Большое волнение невольно охватывает меня в эти дни пребывания в Брянске, Трубчевске и Новгород-Северском. Ведь я родился и вырос в местах, связанных со «Словом о полку Игореве». Моя родная деревня Осинка (ныне – Суражского района Брянской области), основанная казаками Стародубского полка в 1706 году на границе с тогдашней Речью Посполитой, несколько десятилетий, до образования в России губерний, входила в состав Новгород-Северского наместничества. С особым чувством стоял я сегодня у Триумфальной арки в историческом центре Новгород-Северского, через которую проезжала по дороге в Крым Екатерина II, где наряду с другими гербами сияют, как и встарь, и гербы наших Суража и Мглина (моя Осинка за свою более чем 300-летнюю историю входила то в Суражский, то в Мглинский уезды). Жаль, что в мои школьные годы, при изучении «Слова о полку Игореве» не концентрировалось наше восприимчивое детское сознание на таком важном факте – ведь это же наши места, наша ближняя округа! Уверен, тогда по-другому бы смотрели мои ровесники, рождённые в 1950-е годы, на свою «малую» родину, представляемую им преимущественно как нечернозёмную и неперспективную. Да и сейчас, в новые времена, почему-то никто из власть придержащих, присматривающих за культурой и образованием, никак не догадается организовать запоминающееся и познавательное путешествие-экскурсию по этим необыкновенным местам хотя бы для отличников по русскому языку, литературе, истории и природоведению.
Ведь любовью к родной земле, к живой природе буквально пронизано «Слово о полку Игореве». Больше того, природа в этом величайшем памятнике древнерусской литературы конца XII века – едва ли не главный герой. Заметим попутно, что такое мы видим и в другом великом произведении – уже ХХ века – в романе «Тихий Дон» Михаила Шолохова, где сама русская река Дон, её живописные берега, степные волнующие запахи, вольные птицы, рыбы, звери, малые букашки, древние курганы, старые дубравы, заливные луга, высокое синее небо – всё это представлено в романе с потрясающей яркостью, доподлинностью и поэзией. Можно сказать с уверенностью, что сама природа Тихого Дона – среди главных героев романа. С годами, признаться, мне всё чаще кажется, что не просто среди главных, а основной герой. Ведь природа (включая, разумеется, и природу самого человека) – основа основ нашего бытия.
И, наверное, не удивительно, что всероссийский журнал о природе для семейного чтения «Муравейник» и литературно-художественный ежегодник «Охотничий сборник», которые мы издаём, регулярно публикуют новые исследования как о возможном авторстве «Слова о полку Игореве», так и о художественных особенностях отражения на его страницах извечного взаимодействия мира человека и природы.
В последнее время литературоведами всё чаще – и особенно нашим автором, кандидатом филологических наук Е. Целыховой – выдвигается гипотеза о том, что автор «Слова о полку Игореве» был охотником, и мало того – охотником-соколятником. Уже в самом начале великого произведения читаем: «Тогда пущашете десять соколов на стадо лебедей…» И дальше не удерживается охотничья натура автора от включения в текст «Слова…» в качестве сравнения определённых моментов соколиной охоты: «О, далеко залетел сокол, птиц избивая…»
Уточним, что на это обратил внимание ещё в 1948 году Н. Шарлемань в комментарии к «Слову о полку Игореве»: «автор "Слова…"… прекрасно знаком со всем охотничьим обиходом. Сравнение героев с соколами его излюбленный приём». Из более чем восьмидесяти упоминаний животных, в шестнадцати случаях речь идёт о них, и в одном случае – конкретно о кречете. «Уделив особенное внимание охотничьим зверям и птицам, автор "Слова…" прекрасно передал и охотничью терминологию своего времени, частично сохранившуюся в языке до наших дней», – подчёркивал Н. Шарлемань. Опираясь на эти утверждения и на свои собственные исследования, Е. Целыховой представляется возможным признание «Слова…» первым литературным произведением, включающим в свой состав охотничью терминологию. «Такое утверждение не может не тешить самолюбие культурных охотников», – справедливо замечает она. Не могу удержаться, чтобы снова не вспомнить здесь Шолохова – он был культурным, знающим, очень страстным охотником и рыболовом и по многим признакам (это отдельный разговор), его охотничья страсть самым благотворным образом сказалась на его творчестве.
Это ведь по авторской воле охотника в «Слове о полку Игореве» «крычать тъелъеги полунощы, рци, лебеди роспущени (кричат телеги в полуночи, словно лебеди преследуемые), влъци грозу въсрожать по яругамъ;иорли клектомъ на кости звъери зовутъ; лисици брешутъ на чръленыя щиты (волки грозу подымают по оврагам; орлы клёкотом на кости зовут; лисицы брешут на червлёные щиты)».
«Лисицы брешут на червлёные щиты»… – до чего же это хорошо сказано! Как хотите, а так выразиться мог только охотник, так ярко передать тревожное волнение природы накануне неожиданного похода князя Игоря…
А как сострадает, как помогает всё живое в природе новгород-северскому князю убежать из плена? «Игорь-князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем на воду. Вскочил на борзого коня и соскочил с него серым волком. И побежал к излучине Донца, и полетел соколом над облаками…»
Это прямо космос! Осознание единого целого – к чему только сейчас приходят экологи.
Е. Целыхова приходит к верному выводу («Муравейник» № 7–2010 г.), что «Слово о полку Игореве» помогает нам увидеть нашу охотничью терминологию полноценной и важной частью живого великорусского языка. Охотничья лексика предстаёт в "Слове…" не как терминология, а как неотъемлемая часть общенационального языка.
Знаменитая фраза растекашется мыслию по древу имеет много различных толкований: то сам Боян «растекается мыслию по древу», то это делает белка (в таком значении диалектное слово мысь приводится в словаре В. Даля). Автор же «Муравейника» (№ 2–2002 г.) Н. Дорожкин предположил, что если береста, луб, дощечки суть материалы для письма, то естественной видится прямая связь понятий «дерево» и «книга» в древнерусском обиходе. Нам ближе предположение, которое в своё время было сделано В. Тимофеевым, который сравнивает знаменитую фразу растекашется мыслию по древу с фразой на украинском языке ростеклыся мысливци по гаю, та полювалы цилу дныну (разбежались охотники по лесу и охотились целый день), предполагая, что под «мыслию» подразумевается именно охота, что подтверждает и первоначальное значение термина myslistwo в польской охотничьей лексике (вся совокупность средств охоты: кони, псы, ловчие птицы, оружие и т.д.). Эту же природу имеют наши слова: охотничий промысел, промышлять зверя. Таким образом, отмечает Е. Целыхова, отталкиваясь от мнения В. Тимофеева, возможно предположить, что вместо одного современного слова охота в древнерусском языке существовало по крайней мере два – лов (процесс охоты ради добычи пропитания) и мысль (охота, охотящаяся ради удовольствия).
Констатируя, что в истории русской и мировой охотничьей литературы «Слово о полку Игореве» должно занять своё достойное место, молодой учёный Е. Целыхова в своей новой статье «Сохраним ли охотничье слово?», которая увидит свет в декабрьском номере 2010 года нашего журнала (куда и отсылаю заинтересованных читателей), идёт дальше - и хочется привести некоторые её положения: «Обидно сознавать, что один из богатейших, выразительнейших и популярнейших профессиональных языков прошлого – русский охотничий язык, может исчезнуть у нас на глазах. Этот своего рода лингвистический музей, донёсший до нас языковое богатство, культурные охотничьи связи русского языка и являющийся отражением культурно-исторического своеобразия русской народности, подвергается в лучшем случае забвению, в худшем – безнаказанному извращению. А ведь он относится к одному из древнейших феноменов человеческой культуры и обладает богатейшей историей».
Да, эта история, как видим, начинается со «Слова о полку Игореве». Хотя традиционно до сих пор считается, что начало тут положил С. Аксаков своими «Записками ружейного охотника Оренбургской губернии» и Е. Дриянский «Записками мелкотравчатого». А непревзойдённые «Записки охотника» И. Тургенева? За ними идёт целая плеяда великих и выдающихся русских поэтов и писателей, не только любивших и знавших русскую охотничью культуру и русский охотничий язык, но и сумевших с его помощью создать неповторимые литературные произведения: Л. Толстой, А.К. Толстой, Н. Некрасов, А. Чехов, И. Бунин, А. Куприн, М. Пришвин, И. Соколов-Микитов, В. Бианки, Ю. Казаков, Г. Семёнов…
По письмам А.К. Толстого видно, как глубоко обостряла охотничья страсть его любовь к природе. Он оставил такую примечательную запись: «…Любовь моя к нашей дикой природе проявлялась в моих стихотворениях так же, по-видимому, часто, как и свойственное мне чувство пластической красоты». Бесконечно жаль, что большая рукопись «Охотничьи воспоминания» великого писателя (как ярко описана у него в романе «Князь Серебряный» соколиная охота!), над которой он усиленно работал в последние месяцы своей жизни, судя по всему, безвозвратно утрачена. Несколько лет назад я специально занимался этим вопросом и первый директор музея А.К. Толстого в Красном Роге, что на Брянщине, П. Печурицын с горечью сообщил, что, по его мнению, рукопись сожгли в Новозыбкове в 1927 году равнодушные люди, к которым, волею случая, попал архив Толстого…
И немало тут сгорело! И в пламени Гражданской войны, и в последующие года были утрачены бесценные письменные свидетельства (например, «Толковый словарь псовой охоты» В.С. Мамонтова). Да что там! Планировалась даже реформа охотничьей терминологии, как отражающей «кастовый язык помещичье-феодальных охот» и якобы непонятной для молодых охотников. Но, слава Богу, вступились авторитетные языковеды С. Ожегов и А. Реформатский. Если в Европе охотничьи языки возведены в ранг национального культурного достояния (особенно в Австрии), то у нас на данный момент по сути отсутствует научное описание русского охотничьего языка.
А ведь мы можем – при активном участии и содействии в этом деле Союза писателей России – не только сберечь и сохранить русский охотничий язык, но сделать тут и существенную добавку. Ведь у нас в России до сих пор живут охотой, рыболовством, природными промыслами целые народы и народности в Сибири, на Крайнем Севере и Дальнем Востоке и имеют свою письменность. Помимо привычного упоминания произведений чукчи Ю. Рытхэу, нивха В. Санги, манси Ю. Шесталова, надо обязательно сказать о якуте Н. Лугинове, особенно о его самобытных повестях «Сэргэ» и «Кустук».
Да, собрать, сберечь и сохранить для потомков неповторимый русский охотничий язык (ведь ни один профессиональный язык не обладает таким литературным наследием, представляющим такую художественную и историческую ценность!) – значит, сохранить саму яркость, своеобразие и духовность русской литературы. И пусть поможет в этом всем нам величайшее литературное произведение – «Слово о полку Игореве»!
Николай Старченко, главный редактор журнала «Муравейник»
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
