В одной из своих работ С.Н. Булгаков очень тонко замечает: «По моему убеждению, определяющей силой в духовной жизни человека является его религия, – не только в узком, но и в широком смысле слова, т. е. те высшие и последние ценности, которые признает человек над собою и выше себя, и то практическое отношение, в которое он становится к этим ценностям. Определить действительный религиозный центр в человеке, найти его подлинную душевную сердцевину – это значит узнать о нем самое интимное и важное, после чего будет понятно все внешнее и производное» [1, с. 69]. Так, по всему «внешнему и производному» в жизни и трудах Владимира Луганского можно определить, что самым «интимным и важным» в его жизни была любовь к людям, которая, разумеется, является производной от его любви к Богу.
Еще И.А. Ильиным, в его глубинных исследованиях религиозного опыта человека, была высказана потрясающая мысль, отражающая всю суть бытия человека, который строит его на своем религиозном фундаменте: «Человек, имеющий действительно единый и единственный религиозный центр, живет и поступает, имея перед собой не много разных «возможностей», но единственную необходимость: он не может иначе действовать; и не хочет иначе; и не может иначе хотеть: и не хотел бы иначе мочь; и знает, что он делает «должное», но не потому, что оно – «должное» (как того требовал Иммануил Кант), а потому, что оно Божие, лучшее и любимое. Эта необходимость исходит из его религиозной Купины и возводит его верность к Богу» [2, с. 323].
Подобным образом живущему человеку, а именно так и только так необходимо понимать целостно-структурированную духовную жизнь В. Даля, пойти против своего Центра означало бы совершить грандиозную трагическую ошибку. Для цельно верующего человека солгать против Центра означает солгать: «или Богу о себе; или другим людям о Боге; или другим людям о себе перед лицом Божиим; или себе и другим о других в их божественном измерении» [2, с. 326]. А для искреннего религиозного сознания это – недопустимая вещь.
Настоящий исследователь, если постарается взглянуть на жизнь Владимира Даля в подобной проекции, безусловно, поймет, что сказанное о религиозной и духовной центрированности является во многом сказанным о Владимире Дале. Так, вся жизнь нашего выдающегося земляка является всем нам примером не только добросовестности и трудолюбия, но, прежде всего, примером того на каком ОСНОВАНИИ все это было воздвигнуто, достигнуто и прожито.
Вся жизнь Владимира Даля – Казака Луганского как бы кому не хотелось этого признавать, была религиозно центрирована, где Центром был Спаситель Иисус Христос, а, следовательно – Христоцентрична.
Казак Луганский, видел в каждом человеке образ Божий; всей душой искренне «болел» за всю Русь: «К особенности его любви к Руси принадлежит то, что он любит ее в корню, в самом стержне, основании ее, ибо он любит простого русского человека, на обиходном языке нашем называемого крестьянином и мужиком» [3, с. 80]. М. Бессараб, биограф Даля скажет о нем, что в его характере «сочетались любовь к людям и любознательность писателя» [4, с. 123]. Даль переживал как личную трагедию, что не мог постоянно помогать людям. Один из его героев признавался: «Я мечтал принести столько пользы человечеству, а вместо этого сидел над срочными донесениями всех родов» [4, с. 106]. Человек, считал Даль, должен бороться за правду и справедливость [4, с. 75]. «Всякая несправедливость казалась мне дневным разбоем, – писал Даль о себе, – и я выступал против нее» [4, с. 105‑106]. Зная, что православие является основанием русского человека, его генетическим кодом, Даль старался отвратить простого необразованного человека от религиозной беспочвенности, от духовной несостоятельности, духовной незрелости и пустоты, духовного предательства и выработать дар религиозной центрированности, духовного видения и верности. И это не просто желание.
Русское казачество является одной из важнейших исследовательских сфер В. Даля. Определенно ясно, что Даль не был безразличен к казачеству, т. к. и сам взял псевдоним Казака Луганского, под которым он понимал: «казак – вольный житель земли Русской, Луганский – уроженец города Лугани» [4, с. 73]. В Словаре читаем: «Казак или козак (вероятно от среднеазиатского казма́к, скитаться, бродить, как гайдук, гайдамака, от гайда; ускок от ускочить, бежать; бродяга от бродить и пр. Киргизы сами себя зовут казак), войсковой обыватель, поселенный воин, прнадлежащий к особому сословию казаков, легкого конного войска, обязанного служить по вызову на своих конях, в своей одежде и вооружении. Есть и пешие казаки, в числе которых более известны черноморские пластуны. Вообще, казак числится малолетком от 17 до 20 лет; служащим или служилым до 50 или 55-ти; потом еще 5 лет домоседным, а затем отставным. Малороссийские казаки те же крестьяне и ставят рекрут на своих правах. По занимаемым землям, единству управления, казаки каждого именования образуют отдельное войско, под началом атамана: Донское казачье войско, Уральское, Оренбургское, Терское, Кубанское и пр. Казаки – глаза и уши армии, Суворов…»[5, II, с. 72].
Много времени в своей жизни Даль уделил исследованию казачества. Чего только стоит Оренбургский период (1833–1841). Он и А.С. Пушкина возил в 1833 г. в Бердинскую станицу, когда тот собирал материал для написания «Истории Пугачевского бунта». Кстати, свой рассказ о казаках «Полунощник» Даль начинает как раз с упоминания «пугачевщины». Выполнял предписания В.А. Перовского по обустройству быта и жизни уральских казаков. Написав о них множество произведений. В степи нарекли его – «Справедливый Даль» [4, с. 94].
Посещая станицы, он принял решение всегда «первым делом справляться, нет ли больных» [4, с. 96]. Оказывается, что только операций на глазах В. Даль сделал более полусотни, «вернув зрение беднякам в такой глуши, где, без преувеличения, до него не бывало ни одного опытного хирурга». Со временем, Даль приобрел известность «как защитник всех несправедливо осужденных, и к нему постоянно обращались за помощью забитые, бесправные люди, которых чиновники и слушать не желали» [4, с. 106‑107].
Однако вернемся к нашей теме. Одной из наиболее беспокоящих проблем В. Даля являлось несоответствие духовной жизни русского казака основам православной веры. Недаром Даль утверждал, что «Россия погибнет только тогда, когда иссякнет в ней православие…». В 1837 г. Даль издал «Памятную книжку для нижних чинов Императорских казачьих войск». Именно здесь показано, каким должен быть настоящий казак (воин), какими качествами и добродетелями он будет (и должен) обладать, если постарается жить в соответствии с «регулятивами», прописанными в данном сборнике рекомендаций и наставлений. (Однако стоит упомянуть, что В. Даль посвятил проблеме подлинного и доблестного воинства не два произведения, а целых несколько циклов, например: «Солдатские досуги», «Матросские досуги», в которых мы находим такие притчи, как: «Отчизна», «Кто смерти боится», «Милосердный воин», «Повиновение начальству» и другие.
Понятно, поверхностные прямолинейные оценки казачьей жизни исключались. Мир казаков представал во всем своем многообразии и во всей своей реальной противоречивости.
На наш взгляд, в сложных представлениях Даля о соотношении в казачей среде религиозного, нравственного и ментальностного выделяются три основных варианта. Их можно обозначить как три жизненных пути: инфернальный, реальный (рутинный), идеальный. Соответственно, по нашему мнению, они наиболее наглядно представлены в трех произведениях: уральское предание «Полунощник» (1848), очерк «Уральский казак» (1842), перечень наставлений «Памятная книжка для нижних чинов Императорских казачьих войск» (1837). Рассмотрим эти тексты.
Путь инфернальный – «Полунощник». Это рассказ про казака Кизылбашева, который полюбил красивую девушку «Орину Мироновну, дочь урядника Красоточкина» и начал за ней ухаживать. Отец девушки никак не мешал таким отношениям, да и сама Орина принимала его ухаживания, скорее всего из жалости к нему. Однако внезапно к отцу приехали с добрым словом из соседней станицы «от старика Пахолкина, который сватал Орину за сына, молодого сотника» [6, VII, с. 35‑36]. Тот сам был «молодец молодцом» да еще и зажиточным. Разумеется, при таком ходе вещей о Кизылбашеве сразу и позабыли, а молодые поженились. Однако, «злобное сердце его (Кизылбашева. – авт.) вскипело местью, и он не раз искал случая, чтоб отомстить Пахолкиным или Красоточкиным – все равно – за неудачу свою <…>» [6, VII, с. 37].
Сюжет этого рассказа, как нам представляется, плотно переплетается с сюжетом одной из Далевских детских сказок «Война грибов с ягодами». На первый взгляд, это веселая незамысловатая сказочка, однако В. Даль вложил в нее очень глубокий смысл. Речь тут идет о желании одного нерадивого гриба-боровика пойти войной на ягоды. Поводом к началу возможной войны между грибами и ягодами явилась гордость и, как следствие гордости, зависть этого гриба, которому было больно смотреть, как «ходят девки по лесу, ягоды собирают, песенки распевают» [7, с. 31], а на него внимания не обращают. Только в конце сказки читатель узнает, что грибы оказались незамеченными до определенной поры потому, что были еще совсем маленькими, их не было видно. Посредством грибной гордости и зависти в данной сказке актуализируется проблема греха.
Согласно католической традиции, не только гордость, но и зависть является одним из семи смертных грехов и определяется как «скорбь о благополучии ближнего». В православии зависть является родовым грехом гордости (гордыни). Св. Исаак Сирин, говоря об этом грехе писал, что тот, кто обретает зависть, обретает вместе с нею дьявола. И действительно, согласно Библейскому повествованию, ангел Божий, херувим Люцифер, возжелав стать равным Богу, возгордился, что привело к его падению, и он был низвергнут с небес: «В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим; под тобою подстилается червь, и черви – покров твой. Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе́ в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:11‑15). Так о падении ангела повествуется в пророчествах Исайи.
Примеров подобного рода можно привести немало. Напомним только одно. Грех – это промах. Грех синонимичен злу. Зло, как антагонизм добра, вмещает в себя все грехи и все самое плохое. Зло движет «плохостью»: плохими поступками, словами, действиями. Не стоит забывать, что с «промахом» наших прародителей в жизнь человека вошло время, болезнь и смерть. Горделивая зависть гриба-боровика породила в его сознании гнев. Опечалившись о благе ближнего он задумал нечто коварное, плохое. Гриб решился на убийство (на массовые убийства, если быть точнее). Собрав «единомышленников» – груздей с подгруздками и, заручившись их поддержкой и готовностью идти до конца: «Мы грузди, братья дружны, мы идем с тобой на войну, на лесную и полевую ягоду, мы ее шапками закидаем, пятой затопчем!», – гриб-боровик «пошел в атаку»: «Сказав это, грузди полезли дружно из земли, сухой лист над головами их вздымается, грозная рать подымается». Тем временем, зеленая травка, наблюдавшая за происходящими событиями со стороны, сделала очень верный прогноз: «Ну, быть беде!» [7, с. 32].
Как видим, причиной для начала этой беды (войны) послужили грехи. Сосуществуя, грех и зло пытаются уничтожить все доброе, стараются заполнить все, что создано Богом и, наконец, заслонить собой Творца. И, именно грех и зло лежат в основе таких «грибных» войн и движут ими. Чаще всего, зачинщиками подобных войн являются люди, живущие только плотской жизнью – внешним человеком (ап. Павел). А, как известно, плоды плоти суть: «прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны,) ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное…» (Гал. 5:19). Вот и сказка В.И. Даля, является наказом для детей наших и показывает не только причины, порождающие подобные войны, но и обнажает сущность псевдовоина…
Также и рассказ «Полунощник» обнажает сущность псевдоказака, который решается отомстить («погубить») роду и Красоткиных и Пахолкиных, которые по иронии судьбы оказались с Кизылбашевым в одном отряде. И вот Кизылбашев в один удобный момент решается на предательство своих побратимов-казаков: «разузнав о близости аулов, решился на небывалое дело: он бежал из отряда, с тем чтобы подвести неприятеля, напасть врасплох и уничтожить, как он надеялся в слепой злобе своей, весь отряд. Несчастная мысль эта поселилась в нем уже в то самое время, как только весь отряд был в сборе и Кизылбашев увидел, что тут находилась большая часть мнимых неприятелей его, по крайней мере ненавистных ему людей. И в надежде погубить их, он не пощадил никого и не подумал даже о себе самом» [6, VII, с. 38]. Здесь видны те же основания, как и в сказке: гордость-зависть-гнев-желание отомстить (убить).
Русский православный мир показал нам множество примеров настоящих воинов.
Какой участи удостоится «казак» – идущий против ближнего своего; «воин», идущий против правды – «грибной» воин? Ответ на этот вопрос мы находим в окончании Далевских произведений. В «Полунощнике»: «Много прошло лет, много десятков лет с той несчастной ночи, когда безрассудная, злобная месть воспламенила персидскую кровь этого несчастного и как он, посягнув на одно из самых страшных преступлений, продал душу свою, – и все еще привидение его шатается по обширной степи, ищет и не находит покоя и, встретив русский отряд, подъезжает к нему и расспрашивает о том, что делается на Руси и в родном уральском войске…» [6, VII, с. 43‑44].
В сказке: «А на ту пору пришла с коробом в лес тетка Варвара – широкие карманы. Увидав великую груздевую силу, ахнула, присела и ну грибы сподряд брать да в кузов класть. Набрала его полным-полнешенько, насилу до дому донесла, а дома разобрала грибки по родам да по званию: волнушки – в кадушки, опёнки – в бочонки, сморчки – в бурачки, груздки – в кузовки, а наибольший гриб-боровик попал в вязку; его пронизали, высушили да и продали. С той поры перестал гриб с ягодою воевать» [7, с. 32].
Тетка Варвара является актуализацией закона воздаяния или, выражаясь восточной религиозной терминологией, кармой. При этом необходимо сказать, что «кармический» закон проходит тонкой красной нитью через все религиозные системы. Христианский закон справедливости говорит: «Что посеешь, то и пожнешь». А именно: «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (Гал. 6:7‑8). Недаром ап. Иаков нас предупреждает, что «…каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак. 1:14‑15).
Путь реальный – «Уральский казак». В данном произведении нас интересует религиозность казака Маркиана Проклятова. По ходу рассказа мы узнаем, что казак уральский был старообрядцем, не знавшим церковной грамоты. Зато и его мать, и тетка, и сестра, и хозяйка, и дочь: весь женский пол «все знают церковную грамоту, служат сами по старопечатным книгам» [6, VII, с. 175]. Неприкосновенной святостью на дому и главным занятием их было: «воспитывать ребят в постоянных правилах и обычаях домашнего изуверства». Это правило исполнялось и казаком дома беспрекословно, однако нарушалось им сразу же, как он покидал дом «без всякого стеснения на службе и вообще вне войсковых пределов». «На походе» Проклятов становится совершенно другим человеком – нарушает во многом правило домашнего уклада, «а родительницы дома, на досуге, отмаливают и замаливают» результаты его похождений. Но не он сам…
В. Даль показывает религиозную веру этого казака как народное православие (пусть и старообрядческое), полное суеверий. Собственно, и изуверством он называет домашнее воспитание ребят не просто так. В Словаре читаем: «Изуверство – ложное, упорное верованье, при ненависти к разномыслящим и готовности пострадать за это; фанатизм, нетерпимость <…>». Изувер м. и изуверка ж. – фанатик, изуверный человек» [5, II, с. 37]. Смотрим значение фанатизма. «Фанатизм – изуверство; грубое упорное суеверие, заместь веры; преследованье разномыслящих, именем веры» [5, IV, с. 532].
Как-то раз, Проклятов отправился охотиться на кабанов накануне какого-то праздника, «вопреки закону» и там встретил шутовку (русалку). «“Сколько припомню, – говорит старик, – она была моложава и одной рукой как будто манила к себе”. Сотворив крест и молитву, Маркиан стал отступать от нее задом, добрался до бударки, присел на колена и, ухватив весло, ударился, сколько сил было, домой» [6, VII, с. 179]. Русалка, согласно Далю, – сказочная жилица вод, водяная, шутовка, лобиаста. На Юге русалки, мавки и майки – веселые, шаловливые созданья; в Малороссии – это некрещеные дети; они наги с распущенными волосами, прельщают, заманивают, щекотят до смерти, топят и прочее; на Севере и Востоке – злые из числа нежити, откуда и сам Проклятов был родом. А в своем исследовании «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа» Даль дает более детальное описание данного суеверия. Даже несмотря на подобные моменты из жизни казака: «Проклятов дома, на Урале, никогда не божился, а говорил “ей-ей” и “ни-ни”; никогда не говорил: спасибо, а “спаси тя Христос”; входя в избу, останавливался на пороге и говорил: “Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас!” – и выжидал ответного: “Аминь”» [6, VII, с. 188]. Религиозность Проклятова была пропитана суеверием (пустоверием). В лице этого уральского казака мы видим пример нецентрированности. Подобная религиозность является квазирелигиозностью (это когда в мировоззрении верующего суеверное восприятие жизни переплетается с основами вероучения определенной религии).
Так, многие исследователи обращают свое внимание на следующий факт из жизнеописания Проклятова: «Проклятова знали все как человека добродушного, который, несмотря на бедность свою, помогал многим, кто бывал в нужде или еще беднее его. Он жалел убить старого пса, который жил у него годов десять и под старость сделался калекой. “Пусть живет нахлебником, – говаривал старик, – не обидит нас, не объест”. Но когда ему случилось сходить в зимний степной поиск, на Бузачи, то он, отбивши там пару навьюченных верблюдов и заметив, что во вьюках что-то жалобно пищало, не призадумавшись выкинул двух голых ребятишек на снег и спокойно, без оглядки, отправился своим путем» [6, VII, с. 179‑180]. Для Проклятова – это вовсе не грех. Хотя, мы считаем, что именно поэтому Даль переименовал казака Подгорнова на Проклятова. И тут же в рассказе Даль приводит пример того, что же казак считает грехом: «Но конины и верблюжины Проклятов не стал бы есть ни за что; скорее, говорит, издохну, а такого греха на душу не возьму».
Довольно точно подмечает российский исследователь В.А. Кошелев: «С точки зрения христианства далевский «уральский казак», как и аксаковский «уральский казак», нарушил основной нравственный закон людского бытия: убил человека. Он даже более грешник, чем аксаковский казак. Тот самосудно убил изменившую жену – этот загубил двух невинных младенцев. Тот – за свой дикий поступок “требовал казни и казнь получил”; этот нисколько не ощущает на себе “греха”…Более того: его поступок вовсе не отменяет его “добродушия”» [8, с. 125‑126]. Мы же на примере данного казака видим несколько полуцентров в его жизни; у него нет того ядра, того основания, которое бы всецело определяло его жизнь и поступки.
Даля, если можно так выразиться, мучил вопрос о сущностном основании религии (православной веры) в жизни казачества еще долго, после издания его «Памятной книжки», в которой Даль указал необходимый путь как императив не только для каждого казака или воина, но и для каждого русского человека. Например, в «Солдатских досугах» мы находим такие коротенькие повести о казаках, как: «Покажи лоб», «На своих не пойду», «Сметливость», в которых писатель изображает подлинный воинский дух казачества.
А в рассказе «Дервянов», также изображен неграмотный казак: «Зовут меня Потапом, Никитин сын, Дервянов; от роду мне 66 лет; веры я православной; войска Уральского отставной казак; грамоте не знаю, проживаю в Гурьеве» [6, VI, с. 120]. Спасая себя от смерти, он с другими казаками, соорудив самодельный корабль и спустив его на воду в лютый мороз, «помолились Богу». В. Даль показывает, какую важную роль играл в жизни его героев Бог, вера в которого центрировала их и была основанием к действиям. Страшен и труден был путь спасения казаков: «Не придумай мы своей хитрости, да не помоги нам Господь, давно бы нас и на свете не было» [6, VI, с. 123]. Казаки благодарят Бога за свое спасение и приходят к выводу: «…благодарим Бога, что вынес нас и даровал, против всякого чаяния, еще пожить на свете». Так В. Даль оканчивает свою повестушку, а после приводит три поговорки, первая из которых следующая: «Без Бога, ни до порога: но за Бога держись, а сам не оплошай». По-другому, поговорка звучит еще так: «С Богом хоть за море, а без Бога ни до порога». Говоря предельно кратко: человек не должен жить без Бога! Чтобы спасти себя и в этом мире и для жизни вечной, нужно приложить немало усилий. Царство Божие, как известно, силою берется и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11:12).
Путь идеальный – «Памятная книжка для нижних чинов Императорских казачьих войск. Итак, прежде всего, нам необходимо сказать, что воин-казак противопоставлен лжевоину, грибу-боровику, из леса. Далевскому воину известно, что «с него будет спрашиваться», что ему необходимо знать и помнить Бога, Государя, службу, Отечество и начальников… А начинает свои наказы В.И. Даль так: «Наперед всего, памятуй и не забывай Господа Бога: Он всюду один и всюду видит и тебя, и дела, и помышления твои; без него спасения нет. Второе, знай Государя своего, помни и люби его; он первый по Богу неусыпно печется о благе твоем: этому верь и ничем не смущайся. Он бережет в деснице своей и тебя, и вся белое Царство свое, всю Русскую землю. Третье, помни, что дороже всего тебе отчизна твоя. Помни и то, что отчизна эта, или Отечество, не одна станица твоя, не один двор твой да изба, а вся земля Русская <…>» [9, с. 92].
Воинская присяга, по слову Даля – «дело великое, страшное, святое» (является клятвой и обещанием), которое «возносится от уст человека прямо к Богу <...>, который всевидящ и неминуемо карает преступных» [9, с. 93]. Присягнув, казак, согласно Далевским наставлениям, должен служить «верой и правдой» усердно, до самой смерти. Причем В. Даль акцентирует внимание на том, что если воин – крещеный человек, то он должен помогать другим прямо до самой смерти: «Смерти не бойся, ее не минуешь, а бойся постыдной да постылой жизни» [9, с. 93]. Очевидно, в данном месте Даль перетолковывает слова Иисуса Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Даль продолжает свои наставления православному воину, уча его всегда говорить правду, особенно тогда, когда «приложился ты к Святому Кресту Спасителя» [9, с. 94]. Стоит обратить внимание читателя на тот факт, что В. Даль старается всегда Иисуса Христа называть Спасителем, что не может не говорить о глубине и подлинности его веры!..
Далее, в памятной книжке, В. Даль поучает о важности знамени для всего воинства. «Знамя – хоругвь, или стяг. Это вещь великая, святая. К знамени своему стекаются верные воины, в нем вся честь и слава их. Знамя – символ, или представитель веры нашей, Государя и Отечества; за него клади живот свой и не давай честного знамени своего на поругание неприятелю» [9, с. 94].
Важное уточнение он делает далее: «Казак, как и солдат, стоит за Святую веру свою, за престол Государев, за родину…». Разумеется, он имеет ввиду православие [9, с. 98]. Наш земляк говорит, что казак должен не только защищать свою русскую землю, но «коли восстанет в смутное время враг домашний, тогда казак садится на коня и не угодит ни Богу, ни совести своей, доколе не собьет с поля супротивника своего…» [9, с. 98].
Но самое главное – «Пуще всего помни и бойся Бога». Даль призывает слушаться и повиноваться начальникам, так как «всякая власть от Бога и от Царя», а также любить родину свою: «Помни, что для тебя нет ни краше, ни лучше русской земли, родины твоей…» [9, с. 100]. И ниже: «А человеку даровал Бог ум, разум, помышления, живую бессмертную душу, речь словесную, вольную волю и повелел от худа бегать, а творить добро. Худо, находим в словаре Даля, происходит от слова худой и означает – неладный, негодный, дурной, плохой, нехороший: «Худой человек, ни Богу, ни людям» [5, IV, с. 568].
Не менее значительным моментом в памятной книжке является вопрос о воинских наградах. В. Даль описывает в деталях, какие должен совершить подвиги воин-казак, чтобы получить разной величины награды. Одной из таких больших наград В. Даль называет Георгиевский крест – знак отличия Военного ордена. Он дается не даром, но за личную храбрость смелого воина. Получает ее тот: «…кто первый полезет на вал, кто на приступе пойдет наперед всех и за собою поведет товарищей, чтоб не робели, кто вызовется охотником на опасное и славное дело, да исполнит, что приказано… кто спасет или выручит с бою своего офицера… кто, получив рану, воротится от перевязки на место сражения, с полным вооружением и амуницией, и останется в деле до окончания его» [9, с. 105‑106]. Примечательно, что Даль, в вопросе о вознаграждении, поднимает тему воздаяния. («Я есмь испытующий сердца и утробы; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Откр. 2:23)). И, чем более казак совершает подвигов, тем выше награда его, которая воплощается не только в виде орденов и медалей, но также и в финансовом плане, и различных льготах. Само собой, поощрительная система всегда имела успех, и Даль, как никто другой, это понимал.
И казак, и любой другой верноподданный Царя за какое-либо отличное, хорошее и благородное дело принесшее «помощь братьям своим», мог получить «медаль серебряную или золотую, в петлицу или на шею, на Аннинской или на Владимирской ленте». Также воины могли получить «медали, с надписью за спасение погибших – это почетный и славный знак, которым Государь честит того, кто не боясь ни опасности, ниже самой смерти, кидается в огонь, в воду, или туда, где человек гибнет, и спасает его от смерти» [9, с. 106]. Здесь мы снова видим необходимость для настоящего воина реализации заповеди Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Императивом к подобным подвигам выступает страх Господень, который, по словам псалмопевца и его отца (Прит. 1:7; Пс. 110:10), является началом мудрости: «…надо памятовать казаку, что славное дело следует ему делать не для награды, а боясь Бога и совести своей». Разумеется, подобного самоотверженного воина обязательно ожидает награда, и даже если ему суждено будет погибнуть, спасая другого, то такого казака ожидает незабвенность и на земле, в мире дольнем, и милость Божия на небесах.
И последнее, о чем мы должны сказать, комментируя Далевские наставления воинству казачьему, это о призыве к воинам жить по совести и всегда поступать по правде, не греша. Если бы и пришлось в чем промахнуться (согрешить) казаку, то обязательно в этом необходимо сознаться и, покаявшись, признав вину, понести за то, если понадобится, наказание. «Бегай от греха», – наставляет воинов В.И. Даль.
Христоцентризм жизни В.Даля. Для утверждения вышесказанного, хочется еще раз взглянуть на биографию Даля и напомнить о его религиозной и духовной центрированности. Наставляя вышеописанным образом, воинство казачье, В. Даль берет за образец православного воина, который и «курсирует» всю свою жизнь в фарватере данных установок. К таким воинам, как мы уже сказали, принадлежал и сам В.И. Даль, и его сын Лев Даль. Исследователи личности и творчества Даля всегда акцентируют внимание на том, что он был моряком, что он был одним из кадетов, ходил в плавание на бриге вместе с будущим знаменитым русским адмиралом П.С. Нахимовым, совершившим множество воинских подвигов; что Даль участвовал в двух войнах (русско-турецкой и русско-польской), в ходе которых он, рискуя жизнью, спас огромное количество бойцов не только как военный врач, но и как искусный воин.
Он участвовал в трагически завершившимся Хивинском походе[1]. Несмотря на тяжелейшие испытания, Даль в своем походном дневнике заключает, что, вопреки им у русского солдата преобладает «чувство долга и презрения к опасности» [4, с. 130]. В. Далю принадлежит честь создания одного из первых в России добровольческих батальонов во время Крымской войны, в котором довелось служить, по собственному волеизъявлению, его сыну.
Даль всегда руководствовался совестью, страхом Божиим и любовью к ближнему, как того требует подлинное христианство. Воин Даль, лютеранин по форме, но с юности православный по верованиям, как о том он говорил в знаменитом диалоге своему другу А. Мельникову-Печерскому, всей своей жизнью являл и являет образец настоящего православного христианина. Считаем, что он, несомненно, заслуживает именования воина Христова!
У святых отцов есть очень важное наставление каждому христианину. Они настаивают на том, что человек, который чему-либо учит других, должен, прежде всего, сам исполнять все то, чему он учит и, более того быть примером в этом деле для других. Святоотеческие рекомендации опираются на слова Иисуса Христа, который, обращаясь к своим ученикам‑апостолам, говорил: «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание. Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:13‑16). Так и В. Даль старался прожить всю свою жизнь, памятуя и не забывая Господа Бога, т. к. «Он всюду один и всюду видит и тебя, и дела, и помышления твои: без Него нет спасения»; и любя Государя своего, и всегда помня, что дороже для него нет отчизны своей – земли Русской [9, с. 92].
Светоч Христов, В. Даль, давая наказ казакам, говорил как бы самому себе: «Итак, служи и угождай, сколько есть в Тебе сил. Сил твоих станет про твой век, а там будут служить дети твои. Никогда не заботься и не печалуйся о том, что будет с твоими, с семьей, коли тебя не станет; на то Бог и Государь, и справедливое начальство…» [9, с. 107]. Именно так, сам наставник и прожил всю свою жизнь… Незадолго до смерти Владимир Даль приняв Православие, упокоился на православном Ваганьковском кладбище в Москве, навечно воссоединился со своим нетленным и абсолютным Центром – Иисусом Христом, которого он носил и взращивал в своем сердце всю жизнь.
Литература
Булгаков С.Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов: В 2 т. М., 1910 Т. I. 303 с.
Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта: В 2 т. М., 1993. 448 с.
Белинский В.Г. Повести, сказки и рассказы казака Луганского // Белинский В.Г. Полн. собр. соч: В 13 т. М., 1956, Т. X. С. 79‑83.
Бессараб М. Владимир Даль. М. 1968. 264 с.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989–1991.
Даль В.И. Полн. собр. соч.: В 10 т. Спб.; М., 1897–1898.
Даль В.И. Война грибов с ягодами // Даль В.И. Старик годовик. М. 1979. С. 31‑32.
Кошелев В.А. «Уральский казак»: литературный тип и жанровая функция. Пушкин – Аксаков – Даль // Далевские чтения 2014: материалы Международной конференции / Луганск. 2014. С. 115‑126.
Даль В.И. Памятная книжка для нижних чинов императорских казачьих войск // Неизвестный Владимир Иванович Даль. Оренбург. 2002. С. 92‑111.
* Далевские чтения-2016: В.И. Даль и Русский мир: материалы Международной конференции / Отв. ред. Ю.П. Фесенко. – Луганск: Изд-во ЛНУ им. В. Даля. – 290 с.
[1] Владимир Даль, описывая поход, в своем лице выразил и особую радость от всех солдат, что с ними была походная православная церковь: «Везли даже походную церковь, радуясь тому, что в этих диких степях благовест раздается впервые от сотворения мира».
