– Юрий?!.. Алло! Это Юрий?.. Здраво!.. Я сам Веселин… Веселин Джуретич, профессор, историчар из Београда… Ваш телефонский номер дала мне секретарица од Савеза книжевника Русие. Примите мой срдачный поздрав!.. Я сам видео вечерас грандиозну трансляцию московске телевизие – отворенье Международног Фонда славенской письменности и культуре… Победа!.. Ово е велика победа всего православног словенства!.. Сьяйно!... Слушайте, сьяйно! Я сам всьо видео и слушао – академика Никиту Толстоя, митрополита Питирима, Эдуарда Володина… архимандрита Иннокентия, нашег Радмила Мароевича, вас, Юрий… Я сам у Москви данас и хочу да видим вас и поздравим… Завтра? Одлично!.. У Савезу книжевника?.. Разумем! Метро Парк культуры?.. Комсомольский проспект, 13?.. Обавезно! До видженья!..
Нет, поразительно всё же. Более четверти века минуло, а эта горячая, клочьями лавы хлещущая из телефонной трубки речь до сих пор звенит у меня в ушах. Ну, Веселин! Ну, темперамент! Обрыскай всю Сербию – не сыщешь подобия Веселину. Это как же он говорит?! Таким, как он, похоже, совсем некогда зубрить грамматические правила! Зато его дикая русско-сербская речь несётся, не спотыкаясь… Подумаешь, ошибки! Главное, чтобы между нами была прямота и ясность. Сердце не варвар, оно не ошибается. Вперёд, напред!.. Победа!
Его рокочущая гортань, кажется, способна разносить весть о победе не то что из комнаты в другую или с этажа на этаж. Нет! – с горы на соседнюю гору, из страны в страну… Я не успеваю по высоким пролётам лестницы подняться в кабинет, где условились встретиться, а его счастливый смех, подобный ржанию коня, уже летит навстречу по длинному коридору. Распахиваю дверь. Да тут целое сборище будто с ума посходивших славянофилов! Вот-вот закружатся в бешеном сербском коло… Тот же Эдуард Володин, те же Серёжа Лыкошин, Юра Юшкин, полковник Куличкин... А посредине? Так и есть – это он, Джуретич! Полюбуйтесь, на Веселина: клювастый орлий нос, пронзительные угли глаз из-под нависших густых бровей; лоб, стремительно летящий к переносью. Плотен, коренаст, будто сосна на ветрах, вросшая в скальные жилы.
– Ну, здраво, Веселин!.. Точно, победа?
– Тачно! Тако е, Юрий, победа!.. Сьяйно!
И тут же переходим на «ты».
И тут же, как матёрый виночерпий, он вынимает из-за мощной своей спины тяжёлую бутыль монастырской препеченицы, быстро и твёрдо отмеряет каждому по доброму глотку.
– За нашу победу!– философическим баритоном уточняет Эдуард.
– Живели! – восклицает Веселин.
Я уже слышал это сербское приветствие и объясняю замершим от удивления друзьям:
– Живели – значит: да будем жить и здравствовать. Но, видите, у Веселина получается куда короче, сильнее: живели!
***
Да, в те предмайские дни мы жили чувством, что славянская победа, как и в 45-м, снова оборачивает к стране свой растроганный лик. Только что партия и правительство, будто расщедрившись, позволили Русской Православной церкви необычно широко отпраздновать 1000-летие Крещения Руси, и приурочить к этому событию сразу несколько канонизаций: в сонм русских святых вошли одновременно и благоверный князь Димитрий Донской, и преподобные Андрей Рублёв, Максим Грек, Паисий Величковский, Амвросий Оптинский, и блаженная Ксения Петебургская, и святители – митрополит Московский Макарий, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник… И только что учреждён в Советском Союзе Международный фонд славянской письменности и культуры, а председателем его избран академик Никита Толстой… И только что собрался Координационный совет такой долгожданной «Русской энциклопедии» – во главе с академиком Олегом Трубачёвым… И только что, – добавляет Лыкошин, – сдан в набор 16-й выпуск альманаха «Прометей», целиком посвящённый Тысячелетию русской книжности, и такого великолепного издания не только в «Молодой гвардии», во всём Союзе ещё не было!..
Да у нас теперь тут каждый месяц, каждую неделю происходит нечто такое, чего ещё не было, от роду не бывало. И мы готовы немедленно пригласить своего восторженного белградского гостя – на одну, на другую встречу, на выставку, на показ фильмов… Сергей Лыкошин достаёт только что привезенную из типографии пачку приглашений в Колонный зал. Там, в Колонном, 1 июня должен пройти торжественный вечер, посвященный 600-летию со дня кончины Димитрия Донского, отныне святого, благоверного князя. И наш Краснознамённый хор Советской Армии прибудет всем составом, чтобы исполнить «Вставай, страна огромная»…
– О, сьяйно! – восклицает Веселин. – И ово е победа – ваша и наша велика победа!.. Жао ми, я прекосутра отичу у Београд… Али, драги мои приятели, обавезно видечу вас – и у Москви или код нас, у Србии… Живели!
А в сентябре того же года Джуретич отыскивает меня уже в Белграде, куда я привёз на Международную конференцию в Дни Вука Караджича своё выступление, связанное с темой Косовской битвы. Всё это замечательно, считает Веселин, но нам с ним непременно надо побывать ещё в двух-трёх местах. И, прежде всего, – на встрече сербских интеллектуалов – историков, писателей, публицистов. Она состоится на Французской, 7, в Клубе писателей. Всё сейчас, – торопится объяснить Веселин, – раскалено добела! Вопрос, по поводу которого устраивается встреча, более не терпит отсрочки!.. Речь идёт об исторической судьбе больших анклавов исконно сербского населения, того, что веками обитало в землях, захваченных Австро-Венгрией. В нынешней после-титовской Югославии сербы из этих областей всё больше чувствуют себя изгоями. Слоган Броза «Братство-единство» оказался фиговым листком. Изо дня в день на местах растут притеснения со стороны националистически настроенных республиканских властей. Сербы Хорватии, Боснии, Герцеговины нуждаются в немедленной духовной поддержке…
В переполненный гудящий зал Клуба писателей он буквально втискивает меня. Сидеть негде, стоять тоже негде. Кое-как прислоняемся к стене, справа от входа. Окна настежь, но всё равно жарко, душно, будто с минуты на минуту накатит гроза. Звучат ещё невнятные мне пока имена: Краина… Срем… Осиек… Баранья… Их не произносят, их выкрикивают, бросают, как головешки. Чаще других слышу: Косово… Воеводина… Зачем Тито дал им автономию?.. Тем самым он открыл им прямой путь к отделению от Сербской республики…
От первых рядов – голоса:
– Где си, Джурэтичу?.. Молим!
С великим трудом Веселин пробирается к трибуне. Глаза-угли вспыхивают из-под чёрных, как тучи, бровей.
– Брачо! Срби!.. то су наши страдници, наша вэлика породица, како оставимо их у беди?..
– Нэмогучно, Джурэтичу! – жарко поддерживает его зал.
***
А на утро Веселин назначает место встречи в другой, ещё неизвестной мне части города, овеваемой свежим терпким ветром осени. И он сам сегодня какой-то другой: тихий, торжественный.
– Юрий, хочу да покажем тэби нэшто… Хайдэмо на наш Врачар.
Неспешным паломническим шагом поднимаемся по тротуару на высокий холм. И тут уже без слов становится внятно, где оно сегодня звучит отчётливей всего – биение сердца древнего града. Над стенами беспорядочно сгрудившихся рабочих подсобок светлым облаком вспухает, будто с каждым мигом выше воздымается небывалых объёмов храм-памятник. Вот какое диво посвящает Сербия своему небесному покровителю!
– Как я благодарен тебе, Веселин, что привёл сюда!
Но свои впечатления тех минут мне, пожалуй, не пересказать сегодня проще и непосредственней, чем сделал это вскоре же, по возвращении домой, написав для «Литературной России» статью под названием «Глаза боятся, а руки делают». Начал я её с краткого рассмотрения доводов, достаточно громко звучавших в те дни в российском обществе, на тему о ненужности, неуместности или, по крайней мере, несвоевременности даже поднимать сам вопрос о ... восстановлении в Москве Храма Христа Спасителя. Причём, среди «скептиков», как ни странно, чуть ли не громче иных звучали как раз голоса людей, истово верующих. Статья моя имела у нас в стране, как представляется, некоторые, причём, вовсе не маловажные последствия. Приведу здесь из неё лишь ту часть, что касалась посещения белградской стройки.
Итак: «Солнечным утром вдвоем с моим приятелем, известным сербским историком Веселином Джуретичем, подошли к подножию Врачарского холма. Врачар – место в Белграде особое, отмеченное судьбой. В XVII веке османами-завоевателями были здесь сожжены мощи великого сына Сербии – святителя Саввы. А в конце прошлого столетия, по народному волеизъявлению, решили соорудить на вершине холма новый дом Савве – грандиозный храм-памятник, равного которому по размерам еще не было ни в стране, ни вообще на Балканах. Строительство поневоле растягивалось на десятилетия. Особенно помешала вторая мировая война. При гитлеровской оккупации на стройплощадке размещались гаражи. Под хозяйственные нужды использовалась она и в послевоенное время – вплоть до 1985 года. Именно тогда правительство наконец вернуло холм церкви и разрешило возобновить строительные работы. Их возглавил архитектор Бранко Пешич, имя которого сегодня знают и сербские дети.
Может быть, глагол «возобновить» не самый здесь удачный. На тот день каменная кладка стен поднималась на высоту всего от 7 до12 метров. Бранко Пешич попросил благословения на свои труды у главы Сербской православной церкви патриарха Германа. 12 мая 1985 года «в стенах» храма при громадном стечении народа состоялась торжественная литургия. Патриарх же благословил и новый проект – Пешич решил работать на совершенно иной, чем первоначальная, технической основе: строить с помощью бетонных конструкций. Такое решение обеспечило прежде всего ошеломительный выигрыш во времени. Достаточно сказать, что сегодня все стены уже подняты на проектную высоту и колоссальный по размерам центральный сферический купол увенчал здание. А ведь храм не девять метров превышает «чудо света» – знаменитую константинопольскую Софию. В праздничные дни в стенах Святого Саввы одновременно сможет разместиться до 50 тысяч человек.
Бранко Пешич любезно согласился провести нас внутрь здания. Впечатление от вытесняющих друг друга массивности и воздушности, казалось, доведет меня до головокружения. Где-то на недосягаемой подкупольной высоте, будто спичка, вспыхивал огонек электросварки.
– В этом году, – объяснил Пешич, – закончим все основные строительные работы. В следующем, 1990-м, будем облицовывать мрамором наружные и внутренние стены, водружать колокола и кресты на боковые купола (оглавный крест уже парит над Белградом). И еще два года займет последняя, четвертая фаза работ: обустройство всех многочисленных интерьеров, в том числе создание иконостаса и мозаик.
– Бранко, а достанет ли денег на все это? – спросил я.
– Нам помогает вся Сербия. И сербы, живущие в рассеянии по всему свету. Нам хватит денег.
А ведь Сербия, подумал я про себя, вряд ли богаче, чем Россия. И сербское зарубежье вряд ли богаче, чем русское.
– Бранко, – попросил я. – У меня есть с собой свечка из русской церкви. Нельзя ли ее тут сейчас зажечь?
– Конечно. Я зажгу ее у святого Саввы.
И он пошел к алтарю, к неглубокой нише, в которой с самого начала работ стоит единственная пока на весь пустой храм икона.
– Спасибо, дорогой Бранко, – сказал я, когда он вернулся. – Я привез вам номер «Литературной России» со статьей о нашем Храме Христа Спасителя. Речь идет о его восстановлении. И ваш пример, ваш опыт – дли нас большая поддержка. Так что, когда вы закончите здесь все работы, не удивляйтесь, если вам поступит приглашение из Москвы.
По-моему, он не воспринял мои слова как комплимент или шутку.
– Это очень хорошо, – сказал Бранко Пешич. – Бог в помощь в таком деле. («Литературная Россия». 24 ноября1989 г. № 47 (1399).
***
Не знаю, в каких именно коридорах власти в конце 80-х – начале 90-х окончательно решался вопрос о восстановлении Храма Христа Спасителя. Вполне допускаю, что сведения о строительной новации белградского архитектора, причём. сведения куда более подробные, чем в газетной зарисовке, могли поступить в Москву своими, сугубо корпоративными путями. Но всё-таки обнародование этих сведений, причём в сопровождении двух фотоснимков – достраиваемого собора Саввы Сербского на Врачаре и Храма Христа Спасителя до его уничтожения – состоялось. И обнародовала их именно «Литературная Россия» Эрнста Сафонова – одна из самых тогда читаемых газет страны, и читаемых не только в писательских или окололитературных кругах. Кстати, внедрённая дерзким Бранко Пешичем «эстетика бетонных блоков» многих защитников древней кирпичной кладки возмущала, догадываюсь, и у него на родине. Но событие состоялось. Вернее же, два события: одно – в Белграде, и второе, спустя несколько лет, – в Москве.
Мы потом с Веселином о своём хождении на Врачар, отвлекаемые новыми горячими совместными «сюжетами», как-то вслух больше и не вспомнили. Но, почему-то думаю, всякий раз, когда он навещает Москву и видит, хотя бы издали золотые купола восставшего из небытия великого Храма, мой друг шепчет про себя: «Сьяйно… Победа!»
2015
Юрий Лощиц
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"