими представителями они являются, вроде бы и не несут никакой ответственности за их преступления. Однако весьма показательно, что между ними, за исключением уже упомянутых лиц, которые лишь подтверждают ужасное прави­ло, нет русских. Известно также, что находятся люди, считаю­щие подобную аномалию абсолютно нормальным явлением и доходящие в своей озлобленности против тех, кто придержива­ется противоположного мнения, до попыток демонизировать оппонентов, объявив их "ксенофобами". Сия позиция может быть удостоена интеллектуального уважения при условии рас­ширения этой, единственной в своем роде, аномалии до обще­мировых масштабов, когда сербы занимали бы ключевые по­сты в Германии, немцы — в Израиле и т. д.

Как русофобы грабят Россию

Пробираясь между столами в полумраке ресторана, я вне­запно слышу, как кто-то окликает меня по имени. Оборачива­юсь и вижу старого знакомого по горным лыжам, с которым мы не раз мчались вместе по склонам "Розария", что недалеко от Больцано. Я помнил его мелким банковским служащим, тя­жело переживавшим измену невесты, которая предпочла бо­лее выгодный или же "более перспективный" вариант. Тогда на него просто жалко было смотреть. Зато теперь... Вместо былого ореола мученика — бьющая ключом самоуверенность; всемогущество человека, выигрывающего по-крупному на бе­гах жизни. Заняв любезно предложенное мне место за его сто­ликом, я постепенно, слово за слово, узнаю, что счастливая звезда моего приятеля зовется Россия. Здесь он обрел несмет­ные богатства, скупая, а затем, перепродавая в странах Евро­пейского сообщества все, что пользуется хорошим спросом: от чистых концентратов металлов — до древесины. Процессы ев­ропейской интеграции, однако, не достигли еще того уровня, при котором итальянец утрачивает склонность пожаловаться на судьбу.

— Должен признаться, сегодня здесь уже не цветут розы. Еще недавно, чтобы подмазать дельце, достаточно было пода­рить телевизор, видеомагнитофон, а то и просто ящик виски. Теперь же они предпочитают хапнуть как следует, берут впе­ред и только в валюте. И точно знают, сколько можно с меня содрать, не опасаясь, что я хлопну дверью или расторгну сделку. Знают мой потолок. За все время подобного бизнеса я нигде не встречал таких дошлых и информированных торга­шей. В любое время дня и ночи они прекрасно осведомлены о конъюнктуре на мировом рынке.

—        Ты меня убиваешь. Я-то всегда верил западным наблюдателям, тем, что анализируют состояние русской экономики и утверждают, что главная проблема русских как раз их неис­кушенность и неприспособленность.

Сложив щепоткой пальцы правой руки, он выразительно помахал ими у меня перед носом:

— При чем здесь русские? Разве я говорю о русских?

— А о ком же?

Мой собеседник смотрит на меня с грустной, сочувственной усмешкой, как на человека, не знающего, в каком мире он жи­вет.

—        Пойми, русских среди них ты не сыщешь и днем с огнем.

Вся эта мелкая шушера, засевшая в главных креслах их Ми­нистерства внешней торговли, не только не является русскими, но и ненавидит русских лютой ненавистью. И делает все, что­бы их уничтожить. Ты уже поменял деньги? Так вот, у тех чинуш зарплата просто мизерная: две-три тысячи рублей, однако они согласились бы еще и сами приплачивать в десять раз  больше,  лишь  бы  удержать должности,  которые  обес­печивают им идеальные возможности для коррупции и грабе­жа, позволяя наживаться за счет несчастной России.

Его лицо заливает краска того праведного негодования, что отличает сердца "проклятых тосканцев" Малапарте. Из много­летнего опыта я знаю, что в следующее мгновение гнев, адре­сованный другим, выплеснется на меня.

—        Что вы знаете о России, ты и твои "западные наблюдатели, анализирующие состояние русской экономики"?! Все ваши "знания" не стоят выеденного яйца! Тебя, наверное, уже успели убедить и в том, что русская технология является отсталой с момента своего рождения, что русским не хватает "квалифицированных кадров" и know-how-штучек? Проснись! Разве может быть отсталой технология, осваивающая межпла­нетные пространства? Правда заключается в том, что все ее достижения  систематически  замалчиваются  и  саботируются врагами России! Когда мне случается обнаружить где-то пе­редовую технологию, Министерство внешней торговли  неизменно, под самыми разными предлогами, срывает дело, отка­зывая мне в получении экспортной лицензии, а потом я узнаю, что открытый мною производитель жестоко наказан. Эти люди готовят Россию на роль поставщика сырья и дешевой рабочей силы. Иными словами — колонии. А сказки об отсталой рус­ской экономике — всего лишь директива сверху.

Подобная откровенность невольно заставляет меня спро­сить уже о другом:

—      А совесть тебя не мучит?

В ответ он цинично смеется самой постановке вопроса:

—      Бывает... но ты же знаешь, мы, католики, отработали хорошую технику искупления грехов посредством исповеди и по­каяния. Просто, но эффективно. И вообще, я ведь не святой и не Спаситель, а всего лишь деловой человек. Я не виноват, что русские снова попались в сети обмана и заговора, и не моя обязанность защищать их от кровососов. Если русские чего-то стоят, то сами это и докажут: соберут силы и отобьются. Что до меня лично, то я самого худшего мнения о всех этих бурбулисах и гайдарах, но к делу это отношения не имеет. Когда я встречаюсь с ними, чтобы передать конверт с четко оговоренной суммой  свое личное мнение я держу при себе.

— Так прямо и передаешь?

—       Почти так. У них  масса  фиктивных,  якобы  частных,
предприятий по всей Москве, служащих ширмой для подобных операций. Им достаточно сказать мне: ступайте туда-то и туда-то и дайте такому-то столько-то. Разумеется, когда речь идет о крупных суммах, деньги перечисляются на их счета в иностранных банках.

—  В швейцарских банках?

—  Сейчас уже нет. Швейцарские банки хорошо контролируются. Те люди предпочитают пользоваться австрийскими, а уж куда деньги уходят оттуда — этого я не знаю, да никогда и не интересовался. Они тщательно следят, чтобы не осталось ни малейшего следа, ни малейшего намека на их личную за­интересованность. Получается, будто они уничтожают Россию из чистого идеализма или идиотизма.

Восемнадцать месяцев до гибели России?

Уплатить по счету мне не позволено (истинно римская щед­рость не знает границ!), но милостиво разрешено взглянуть на него. Смотрю — и не верю своим глазам: если считать даже по официальному курсу, выходит, что я потратил чуть меньше трех долларов. Между тем я не помню ни одного ресторана в Европе, где бы подобный обед обошелся менее чем в три­дцать. Что это, как не наглядное свидетельство "последних времен", признак тотального обесценивания труда и собствен­ности русских людей под предлогом "перехода к рынку". Вся мировая история денежных отношений еще не знала примера столь глубокой, доходящей до полного абсурда, депрессии. С точки зрения заезжего потребителя, Россия — самая ленивая страна на свете, где воплотились в жизнь наивнейшие детские мечты, где на жалкие гроши (но "в твердой валюте"!) можно жить в таком достатке, какой в нормальных условиях способ­ны позволить себе разве что ротшильды и Рокфеллеры. Если же оценивать действительность с позиций русской жертвы, вы­бивающейся из сил, чтобы получить свою нищенскую зарпла­ту, составляющую несколько долларов в месяц, Россия являет­ся худшей страной в истории рабовладельческого строя. По­добные противоречия вызваны конечно же не "законами рын­ка" и не свободной диалектикой спроса и предложения. Речь идет о преступной нигилистической стратегии русофобов, стоя­щих у власти. Сегодня главный стратег уничтожения России и русского народа откликается на имя Егор и псевдоним Гай­дар.

"Мы знаем, что либерализация цен не приведет к появле­нию на потребительском рынке давно отсутствующих товаров. Второй стадии кризиса следует ожидать в середине весны, ко­гда мы станем свидетелями сильного сокращение объема производства, прежде всего в области военно-промышленного комплекса. Согласно нашим прогнозам, к лету в России поте­ряют работу четыре миллиона человек. Тем не менее, эта циф­ра значительно ниже той, которую можно было бы ожидать, поскольку социалистические предприятия не реагируют на снижение своей активности "классическим образом": вместо того чтобы увольнять рабочих, они понижают им заработную плату. Безусловно, падение доходов определенных социальных групп станет серьезным фактором недовольства. По самому оптимистичному сценарию, спад производства продлится по меньшей мере восемнадцать месяцев. В течение этих восемна­дцати месяцев нас ждут тяжелые общественные потрясения".

Отвечая на критику специалистов, говорящих о безумном характере проводимых им "реформ", Гайдар, оправдываясь, ссылается на уникальность ситуации: "переход от социализма к капитализму"! Если же видит, что подобные "аргументы" не производят впечатления на собеседника, то прикрывается щи­том поддержки со стороны безымянных экономистов Запада, от Гарварда и МВФ до Лондона и Парижа. Он только что не говорит: "Обращайтесь к главным шишкам и их раздражайте своими расспросами. Разве вы не видите, что я всего лишь мелкая сошка?"

Всем этим экономическим гуру Запада, равно как и их ученику, забравшемуся в министерское кресло, конечно же, глубоко наплевать на судьбу русского народа. Но подлинный свет экономической науки — чем так любит похваляться Гай­дар — как раз и разоблачает мошенника. Ибо нет в совре­менном мире ни одного гения от экономики, который был бы в состоянии точно рассчитать динамику и продолжительность застойного цикла, как это делает Гайдар, даже в более благо­приятных условиях, а тем более, посреди нынешнего россий­ского хаоса. Если бы такие расчеты были возможны, экономи­ка давно бы превратилась в точную науку, и тогда каждый дипломированный специалист знал бы, как избежать потерь и добиться прибыли во всемирной рыночной лотерее. Лживая же формула Гайдара: "Русские, потерпите еще каких-нибудь восемнадцать месяцев!" — выведена по образцу коммуни­стической приманки, носившей некогда название "пятилетка". Потом, на заре "перестройки", вольные каменщики, сооружая гробницу для русского народа, обещали ему "полное благосос­тояние" после "двухлетнего периода" скудости и отречения. Гайдар сегодня лишь сократил этот срок до полутора лет.

Из гайдаровой риторики легко вычленить два основных элемента его нигилистического и русофобского оптимизма. Во-первых, это удар по военно-промышленному комплексу, то есть по наиболее развитой в технологическом плане отрасли русской экономики, которую в крайнем случае еще можно бы­ло бы относительно легко и быстро переориентировать на вы­пуск мирной продукции, пользующейся широким спросом, пусть и не без ущерба для обороноспособности страны. Одна­ко Гайдар откровенно стремится даже не переориентировать, но просто уничтожить данную отрасль; не случайно именно здесь ожидаются наиболее массовые сокращения.

Итак, речь идет о стратегии сдерживания технологического развития России и разрушении основ последней защиты рус­ского народа — военной. Второй элемент негативного, русо­фобского оптимизма Гайдара связан с проектом распродажи природных и хозяйственных ресурсов России, иначе именуе­мым "привлечение иностранного капитала". Вот как об этом щебечет сам Гайдар: "Для нас жизненно важно как можно шире распахнуть двери перед зарубежными инвесторами. Опыт стран Восточной Европы показывает, что появление иностранного капитала и оживление с его помощью экономики одновременно обеспечивает и регулирование социальных кон­фликтов на последней стадии трансформации".

Опыт упомянутых стран Восточной Европы наиболее сжато выражен в настенных надписях, символах чешского недоволь­ства: "Коммунисты, вернитесь! Вам все простили!" Свет, про­лившийся на головокружительное, свершившееся по манове­нию чужой дирижерской палочки, обесценивание ресурсов, сил и энергии России, ясно дает понять, что "распахивание дверей перед зарубежными инвесторами" обернется на деле открытым призывом к небывалому грабежу и тотальному за­кабалению русского народа. И тогда, с помощью законов, за­щищающих иностранную собственность, действительно про­изойдет насильственное регулирование "социальных конфлик­тов". Иными словами, ограбленный и порабощенный русский народ лишится права досаждать администраторам нигилиз­ма, то есть своим формальным правителям, требованиями вы­полнить их лживые обещания. Отныне он будет иметь дело лишь с зарубежными или отечественными легальными и за­конными мафиозно-номенклатурными собственниками русской земли и русского неба, русской жизни и смерти. Реальность столь мрачной перспективы подтверждает и тот факт, что про­цесс отстранения русского народа от власти уже начался.

В ожидании самолета в Белград я смотрю сквозь стеклян­ные стены аэропорта Шереметьево, как на взлетной полосе приземляется военно-транспортный гигант неоготского закала. И слушаю Джуретича, все еще находящегося под впечатлени­ем твердых обещаний казачьих атаманов послать тысячи бой­цов на помощь сербам, с жаром поверяющего мне свою мечту: "Представь себе, как будет смотреться такое чудо, когда сядет возле Книна, а из его утробы, полные боевого азарта, устре­мятся крепкие, опаленные степными ветрами казаки! Как бы это подняли дух нашего народа!"

Я молча смотрю на стального гиганта, не решаясь открыть своему спутнику горькую правду: этот транспортный самолет принадлежит бундесверу и прибыл с грузом продовольствен­ной помощи для русского народа, подведенного правителями-русофобами к последней черте голода и нищеты.

Москва — Белград, февраль 1992 года

Драгош Калаич

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"