В День народного единства 4 ноября в Москве Общероссийский народный фронт собрал на марш "Мы едины" более 75 тысяч человек и в этом огромном людском море, поистине «мир тесен», я встретился с земляком из Луганска. Это был Михаил Иванович Курбацкий. Мы разговорились. Михаил Иванович рассказал о последних новостях из многострадальной Луганщины, о непрекращающихся артобстрелах городов Донбасса и о своем отце, Иване Петровиче, ветеране Великой Отечественной войны, который недавно умер. Не выдержало сердце седого ветерана, на излете преклонных лет своих он дожился до братоубийственной войны, хотя ставил цель встретить семидесятилетие Великой Победы и свой вековой юбилей, но гулкое эхо разрывов снарядов из юности встретилось с реальным минометным гулом старости, и рвануло сердце ветерана…
Михаил Иванович показал мне тоненькую красную тетрадь:
– Посмотри, здесь отцовские записи, может быть, пригодятся для какой публикации. Жалко выбрасывать, человек думал, осмысливал жизнь свою, о чем-то размышлял, переживал. Я прочитал и полночи рыдал, и стихи там, по-моему, хорошие.
Я бережно взял эту потрепанную тетрадочку и положил в сумку. Длинная колонна растянулись по перекрытой Тверской улице от столичной мэрии до станции метро «Пушкинская». Мы шли с Михаилом Ивановичем в этом скандирующем море людей, и я ощущал великое единение, исходящее из самой души человеческой, все-таки в нашем народе что-то проснулось, зашевелилась могучая сила русская, встрепенулась от богатырского сна невероятным патриотическим подъемом. И все это радует, слава Богу, мы вместе!
Мне не терпелось заглянуть в тетрадь, казалось, что я несу в сумке не просто тетрадочку с записями ветерана, а целую жизнь солдата Великой войны, который как и тысячи его сверстников уходят, в настоящее время, тихо и кротко, улетая в небесные дали. Вот так, наверное, когда-нибудь уйдет и последний солдат войны – незаметно для всех, неслышно, как неслышно падает в большом лесу последний осенний лист, и с ним уйдут поколения огненного века.
Почти семьдесят лет назад как закончилась Великая Отечественная война, но в памяти народной она еще долго будет жить не рубцующимся шрамом от того, что нет такой семьи в коей она злодейка не оставила бы свой кровавый след. Как долго мы будем помнить 9-мая 1945 года? Я думаю, что эта радость Победы и боль военных лет, пока существует человечество, будет жить в душе нашего народа вечно. Война вонзилась, практически на генетическом уровне, в сознание людей, и из поколения в поколение переходят отголоски ее огненной поступи, тревожат наши души.
Нам мальчишкам семидесятых повезло, мы застали полных сил еще ветеранов Великой войны и их скупые рассказы живут в памяти яркими страничками. Перелистывая их понимаешь, что нужно было спросить о большем, больше общаться с живыми свидетелями тех грандиозных событий. Но, увы! Время неумолимо летит вперед уходят солдаты, на чью долю выпала эта величайшая война и хочется крикнуть: люди ловите каждую минуту общения с героями огненных лет с теми, кто еще жив.
В моих руках живые воспоминания человека с трагической судьбой, он перенес на своих плечах, в сердце и душе такие испытания, что хватило бы на десяток, а то и сотни людских судеб. Трудное детство, голодные двадцатые, сталинские лагеря, одиночка, ссылка, угольные шахты, война, послевоенная разруха… И все это на долю одного человека Ивана Петровича Курбацкого.
Из красной тетрадки ветерана.
* Самое большое несчастье человека заключается в том, что он в отличие от всего живого, много времени и сил тратит на поиски того чего нет, что выдумано им самим – на поиски счастья.
* Кроме чистой анкеты и правельно сказанных слов – сущестует еще одна жесткая, но очень справедливая мера действительной стоимости человека – круговая оборона, разломанный на десять частей сухарь, общая махорка и мгновенный выбор между предательством и смертью...
* * *
Написать эту краткую историю своей жизни я задумал давно. Меня очень интересовало, кто мои близкие предки, откуда они? Кто, собственно, я, и зачем я? Начал писать только на шестьдесят девятом году жизни, после перенесенной тяжелой болезни, тридцать лет назад на заре горбачевской перестройки, теперь-то всем понятно к чему эта «перестройка» привела – к очередной боли и страданию нашего великого народа живущего в вечных исторических мучениях. Наш русский народ – народ страдалец, но видно так Богу угодно, в земных мучениях и страданиях крепнет и кристаллизуется душа человеческая, и путь этот велик, потому что – это наш праведный путь, и мы его должны пройти с честью…
Родился я в 1915 году, в селе Засулье, Сенчанской волости, Лохвинского уезда, Полтавской губернии. Мой дед по отцовской линии значился как сын реестрового казака Миргородского полка. Умер еще до начала двадцатого века.
Отец мой, по каким-то соображениям, жил и работал далеко от нас, в городе Николаеве на железной дороге мастером. Умер от тифа в 1919 году. Где похоронен, и кто его похоронил, мы не знаем. Дед по материнской линии родился в 1858 году, а умер в 1933 году. Я его хорошо помню.
Матери моей выпала трудная судьба, после смерти отца одна растила трех ребятишек. Самой старшей Анастасии было 9 лет, Ирине 6 лет, а мне 4 года.
Со смерти отца, я хорошо помню все важнейшие события в моей жизни. Детство было трудным и крепко голодным, но вспоминается как самая интересная и самая лучшая часть жизни. Речка и рыбалка, острова в роскошных цветах, камыш (спичаки), осенью груша лесная, орехи, кислицы и запах детства…
Осенью 1922 года пошел в школу и одновременно в пастушки. Учился шутя, – я умел читать с четырех лет. Пастушок получился из меня плохой, до сих пор не люблю быков за коими я ходил, отпасывая и оттаптывая свои босые ноги…
В 1930 году окончил семилетку и начал искать свою судьбу. Поступал в Сорочинский педтехникум – не приняли. Год работал в колхозе. В 1931 году поступал в Харьковский механический техникум – тоже не состоялось, не было общежития. В этом же году вместе с моей сестрой Анастасией перебрались в Донбасс к ее мужу, Григорию Ивановичу, учителю в селе Бугаевка Ворошиловградской области. С этого времени моя жизнь навсегда связана с Донбассом. Куда бы меня не бросала судьба, я всегда возвращался в наши донецкие степи.
Учился я в горпромучилище на шахтного электрослесаря, работал немного, а потом направили, по путевке, в техникум политпросвета в город Артемовск. Только в 1934 году я повзрослел и на меня стали смотреть как на личность. Учился отлично, был избран секретарем комитета комсомола. На этом закончился первый этап моей жизни.
* Не слаб человек, который может подчиняться другому. Слаб тот, кто к этому не способен…
* Человек знает, что он смертен, но он в это не верит.
* Страх величайшее завоевание животного мира, его преимущество перед миром растительным. Освобожденный полностью от страха индивидуум – должен погибнуть.
В 1936 году 16 апреля я был арестован. Поводом послужил донос моего сожителя по квартире о том, что я не уважительно высказывался о нашем вожде Сталине. К этому делу лихие евреи из госбезопасности, пририсовали еще выпуск листовок, памфлет, организацию и еще кучу какой-то мути. Три месяца в одиночке, потом суд наш «правый и справедливый», и поехал я в товарном вагоне по этапу на пять лет (с поражением в правах на 3 года).
Первый этап – Сиблаг, угольные шахты. Второй – Бамлаг вторые пути. На этих богом благословенных путях-дорогах я бродил около 4-х лет: путевым, слесарем, топографом и даже экономистом. Вот дела! Третий этап – прикаспийские лагеря. Железная дорога до Ирана…
Освободился ровно через 5 лет, день в день, и ровно за два месяца до начала войны. Снова Донбасс. Здесь образовалась моя семейная жизнь. Я женился на своей милой Татьяне, с которой пройду затем по всей жизни рука об руку. Мы эвакуировались в Казахстан, и до мобилизации в 1943 году работал главным бухгалтером в колхозе.
Война началась для меня с форсирования Днепра. Как там писал Александр Твардовский:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда...
Кому память, кому слава,
Кому темная вода…
Обошлось, слава Богу, но народу полегло, жуть! И пошли кровавые военные дороги: Корсунь-Шевченковский, Житомир, Броды, Львов, Сандомирский плацдарм, Модлин, Торунь, Бидгош, Данциг, Штетин, Бранденбург, Росток, Бад-Лоберан. Был командиром отделения минометчиков, связистом. Война окончилась. Имею награды.
И снова Донбасс – теперь уже навсегда, а может быть, навеки…
* Человеку, как и всему живому миру, с самого начала и до конца предрешена вечная и неумолимая борьба. Это уготовано самой природой. Всякий кто готовит или предрекает человечеству легкую жизнь без борьбы величайший лжец или невежда.
* Мы знаем, как начинается жизнь человека, как она протекает и как она кончается. Мы не знаем только одного: зачем она?
После войны еду в Харьковский горный институт поступать. Приняли. Две недели поучился и переселился на частную квартиру. Дома жена и сын Боря, послевоенная бедность… Пришлось бросить институт и так до конца жизни остаться со средним политическим, а впоследствии и горным образованием (в 1949 году экстерном закончил горный техникум).
Работал с 1945 года на шахте 2-бис нормировщиком, помощником главного инженера 10 лет, потом начальником планового отдела треста 14 лет и заместителем планового управления Луганскугля 6 лет. Активная жизнь окончена. Можно подводить итоги.
Вырастил троих сыновей: один – Боря техник толковый, другой – Игорь горный инженер, третий Миша – горный инженер. Вырастил красавиц сад. Награжден десятью правительственными наградами и двумя знаками Шахтерская слава. Вот примерно и все! Только стоит вопрос, зачем жил? Кому я нужен теперь? Зачем галопом промчался по жизни?
Я буду лежать в могиле один – так, в сущности, и живу один…
Прошу у всех прошения…
Нет, Иван Петрович, это все мы на коленях просим у вас, у вашего поколения, слезно просим прошения и гордимся, что мы жили рядом с вами, потому что именно такие люди творят историю человечества и являются связующими звеньями человеческого бытия. И только человек огромной души, в которой жила великая любовь ко всему живому на земле, мог написать такие проникновенные лирические строки.
* * *
Как часто лежу я без сна в темноте,
И все представляется мне –
Та светлая речка и елочки те
В далекой лесной стороне.
Как тихо, наверное, стало в лесу.
Раздетые сучья черны,
День убыл – темнеет в четвертом часу, –
Ни скрипа, ни шороха в доме пустом,
Он весь потемнел и намок.
Ступени завалены палым листом,
Висит заржавелый замок…
А гуси летят в темноте ледяной,
Тревожно и хрипло трубя…
Какое несчастье
Случилось со мной –
Я жизнь прожигал без тебя…
Слава на века всем живущим ветераном Великой войны и Вечная Память и Царствие Небесное всем павшим и умершим безвестным героям двадцатого века. Наверное, мы, неблагодарные потомки, в повседневной суете мало прислушивались к ним знающим жизнь из самого нутра, мало обращались к их мудрости. Они знали цену этой жизни, на их плечах выстоял и выстрадал двадцатый век, они знали цену мирному небу и колосящейся ниве, пению птиц и легкому дуновению утреннего, свежего ветерка, запахам леса и цветущей степи.
И теперь, когда мир разрывается в новом витке злобы, ненависти и боли, когда выросло новое поколение, для которых двадцатый век просто история, необходимо криком кричать: братцы, остановитесь, взгляните назад, вы стоите перед страшной бедой безрассудства людского, которое может привести к погибели всего живого на нашей земле.
Вот такой урок преподала мне тоненькая, красная тетрадочка простого труженика, шахтера Ивана Петровича Курбацкого совсем чуть-чуть не дожившего до своего столетнего юбилея и семидесятилетия Великой Победы.
Владимир Казмин (Луганск)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
