Глаза боятся, а руки делают

Это было 30 лет назад

«Откуда взять такие деньги? Да и строить никто сейчас так не умеет... При наших темпах строительство растянется ми­нимум лет на пятьдесят... А кирпич, а раствор? У нас нету теперь ни такого кирпича, ни такого раствора... И еще: тысячи церквей разорены, вот-вот развалятся, а вы что затеваете?..» – Кто из нас не слышал (или сам не при­водил) подобных доводов против идеи вос­становления Храма Христа Спасителя? И все же при всей их видимой трезвости и рассудительности доводы эти диктуют нам когда робость, когда лень, когда от­чаяние, что, как известно, хуже самой смерти, а когда и лукавство.

Начать с того, что на Руси еще ничего путного не воздвигалось от великой сы­тости и от избыточной деньги. Деньга, по­нятно, штука подлая. Так и сяк вертит она человеком, пока он перед ней рабо­лепствует. Он за ней – она от него. Но лишь он научится ее презирать, деньга начинает заискивать, лезет к нему кумиться. Эту подлую, лебезящую мистику деньги хорошо раскусила русская сказ­ка; богатство достается не тому, кто его алчет со скрежетом зубовным, атому, кто его в грош не ставит.

Ждать, покуда появятся для нужного де­ла «такие деньги», можно еще тысячу лет, аони все равно не появятся. Триллионы проедятся и рассеются по ветру, улетят со свистом в сторону Плутона и Мерку­рия. Надо строить по благодати, а не по финансовому закону и расчету. Тогда притечет в свой черед и деньга, никуда не денется.

Насчет неумения строить. Конечно, если делать это, извиняюсь, «по-советски», то есть долго-строить, тяп-ляп-строить, то лучше и не приниматься. Стро­ить надо быстро, ловко, прочно, взрывонеподдаваемо. как умели и во времена киевской Софии, и во времена Ивана Великого, и во времена Исаакия (тоже ведь на фоне наших темпов быстро-строй).

На отсутствии у нас нужного покачеству кирпича и раствора не хотелось бы и останавливать­ся. Затем, что довод сей очень уж ленив. Подай, мол, то, не знаю чего... Нужда научит работать с качественным материалом, а не с кирпи­чом, который превращается в пыль, еще, так сказать, «не выехамши» с завода-по­ставщика.

Не много ли шучу? На это так отвечу: строительство – дело веселое, радостное. Душевное веселье, радость сердечная ви­дятся мне во всем добром, что у нас наземле построено было заметного и заме­чательного, будь то архангельский пяти­стенок или Василий Блаженный. Кстати, когда смотришь на кадры кинохроники, запечатлевшей Храм Христа Спасителя накануне взрыва, становится ясно, что это светлое ликование стен и куполов также не могло быть сотворено людьми, кото­рые не умеют радоваться и веселиться в духе. Когда же людям бывает скучно и неинтересно строить, то и появляются в Москве мрачный саркофаг «Националя» или клыкастый зевок Нового Арбата.

Но все же как обойти невеселый – не, в бровь, а в глаз – довод о тысячах церк­вей, сиротствующих по лону русской земли? Ведь нужна поистине целая армия реставраторов-строителей и громадные суммы денег, если мы не хотим потерять все это в течение одного-двух десятиле­тий. Вправе ли мы строить заново Храм Христа Спасителя, жертвуя при этом тысячами еще существующих церковных и монастырских зданий? Оправдает ли нас подобное «спасение» перед потомками, которые вырастут на сельских пустырях, у заросших лебедой руин? Не пустим ли всему миру политическую пыль в глаза, украсив Москву грандиозным новоделом, в чьей громадной тени под шумок уйдут в небытие церковные силуэты целой стра­ны?

Да, такая опасность вовсе не шуточна. И все же довод, на ней основанный, не бесспорен. Ведь эти тысячи беспризор­ных, полуразрушенных церквей не будут разрушаться медленней оттого, что народ не начнет восстанавливать Храм Христа Спасителя. Пока люди живут и действу­ют, что называется, без царя в голове, они будут метаться от церкви к церкви, подпирать то там, то здесь стены, латать крыши, лезть в долги и в итоге – нигде и ни в чем не успевать. Это, похоже, то же самое, что укреплять забор свежим шта­кетником, забыв заменить вначале под­гнившие угловые столбы – авось и без опор, на одних штакетинах удержится.

В деле невиданной по масштабам вос­становительной работы необходима стерж­невая идея-символ, центральная мысль. Этой стержневой идеей-символом в на­шем случае может быть только задача спасения всего Русского Неба, всего церковного горизонта России, над кото­рым вырастут вновь пять куполов Мо­сковского Христова Дома. Спасать и вос­станавливать нужно не то или другое на выбор, а то и другое вместе, осознав всю полноту и неотвратимость задачи, не упуская из виду ни подробности, ни глав­ное, стержневое.

Не утопична ли такая задача?

Вопрос тоже уместный: нам ли не знать, какими уродливыми последствиями разрешались геополитические и геохозяй­ственные мечтания, заквашенные на со­циальной маниловщине? Не витает ли ро­зовое облако маниловщины и над пресло­вутым бассейном у Кропоткинских ворот?

У нас ведь сотни тысяч людей не защи­щены пока от последствий Чернобыля. V нас погибают на глазах великие реки. У нас химией заражены целые области, даже республики. У нас переполнены детские приюты и интернаты для умственно от­сталых детей. Миллионы людей у нас жи­вут в убогой тесноте, в режиме вынуж­денного вегетарианства. У нас громадные долги. У нас целые своры подпольных хищников, которые скорей дадут миллион на публичный дом, чем рубль на храм. У нас нищая церковь-побирушка, живущая на старушкину лепту. И замусорен­ные по уши города при самодо­вольных градоначальниках – тоже у нас. И воровство с ложью – тоже наше роди­мое добро, и его хоть отбавляй – снизу, сверху и с любого боку. К тому же нам не доверяют, нас боятся, нас на любом шагу норовят объегорить любезный передовой Запад и улыбистый Восток. А иным, вишь ты, фана­там не терпится поскорей восстановить Храм на месте общественной купальни! Впрочем, ничего-то они не восстановят. А если даже соберут деньги, то их быст­ренько разворуют строители, они теперь на это великие мастера...

Да, такое приходится слышать чуть не каждый день. Общество наше поневоле возлюбило свою боль. Его приучили вни­мать страхам. Кажется, если завтрашний день окажется невозмутимо солнечным и не запятнают его ни одно убийство, ни од­на катастрофа, ни один политический скандал, то многие просто возопят: «Это – дезинформация! Опять они от нас скрывают!.» Словом, общество как будто готовят к тому, чтобы заживо укладываться в гроб.

Как достойнее вести себя под таким на­пором?

Да просто отойти от скользкой тран­шеи, вырытой то ли для укладки громад­ных труб, то ли для нас с вами. Вспом­нить о том, что русские люди во все не­выносимые времена искали и находили утоление своих печалей в одном-единственном месте – в церковном доме. В труде молитвы. И просто в любом достой­ном человека труде, приносящем в мир хоть немного радости и устойчивости. Да только ли русские?..

В начале нынешней осени оказался я в югославской столице. Солнечным утром вдвоем с моим приятелем, известным сербским историком Веселином Джуретичем, подошли к под­ножию Врачарского холма. Врачар – ме­сто в Белграде особое, отмеченное судь­бой. В XVII веке османами-завоевателя­ми были здесь сожжены мощи великого сына Сербии – святителя Саввы. А в кон­це прошлого столетия, по народному во­леизъявлению, решили соорудить на вер­шине холма новый дом Савве – гранди­озный храм-памятник, равного которому по размерам еще не было ни в стране, ни вообще на Балканах. Строительство поневоле растягивалось на десятилетия. Осо­бенно помешала вторая мировая война. При гитлеровской оккупации на строй­площадке размещались гаражи. Под хо­зяйственные нужды использовалась она и в послевоенное время – вплоть до 1985 года. Именно тогда правительство наконец вернуло холм церкви и разреши­ло возобновить строительные ра­боты. Их возглавил архитектор Бранко Пешич, имя которого се­годня знают и сербские дети.

Может быть, глагол «возобно­вить» не самый здесь удачный. На тот день каменная кладка стен поднималась на высоту все­го от 7 до12 метров. Бранко Пе­шич попросил благословения на свои труды у главы Сербской православной церкви патриарха Германа. 12 мая 1985 года «в стенах» храма при громадном стечении народа состоялась тор­жественная литургия. Патриарх же благословил и новый проект – Пешич решил работать на совер­шенно иной, чем первоначальная, технической основе: строить с помощью бетонных конструкций. Такое ре­шение обеспечило прежде всего ошеломительный выигрыш во времени. Достаточно сказать, что сегодня все стены уже под­няты на проектную высоту и колоссальный по размерам центральный сферичес­кий купол увенчал здание. А ведь храм не девять метров превышает «чудо света» – знаменитую константинопольскую Софию. В праздничные дни в стенах Святого Саввы одновременно сможет разместиться до 50 тысяч человек.

Бранко Пешич любезно согласился про­вести нас внутрь здания. Впечатление от вытесняющих друг друга массивности и воздушности, казалось, доведет меня до головокружения. Где-то на недосягаемой подкупольной высоте, будто спичка, вспы­хивал огонек электросварки.

– В этом го­ду, объяснил Пешич, – закончим все основ­ные строительные работы. В следующем, 1990-м, будем облицовывать мрамором на­ружные и внутренние стены, водружать колокола и кресты на боковые купола (оглавный крест уже парит над Белградом). И еще два года займет последняя, четвер­тая фаза работ: обустройство всех много­численных интерьеров, в том числе созда­ние иконостаса и мозаик.

– Бранко, а достанет ли денег на все это? – спросил я,

– Нам помогает вся Сербия. И сербы, живущие в рассеянии по всему свету. Нам хватит денег.

А ведь Сербия, подумал я про себя, вряд ли богаче, чем Россия. И сербское зарубежье вряд ли богаче, чем русское.

– Бранко, – попросил я. – У меня есть с собой свечка из русской церкви. Нельзя ли ее тут сейчас зажечь?

– Конечно. Я зажгу ее у святого Сав­вы.

И он пошел к алтарю, к неглубокой ни­ше, в которой с самого начала работ сто­ит единственная пока на весь пустой храм икона.

– Спасибо, дорогой Бранко, – сказал я, когда он вернулся. – Я привез вам номер «Литературной России» со статьей о нашем Храме Христа Спасителя. Речь идет о его восстановлении. И ваш пример, ваш опыт – дли нас большая поддержка. Так что, когда вы закончите здесь все работы, не удивляйтесь, если вам поступит пригла­шение из Москвы.

По-моему, он не воспринял мои слова как комплимент или шутку.

– Это очень хорошо, – сказал Бранко Пешич. – Бог в помощь в таком деле.

* «Литературная Россия». 24 ноября 1989 г. № 47 (1399)

Юрий Лощиц

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"