Не первый год проходит в стране Праздник славянской письменности и славянских культур. Начинался он в атмосфере относительного спокойствия и робких надежд на возрождение, а разбушевавшаяся в последнее время национальная и политическая стихия штормовыми тучами уже закрывает полоску едва показавшегося острова умиротворении. Сегодня мы вошли в новую политическую реальность, и она обязывает понять смысл и возможность славянского единства, которое совсем недавно казалось достаточно прочным и укрепляющимся.
Наша славянская общность основывалась до недавнего времени на идейно-политическом единстве, которое в определенной мере интегрировало в себя и в не меньшей мере игнорировало славянское (как я иное другое) своеобразие. Идеология была наднациональна, что позволило ей распространяться в любой этнической, культурно-исторической языковой среде, делая ее подчиненной себе. Политическая общность возникала из идеологической концепции и оформляла ее в некую систему, где часть (государство, нация) была лишь повторением целого (политической системы, равно приложимой к любой своей составляющей), а целое стремилось стать монолитом, преодолевшим разнообразие частей, его составляющих. Такое “обобществление”, возможное в системе абстрактного теоретизирования, отменяло историческую традицию и своеобразие судеб народов и государств, чем только и живут сами традиции, государства и народы. Назревало, развивалось противоречие между идеологией и политикой, с одной стороны, и национально-историческим своеобразием — с другой. Оно и привело к развалу политической системы “лагеря социализма” и дискредитации идеологии, которую в течение десятилетий делали не столько инструментом познания действительности, сколько служанкой политического режима и оправданием амбиций властей предержащих.
Для славянских народов “идейно-политическое единство” обернулось забвением собственных традиций и собственного единства и своеобразия. С наибольшей полнотой это испытали на себе восточные славяне (русские, украинцы, белорусы), но и южным, и западным славянам довелось отведать и исторического нигилизма, и идеологического единомыслия, и этнического космополитизма, оформленного под интернационализм. Воинствующий атеизм становился новой формой государственной религии и с беспощадным фанатизмом обрушивался не только на религии, ставшие исторической судьбой славянских народов, но и на культуру славян, созданную на основе христианской духовности.
Современнику трудно понять, почему называлась наша земля красно украшенной, — десятки тысяч храмов были уничтожены и десятками, если не сотнями тысяч иконы бросались в костры и рубились топорами “воинствующих безбожников”. Пустым звуком стали имена Феодосия Печерского, Михаила Черниговского, Нила Сорского, Серафима Саровского, Иосифа Волоцкого. Из-под глыб духовной нищеты относительно недавно показалось “Слово о Законе и Благодати” митрополита Иллариона, а тысячи Слов, Поучений, изборников, летописей лежат в небрежении. И невостребованными остаются сокровища нашей духовной музыки.
Переставая знать о себе, мы теряли знание о своих братьях-славянах. Исчезало представление об общности наших исторических судеб, о перекличке поля Куликова, Косова поля и Грюнвальда. Песни южных славян, словацкие разбойничьи песни, польские фрашки ушли из быта и культуры восточных славян, а наши былины и думы сделались недоступными южным и западным славянам. И откликается ли наша душа на имена Климента Охридского, Стефана Врачанского, Ивана Вазона, если вспомнить только братьев болгар? Да что там говорить, а у себя дома помним ли и сегодня мы, русские, возвышенное слово Григория Сковороды, иронию Котляревского, грозный пафос и задушевность “Гайдамаков” Тараса Шевченко? И сколько лет назад у нас звучали по радио и на телевидении “Заповит” и “Реве тай стогне Днипр широкий”...
Вот почему нынешние проблемы взаимоотношений славянских народов являются следствием не столько развала “лагеря социализма”, сколько результатом взаимного отчуждения и самоотчуждения от своей истории, духовности и культуры. Этим во многом объясняется нынешняя разноголосица в стане славян. Русские соблазняются буржуазными прелестями и радикальным демократизмом; украинцам к белорусам самостийность предлагается в качестве снадобья от бед; поляки, чехи и словаки снова слышат о западном единстве; югославам сепаратизмом разрезали органическое единство страны; у болгар уже существующими пятьюдесятью партиями растаскивается целостность национального самосознания. Все перечисленное отлично, конечно, от недавнего прошлого, но само это отличие находится все в той же системе политизации и идеологизации национальной жизни славянских народов. Изменение полюсов политической жизни совсем не означает пробуждения национального самосознания — скорее оно свидетельствует о мощности политических клише и стереотипов, которые продолжают давить и искажать национальную самобытность.
И дружное шествие политических руководителей в царство буржуазной свободы, приватизации, фермерства и рынка тоже достаточно весомо подтверждает продолжение прежнего игнорирования национального опыта и самобытного развития хозяйственной и общественной жизни. Не берусь судить о других, но в России опять торжествует лозунг “догнать и перегнать Америку”. Только теперь по демократизму, сытости, массовой культуре, свободному рынку, чернухе и порнухе. На этом пути, в этой системе ценностей славяне безусловно превратятся в захолустье Европы. а Россия уже сейчас практически стала мусорной свалкой и сырьевым придатком Европы и развитых капиталистических стран. Хотя, конечно, придатком плюралистичным и гласно-либеральным.
Повторю, Эти политиканство и политизация существенно влияют на разложение славянского единства и искривляют национальную жизнь, но они были и продолжают быть чем-то внешним для славянского мира, для славянских народов. Куда более серьезно движение к расчленению славянской общности и национального единства, идущее как бы изнутри собственно национальной жизни славянских народов и государств. Обращу внимание на тенденции, усиливающие отчуждение народов славянского мира. Резко возрастает сейчас значение религии в духовной жизни народов и церкви в устроении этой жизни. Славяне-католики и славяне-православные веками разделялись этими ветвями христианства, но нынешняя политизация жизни создает вообще непроходимое препятствие общению народов славянского мира. Как один из показателей непредсказуемости этого разделения можно привести экспансию униатства в Белоруссии и на Украине, раздирающую не только народы-братья, но разрушающую национальное единство украинцев и белорусов. В самой Россия идет оживление сект западного происхождения, и кроме того, ясно видно, что Ватикан вновь готов к работе среди “схизматиков”. И здесь не надо путать свободу совести как неотъемлемое право личности с содержанием и формой вероисповедания, которое является национальной судьбой и не может регулироваться, выбираться и рекламироваться в угоду политико-экономическим интересам какого угодно руководителя и правительства.
Еще одна проблема, особенно болезненная для восточных славян, — языковое обнищание. Украинские и белорусские писатели этот кризис назвали “русификацией”. Для самих русских его можно назвать примитивизацией языковой стихии. И корень бед у трех народов один — исчезновение народной культуры, вымирание диалектов, которыми только и живут народная речь и литературный язык. Для трех народов одно бедствие — при “усреднении” культуры средства массовой информации заменяют духовность и культуру, ограничиваются 3-5 тысячами лексических единиц для выражения богатства окружающего мира, используют иноязычную лексику для уничтожения собственного национального определения мира. В нашей деревне теперь, вероятно, не решают, когда сеять, а приходят к консенсусу а отношении старта аграрного бизнеса. И вообще на селе у нас не тяжелое положение и трудные обстоятельства, а критическая ситуация – село наше на грани уничтожнения.
Передовому и прогрессивному читателю, который уже вспомнил о мокроступах, рекомендую сопоставить 140 тысяч слое литературного языка с 3—5 тысячами слов, используемых центральной прессой.
Стоит назвать еще одну проблему, прямо касающуюся состояния национального самосознания славянских народов. Я имею в виду искаженность исторической памяти и исторического сознания, без которых невозможно созидание национально-государственной жизни и принятие верного выбора исторической перспективы. В условиях “идейно-политического единства” каждая страна на свой лад расплевывалась со своим историческим прошлым или перекраивала его в соответствии с вульгарным пониманием классовой борьбы как двигателя общественного развития. Пример был подан в России, и его хорошо усвоили идеологи стран “социалистического содружества”. Затем у нас наступила эпоха гласности и плюрализма, и “прорабы духа” с прежней неистовостью стали оплевывать великое и трагическое последнее семидесятилетие. В теперь уже бывшем “содружестве социалистических стран” снова пошли по проторенному пути и крушат все, что было сделано правителями и народами за послевоенный период. Похоже, славянский мир в двадцатом веке тем и занимался, что испытывал на прочность историческое сознание, выработанное тысячелетиями истории народов славянской семьи, и каждый раз его заводят в болото исторического нигилизма, где ни зги не видно и все кружат по сторонам.
Несомненно одно. Славянская цивилизация переживает кризис и находится на распутье. Диаволово искушение о камнях, могущих сделаться хлебами (Евангелие от Матфея, 4, 3), столь наглядно, что уже прельстило многих и сама цивилизация как будто готовится поменять духовность на физиологию. Дальше — пустыня.
Может быть, и пошел по нашей земле Праздник славянской письменности и славянских культур, что почувствовали мы грозящую катастрофу и поняли, что отступление смерти подобно. И, может быть, потому, что нужен был этот Праздник народу, тем более он разрастался и тем шире шел по просторам эемель восточных славян, чем сильнее расшатывалось содружество и чем активнее колбасная философия пропагандировалась глашатаями перестройки, недавно служившими соловьями застоя. Праздник поворачивает людей к собственному историческому наследию и национальному достоянию. Он показывает, что существуют еще славянские культуры и есть их единство в общем историческом корне. Он утверждает идею единства народов на основе их собственной истории и собственной духовности.
Не будем переоценивать значение Праздника, не будем и преуменьшать его роль в развитии национального самосознания и исторической памяти славянских народов. Может быть, от него и пойдет народное движение по раскрепощению творческих сил и духовное выздоровление. И, утверждая значение национальной самобытности, будем помнить слова Федора Михайловича Достоевского:
«И вот когда у нас будет не на словах только, а на деле один народ, когда мы скажем о себе заодно с народной массой — мы, тогда прогресс наш не будет идти таким медленным прерывистым шагом, каким он идет теперь. Ведь тогда только и можем мы хлопотать об общечеловеческом, когда разовьем в себе национальное… Прежде чем понять общечеловеческие интересы, надобно усвоить себе хорошо национальные, потому что после тщательного только изучения национальных интересов будешь в состоянии отличать и понимать чисто общечеловеческий интерес. Прежде чем хлопотать об ограждении интересов всего человечества во всем мире, нужно стараться оградить их у себя дома. А то может случиться, что за все возьмемся и нигде не успеем».
Профессор Эдуард Володин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Не первый год проходит в стране Праздник славянской письменности и славянских культур. Начинался он в атмосфере относительного спокойствия и робких надежд на возрождение, а разбушевавшаяся в последнее время национальная и политическая стихия штормовыми тучами уже закрывает полоску едва показавшегося острова умиротворении. Сегодня мы вошли в новую политическую реальность, и она обязывает понять смысл и возможность славянского единства, которое совсем недавно казалось достаточно прочным и укрепляющимся.