Величайший, и до сих пор недостаточно оцененный эксперимент языкознания - это словарь, лексикография, ибо последняя является преимущественным практическим критерием выделения слова и определения его значения, что есть конечная цель научного языкознания. Лексикография заимствована у языкознания практически всеми прочими науками и использована в них вторично как форма кодификации их собственных терминов и метаязыков (языков описания). Одно это придает языкознанию исключительную важность в системе всех наук, а не одних только гуманитарных.
О.Н. Трубачев
Творческие интересы Олега Николаевича Трубачева наметились очень рано. В основе всего лежал еще юношеский интерес к языкам, к иноязычной лексике, но свою роль сыграла учеба на филологическом факультете Днепропетровского государственного университета в 1947-1952 гг., прикрепление с первого курса к кафедре русского языка, руководитель которой Я.А. Спринчак, специалист по русскому историческому синтаксису, поддерживал эти интересы студента Трубачева, одобрительно отнесясь к проблемам начинающего этимолога. И хотя в дипломе Трубачева проставлена специальность "филолог (русский язык и литература)", он оканчивал университет уже славистом, представив две дипломные работы: главную - "Общеславянская лексика в основном словарном фонде русского языка" и, так сказать, добровольно-дополнительную - о болгарском возрождении (Христо Ботев, Иван Вазов). Окончательно круг исследований ученого определился в аспирантуре в Институте славяноведения, куда он поступил в 1953 г. (правда, уже с 1952 г., будучи сотрудником московской газетной редакции "Комсомольской правды", он числился в заочной аспирантуре). Олег Николаевич проходил аспирантуру и до 1961 г. работал под руководством С.Б. Бернштейна - признанного тогдашнего главы советской славистики и опытного педагога. Это было замечательное время послевоенного ренессанса сравнительно-исторического языковедения, в том числе славянского, в отечественной лингвистике. Олег Николаевич сразу встал в ряд лингвистов - В.Н. Топорова, Вяч.Вс. Иванова, Н.И. Толстого, В.М. Иллича-Свитыча, В.А. Дыбо, А.А. Зализняка, составивших вскоре цвет нашей славистики, балтийского языкознания и индоевропеистики и по настоящее время определяющих мировой уровень науки в указанных разделах. Молодого ученого в этот период и все последующие годы отличали преданность науке, необыкновенная работоспособность, пунктуальность, эрудиция и знание языков - он уже тогда говорил на основных европейских и славянских языках, знал на уровне текста и сравнительной грамматики практически все древние индоевропейские языки, строил свои исследования, привлекая огромное количество фактического материала и научной литературы. Именно с этого времени этимология становится в творчестве О.Н. Трубачева стержневой дисциплиной и в качестве цели и одновременно в качестве основного инструментария исследования.
Все перечисленные качества воплотились уже в монографии "История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя", защищенной им в 1957 г. в качестве кандидатской диссертации. В 1959 г. монография вышла отдельной книгой и явилась крупным событием в отечественной и мировой славистике и индоевропеистике как в плане методологии исследования, так и в плане достигнутых результатов. В работе решалась задача возможно полного рассмотрения эволюции терминологии родственных отношений у славян - от индоевропейского состояния до современной лексики славянских языков, включая богатый диалектный материал.
Книга представляет собой этимологическое исследование этой древнейшей лексической системы в составе человеческого лексикона вообще на широком индоевропейском фоне, с постоянным учетом истории общества и материальной культуры, этнографии. Как неоднократно подчеркивал О.Н. Трубачев во многих своих работах, язык запечатлел самую глубокую историю общества, народа и его культуры, причем историю целостную и непрерывную, и языкознание раскрывает эту историю методами этимологического исследования, которое по самой сути своей наименее зависит от превратностей и случайностей письменной истории.
В 1960 г. появилась монография О.Н. Трубачева "Происхождение названий домашних животных в славянских языках" - первый опыт монографического исследования этимологии данной сферы славянской лексики. При компактности изложения книга чрезвычайно насыщена языковым материалом, осмысливаемым в контексте обильных сведений культурно-исторического порядка. Этот опыт был отмечен в зарубежной критике как работа, без обращения к которой отныне не сможет обойтись ни одно исследование в этой области.
В том же 1960 г. опубликована большая статья "Из истории названий каш в славянских языках", в которой анализируется большой оригинальный материал по всем славянским языкам и диалектам, характеризующий славян как по преимуществу земледельческий народ, употребляющий с древности вплоть до недавнего времени в основном растительную пищу.
Третья, самая обширная, монография О.Н. Трубачева "Ремесленная терминология в славянских языках (Этимология и опыт групповой реконструкции)" была издана в 1966 г. Предварительно текст книги был успешно защищен ученым в качестве докторской диссертации. Книга посвящена реконструкции древнего состава и этимологическому анализу лексики старых видов ремесленной деятельности у славян - текстильного, деревообрабатывающего, гончарного и кузнечного производства. Такая широкая постановка темы давала возможность проследить общие черты и закономерности терминологического группообразования. Другой важной задачей, решаемой в монографии, было выяснение специфики именно славянской ремесленной терминологии, что предполагает сравнение с терминологиями других языков и вместе с тем открывает пути в этнолингвистику и исследования древних этнических связей.
Особое место в научной деятельности О.Н. Трубачева занимают проблемы ономастики (гидронимия, топонимия, антропонимия). Ими он занимается с чрезвычайной тщательностью и пристрастием. Уже первая "ономастическая монография", опубликованная в 1962 г. в соавторстве с В.Н. Топоровым, "Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья" выдвинула О.Н. Трубачева в ряд наиболее авторитетных специалистов в этой сложной области. Монография инспирировала множество работ по ономастике и установила высокий уровень исследований. Книга написана в современной и наиболее эффективной манере сплошного этимологизирования географических названий (здесь - гидронимических) определенного ареала, при которой изучение любой группы ономастической лексики должно состоять из формантного анализа, проецируемого на географическую карту, и последующего собственно этимологического исследования каждой цельной лексемы в отдельности.
Главный аспект исследования рассматриваемой книги - балтославянское этноязыковое взаимодействие, причем балтийский элемент постепенно отступал и редуцировался, тогда как славянский распространялся (в основном - с юга на север). В книге также получила уточнения задача установления восточных и особенно юго-восточных границ территории древнего распространения балтийских племен, наименее выясненных предшествующими исследователями. Основные выводы монографии сводятся к следующему. Славянское население является в Верхнем Поднепровье не автохтонным, а пришлым. В ходе освоения славянами территории с балтийским населением возникло, очевидно, балто-славянское двуязычие, создавшее благоприятные условия для растворения балтийских форм и их переоформления, переосмысления в древнерусской языковой среде, наряду с сохранением ряда чисто балтийских форм, долгое время бывших понятными славянам. В книге приводятся интересные примеры балто-славянского взаимодействия на уровне морфологии, фонетики и словообразования, инвентарь лексических основ верхнеднепровских гидронимов сопоставляется с возможными соответствиями гидронимии исторических балтийских территорий и их частей, причем в верхнеднепровских гидронимах обнаруживаются продолжения не только восточнобалтийских, но и западнобалтийских образований. В целом исследование Топорова - Трубачева примерно десятикратно увеличило количество достоверных балтийских элементов в гидронимии исследуемого ареала. Их число приближается к восьмистам, из чего делается вполне обоснованный вывод о том, что Верхнее Поднепровье вплоть до рубежа I-II тыс. н.э. было заселено в основном балтами, которых обтекала и ассимилировала древнерусская колонизация. Значение гидронимических свидетельств особенно очевидно в условиях, когда никаких других данных о языках (диалектах) и этносах древних балтов в этом ареале до нас не сохранилось. Книга имела огромный резонанс. В научных изданиях разных стран появилось более десятка рецензий вскоре после ее публикации.
Монография "Названия рек Правобережной Украины: Словообразование. Этимология. Этническая интерпретация", опубликованная в 1968 г., хотя и примыкает к только что рассмотренной в методологическом отношении, тем не менее представляет собой оригинальное произведение. Она начинается с "Обратного словаря гидронимов", построенного по алфавиту конца слов, объединенных в результате в рифмованные сегменты, нередко гетерогенные. При этом гарантируется как бы большая объективность свидетельств, но и повышается уровень последующих комментариев сегментов, требующих от автора огромной эрудиции и виртуозного владения техникой этимологического анализа. Второй раздел "Словообразовательный комментарий к обратному словарю гидронимов" стал основным в монографии.
Теперь о самом важном периоде, длящемся и по сей день, в творческой биографии О.Н. Трубачева, о главном деле его жизни - о составлении под его руководством и публикации под его редакцией "Этимологического словаря славянских языков. Праславянский лексический фонд" (далее ЭССЯ). Он шел к этому важнейшему событию в отечественной науке и культуре исподволь, сознавая его необходимость. В конце 50-х годов выходит серия статей совсем еще молодого ученого, посвященных принципам построения этимологических словарей отдельных славянских языков, анализу их характерных особенностей. А тем временем шла работа по переводу на русский язык с дополнениями "Этимологического словаря русского языка" М.Р. Фасмера, которую осуществлял О.Н. Трубачев с 1959 по 1961 г. Издание четырехтомного "русского Фасмера" затянулось с 1964 по 1973 г. Его выход в свет, помимо сугубо этимологических проблем, в значительной мере стимулировал русистику и сравнительное славянское языкознание в отечественной науке. По подсчетам одного немецкого рецензента, дополнения О.Н. составили больше чем одну треть по сравнению с немецким оригиналом. Таким образом, русское издание с полным правом может именоваться Фасмер - Трубачев. Все поучительные перипетии работы Олег Николаевич изложил двадцать лет спустя в мемуарной статье "Из работы над русским Фасмером: К вопросу теории и практики перевода" (1978).
В начале 1961 г. О.Н. перешел на работу в Институт русского языка АН СССР, где организовал Группу этимологического словаря славянских языков, вскоре переросшую в Сектор этимологии и ономастики. Олег Николаевич лично вел всю авторскую работу над текстом 13-ти выпусков ЭССЯ. Подготовительная работа длилась 13 лет, первый выпуск вышел в свет в 1974 г.
Публикация Этимологического словаря, выходившего с 1974 г. регулярно, каждый год по выпуску (к настоящему времени вышло 25 выпусков), стала явлением не только мировой славистики и индоевропеистики, но прежде всего, всей славянской культуры. Этот грандиозный труд поставил все работы в области славянской этимологии и исторической лексикологии на строго научное основание, положив предел дилетантизму.
Опираясь на лексико-этимологический материал ЭССЯ, О.Н. Трубачев интенсивно разрабатывает проблематику "Языкознание и этногенез славян". Впрочем, интерес к этноисторическим судьбам славян у него проявлялся всегда - см. работы "О племенном названии уличи" (1961) и "Ранние славянские этнонимы - свидетели миграции славян" (1974). В статье 1974 г. подчеркивалось, что "отголоски древнего пребывания славян на Дунае существуют и требуют изучения, а не одного лишь скептического отношения", и что "интерес к ним в науке будет, возможно, еще усиливаться". Впервые в этой статье была поставлена проблема типа праславянского этнонима и сформулирован вывод: "несомненна древняя сопредельность или, по крайней мере, близость иллирийской, фракийской и славянской языковых территорий".
Но по-настоящему новая постановка проблем и их трактовка развернулась в серии журнальных публикаций О.Н. под общим названием "Языкознание и этногенез славян" с уточняющими подзаголовками. В этих статьях впервые была предпринята попытка охарактеризовать историческую дунайско-балканскую миграцию славян как некое подобие "реконкисты", обратного завоевания, побуждаемого памятью о реальном былом проживании славян на (Среднем) Дунае, ср. фольклорную популярность Дуная даже у восточных славян, никогда по письменным историческим источникам не живших на Среднем Дунае. Балты же (в свою очередь) - не извечные жители Верхнего Поднепровья. Об этом свидетельствуют, по мысли О.Н., их ономастические связи с дако-фракийским субстратом восточной части Балканского полуострова и Анатолии, отражающие контакты, по-видимому, еще третьего тыс. до н.э. (ср. также исследования болгарского лингвиста Ив. Дуриданова). Ранний ареал балтов был ближе к Балканам, видимо, к их восточной части. Автор считает несостоятельными выдвинутые в последние десятилетия теории балтоцентристской ориентации всего индоевропейского комплекса Европы; более вероятна относительная периферийность балтийского; постепенно становится ясным, что славянская проблематика в гораздо большей степени является продолжением индоевропейской, чем принято считать; для проблемы славянской прародины весьма существенны указания на связи древнеиндоевропейского ареала также с дунайским регионом. Так созревала в указанной многолетней работе Олега Николаевича концепция возрождения старой (еще "донаучной") теории и летописной традиции древнего обитания славян на Дунае. Среднеднепровский славянский ареал (откуда затем вышли все восточные славяне) рассматривается при этом в качестве периферии, а не как исходный центр всего славянского этноязыкового пространства. По свидетельствам ономастики, вторично освоены были славянами и польские территории, вопреки автохтонистской теории висло-одерской прародины славян. И польские, и серболужицкие земли, считает О.Н., заселялись славянами с юга.
Серия работ "Языкознание и этногенез славян" продолжается. Дунайская - иначе центральноевропейская теория локализации древнего района славян обрастает у Олега Николаевича новыми аргументами и соображениями.
В заключение несколько слов о проблеме индоарийских этноязыковых реликтов на юге России (точнее - Европейской части СССР), главным образом в Северном Причерноморье, с необычайной увлеченностью и продуктивностью в последние 25 лет разрабатываемой Олегом Николаевичем. По этой проблематике О.Н. опубликовано свыше двадцати специальных работ, объединенных впоследствии в одной книге.
Л.А. Гиндин
"Знай свой род" (Над страницами О.Н. Трубачева)
...В сентябре 1995 года, в Словакии, в городе Кошице, состоялись торжества по случаю 200-летия великого славянского филолога и историка литературы П.И. Шафарика. На одном из праздничных заседаний О.Н. Трубачеву был вручен диплом "Почетного доктора" (honoris causa) и золотая медаль имени Шафарика. Награжденный держал ответную речь. В ученом собрании, как говорится, "застегнутом на все пуговицы", достаточно неожиданно звучал негромкий печальный голос ученого из России. На торжестве, посвященном памяти отца славянской филологии, он говорил о матери ...
"Торжество негоже омрачать печалью. Но жизнь есть жизнь. В начале нынешнего лета внезапно умерла моя мать, мой ближайший друг, болельщица всех моих начинаний. Как у Некрасова:
"В ночь ночная богомольница,
Векова моя сухотница".
Этот удар выбил меня из седла. До последних дней я не очень верил в то, что приеду сейчас в эту прекрасную страну, следуя Вашему почетному приглашению.
Тот, кто хоть немного знаком с моими работами последних лет, согласится, что мой путь в Среднее Подунавье неслучаен. Меня вели сюда научные убеждения, внутренний зов.
И я вспомнил другого человека, которого тоже неудержимо влек к себе Дунай. Конечно, у другого человека все было по-другому. Другое было время, другими были люди. Был это князь Святослав, тысячу лет назад ... И все же что-то оправдывает в моих глазах это свободное сравнение. Пусть у Святослава эта извечная славянская реминисценция о житье на Дунае облечена была в форму государственной доктрины ("То есть среда земли моей"), а мой зов сердца совершенно далек от политики, и я счастлив, что могу опереться на коллективные достижения науки о славянах, - все же наши взоры обращены в одну и ту же сторону. Я, может быть, именно сейчас не очень готов понять Святослава-человека и его действия. Он рвался на Дунай, а больная мать его Ольга укоряла его: "Видиши ли мя больну сущу? Камо хощеши от мене ити?" Бе бо разболелася уже. Рече же ему: "погреб мя, иди яможе хощеши". По трех днех умьре Ольга".
Конечно, современное сравнительное языкознание и этимология дают возможность искать древних славян на Дунае, не выходя из тесненького кабинета к северу от Москвы. Святославу было труднее ... Сакраментальный для русской науки вопрос - "Откуда есть пошла Русская земля" - вообще лучше решать, сидя в родительском доме. Я любил приезжать туда из далеких и близких мест. Меня всегда здесь ждали и встречали. Мне всегда здесь хорошо работалось. Всегда ... Умом понимаешь, что никому не уйти от общей судьбы, а сердце противится такому пониманию. Воспоминания не оставляют нас ...
В сентябре 1993 года, после съезда славистов в Братиславе, я, возвратившись, показываю матери с пояснениями подаренную мне там картину-икону работы художника М. Климчака: княгиня Ольга за руку со своим внуком, будущим князем Владимиром. Мать оживляется: "Ольга, во святом крещении Елена!" (Тут отмечу не только то, что мою мать тоже звали Еленой, но и то, что, не имея специального филологического или исторического образования, она эту деталь из нашей древней истории знала). Судьба портрета-иконы княгини Ольги решена. Я водружаю ее в комнате матери на видное место - в красном углу, как говорят у нас. Мать довольна ... Сейчас комната пуста. Со стены по-прежнему смотрит Ольга, во святом крещении Елена, а я подхожу, и вглядываюсь, и прикасаюсь, и нет мне утешения".
Мы готовы просить извинения перед читателем за долгую цитату, но уж очень точно и наглядно демонстрирует она и духовный настрой, и научные цели, и общий характер творчества Олега Трубачева.
...Он родился на Волге, в Сталинграде. Ему не было двенадцати, когда началась великая Сталинградская битва. Лучшие дивизии Европы ожесточенно рвались к покореженной, пылающей, уже чисто символической кромке последнего русского берега. И этот последний рубеж Русского Отступления стал предельным утверждением Русской Стойкости. Пятиклассник Олег пережил с семьей в городе первый тяжелейший период бомбардировок.
Полвека спустя нам попала в руки тетрадка с его дневником. Рассказ поражает точностью и сочностью изображения: "Вдруг в воздухе послышался многоголосый рокот самолетов и частые дребезжащие выстрелы зениток. А посмотрев в сторону заходящего солнца, я увидел множество медленно идущих самолетов, окруженных разрывами снарядов". Думается, что-то в характере, в волевом напоре и даже складе мышления академика О.Н. Трубачева, по-настоящему роднящее его с летописным Святославом, идет оттуда, из прифронтового детства, от порушенного, но не побежденного Русского Города. Основы жизнепонимания закладываются на простых, казалось бы, противопоставлениях: славяне - немцы, свои - чужие, человек - враг.
В 1991 году вышла книга О.Н. Трубачева "Этногенез и культура древнейших славян" - итог 35 лет ученых трудов и размышлений. Но не "эволюций" и не "перестроек"! Трубачев, как убеждаешься с первых страниц, тот же, что и в конце пятидесятых, когда писалась первая его монография "История славянских терминов родства" (издательство АН СССР. М., 1959.). "Посвящаю моим родителям" - напечатал тогда молодой ученый на титульной странице. И это было для него не просто долгом сыновней любви.
Отец, мать - исследованию этих важнейших понятий были посвящены первые параграфы книги. Характерно их неустаревающее патриотическое звучание. "Родители", "родичи" - корни, уходящие в родовую толщу славянского этногенеза. "Отец" - по грамматической форме слова это вообще не "существительное", а "прилагательное" - "отцов", принадлежащий к поколению отцов, принадлежащий в конечном счете, Отцу-Родоначальнику. Практически в слове "отец" заложена вся смысловая структура Отечества - рассматривать ли его в христианском измерении, где Господь научил нас обращаться к Богу "Отче наш!", или в древнем, языческом:
"Радой Славун - родун славян", - как сказал бы В.В. Хлебников.
Типологически так обстояло не только у славян. Афиняне называли свою родину Аттикой. Что значит "Аттика"? Даже по звучанию это точно соответствует русскому "отеческая (земля)". Похоже, и готское имя гуннского вождя Аттилы имело такое же сакрально-патриотическое значение: Аттила-Батюшка.
Значит, в именовании "отечества" сквозят глубинные сакральные структуры, объединяющие как государственные, державостроительные, так и родовые, семейные отношения и понятия.
Мать Олега Николаевича, Елена Васильевна Трубачева, в девичестве Николаева - дочь священника ... Забота и мысль о матери до последних ее дней, как мы видели, оставалась средоточием житейских обязанностей академика. А первая книга во многом посвящена была доказательству того, насколько лексика славянского родства сохраняет и несет в себе память древнего индоевропейского матриархата.
Еще не отгремела война, как в жизнь подростка с Волги вошла другая великая русская река - Днепр. Семья переехала в Днепропетровск. Можно представить себе разоренный послевоенный город. И можно представить себе тогдашний энтузиазм народа-победителя. Здесь пройдена школа, здесь окончен университет. И две из последующих книг - уже в Москве - посвящены будут анализу гидронимии Поднепровья. Такое впечатление, что О. Трубачев расплачивается с долгами ... Изживает в научном творчестве тот запас жизненных впечатлений и духовной энергии, который дали ему "малая" и большая Родина.
С 1952 года, вот уже более сорока пяти лет, Трубачев живет и работает в Москве. Из них - три с половиной десятилетия в доме на Волхонке, в Институте русского языка Российской академии наук, где он возглавляет сектор этимологии и ономастики.
Наука о корнях и именах...
О корнях слов и имен собственных славянских языков, о корнях и именах славян, Русской Земли ...
Древний именослов и корнеслов таят множество неразгаданных тайн. Кто знает, какого корня, к примеру, русская кобыла? Многие ли узнают в ней древнюю фригийскую Матерь богов - Кибелу! Наша "верхняя", книжная культура этого не "помнит". Народные орнаменты помнят. Во многих музеях России хранятся деревенские вышитые полотенца с изображением языческой Конной Богини.
Кельтская Эпона, русская кобыла, древняя Кибела...
А знаменитые летописные дулебы? По всему славянскому миру, от сербской реки Дулибы до новгородской деревни Тулебли, от чешских Дудлебов до московского микрорайона Жулебино - всюду встречаемся с этим выразительным славянским самоназванием. В словаре Даля "дулебая баба" значит "глупая, некрасивая, грубая". Но каково происхождение самого этнонима? Именно такими вопросами задается наука - по-гречески этимология, по-русски, в старинных грамматиках, "корнесловие".
Оказывается, как показал О.Н. Трубачев, дулебы - от герм. daud-laiba - дословно "имущество, наследство умершего", "выморочная земля" (сравни известную русскую дворянскую фамилию Тотлебен - из немецкого Tot-leben).
Оба примера показательны. Многие страницы книг Трубачева посвящены опровержению тезиса А. Мейе и некоторых других ученых об "аристократическом" будто бы характере словаря древних индоевропейцев. Нет, показал ученый, то, что сегодня принадлежит к заведомо народной, "сниженной" лексике (как слово "кобыла" или "дулебая баба"), являлось когда-то самым что ни на есть аристократическим - именем богини (Кибела), именем народа (дулебы). А в свою очередь "возвышенное" имя народа вдруг оказывается не менее "сниженной" "перелицовкой" германского правового термина. Не говоря уже о парадоксе: племенное самоназвание славян - из немецкого (немого) языка!
Мы привели лишь два примера. С начала 1960-х гг. трудятся Трубачев и возглавляемый им коллектив над уникальным научным проектом - Этимологическим словарем славянских языков. Задача словаря - восстановление (реконструкция) праславянского словарного фонда. Сложить из мозаики слов, сохранившихся - когда во всех, когда лишь в некоторых (даже в одном) современных славянских языках - словарь живого праславянского, на котором говорили наши предки-славяне прежде, чем разошлись, разделились на "западных", "восточных", "южных" - чехов, сербов, поляков, русских, болгар.
Язык - дом бытия. И строится этот дом на добротной и прочной основе индоевропейского языкового мира и мирохозяйствования. По концепции Трубачева, праславянский - как и прагерманский, и праиталийский, и прахеттский - всегда и исконно существовал как живой диалект в живом праиндоевропейском.
Сам дом - он всегда дом: что по-русски, что по-гречески, что по-латыни. Древние греки строителя называли вообще "дометер" и "дом" связывали с глаголом demo - строить, созидать. А римляне и Господа Бога назвали Dominus - Домовладыка и хозяйку Домной. Кстати, наша "домна", в смысле доменная печь (первоначально "домная печь"), с домом, наоборот, никак лингвистически не связана - она одного корня с дутьем и дымом.
Интересно, что сам глагол "строить" имеет параллель в латинском: struere (соответственно structor - строитель). Нам больше знаком этот термин в поздних заимствованиях: "структура", "конструкция", "конструктор". Но в случае слова "строитель", мы имеем право говорить об исконном родстве, а не заимствовании. Просто славяне и древние италики (вовсе, впрочем, не жившие еще тогда в Италии) обитали когда-то (четыре тысячи лет назад!) по соседству и соответственно "строили" и свой дом, и язык, и быт в буквальном смысле параллельно.
Где-то рядом жили и германцы, с которыми в области строительства у нас тоже немало сходства: немецкий Haus и русская хижа, русский тын и английский town. А название "дома Божия", хотя и гораздо более позднее, но - что тоже вполне не случайно - вообще у всех одно: Церковь, Kirche, Church ...
Много неожиданностей открывают в нашей древней культуре и конкретные, этимологизированные Олегом Николаевичем, строительные термины. Назидательно, например, само слово "созидатель" (однокоренные: здание, зодчий). Древнерусский термин "зидати" означает "строить, возводить дом, стены из глины или камня". Но первоначально все-таки из глины: польское слово "здун" сохранило значение "гончар".
Впрочем, ни каменное, ни даже глинобитное строительство не было исконным для наших предков. Славяне до самого последнего времени жили, шутит ученый, в "деревянном веке". И в деревянном жилище ничего нет худого и зазорного - наоборот, здоровее. Главным исходным термином было при этом "сечь" (секу). Тут уместно вспомнить и пасеку, и просеку, и Запорожскую Сечь - все слова, относящиеся к рубке леса, очистке площади от деревьев. А позже - и "сына секу", в смысле "строю, воспитываю".
Основным орудием работы была при этом секира. С точки зрения плотницкого дела секира древнее и примитивнее двух других рубящих инструментов - топора и тесла. Хронологическое старшинство секиры устанавливается опять же лексическими сопоставлениями. Славянская секира точно, фонема в фонему, совпадает с латинским securis (топор), что, как и прочие славяно-латинские схождения, уводят нас, как сказано выше, веков на сорок в историю. Тогда как "топор" (и предмет, и слово), заимствованный из иранского, ровно вполовину моложе.
Различаются они и функционально. Секира со своим узким прямым лезвием рассчитана была в основном только для рубки деревьев, но не для обработки; топор всегда отличался длинным дуговым лезвием с изогнутыми боковыми гранями. Об этом говорят и топоры, найденные археологами при раскопках, и старинные изображения, и современные образцы.
Между секирой и теслом различий не меньше. Тесло обеспечивает куда большую тонкость обработки. Понятие "тесать", то есть "сглаживать поверхность дерева острым инструментом (теслом)" продолжает в славянском очень важный и очень архаичный индоевропейский строительный термин. Да что долго говорить? Даже самый неотесанный знает, что отсюда и греческий tekton ("плотник-строитель"), и современные понятия - архитектоника и архитектура.
Что касается топора, его "иноязычное" происхождение хорошо иллюстрируется той особенностью, что это слово выступает часто в древних источниках как название боевого оружия. Так, в древнерусских рукописях рабочий топор именуется обычно секирой, а слово "топор" используется, напротив, как название оружия.
Что касается сверла, прямых исторических свидетельств о применении древними славянами этого инструмента не сохранилось, но сама распространенность термина "свер(д)ло" во всех славянских диалектах говорит о раннем знакомстве с ним наших пращуров. Родственная связь "свердла" с германским swerda "меч" (английское sword) доказывает, что, сохранив старое название, сверло как строительный инструмент сильно проэволюционировало с тех давних славяно-германских доисторических времен ...
Итак, мы назвали основные орудия русского плотника в древности: секира, тесло, да долото, да струг ("строгать"). Не обойдешься и без ножа (от глагола "низать, пронзить", то есть продевать, прокалывать). Нож - чисто славянское новообразование. Первоначальное использование его было, видимо, как и топора, не хозяйственным, а боевым. В древнейших славянских переводах Евангелия "нож" выступает как синоним "меча".
Даже щепки, которые, как водится, летят, когда лес рубят, имеют знатные заграничные связи - с латинским именем Сципион (посох) и с "царским" греческим словом "скипетр".
Не говорим уж о такой дряни, как дрань (кровельная дранка): и дрань, и дрянь от глагола "драть". Но это уже материал для крыши, главным же материалом деревянного домостроения было бревно. Кто бы мог подумать, что его, бревна, родственниками являются немецкое Brucke (мост), и английское bridge.
Какой дом построишь без пилы? За пилой - снова к соседям, к германцам. Праславянская "пила" (существует во всех славянских языках) - древний германский импорт. Строго говоря, первоначально ни славяне, ни германцы не знали настоящей пилы. Более древним был способ расщепления бревна на доски с помощью топора. Да и сама пила сохранила следы вторичности перехода к современному инструментальному значению - в немецком от нее остался один напильник. Вторично по грамматике и русское выражение "пилить" - пилить от пила, а не наоборот, как мы видели в случае тесать/тесло.
Топор, пила есть. Забыли молоток. Славянское "молот" - как бы страдательное причастие прошедшего времени от глагола с основой мел- (мелю, молоть). И конечно, с параллельными семантическими линиями в европейской истории. Дед Карла Великого носил латинское прозвище Мартелл ("Боевой молот"). Видимо, первоначально молот использовался в бою и в сельском хозяйстве: сперва молотили снопы и друг друга молотом ("Бей жену молотом, будет золотом"), потом уже придумали цеп.
Малый молот в кузнице (куют, как известно, двумя) назывался у славян "кладиво". Сказочный меч-кладенец помнит, так сказать, свое родство и с латинским gladius (меч), и с современным "наклали по шее". Пусть вас не удивляет, что один и тот же корень в одном языке дает "меч", в другом "молот". Стоит вспомнить при этом и вообще о таинственных связях глагола "ковать" с понятием "коварства", а слова "кузница" с понятием "строить козни" ...
Мы невольно увлеклись пересказом интереснейших этимологических и семасиологических экскурсов О.Н. Трубачева - преимущественно по его книгам "Ремесленная терминология в славянских языках" и "Этногенез и культура древнейших славян". А ведь это только фрагмент, хотя и значительный, "русской картины мира", фрагмент, ярко демонстрирующий, насколько тесно и многообразно сопряжена она, эта картина, с соответствующими традициями германских и романских народов, кельтов и греков, - в конечном счете, древнейших наших праотцев - индоевропейцев.
Двадцать четыре тома Словаря уже стоят на книжной полке всякого интересующегося отечественной лингвистикой. Остальные, еще не вышедшие, - в папках материалов, в ящиках картотек.
Кому это нужно и зачем?
Нам нужно. Сегодня. Ибо без осознания своей истории, своих корней не может существовать никакой народ.
Нынешней моде на разделения и "суверенитеты" русский ученый противопоставляет "поиски единства". Поиски славянского единства - во всем многообразии и сложности языковых и культурных диалектных членений и племенных миграций. И единства Руси - Великой, Малой и Белой, братских русского, украинского, белорусского народов. Единства, завещанного еще Нестором-Летописцем: "а русский язык - словеньск". Этому посвящены были пять подряд, связанных преемственностью тематики и нравственного пафоса, докладов О.Н. Трубачева на пяти последовательно Праздниках славянской письменности и культуры - от Новгорода в 1988 до Херсонеса в 1993-м.
...Любопытная примета времени и духовного оскудения: книга его об этногенезе и культуре славян вышла семь лет назад тиражом всего в три тысячи экземпляров.
Сколько русских живет на земле? 150 миллионов.
Сколько славян? Около трехсот миллионов.
И книга, рассказывающая об их изначальном культурном единстве, их праязыке, их истоках, выходит тиражом всего в 3000 экземпляров? Да, таковы реалии наших дней: издательство "Наука" "не набрало" в 1991 г. большего числа заявок.
Между тем названная книга, пожалуй, уникальна по своей научной насыщенности. Что ни параграф - то открытие или новый взгляд, новый подход к известному. Эти прозрения и новые подходы группируются как бы у двух полюсов: проблема славянской и индоевропейской прародины и проблема реконструкции "прародины" духовной - сокровенного ядра славянской культуры.
О славянской (и индоевропейской) этнической прародине разговор особый. Отказываясь, как от слишком узкого, от традиционного гелертерского понимания "прародины", заменяя его более широким понятием "праславянский (и, соответственно, праиндоевропейский) ареал", О.Н. Трубачев локализует древнейший славянский ареал на Среднем Дунае. Соответственно, известная из исторических источников дунайско-балканская миграция славян описывается им как реконкиста, "обратное завоевание прежней Родины". Аналогично, и давняя научная дилемма - Европа или Азия родина арийцев - решается им в пользу Европы. Два концентрических круга - южнее Судет и Карпат, с центром в районе Балатона и Среднего Дуная, включая долины Тиссы и Моравы ("Страна Муравия"), - вот, упрощенно говоря, модель Славянской и (круг второй!) Индоевропейской прародины.
Не менее важен вопрос о прародине духовной. "Познай самого себя" ... Не зная этого завета современной им античной греческой учености, носители праславянского языка, говорит О.Н. Трубачев, выражали то же стремление. "Прямым продолжением индоевропейского sue- является славянское "свой", которое представляется нам ключевым словом славянской и праславянской культуры, принимая во внимание его фундаментальную архаичность, в соединении со столь же редкостной неугасающей активностью и по-прежнему живыми связями с категориями самосознания и мировоззрения славян".
Отсутствие в славянском "свой" противопоставления коллективности и индивидуальности (я - свой, мы - свои; при английском, к примеру, my - our) "представляет собой выдающийся и еще не в полной мере оцененный индоевропейский архаизм (сохраненный нами, но утраченный народами Запада - Н.Л.), знаменующий живую традицию изначальной идеологии рода". Более того, индоевропейское sue- и славянское "свой" могут быть правильно поняты лишь при признании примата коллективности. Это подводит к пониманию индоевропейского sue- как расширения первоначального su- "рожать". Т.е. "свой", как и "сын", в основе значило "родной, роженый".
Приведенное рассуждение сразу напоминает об этимологии слова "человек", данной О.Н. Трубачевым еще в первой его книге. Человек, согласно этой этимологии, значит "член рода". И, напротив, "враг" - это "изверг", извергнутый из рода.
В свете древней родовой психологии понятна и этимология самоназвания "славяне" - от глагола "слову/слыву" ("могу быть услышанным"). Славяне - это "ясно говорящие", т.е. опять-таки "свои", "наши".
Изучая архаику мышления, мы еще раз убеждаемся в исконном примате идеи рода для славянина. Глагол "знать" (первоначально и преимущественно "знать человека", в т.ч. "познать женщину") восходит к и.-е. gno- "знать" (ср. "гносеология" - наука о познании), которое, в свою очередь, тождественно и.-е. gen-/gno- "родить, быть в родстве" (ср. "генезис, генетика"). Он - "знает", она - "рожает". Вспомним еще русский глагол "знаться" в значении "быть в близких отношениях, общаться" - в нем явственно прощупывается изначальное единство значений "знать" и "состоять в родстве". Сюда же относится "признать" - признать своим, признать за собой. И наконец, "элитное" существительное "знать" - это не только "те, кто знает" и "кого знают", но и которые "родовиты". В сочетании "знатный род" как бы сливаются оба древних значения.
Итак, средоточием "своего мира" был для славянина мир родовых отношений. С семантикой "своего" связаны не только, как мы упомянули, "сын", но и "сестра" (санскритское sva-sar- "своя, родная женщина"), и "све-кровь", и "сват", не говоря уж о свояках и свояченицах. А вот невеста, напротив, - "невесть кто", "портрет неизвестной".
Особенно показательно в социально-духовной перспективе, отмечает О.Н. Трубачев, праславянское слово "свобода" - в смысле "полноправного состояния своего человека". Совсем по-другому шло развитие в германских языках: англ. free - "находящийся на свободе, не занятый, приятный". Вспомните Фрейю, богиню любви у скандинавов, - свободная, незанятая женщина. Каковы различия: у нас свободный - значит свой, сын своего рода, народа. У них свободный - т.е. ничей, сирота. В прямом и космическом смысле. Неудивительно, что они, в Европе, из "частного лица" (греч. idios) сделали идиота, как, потом, из "христианина" - кретина, а из "Вифлеема" - бедлам.
Кстати, о религии. Одним из наиболее интересных разделов книги являются главы о религиозных представлениях древних славян. О Боге нельзя сказать "свой". Не потому ли у индоевропейцев не было общего слова для именования Бога? Не было его и у славян. Наше слово "Бог" - заимствовано у иранцев в сравнительно позднее время. Не было и вообще развитой - как в других языческих традициях - теонимии, системы Божьих имен.
...Вещи вещают, язык язычествует. "Я пою" (в смысле "воспеваю") происходит от "я пою" (в смысле "даю пить", "возливаю жертвенное вино", "намазываю кровью губы идолу"). Это демонстрирует, как считает ученый, принципиальную вторичность жертвоприношения-восхваления. Значит, ритуал и вся поэтическая лексика священных песнопений (от "Ригведы" до "Боже, царя храни") - не самая древняя стадия общения славян (и индоевропейцев) с Божеством. Открытием Трубачева является реконструкция им по данным языка гораздо более архаичной стадии "безмолвного Богопочитания". Она нашла выражение в древнейшем славяно-латинском совпадении из области религиозной лексики: славянское говеть ("поститься", "хранить почтительное молчание", "благоговеть") соответствует - опять же "фонема в фонему" - латинскому глаголу favere ("благоприятствовать", "быть милостивым", "хранить молчание" - сравни фавор, фаворит). Между тем, славяно-латинские лексические связи датируются, по оценке О.Н. Трубачева, как мы уже отмечали выше, III тысячелетием до Рождества Христова. До пантеона, созданного Владимиром в Киеве, во главе с Перуном, пройдет еще более тридцати веков!
Вещь действительно от слова вещать: "вещь" - то, что названо, возвещено. Бог - не вещь, Бога нельзя назвать. Славяне, не знавшие в исконной своей древности стадиально более поздних "цветистых" мифологических генеалогий языческих богов, как бы приуготовляли себя таинственно к принятию неведомого Бога. На это наложится потом и философский апофатизм Православия, и "безмолвие" исихастов ...
"Мы - народ софийный", - любит повторять Олег Николаевич слова священника Павла Флоренского. Эта мысль стала девизом нового большого проекта.
На II Всемирном Русском Соборе в феврале 1995 года была принята специальная резолюция по докладу О.Н. Трубачева. Русские сегодня, говорилось в докладе, являются единственной из великих наций, не имеющей Большой Национальной Энциклопедии. Выдержавшая ряд изданий, БСЭ не может претендовать на восполнение данного пробела. Она совершенно не адекватна духовному самосознанию русских, ни в смысле древних славянских корней, ни с точки зрения тысячелетней православной традиции. Не сулит положительных сдвигов и переименование ее в "Большую Российскую Энциклопедию". Тем более, что насаждаемые правительственным словоупотреблением и массовой пропагандой регулярные подмены этнического определения "русский" административно-территориальным понятием "российский" несут в себе тенденцию вновь растворить русское в нерусском, размыть и снять вопрос о русском вкладе, о русском месте в мире, истории и культуре.
Задача создания Русской энциклопедии, обобщающей и формулирующей национальную картину мира, принимает сегодня, на рубеже XXI, "общечеловеческого", столетия, характер первоочередной необходимости. Понимание этой потребности возникло в обществе и растет, как народная инициатива, снизу, со стороны широких патриотических кругов.
Концепция, разработанная О.Н. Трубачевым, опирается на огромный накопленный им опыт славянской лексикографии. Центр тяжести при этом переносится на работу отдельных секций профессионалов-энтузиастов (первый этап). Итог их работы - серия сборников словарей по истории Русской Церкви, религиозной философской мысли, культуре и науке, адресованных широкому читателю. Статьи энциклопедии должны, разумеется, включить не только "все о России", но и русскую рецепцию явлений и реалий мировой культуры, вошедших в плоть и кровь нашего языка и литературы.
Не будем входить в подробности, удалось издать пока лишь первый из пробных выпусков. В постановлении Собора было сказано: "Всемирный Русский Собор, рассмотрев вопрос о проекте и концепции Русской Энциклопедии, считает необходимым признать работу по созданию Энциклопедии общенациональным приоритетным направлением". Поистине нам, русским, будет вдвойне стыдно, если мы не используем уникальную, предоставленную судьбой возможность начать работу по осуществлению столь актуального и дерзновенного в своей масштабности проекта под руководством Олега Николаевича Трубачева.
Н.Н. Лисовой
"Заветные мысли" О.Н. Трубачева
...Ни одна подлинно великая страна не кончается там, где кончается ее территория. Значительно дальше простирается влияние культуры великой страны, и это влияние идет практически всегда через ее язык. Знание языка великой культуры пускает корни в сопредельных инонациональных регионах, языки которых при этом связывает с наиболее авторитетным языком макрорегиона целая система своеобразных отношений, которые укладываются в понятие языкового союза, уже относительно давно принятое в мировой лингвистической науке.
В поисках единства. М., 1992. С. 5-6.
...Русский языковой союз - великое и достаточно уникальное культурное наследие .., в нем одна из гарантий сохранения единства страны и ее культуры также в будущем.
Там же. С. 12.
Лингвист - не обязательно полиглот. Но поток научной информации не только многоводен, он еще и многоязык. Русисту надо читать на других славянских языках; каждому лингвисту необходимо уметь читать на основных западноевропейских языках (древникам и классикам нужны классические языки).
Беседы о методологии научного труда // Русская словесность. 1993. N 1. С. 6.
...Факты цементируют науку, в то время как теории изменчивы, они развиваются и по спирали и по кругу. Теорию можно сдать в архив, признать, что полностью устарела, но нельзя сдавать в архив факты.
...Черновую, техническую работу не принято считать престижной... А между прочим, черновую работу необходимо делать хорошо в интересах прогресса всей дисциплины. Как говорил еще Микеланджело Буонаротти: "Не презирайте мелочей, ибо от мелочей зависит совершенство, а совершенство - не мелочь".
Там же. С. 8.
...Образованный лингвист - это филолог, гуманитарий, ему небезразлично место гуманитарных наук в кругу всех наук, он гордится своим делом, он не согласен на второстепенную роль для своей науки, свою профессию лингвиста он не променяет ни на какую другую; он хорошо знает свою узкую специальность, но пытливо интересуется всем языкознанием.
Образованный ученый // Русская словесность, 1993. N 2. С. 9.
...Есть ученые-регистраторы и ученые-исследователи. Думается, что сейчас, после распространения методов синхронного описания, первых стало даже больше. Но науку двигают в конечном счете вторые.
Там же. С. 9.
Образованный, мыслящий лингвист трезво отнесется к надвигающейся на него волне моды ... Сейчас, когда язык готовы растворить в едином контексте культуры, настоящий лингвист останется лингвистом, он продолжает искать ответы в материале языка, в лучших достижениях своей науки. Он должен уметь находить там, где другие давно не ищут или привыкли искать другое.
...Настоящий лингвист не покоряется предвзятым суждениям. Он подвергает их сомнению и часто находит подтверждение своим сомнениям.
Там же. С. 10.
Нить жизни О.Н. Трубачева
О.Н. Трубачев родился 23 октября 1930 г. в Волгограде
1944
Переезд семьи в Днепропетровск
1947
Окончил среднюю школу и поступил в Днепропетровский университет (филологический факультет)
1952
Окончил Днепропетровский университет, переехал в Москву и стал сотрудником газеты "Комсомольская правда"
1952-1953
Сотрудник Антифашистского комитета советской молодежи
1953-1956
Аспирант Института славяноведения АН СССР
1956-1961
Младший научный сотрудник Института славяноведения АН СССР
1958
Присуждена ученая степень кандидата филологических наук за диссертацию "История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя"
с 1960
Член Советского (Российского) комитета славистов
с 1961
Заведующий сектором (Отделом) этимологии и ономастики Института русского языка РАН
с 1963
Ответственный редактор ежегодника "Этимология"
1966
Присуждена ученая степень доктора филологических наук за диссертацию "Ремесленная терминология в славянских языках"
1966-1982
Заместитель директора Института русского языка АН СССР
с 1966
Член Международного комитета ономастических наук
1970
Награжден медалью "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина"
1972
Избран членом-корреспондентом АН СССР
с 1973
Член Международной комиссии по славянской лексикологии и лексикографии при МКС
с 1974
Ответственный редактор "Этимологического словаря славянских языков. Праславянский лексический фонд"
1975
Награжден орденом "Знак Почета"
1976
Командирован в Финляндию для чтения лекций в университете Хельсинки
1977
Командирован в ФРГ для чтения лекций в семи университетах
1980
Избран членом-корреспондентом Финно-угорского общества (Финляндия)
1983
Избран членом-корреспондентом Академии наук и искусств в Загребе (Югославия)
1986
Командирован в США для чтения лекций в университетах
с 1987
Член Научного совета по проблемам русской культуры РАН
с 1988
Председатель Общественного научного совета по подготовке Русской энциклопедии
1992
Избран академиком Российской академии наук
с 1996
Председатель Национального комитета славистов России, Главный редактор журнала "Вопросы языкознания", Председатель экспертной комиссии Отделения литературы и языка РАН по премиям имени А.А. Шахматова
1997
Заместитель академика-секретаря Отделения литературы и языка РАН
Библиография
Основные труды О.Н. Трубачева
1. Этимологический словарь славянских языков: Праславянский лексический фонд / Под редакцией О.Н. Трубачева. Вып. 1-24. М., 1974-1997.
2. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х тт. / Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. М., 1964-1973; II изд. М., 1986-1987; III изд. СПб., 1996.
3. Этимология: [ежегодник] / Отв. редактор О.Н. Трубачев. М., 1963-1997.
4. Русская энциклопедия: Предварительные материалы (1988-1989) // Народное образование. 1990. N 1.
5. Достойна своего народа: [Беседа о Русской энциклопедии] // Народное образование. 1990. N 1.
6. Объемный портрет Отечества: [Беседа о Русской энциклопедии] // Встреча. 1992. N 4.
7. Русская ономастика и ономастика России: Словарь / Под редакцией акад. РАН О.Н. Трубачева. М., 1994. (Русская энциклопедия)
8. Русская энциклопедия - начало пути: (Первые пробные материалы) // ЖВХО. 1991. Т. 36, N 4.
9. Русская культура и Русская энциклопедия // Наука и религия. 1989. N 10.
10. Принципы построения этимологических словарей славянских языков // Вопросы языкознания. 1957. N 5.
11. Этимологический словарь славянских языков Г.А. Ильинского // Вопросы языкознания. 1957. N 6.
12. Еще раз мыслию по древу // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков: К 80-летию С.Г. Бархударова. М., 1974.
13. Историческая и этимологическая лексикография. Праславянская лексика на а-начальное // Проблемы исторической лексикологии и лексикографии: Тезисы конференции, Москва, октябрь, 1975 г. Посвящается 50-летию Картотеки ДРС. М., 1975. Вып. 3.
14. Из материалов для этимологического словаря фамилий России: Русские фамилии и фамилии, бытующие в России // Этимология, 1966. М., 1968.
15. О составе праславянского словаря: (Проблемы и результаты) // Славянское языкознание: VI Международный съезд славистов (Прага, август 1968 г.). Доклады сов. делегации. М., 1968.
16. Лексикография и этимология // Славянское языкознание: VII Международный съезд славистов. Варшава, август 1973. Доклады сов. делегации. М., 1973.
17. Этимологический словарь славянских языков и Праславянский словарь: Опыт параллельного чтения // Этимология, 1976. М., 1978.
18. Федот Петрович Филин: К 70-летию со дня рождения // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1978. Вып. 1.
19. Этимологические исследования восточнославянских языков: Словари // Вопросы языкознания. 1978. N 3.
20. Из работы над русским Фасмером: К вопросу теории и практики перевода // Вопросы языкознания. 1978. N 6.
21. Этимологический словарь. Этимология // Русский язык: Энциклопедия. М., 1979.
22. Историческая и этимологическая лексикография // Теория и практика русской исторической лексикографии. М., 1984.
23. Книга в моей жизни // Альманах библиофила. М., 1984. Вып. 16.
24. Праславянская лексикография: Памяти Ф.П. Филина // Этимология, 1983. М., 1985.
25. Праславянская лексикография // Славянская историческая и этимологическая лексикография (1970-1980): Итоги и перспективы. М., 1986.
26. Праславянская ономастика в Этимологическом словаре славянских языков. Вып. 1-13 // Этимология, 1985. М., 1988.
27. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. М., 1991.
28. Этимологическая лексикография и история культуры // Русский язык и современность: Проблемы и перспективы развития русистики. Всесоюзная научная конференция. Москва, 20-23 мая 1991 г. М., 1991.
29. В поисках единства. М., 1992; II изд. В поисках единства: Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М., 1997.
30. Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 1-23. М., 1975-1997. [О.Н. Трубачев - член редколлегии].
Литература об О.Н. Трубачеве
1. Бернштейн С.Б. Олег Николаевич Трубачев: К 50-летию со дня рождения // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1981. Вып. 1.
2. Гиндин Л.А. Олег Николаевич Трубачев: К 60-летию со дня рождения // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1990. Вып. 4.
3. Гиндин Л.А. Краткий очерк научной и научно-организационной деятельности // Олег Николаевич Трубачев: Российская академия наук. Материалы к биобиблиографии ученых. Серия лит. и яз. Вып. 21. М., Наука, 1992.
4. Олег Николаевич Трубачев: РАН. Материалы к биобиблиографии ученых / Составитель Л.В. Шутько // Там же.
5. Петухов Ю. Вечная Россия: Публицистические очерки. (Б-ка журн. "Молодая гвардия"). М., 1990.
6. БСЭ. 3-е изд. 1977. (Трубачев О.Н.)
7. Сов. энциклопед. cловарь. М., 1980 и след. изд. (Трубачев О.Н.)
8. Русский язык: Энциклопедия. М., 1979. (Трубачев О.Н.)
9. Украинская сов. энциклопедия. Киев, 1984. (Трубачев О.Н.)
10. Украинский сов. энциклопед. cловарь: В 3-х тт. Киев, 1989. Т.3. (Трубачев О.Н.)
11. Члену-корреспонденту АН СССР О.Н. Трубачеву - 60 лет // Вестник АН СССР. 1991. N 2.
Соб.инф.
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
