Вчера в Приштине более ста тысяч албанцев при «мирной демонстрации» совершили «похороны насилия», т.е. похороны Югославии. За открытым гробом, по мусульманскому обычаю, шла колонна веселых, возбужденных албанцев с криками: «Косово – республика!»… Албанцы-первоборцы по разрушению Югославии то, что начали преждевременно в 1971 году, заканчивают своевременно, в 1991 году. На «похоронах Югославии» югославская полиция и армия не произвели ни единого выстрела. Даже дубинками ее не защищали. Ведь это были «мирные демонстрации».
А Стане Бровет, заместитель союзного секретаря по вопросам народной обороны, сообщает, что с августа 1990 года Словения и Хорватия нелегально ввозят оружие для своих вооруженных сил, для войны. Хорватия ввезла 10 000 автоматов. Словения заказала 50 000 автоматов. Почему разведывательные службы армии и государства на протяжении года всего лишь наблюдали, как вооружаются сепаратисты? Эти сведения они скрывали от Генерального штаба и руководства государства или же скрывали от себя и от народа? Почему молчал генерал Кадиевич? Почему молчали председатель правительства Анте Маркович и его министры, среди которых и значительное число сербов?
Мусульмане и хорваты в БиГ хотят независимости Боснии. Хорваты Боснии хотят объединения с Хорватией. Только сербы Боснии хотят Югославии.
А Югославия ведет таможенную войну со Словенией! То есть Сербия ведет таможенную войну со Словенией. Малоумная сербская реакция на словенскую эксплуатацию. Необдуманный радикализм сербских властей и Слободана Милошевича. Таможенная война легко переходит в тотальную войну.
Народ раздражен сообщениями о том, что Хорватия и Словения тайно вооружаются. За эту государственную измену никто не несет ответственности. Управление государственной безопасности преследует оппозицию из-за «вербального деликта», а грузовики, полные пулеметов, минометов и боеприпасов, свободно пересекая границу, прибывали в Хорватию и Словению. Для них не существовало таможни. Титова Югославия разрушила Титову Югославию.
15 июня 1991 года
Делегации Словении и Хорватии на встрече в Любляне приняли решение, что 26 июня провозгласят независимость и суверенитет своих республик.
Президиум СФРЮ, выдуманный Тито и Карделем, готовит заседание с повесткой дня: «Отделение!» И после Тито – Тито! Так ему обещали, когда вынуждены были поверить, что он умер.
Белград бурлит. Гражданская война неизбежна. Я весь день веду переговоры с друзьями: что делать? Смеем ли мы всего лишь читать газеты и слушать, что скажут по радио да по телевидению? Разве не можем ничего больше сделать? Жика, Михиз и Павле 1 предлагают какие-то «сербские действия ради сербского государства». Луле 2 , который воевал и против усташей, огорчен современным усташством Хорватии.
24июня 1991 года
Сегодня ночью звонил Радован Караджич, чтобы похвалиться собором в Невесенье, на котором помирились четники и партизаны. Он там выступал от имени Сербской демократической партии и провозгласил конец всем разделениям сербов в Герцеговине и Боснии. Решительно высказался за сохранение Югославии и Боснии и Герцеговины в Югославии. Противопоставился хорватскому сепаратизму и мусульманскому гегемонизму.
Радован – одаренный и мужественный политик. Врач и поэт, страстный борец за национальные права. В боснийских условиях это лучший человек своего поколения. Он объединил ярких людей: Никола Колевич, Биляна Плавшич, Алекса Буха, Момчило Краишник… С ним также Милорад Экмечич, Словко Леовац, Мирослав Тохоль, Воислав Максимович… Мои бывшие друзья-коммунисты онемели; с крахом коммунистической идеологии разрушен также их этос. Новые люди возглавляют сербский народ.
Югославия перед окончательным распадом. Страх и отчаяние охватили людей. Разочарование и злость по отношению к словенцам и хорватам. История летит в пропасть неизвестности. В тишине слышны какие-то глухие раскаты. Каждый час приносит новые события. Должно произойти что-то значительное. Есть ли в Сербии умные и мужественные люди? Что это с нами случилось? – спрашиваем мы себя, и не находим ответа. Или же не смеем его вслух произнести. Настолько нам стыдно из-за своих идеологических и национальных заблуждений. Друзья наваливаются на меня с требованиями, чтобы я предпринял нечто. Академики давят на меня, чтобы я пошел к Милошевичу и передал ему, что Академия недовольна государственной политикой. А что я ему предложу? Прежде совершенные ошибки невозможно исправить. Мы опоздали, ужасно опоздали!
26 июня 1991 года
Хорватия и Словения провозгласили независимость. Покидают все
югославские политические структуры. Невероятное единство! В словенском Парламенте 180 депутатов голосовало за отделение, только 2 голоса было против и 12 – воздержалось. Подобно и в хорватском Соборе. Кончено с нашей Югославией! За что погибло почти два миллиона сербов? Зачем мы в 1915 году отвергли Лондонский договор, который нам гарантировал государство с сербскими этническими территориями и Адриатическое море до Сплита? Почему усташский геноцид нас не образумил? Зачем несколько тысяч партизан, в основном сербов, гибло, когда занимали Истру и Трст? Зачем почти тридцать тысяч сербских юношей погибло в Среме при освобождении Хорватии и Словении? Почему словенцы четыре десятилетия эксплуатировали Сербию? Отчего мы подчинились Тито, Карделю, Бакаричу, Доланцу? Обе мировые войны мы проиграли! Что будет с сербским народом в Хорватии? Перебьют его усташи! А завтра Алия Изетбегович отделит еще Боснию и Герцеговину.
У меня непрестанно звонит телефон: «Ты слышал?». И злость, ругательства. «Что-то должны предпринять мы, сербы», – кричат мне Таса 3 , Луле и Любомир Тадич. «Мы не смеем больше отдавать свою судьбу на волю неприятелей!» – кричит Жика Стойкович, ругая коммунистов и Милошевича.
Я решаю просить приема у президента Сербии, Слободана Милошевича.
Милошевич принял меня без отлагательств. Я поражен его собранностью, как будто ничего особого не происходит. Это храбрость или он не осознает сути происходящего? Или, может, имеет некие сведения, которых я не знаю?
Я ему сразу сказал:
«Югославии больше нет. Что делать?»
«Как это нет Югославии?»
«Югославия, Слободан, трехчленное государственное сообщество. Два члена – Хорватия и Словения – вышли. Осталась одна Сербия. А то, что мы, коммунисты, произвели еще несколько наций, – это наша проблема. Государство, созданное объединением сербов, хорватов и словенцев, больше не существует».
«Для нас существует. Существует для Сербии, Черногории, Боснии – для всего сербского народа существует. И мы от Югославии не отрекаемся. А кто не с нами, счастливого пути ему!»
“Мы должны выработать концепцию новой национальной политики. Для нас начинается новая историческая эпоха”.
“Пусть они принимают какие угодно декларации – все это коту под хвост! Европа и Америка не признáют их государства. Им деваться некуда. Я имею сведения, что и немцы решительно против их самостоятельности. Никто в мире сейчас не поддерживает национализм и сепаратизм”.
И так далее... Мы со Слободаном Милошевичем не нашли взаимопонимания. Он уверен в возможности сохранить Югославию и готов сражаться за это. Я же от этой его самоуверенности был в замешательстве. Понимаю: он меня воспринял как слабака и пессимиста. Ни одно из моих предложений не принял во внимание.
Я возвращался домой разочарованным и обеспокоенным. Возможно, этот человек видит нечто, чего я не вижу? Опять я попал в расщеп. Нет! Всем существом своим чувствую: разрушено государство, за которое сербский народ, учитывая балканские войны, девять лет воевал и ошибочно верил, что это его отечество. С нынешнего дня мы живем в ином мире. А что будет завтра?
Божица меня встретила вестью, что Союзное Исполнительное Вече не признает отделения Словении. А это означает войну. Гражданскую войну, в которой нас, сербов, сочтут захватчиками и борцами против народа, имеющего по конституции право на самоопределение и свою государственность.
Сербская автономная область Краина, по соообщениям телевидения, остается в Югославии с Сербией, Черногорией, Боснией и Герцеговиной. Потребована автономия для Славонии, Бараньи и Западного Срема. Сербы в Хорватии отделяются от усташской и туджмановской Хорватии. Какая ужасная война будет!
Подал голос и Ибрагим Ругова: от КЕБС-а требует признания республики Косово. Конечно. Пришло время албанцам воткнуть нож в бок Сербии. Они делают то, о чем я, защищая югославянство и Югославию от словенского сепаратизма, осенью 1961 года говорил членам редакции журнала “Содобност” на квартире Душана Пирьевца в полемике о югославянстве и словенском национализме. Словенская служба безопасности записала наш разговор и представила обвинения против меня Александру Ранковичу, который меня вызывал на “товарищеский разговор” и укорял за сомнения в албанцах и за мнение, что они воткнут нож нам в бок.
3 июля 1991 года
Произошло историческое событие: сербские женщины восстали против
войны за Югославию! Сербки, матери солдат Югославской народной армии, прорвались в Скупщину Сербии, захватили трибуну и кричали: «Верните нам сыновей! Предательство! Предательство!»
Обнаруживается, действительно, новое историческое явление: солдаты – дети! А дети не должны гибнуть ни в какой войне за государственные и национальные интересы. И матери-сербки провозгласили конец Югославии. Женщины прервали заседание Скупщины.
Родители солдат, воинские части которых находятся в Словении и Хорватии, собираются перед зданием Генерального штаба и требуют, чтобы их сыновей вернули в Сербию. Они не готовы жертвовать сыновей за Югославию. Юноши, являющиеся сыновьями богатых и влиятельных родителей, в страхе перед мобилизацией уезжают за границу.
А в «Политике» – статья под заголовком «Защита Республики готова». К чему она готова? Народ разделяется. Большая часть сербского народа не готова защищать Югославию, а также и сербов в Хорватии. Сильны антивоенные настроения. Сильны и военные: чтобы сохранить Югославию и защитить сербов вне Сербии. Разделяемся опять.
В Словении, говорят, идет настоящая война. Не верю, что это жестокие бои, как пишут в газетах. В Загребе вооруженные хорваты напали на казарму ЮНА. Подожжен танк.
Генеральный штаб ЮНА и Президиум СФР Югославии ведут себя «по-югославски». Абсурдно! Прежней югославской легитимности больше не существует.
Европа разделяется. Германия и Австрия встают за Словению и Хорватию. Традиционно. И демократическая, объединенная Германия чтит союзников, солдат Вильгельма и Гитлера. Германия не изменяет своей традиции, основанной на « Drang nach О sten ». Великая Германия и ее ближайшая родственница Австрия через поддержку Словении и Хорватии закрепляют свои победы, которых добились в мирное время после Второй мировой войны и которые обеспечены развалом Советского Союза. Германия и Австрия – гаранты победы Словении и Хорватии в борьбе за создание самостоятельных государств.
Что делать Сербии? Как отречься от четверти своего народа и оставить его на произвол усташам в Хорватии и исламистам в Боснии? Как сохраниться всей национальной общности, когда мы в одиночестве перед несправедливостью и Европой? Судьбоносное испытание для Сербии и всего сербского народа.
Демонстрации в Белграде с лозунгами Сербского движения обновления: «Красная банда!» «Слоба, уходи!», «Хотим короля!» «Восстала Сербия». Разносятся четнические песни: «От Тополы и до Равной Горы всюду стражи генерала Дражи…» Сербское движение обновления под руководством Вука Драшковича пропагандирует военный антикоммунизм и классическую контрреволюцию. Дух четнический, с воинственными символами, распространяется по улицам Белграда и напоминает мне оккупацию.
(…) На мотивах той фатальной гражданской войны в Сербии, ужасаясь злодеяниям, совершенным моими сверстниками, для очищения своего и национального, я написал роман «Разделения». Я верил, что это последние сербские «Разделения» и старался по совести свидетельствовать о своих неприятелях, от рук которых сам я чудом спасся. Четникам, своим неприятелям, я дал все антикоммунистические аргументы, в том числе и те, которые не осознавались даже их вождями, подводя их идеологию под человеческую и национальную трагедию с архетипическими корнями в жертве Авраама. Доказательство того, как мучил меня вопрос о справедливости в той сербской гражданской войне, потому что и партизаны, к которым я принадлежал, совершали злодеяния, – начатый, но не законченный эпилог «Разделений»: «На дне реки, восстание», в котором герои «Разделений» вершат суд над зарезанным писателем – надо мной (…).
7 июля 1991 года
День восстания Сербии 1941 года. Восстания, которое началось стрельбой по сербскому жандарму. Символическое, трагическое начало восстания. Политбюро Коммунистической партии Югославии подарило Сербии 7 июля и такое начало восстания, чтобы отметить антифашистский характер и первоборчество «самой большой» и «угнетающей» нации в Югославии. Чтобы югославским народам было ясно, что сербские коммунисты, стреляя в сербского жандарма, как символ королевства и гегемонистской политики, «открыли новую страницу сербской истории». И я в это верил в 1941 году. Да и много лет потом!
Сегодня президент Республики Сербии Слободан Милошевич обратился к нации, заявив, что Сербии грозит новая война. Он призвал к сохранению оставшейся части Югославии, выражая уверенность, что она сможет развиваться быстрее и успешнее без тех, кто Югославию оставил. Милошевич требует от Югославской народной армии, чтобы она осталась на территориях, где проживают народы, желающие остаться в Югославии. А это сербские края в Хорватии и Боснии. «Обращаюсь ко всем гражданам Сербии, чтобы готовы были к защите мира».
Это заявление человека, готового воевать, чтобы защитить сербов в Хорватии. Он должен был таким заявлением ободрить отчаявшихся сербов, которые в страхе от нового хорватского геноцида. Может ли Сербия защитить сербов вне границ Сербии – большой вопрос. Сербия вступает в новую историческую неизвестность, в борьбу за новое государство и объединение сербского народа. Но этим новым государством не должна быть Югославия.
Генерал армии Велько Кадиевич также обратился к гражданам Югославии и резко осудил верхи за развал, который уже в завершающей стадии, а обеспечен был он Конституцией 1974 года. Кадиевич закончил обращение словами: «Мир, а не война – в общих интересах».
Как легко развалилось государство, ужасными усилиями создававшееся! Это доказательство, что создавалось оно не на прочном основании. Море крови, пролитой за него, не является прочным основанием; кровь, судя по всему, не обеспечивает прочного основания ни одному государству. Подтверждение – развал Советского Союза. А многонациональная Югославия была столь разнородной по мотивам объединения и столь обусловлена внешними факторами, что представляла только исторический провизориум, который с изменением мирового устройства распался подобно карточному домику. Прав Михиз, старый и страстный националист.
16 июля 1991 года
Ю(гославская) Н(ародная) А(рмия) воюет в Хорватии.
Агония «самоуправляющейся Югославии» продолжается отчаянными усилиями югославов и сербов сохранить ее. Не понимаю этого упорства. Сербия тратит историческое время на то, чтобы оживить мертвеца. А он уже разлагается!
Сербы в Хорватии отделяются от Хорватии.
Туджман ратует за раздел Боснии. Изетбегович говорит, что этот раздел ведет к гражданской войне. Президенты югославских республик заявляют: Македония – за союз суверенных государств; Сербия – за демократическое союзное государство; Хорватия – за союз суверенных государств или мирное разъединение; Словения – за экономическое сообщество суверенных государств; Босния и Герцеговина – колеблется…
Все эти заявления не имеют политического значения, причем они настолько противопоставлены концептуально и неубедительны, что соглашение невозможно. Позиция Сербии, ее президента по-прежнему сербская: защищать государство, которое невозможно защитить, которое практически уже распалось.
26 июля 1991 года
Я дал, как мне верится, значимое интервью «Политике». Заявил, что распад Югославии окончателен. Защищать ее и недемократично, и непатриотично. Я высказался за «скандинавизацию» Югославии – мирное, демократическое, плебисцитарное разъединение, на принципе самоопределения народов. Это самоопределение отстаиваю и для сербов в Хорватии. Плебисцит нужно проводить под контролем Европы и КЕБС.
Я должен был объясниться. С 1961 года говорю и пишу о национальных вопросах, защищая демократическую Югославию. Сейчас выступил за демократическое разделение ее. Никто этого не примет во внимание.
Резидуальная энергия истории взяла верх над политическим разумом. Национальные и политические конфронтации стали военными. Началась гражданская и межнациональная война.
23 сентября 1991 года
(…) В Хорватии ведется настоящая, национальной ненавистью вызванная, война – ненавистью усташской, хорватской, и ненавистью антиусташской, сербской. Хорваты борются за независимое государство, этнически очищенное от сербов; сербы борются за национальные и гражданские права и свое государство. Сербы, испуганные возрождением усташства и его геноцидности, борются при помощи Югославской народной армии, ненадежной и слабо управляемой, которая все быстрее становится только сербской; хорваты борются при постоянно усиливающейся поддержке Германии, Австрии и всей Европы. Краишники борются отчаянно и на данный момент в основном успешно.
Для обоих народов эта война является судьбоносной и фатальной. Ее подготовила история. Началась она с католической воинственности, сербофобии Старчевича и антисербских демонстраций в Загребе в самом начале этого века и продолжалась в ходе обеих мировых войн. После Первой мировой войны она продолжена конституционной и политической борьбой в связи с типом совместного государства, а также убийством хорватских лидеров, которое совершил Рачич в Народной скупщине в 1928 году. Сербско-хорватская война продолжена «хорватским вопросом» и созданием Бановины Хорватской, а подогрета усташским геноцидом 1941 года и сербским восстанием в Лике, Бании и на Кордуне… Эта война, может быть, закончится теперь, в конце века, новым восстанием сербов за свои национальные и человеческие права.
Сербы, турецкой силой рассеянные по Балканам, два столетия боролись и теперь борются за национальное объединение и за свое государство, но теперь вынуждены осознать, что это не Югославия. Это третья братоубийственная война между сербами и хорватами в ХХ веке. Если мы вообще братья. Или убиваем друг друга оттого, что мы братья? Не было разума, который бы предотвратил эту войну.
По Сербии распространился дефитизм, неизвестный в национальной истории. Сербия, биологически изувеченная войнами и духовно разоренная титоизмом, сейчас является страной с семьями, имеющими одного сына. А единственные сыновья, при гневной деморализованности родителей, особенно матерей, не готовы погибать в Славонии, Бараньи, Бании. Они не знают, зачем нужно там погибать; они не убеждены в смысле этой войны. Все защищаются политическими оправданиями: «Не знаем, зачем воюем»; «Не будем воевать в Югославской народной армии»; «В ЮНА полно предателей». Многие желают избежать участия в войне, поэтому от мобилизации бегут за границу, скрываются у родственников и друзей. Целые подразделения уходят с фронта в Славонии. Настало великое духовное смятение, из которого возникнет долговременный хаос.
При нынешнем европейском и мировом устроении сербский народ имеет малые шансы защитить свои права на самоопределение и объединение. Мучительно это несоответствие желаний и сил, прав и возможностей.
А большое смятение и в моей душе, в моем уме. Что я строил и разрушал, если не считать романы? Понимал ли я свою эпоху? Не уверен больше в своем уме.
Лежу на больничной койке, ожидаю операции и читаю «Сумрак американского ума» Алана Блюма.
Токвил говорит об «исчезновении горожан и граждан».
В Америке произошло общее изменение сознания, гражданского и национального; исчезает политический гражданин.
И у нас исчезает политический гражданин, который посвящал себя служению общему добру. Патриотизм падает, хотя он сейчас мотивируется защитным инстинктом. Мало таких сербов, которые готовы погибать за объединение сербского народа и за свое государство. Не только потому, что не верят в достижимость такой цели. Ни за какую общую цель большинство людей уже не готово погибать. Потому что сербы в этом веке, погибая, стали народом-инвалидом. За Косово готово бороться лишь поколение отцов нынешних воинов. Национализм сейчас является идеологией сербов на границах сербства – в Хорватии, Боснии, Герцеговине. Крах социализма является и крахом социальной сущности молодого человека в нашей стране. «Общее благо» – не борьба за общественные и национальные цели»; общее благо сейчас – разрушение порядка, который ограничивает индивидуализм, частную собственность, частную инициативу, интегральную частность, модерную жизнь. Это последствия развала социализма, экономической и политической победы Запада. Разрушение общественной и гражданской морали продолжается распространением свобод до нигилизма; морализаторство имеет призвук анахронизма и воспринимается как самый упорный остаток идеологии.
Социалистический коллективизм был не только положительной энергией и общественным сознанием; он был и правом на различные злоупотребления: паразитизм, карьеризм, нравственное и политическое лицемерие. Он был не только жертвованием и деланием ради общего блага. Он был и прикрытым эгоизмом, использованием общего блага в личных целях. При титоизме коррумпированы были и власть, и народ.
Демократия не является устроением, в котором общее благо – самый важный принцип; это устроение, в котором личное благо – основная цель и главная ценность.
Токвил: «В демократическом обществе каждый гражданин по привычке занят рассмотрением одного очень мелкого предмета – самого себя».
«По отношению к истории появляется равнодушие, и теряется национальный взгляд на будущее».
Именно это происходит в Сербии сейчас, по мнению Луле.
… Югославия была идеологическим созданием в оба периода своего существования. Она не смогла стать обществом, в котором идеологические и политические факторы не были бы первичными и определяющими. Экономические, духовные и культурные факторы не смогли интегрировать это многонациональное сообщество, и после падения господствующей идеологии поднялись прижатые национальные идеологии. Развал Югославии запрограммирован и ее сущностью. Она должна пропасть в войне, поскольку в войне и создана. Миром не могли быть устранены большие различия между народами, вошедшими в общее государство. Коммунистическая революция также не могла осуществить интеграцию этносов, вероисповеданий, цивилизационных различий, которые создала история. Развал Югославии обусловлен имманентными, разнородными, центробежными энергиями ее народов. Сербия, основная сила Югославии и югославянства, имела определяющую интеграционную силу. Но центробежные силы были мощнее.
27 сентября 1991 года
Газеты больше всего пишут о войне в Хорватии. Хорватская армия блокирует и захватывает казармы Югославской народной армии. Это армия без морали, ясной цели и единого командования. Те, кто мобилизован в Сербии, убегают; доктора мне шепотом сообщают, что целые сербские бригады бегут из Славонии. ЮНА ведет какую-то борьбу ради защиты сербских этнических территорий, но она сама ускоренно разваливается. В Боснии мусульмане выступили против ЮНА. Сражение за Югославию, которое сейчас ведут сербы, бессмысленно. Поэтому столь масштабно дезертирство. Люди не желают больше гибнуть за нереальную цель.
В белградских больницах сотни три-четыре раненых. У них ранения от новых «усовершенствованных боеприпасов». Хирурги говорят, что раны ужасны: разрывные пули дробят мышцы и кости. Дучич говорил, что хорваты – народ без стыда… Но хорваты не единственный народ, который потерял стыд; и отдельных людей, и народов, которые не стыдятся своих злодеяний, много. Но сейчас дело не в стыде; сейчас дело в ненависти и технологии убийства, которая сделала ненависть ужасной. Хорваты (в свое время) сделали нож, который назван «серборез». Не знаю, было ли еще у какого-то народа мира, чтобы делали нож, который бы служил исключительно для того, чтобы вырезать иноплеменников. Для уничтожения сербов во время Второй мировой войны хорватские усташи пользовались также молотами. Я не слышал, что в Европе за последние века представителей какой-то еще национальности или веры убивали молотами. Страх перед ножом и молотом поднял сербов на восстание для защиты национальных и государственных прав. Это восстание возглавил человек без ненависти, который бы и петуха не зарезал, – Ёван Рашкович, врач-психиатр. А хорваты, туджмановцы и усташи, назвали его четником, сербочетником…
Война с хорватами, точнее – защита от хорватов, продлится долго. Ведь они воюют, чтобы уничтожить «своих» сербов. А эти сербы сражаются из-за страха за существование; через инстинкт самосохранения они защищаются и будут сражаться до тех пор, пока их отвергают, прогоняют с принадлежащей им земли и убивают. Хорваты слабее, а выходит, что сильнее – поскольку они имеют мощных союзников. Сербы сильнее, а выходит, что слабее – поскольку не имеют союзников. Ненависть хорватов имеет энергию, которая за пределами политического разума. Но инстинкт самосохранения сербов тоже не имеет нравственных и политических пределов. На усташские хорватские злодеяния они будут отвечать сербской местью и злодеяниями.
С этой войной не заканчиваются все войны, которые мы вели в ХХ веке; с ней заканчиваются сербские национальные и идеологические заблуждения. Войну начали хорваты с целью создать самостоятельное хорватское государство – этнически чистое, монолитное; в эту войну вступили сербы, чтобы защитить Югославию, точнее, чтобы защититься от усташства и получить право на самоопределение и объединение с Сербией». Эта война не может закончиться победой, которая бы возместила наши поражения и исчерпала мотивацию борьбы. Если победят хорваты, что более вероятно, их победа не станет победой свободы; это будет победа ненависти и несправедливости. Эта война, независимо от того, как она закончится с военной точки зрения, не завершится миром; она может закончиться лишь большой несправедливостью и унижением. В мире станет еще больше ненависти и мучений ради выживания; будут и страдания из-за напрасных жертв; а также недовольство исходом войны, длительной коллективной подавленностью и регрессией…
29 сентября 1991 года
(…) В мире ужасно клевещут на Сербию. Все! А слова по совести редко слышны в мире политики. Если в «ряду прав человека» свобода лжи предшествует устремлению к истине и справедливости, то права человека становятся обманом человека. Такую демократию, без истины и справедливости, я считаю демократией для лжецов, воров и негодяев – для злодеев.
Как воевать при всеобщем мире? Как воевать, гибнуть за сербов вне Сербии, когда весь народ не воюет и не сражается за общую цель? Как воевать без реальных шансов на победу? Это нравственная пропасть нынешней Сербии. Воюют те, для кого это последняя надежда выжить, – сербы в Хорватии; воюют национальные фанатики и самые храбрые люди; воюют те, кто не смог убежать от военных патрулей, которые их отвели в казармы. Можно только их силами победить в этой безумной войне с хорватами? А если победы не будет, скоро начнется изгнание сербского народа из Хорватии, а также социальный и нравственный распад Сербии.
Продолжаю читать Камю. «Падение». Мой любимый рассказ. Первое лицо. Необычайно используется монолог и для описания Амстердама, и той ночи, и себя, своего воображаемого собеседника. Красота и настоящее счастье – читая, чувствовать потребность записывать мысли автора. Я многие пропустил, а вот эту не могу:
«Чувство правоты, удовольствие быть правым, радость самоуважения – это… мощные импульсы, которые нас держат на поверхности. И наоборот, если людей лишите этого, превратите их в извергающих пену псов. Сколько злодеяний совершено только оттого, что совершавшие их не могли выносить своей неправоты?».
На самом деле, глубокая мысль. Не только о злодеяниях, но и о зле вообще. Одним из самых больших несчастий идеологического общества, пожалуй, является то, что сторонникам определенной идеологии предоставляется гражданское и нравственное право быть неправыми. Все коммунисты лишь потому, что они коммунисты, во всех обстоятельствах были якобы правы. Идеология – это не только «ложное сознание»; она предполагает коррумпированность всей человеческой природы.
Сербия в 1918 году создала Югославию из-за сербов – «пречанов» (т.е. живущих за Дунаем и Савой. – И.Ч.); вторую Сербию создали сербы-«пречаны», чтобы жить вместе с Сербией. Разрушились обе Югославии, за которые не боролся объединенно весь сербский народ. В этой войне за сербское государство сражаются те, кто не имеет государства: сербы-«пречаны», сербы по другую сторону Дуная и Саввы, сербы Хорватии, сербы Боснии и Герцеговины. Опять сербский народ без необходимого едиства борется за объединение и свое государство. Сербский дефетизм – это нравственный результат исторического поражения югославянства и возвращение к партикулярному эгоизму. Только в новом сербском государстве, если оно будет создано, можно прийти к обновлению национального организма и его потенциалов.
Ю(гославская) Н(ародная) А(рмия) сейчас является костылем югославянства. Трудно сказать, какова от нее сейчас польза сербскому делу; скорее даже вред; но этот костыль все еще невозможно отбросить, поскольку сербы в Хорватии не имеют иной защиты от усташей, а в Боснии и Герцеговине – от мусульман. Европа и Америка их не защитят.
Европа не позволит, чтобы Хорватия проиграла свою «домовинскую» (т.е. отечественную – И.Ч.) войну против сербов, так как это война Германии за восстановление доминирования на Балканах; это война между католицизмом и православием. Европа – германско-католическая – жестоко накажет сербский народ, не согласный отречься от своих жизненных прав. Эти права сейчас объявляют великосербством. Австро-Венгрия в начале века, во время «судебного процесса над государственными изменниками» 1908 года в Баня Луке и «Фридюнгового процесса» 1909 года в Загребе стремление сербского народа к объединению и созданию сербского государства объявила великосербством и преступлением против Австро-Венгерской империи. Сербское стремление к свободе и объединение для Австро-Венгрии было преступным. Эту вину сербов по отношению к Австро-Венгрии признал также Коминтерн, объявивший великосербство враждебной идеологией. У Австро-Венгрии, Коминтерна и титовской Коммунистической партии те же обвинения переняли нынешняя Германия и Европа, декларирующие право на самоопределение – право, на основе которого (югославянские народы) объединялись в 1918 году и которое они заверили во Второй мировой войне. Но теперь это вина перед Европой, против нее, против мира и демократии. Теперь, при распаде коммунизма, демократическими стали все национализмы – венгерский, чешский, словацкий, хорватский, словенский, македонский, мусульманский, албанский; лишь сербский национализм считается агрессивным, ратоборческим, гегемонистским, преступным.
Справедливости по отношению ко всем народам в равной степени не было никогда, и не будет, пока в мире существуют большие и малые, мощные и немощные. Только несправедливость на этом свете вечна. Несправедливость является правом силы, как известно от века. Но сербы с этой истиной не соглашаются. Это их делает и великим, и несчастным народом – осужденным на поражение.
Почему сербы после двух веков борьбы за свое государство и двух побед в мировых войнах остались без государства; почему они оказались побежденными и немощными в конце этого века – вот вопрос, ответ на который деморализует, не говоря уже о том, что позорит, сербский народ.
1 октября 1991 года
Вот что мне кажется: хороший писатель отчужден и от жизни, и от самого себя – он не покоряется жизни; он борется с жизнью и с самим собой.
Наиболее убедительны те истины, которые не нужно доказывать; в доказательствах нуждаются только спорные истины. А таких больше всего в человеческом сознании.
От ужасающих вестей с полей боев и разбоев в Хорватии, а также от сербского политического «плюрализма», которым переполнены газеты, защищаюсь чтением Камю.
Камю: « Мы теперь постоянно готовы судить, как блудить».
Но судить других! Судить других, а не себя, – это духовная эпидемия новой эпохи. На служении этому всеобщему пороку, который интеллектуалы провозгласили своим наивысшим правом, создана целая цивилизация, а также неодолимая технология лицемерия. (…)
Жизнь была бы невыносимой, если бы помнилась боль. Если бы вчерашние физические страдания повторились, я бы сегодня скончался. Люди давно поняли, что забывание – условие существования.
Доброта – как варенье: приятна лишь в ограниченных количествах. Большая интеллигентность требуется добрым людям, чтобы найти меру своей доброты. А иначе они становятся мучителями и горемыками, которые подвергаются презрению. Доброта не должна иметь цели – она имеет мотивацию. Злодеяние всегда имеет цель; для добра цель в самом деянии.
Все больше понимаю, что жизнь стала судом: что ни сделаю и скажу либо не сделаю и не скажу, меня публично судят. Каждый дурак, глупец и негодяй теперь мне полноправный судья. Устал я от роли осужденного.
Камю: «Истина, как и свет, ослепляет. Ложь, напротив, – красивый сумрак, подчеркивающий ценность каждого предмета».
Милорад Вучелич мне сообщает, что сегодня вечером или завтра будет пить кофе на Страдуне, в Дубровнике, окруженном черногорцами и Ужицким корпусом. Разрушили гостиницы на Лападе, восточнее Дубровника, в тех чудесных местах, телевизионную башню, бензоколонки... Милорад ликует! Его возбуждает и возвышает черногорская храбрость. Такие чувства выражают и врачи-черногорцы.
Не является ли эта гордыня черногорцев одним из основных двигателей, источников энергии храбрости их? Не эта ли гордыня – основное апропологическое свойство черногорцев, которое возникло в их закрытом обществе? Как не замечают они, сколько опасностей влечет за собою эта победа? А разве захват Дубровника может быть победой? Не может! Дубровник – не хорватский, а туристический город; он является городом всех туристов мира, видевших его. Антиусташство стало мотивом войны сербов с хорватами. Это защита от геноцида. Но такая война неразумна и безнадежна. Напав на Дубровник, сербы в глазах мира становятся варварами. Они разрушают самый красивый город на обоих берегах Адриатического моря. Все туристы мира сейчас против сербов. А также историки, писатели и художники. Разрушение Дубровника, если это правда, черногорцам не будет прощено…
8 октября 1991 года
Словения и Хорватия окончательно отделились от Югославии. В сущности, то же самое сделала и Македония. Остаток Югославии составляют сербы, мусульмане, шиптары (т.е. албанцы. – И.Ч.). Югославия больше не существует. А Сербия вынуждена воевать за этнические границы или отречься от двух с половиной миллионов сербов и оставить их, чтобы лишали прав и гнали. Так история подвергла шантажу Сербию. Весьма вероятна также война с мусульманами и шиптарами. А хорваты, как говорит их вождь Туджман, будут сражаться за каждую «пядь хорватской земли». Если и сербы, соответственно – их вождь, поставят себе цель сражаться за каждую «пядь сербской земли», то хорватско-сербскую войну может закончить лишь некто третий, кто сильнее хорватов и сербов вместе взятых. Судя по всему, предстоит длительная война за национальные права и объединение сербского народа. Война, полностью безнадежная. Ее можно назвать и войной гражданской, продолжением гражданской войны 1941-1945 годов. Предчувствую ужасное ближайшее будущее для сербского народа. Воистину Голгофу на нынешнем национальном пути. И нет силы, которая бы его изменила.
Лежу в больнице, подключенный к монитору, который озвучивает пульсирование моего сердца, его движение к темноте и тишине, а мысли мои заполняет тревога за народ, которому я остался должен истину о людях. Нужно ли, чтобы я пережил пораженную и обездоленную Сербию? А нечестно умереть сейчас, когда катастрофа нависла над ней. О чем и для кого я буду писать в пораженной и обездоленной Сербии? После «Времени власти» какое время настанет?
Охватывает меня и недовольство жизнью, даже стыд. Много сам ошибался; многие заблуждения поддерживал и неразумные поступки совершал. Больше всего обид нанес той, которая меня больше всех любит. И родителям, у которых было столько любви ко мне, что они не воспротивились даже тогда, когда я, уходя в партизаны в 1941 году, отдавал в жертву их, братьев и дом, не имел времени уделить то внимание и воздать ту ласку, которой они заслуживали. Всем, кто меня любил, я остался должен. Не написал того, что мог и был обязан. Была эта моя жизнь … и банальной!
Почему сейчас записываю эти «исповеди»? Может, это самолюбие? Оправдание? Нет! Я в эту ночь имею потребность самому себе вынести приговор, чтобы исполнить ту правду, которая над моей судьбой. А знаю: для этого приговора себе у меня нет настоящей силы.
9 октября 1991 года
Тревога меня терзает. Я не боюсь операции. Выживу, если нужно и если могу. Все, что неминуемо, то рационально.
Боюсь за Сербию. Чтобы победить стольких врагов, чтобы от этого жестокого мира и испорченной Европы добиться каких-то права и какой-то справедливости, мы должны мобилизовать все свои умственные, нравственные и физические силы. Но той силы, той нравственности и того духа, той ответственности за свою судьбу, да и той благосклонности великих сил, которые мы имели в 1914-1918 годах, сейчас не имеем. Нет и условий, как у других югославских народов, чтобы сербский народ решил наконец вопрос своей государственности. А решение проблемы сербской государственности – это не только основное демократическое право; вопрос государственности для сербов – вопрос жизни.
Европа против нас. Европа ныне себя считает образцом демократии. А это – и опора зла, преступлений, войн, порабощения, лагерей, крематориев, обманов… Такая Европа против сербов и Сербии. Эта немецкая Европа нас ненавидит с австро-венгерскими мотивами и аргументами.
Значительная часть отечественной конформистской интеллигенции погрязла в дефетизме с идеологическим алиби: «антинационализм», «югославянство», «миротворчество», «эмансипаторство»… Эти «мыслители» равнодушны по отношению к свободе своего народа; этих «антинационалистов» не интересует сербская истина и справедливость; эти «миротворцы» великодушны по отношению к усташскому ратоборству; эти «правоведы» слепы по отношению к сербскому праву. Эти «антинационалисты», в большинстве своем вчерашние коммунисты и титовцы, сегодня являются духовными колаборантами всех неприятелей сербов. По сути, их представления – ретардированный марксистский интернационализм. А за всеми идеологиями их стоит личная трусость, эгоизм, презрение к страданиям собственного народа.
Любиша Ракич известил меня, что вчера на заседание Комитета по организации симпозиума «Сербский народ в начале новой эпохи», инициатором и председателем которого я являюсь, пришло только три члена! Решено заседание отложить на 15 декабря, то есть до моего выздоровления. Неужели Сербская академия наук и искусств настолько ослабшая, безвольная и деморализованная, что такое важное национальное и общественное дело зависит от одного человека? Раздумываю, стоит ли еще что-то в Академии предпринимать.
8 ноября 1991 года
(…) Не могу и газет читать. Слушаю новости по радио. Сербия воюет, а не хочет воевать; и не признает, что воюет. У хорватов все шансы нанести нам поражение. Победит нас этот меньший народ, потому что нас ужасно ненавидит; он настолько упорен в своей ненависти, что нас – вялых, нерешительных, политически и морально не готовых к жертвам – наверняка победит. А против нас Европа, прежде всего Германия, которая ради своих геостратегических целей идеологически приняла австро-венгерское обвинение: сербы – это великосербы, и они борются за «великую Сербию». Призрак Австро-Венгрии бродит по Европе…
Сербский народ перед экзистенциональным искушением: должен отказаться от своей целостности, чтобы сохраниться биологически. Не верю, что у сербов хватит сил на такую рациональность. С отказа от своей сущности и целостности, с согласия на установленные А(нтифашистким) В(ечем) Н(ародного) О(свобождения) Югославии границы республик – чего от нас требует Европа, начинается распад истории сербов. Но если не найдем сил, чтобы должным образом ответить на вызовы нынешнего времени, на вызовы изменившегося мира, нам предстоят большие несчастья. Каким бы из двух путей, предлагаемых нам как нации, мы ни пошли, нас ожидает поражение. Сейчас невозможно исправить ошибки и заблуждения национальной политики, совершенные в Первую мировую войну. Создание общего с хорватами и словенцами государства, при сербской военно-победительной грандомании, привело нас к концу века в безнадежное положение.
Словно бы не суждено нам как народному организму завершить свое национальное освобождение и вступить в современную цивилизацию…
Сущностное изменение в бытии сербского народа во второй половине ХХ века: мы больше не умираем там, где родились. Оставляя место рождения и меняя место смерти, мы оставляем и самих себя. А иными людьми пока что не стали. Мы – мутанты балканской истории. В старое имя не влилось новое содержание. Свойства предков мы потеряли в напрасных войнах, в эмиграции да в переселениях в примитивные новые города. Мы теперь только по имени сербы …
11 декабря 1991 года
Возможно, прибытие «голубых шлемов» было последней возможностью для сербов не проиграть окончательно войну против усташской Хорватии. Сайрус Венс, представитель Генерального секретаря Организации объединенных наций Де Куэльера, после разговора с «первым человеком ООН» не будет предлагать Совету Безопасности отправку в Югославию «голубых шлемов». Это значит, что мы оставлены перед германско-католическим молотом. Европейское сообщество, согнувшееся под давлением немецкой силы, выступило против Сербии. Мы не смогли убедить международные форумы, что сербы тоже имеют право на самоопределение, словенцами и хорватами использованное; с помощью этого права мы могли исправить и неправду историческую – то, что республиканские границы Титовой Югославии становятся теперь государственными и их сецессионистическими границами.
Нравственность сербского, то есть сербско-черногорского народа, который погублен титоизмом и его развалом, разрушаемая ныне существующим режимом, настолько упала, что сейчас очень мало сербов, готовых жертвовать за национальные интересы, которые отчаянно отстаивает Милошевич и Ёвичем и товарищами. На такой политике утвердились неизвестные нашей новейшей истории дефитизм, «миротворчество» и оппозиция, которая находится в политическом сообщничестве с немецкой Европой и Америкой, снабжая их пропаганду отечественными «антинационалистическими аргументами». Преимущественная часть оппозиции принимает «существующие республиканские границы» и требует провозглашения самостоятельности и независимости Сербии в существующих границах, отказываясь от четверти национального организма. Таким образом ставится под вопрос борьба сербского народа в этом веке за освобождение и объединение, а сербы в Хорватии отдаются на произвол усташской ненависти. Немецкая Европа прилагает все силы, чтобы Сербию свести к Белградскому пашалуку. Сербия биологически обессилена, чтобы выдержать некую «решающую битву», в нынешних условиях полностью безнадежную. Мы одиноки в Европе и в мире. А сами не можем достичь никакой своей цели, не можем добиться ни одного своего права. Нынешняя Сербия – страна нравственно и политически погубленного народа, власти которого не отрекаются от титоизма. Сейчас вышли наверх самые худшие свойства сербского народа; самые худшие и самые незначительные люди сейчас наиболее слышны; и, пожалуй, наиболее влиятельны.
Молодежь плохо образована и коррумпирована дикой свободой, агрессивна, примитивна, хотя и кажется модерной, подвержена манипуляциям, охвачена социальным и национальным нигилизмом, неспособна к работе, учебе и творчеству; а те, кто учится, работает и желает творить, убеждаются, что отечество не обеспечивает им развития в соответствии с их возможностями и потребностями и уезжают в Америку, Канаду, Австралию, Новую Зеландию… Идет «отток мозгов» молодого поколения. Пугающе слаб творческий потенциал сербского народа. А правящие политики заняты лишь своей властью, которая аморальна и тупа, консервативна в целом, не доросла до времени и потребностей народа.
Никогда в своей истории Сербия не имела в политике менее значимых людей. Ни те, кто правит, ни те, кто в оппозиции, не заслуживают доверия. Это глубокий, настоящий кризис всего сербского народа. Это на самом деле время разорения.
Новая Сербия родится из пепла сербского мифоманского национализма и пепла австро-венгерских, католических и титоистских национализмов бывшей Югославии. Современная Сербия не должна быть равнодушной к «великому расчету» или противопоставленной ему. Современная Сербия может быть создана лишь посредством приспосабливания к новому порядку вещей в мире и к посткоммунистической расстановке сил – приспосабливания, которое предполагает изменение всего общества и творческий вклад в цивилизацию, к которой приобщаемся. «Большие» и при «новом порядке» будут стремится подчинить малых, а развитые – эксплуатировать неразвитых. Законы капитализма, прибыли и в будущие века будут править светом.
Крах коммунистической утопии порождает евроутопию или помогает ее возникновению. Но и евроутопия, Европейская уния, имеет своего гегемона – Германию, который сейчас только обозначается, а завтра явится в полной экономической и демографической мощи.
Читаю: «великий демократ», чехословацкий президент Гавел принимает закон, по которому коммунистическая пропаганда считается преступным деянием, влекущим за собой до пяти лет лишения свободы! И протагонист «бархатной революции» запрещает идей и свободу выбора. Неужели и «бархатная революция» диктатурой и цензурой обеспечивает власть? Браво, комедиант Гавел!
13 декабря 1991 года
Никакая национальная цель не является теперь только национальной. Внешние факторы все значительнее. И нынешняя взаимозависимость ускоренно возрастает: изменения в мировом порядке, соотношении элементов, разрушают национальный идентитет и суверенитет. Последнее труднее всего понять и принять. Но, в то же время, растет и сопротивление утрате идентитета, который является универсальной и этнопсихологической основой всех национализмов. В поле напряжения этих сил осуществляется драма малых и менее развитых народов.
Фундамент новой политики – реальная оценка собственного потенциала. Надо отказаться от недостигнутых идеологических и национальных целей. Стремиться к возможному. В нашем национальном кризисе труднее всего достичь согласия насчет достижимой национальной цели.
Мы не должны больше удивляться тому, что о нас, сербах, распространяется в мире ложь. Живем ведь в мире эгоизма и интересов, нравственного равнодушия и всяческого озлобления, порождаемого деньгами. Надо покончить с сербской иеремиадой: мол, мы одиноки. Славянскин и воинские сантименты сейчас не могут быть основой разумной политики; филантропические мотивы возможны только в рамках Красного Креста.
Ложь о сербах сейчас политически выгодна германской Европе, Америке, воинственному исламу, католицизму. Неразумно жаловаться, что о нас так лгут. Ибо существует только одна возможность, чтобы они перестали лгать о нас – подчиниться им и утратить всякую значимость.
Нужна настоящая духовная революция для цивилизационного возрождения Сербии, которое будет длиться десятилетия. Сократить этот процесс – наибольшая задача индивидуальная и коллективная…
17 декабря 1991 года
Европейское сообщество в Брюсселе приняло решение о разрушении Югославии и поставило пять условий для признания новых государств. Сербии поставило ультиматум, чтобы она отреклась от Югославии и объявила свою независимость в существующих границах республики. Перечеркнуты все результаты борьбы сербского народа за освобождение и объединение. Как вынести такую несправедливость? Брюссель для сербов – новый Берлинский конгресс; он нам определил государственные границы. Судьба балканских народов неизменна в том, что ее предопределяют империалистические силы. Сербы напрасно и самоубийственно противопоставятся этой традиции. На Балканы снова входит великая Германия. Она поддержала словенскую и хорватскую сецессию и тем самым разрушила Югославию. На Балканах Германия побеждает и в Первой, и во Второй мировых войнах.
Лишить сербов права на самоопределение – значит лишить сербский народ свободы. Право на собственное государство не является политическим и идеологическим вопросом. Государство для сербов в Хорватии и Боснии и Герцеговине не является идеологической проблемой и идеологической целью; государство для сербов – это основное условие выживания, предпосылка человеческой и гражданской свободы. Сербы борются не за государственное объединение с Сербией, чтобы создать «великую Сербию». Они борются за государственное объединение, чтобы жить там, где сейчас живут, и быть свободными людьми. Государство для сербов – не националистическая цель; это жизненное условие, чтобы создать общество, в котором они будут свободными людьми. Каждый, кто выстуает против сербского национализма, выступает против человеческой свободы.
В интересах мира сербский народ должен отречься от своей этнической целостности и прав для двух с половиной миллионов сербов, он должен отречься от права на самоопределение, которое получили все югославянские народы. Это самое тяжелое политическое решение текущего века. Наш жизненный вопрос гласит: как сейчас наименее ошибиться? Антивоенные настроения в Сербии сейчас наиболее распространенные.
Опасаясь за будущее Сербии, не уверенный в политических способностях Милошевича и его взглядах как государственника, попросил приема. Он пригласил меня на разговор. Мы говорили долго об условиях, в которых находимся и перед которыми оказываемся. Он не принимает брюссельский ультиматум. Уверяет меня в своем оптимизме. Я это 17 декабря пережил как самую несчастную для себя дату в ХХ веке. Предчувствую необозримое поражение; предчувствую проигранную войну. Милошевич отвергает мой пессимизм.
Этот человек настолько автократ, что даже нынешнюю судьбоносную ответственность за сербский народ не имеет потребности ни с кем делить; даже из политической хитрости и демагогии он ни у кого не спрашивает мнения и совета. Все делает сам; обо всем решает по-своему, вероятно, согласовывая с женой и друзьями семьи. Только несчастье ожидает Сербию и этого государственного деятеля. Его политическая судьба в его характере. Оппозиция, какой бы ни была она тупой, отсталой, безответственной, в критике «президентской системы» и своеволия Милошевича полностью права.
В разговоре с ним сегодня я не имел силы высказать все, что надумал сказать о его политике. Говорил о необходимости приспосабливать нашу национальную политику к соотношению сил в мире; советовал ему безотлагательно интенсифицировать отношения с Америкой. Он этого не отвергал, но и не высказывал особой готовности к конкретным действиям – срочному визиту министра иностранных дел в США и т.д.
Я еще не вернулся домой, как Милошевич позвонил Божице и сообщил, что есть хорошие вести из Америки; это было основание, чтобы покритиковать мой пессимизм. Жаль, что не могу убедить его, чтобы ускорил демократизацию Сербии, обустраивал современное правовое государство, отбросил все титоистское – и для этих целей сплотил лучших людей. Из моих советов принципиального характера, касающихся национальной политики, он кое-что принимает; чаше всего то, что в рамках его концепции. Моя патриотическая ангажированность, убеждаюсь, не имеет особого смысла и пользы.
А в народе все настойчивее распространяются слухи, что я больше не оппозиционер, что я пристал к Слободану Милошевичу. Ну и пусть! Пусть обо мне каждый думает и говорит то, что ему хочется. В эти дни я чувствую себя только патриотом, который боится падения и поражения сербского народа.
Перевод Ивана Чароты
1 Речь идет, вероятно, о литературоведе Живоине Стойковиче (1922-1998), писателе Бориславе Михайловиче-Михизе (1922-1997), академике-лингвисте Павле Ивич (1924-1999)– друзьях Д.Чосича.
2 Д.Чосич так по-дружески называет Антоние Исааковича.
