Добрались до Тынды. Три дня торчим в этом небольшом деревянном в основном одноэтажном посёлке-городе, ожидая открытия местного с грунтовой взлётной полосой аэропорта. Удивляло присутствие многочисленных представителей различных проектных организаций из Москвы и Ленинграда. Аэродром, в связи с весенней распутицей не работает и будет готов не раннее конца мая.
А нам нужен посёлок Леонтьевский. Туда самолёты (АН-2) из Невера могут залететь раньше на две-три недели. Поэтому возвращаемся на машинах в Невер. Неделя ожиданий и вот мы летим в Леонтьевский. После двух часов перелёта голова гудит от шума винта, да ещё эти воздушные потоки и ямы добивают. Небольшое поле в нескольких километрах от посёлка Усть-Нюкжа, два деревянных домика. Весело встречают наши коллеги Анатолий Андронов и Александров Миша с загоревшими до черноты на северном весеннем солнце лицами и белыми щеками и ушами, которые были закрыты ушанками. Они сюда заехали ещё в марте и занимались доставкой по зимнику ГСМ для работы экспедиции.
Серо-коричневые сопки. Лиственница ещё не распустилась, но уже появился чуть заметный зеленый оттенок. В распадках лежит снег. Река вскрылась ото льда. По берегу реки огромные до трёх метров высотой нагромождения чистейшего льда различного от тёмно-зелённого до небесно-голубого цвета. Когда подходишь и не видишь из-за них сопок, то представляется что-то сказочно-нереальное.
После проведения общей тренировки, получения имущества и закупки продуктов ждём заброски к месту работы. Прибыл вертолёт, который будет нас обслуживать. Самолёты уже латают и до Тынды. Теперь несколько наших инженеров полетят за рабочими, так как в Усть-Нюкже их очень мало и они согласны работать только рядом с посёлком. Каждый день идёт заброска подготовленных таксаторских групп на участки, куда можно добраться на лодках или оленях. Вертолёт сделал несколько рейсов на ближайшие участки, экипаж почти выработал свой ресурс и теперь должен лететь в Тынду для смены. А нам придётся ждать ещё. У нас участок самый дальний, лететь можно только с дополнительным топливным баком. Имущество и продукты завезти лучше сразу на весь сезон, поэтому необходимы два рейса.
С утра стоит прекрасная тихая тёплая погода. И наш начальник партии Юрий Петрович Белобородов предлагает пилотам сделать один рейс на дальние участки, а в Тынду лететь после обеда. Пилоты согласны – им нужны налёты.
Выбор пал на нас. Вертолёт полностью загружается экспедиционным имуществом, Саша Ткач – мой напарник приносит и личные вещи, начальник партии выдаёт карты, аэрофотоснимки, и даёт последние наставления.
– Связь ежедневно два раза: в шесть и в двадцать два, экстренная в двенадцать. Давай осторожнее!
Расписываюсь за рацию и снимки: «Ребята, всего лучшего, до встречи осенью! Я – «Секунда четырнадцать. Слушайте сегодня в двадцать два часа».
Беру со стола буханку хлеба и две банки тушёнки, половину пачки соли. В реках много рыбы, да и какая-то дичь водится. В Сибири это у меня уже третий полевой сезон. Через два дня привезут рабочих и продукты. Так, что проживём.
«Под винтом вертолёта о чём-то поёт зелённое море тайги». Эта песня, слегка переделанная под конкретные условия, уже стала нашим гимном, и слова песни приходят сами собой, когда покидаешь на несколько месяцев основную базу. Уже почти два часа вертолёт летит к району нашей работы – река Юс-Кюёль. Пролетаем место впадения Юс – Кюёли в реку Хани. Да, здесь значительно холоднее, чем в Леонтьевском. Там уже и лиственница распустилась, а здесь на реке везде лёд. И только сверкающая на солнце узенькая голубая полоска воды между ледяными берегами – всё равно скоро лето!
Достаю аэрофотоснимки. Качество спектрозональных снимков очень хорошее. Прекрасное деление древесных пород по цветам, хотя их здесь очень мало. Полнота насаждений не превышает 0.5, бонитет не превышает трёх четырёх. Видно, что насаждения в основном перестойные. Резко выделяется поясность типологии по горизонтам. Вдоль реки, узкой полоской, наверняка по второму бонитету. В составе до единицы берёзы, редко до двух, чуть дальше долина реки, застойное увлажнение, бонитет не выше четвёртого-пятого, полнота от 0.3 до редины. От подошвы сопок – третий -четвёртый с полнотой до 0.6. Выше производительность насаждений резко снижается. На вершинах сопок почти везде лиственничные единичники – пояс кедрового стланика, затем гольцы. Наверху везде снег. Насаждения очень простые и при небольшой тренировке можно было всё довольно точно сделать и аэротаксатору или дешифровщику. Не ясно, почему вложены достаточно большие средства ещё и на наземное лесоустройство.
Это весной следующего 1974 года состоится съезд ВЛКСМ, на котором строительство новой магистрали объявят комсомольской стройкой и зазвучит: «БАМ». И помчатся комсомольские отряды, все узнают город Тынду – столицу Бама.
Но пока мы тоже об этом не знаем. Мне с моим напарником Александром Ткачём достался самый северо-западный участок, где сходятся границы Амурской и Читинской областей и Якутии. Самые дальние, самые глухие семьдесят тысяч гектаров глухой тайги, посещаемой только охотниками, да и такими как мы бродягами – экспедиционерами. Полевой сезон из-за погодных условий необычно короткий. Уже к сентябрю должны все наземные работы закончить, а на камеральных дополнительно отдешифрировать ещё около ста пятидесяти тысяч гектаров, где лес вообще редко – редины, гольцы и многочисленные озёра и речки. Прохлаждаться некогда.
Ещё в штабе по аэрофоснимкам выбрали место будущего лагеря. Задача – выполнение работ в нижнем и среднем течении реки, а в июле переброска вверх по реке и работа там. В таком случае маршруты не будут более пятнадцати – двадцати километров от основной базы. От шума работающих двигателей уже ничего не слышишь, но вид из иллюминатора великолепный! Тайга как бы в нежно-зелённом тумане. Пейзаж вроде бы и однообразный, но завораживает. Особенно, когда перелетали хребет. Вертолёт летел по распадку, покрытому глубоким снегом, между тёмно-серых, с каким-то зелёно-стальным оттенком скалистых вершин. Склоны заросли кедровым стлаником, ниже по склонам вначале редко, потом уже сплошь – лиственница.
Идём на снижение. Борт – механик вызывает в кабину, освобождая своё кресло за спинами пилотов. Здесь значительно тише. Делаем круг. Пилот показывает на местность. Из кабины видно – старая гарь, много сухостоя, вокруг марь тоже покрыта единичными деревьями. Садиться нельзя. При подготовке к заброске всегда предусматривается запасной вариант. Предлагаю лететь выше по течению. Летим ещё минут пятнадцать. Большая марь подходит прямо к реке, хороший перекат, значит брод, торчит несколько крупных деревьев. Командир показывает, что их потом нужно будет убрать. Зависаем в метре от земли. Выпрыгнув, борт – механик стальным щупом прокалывает землю, подводит машину на сухое место.
И тишина. Я один, записываю карандашом в записной книжке: «Юсь-Кюёль, 22 мая, первый снимок прилёт». Теперь посидеть, передохнуть, осмотреться, спокойно обдумать план работы на сегодня и завтра. Через несколько минут приходит нормальный слух и слышишь шум воды, заглушаемый льдом. Река метрах в пятидесяти. Берег очень привлекательный – чистая, ровная полоска, как подметённая. Летом будет хорошо продуваться, значит, мошки меньше. Но на нём растёт только несколько лиственниц не старше семи – десяти лет. Значит, бывают годы, когда всё это смывает. Рисковать нельзя. Конечно, выше на мари придётся делать настилы для палаток, и всё время будет сыро, но зато подальше от воды – надёжнее. Вода в сибирских реках в июле-августе во время активного таяния мерзлоты и дождей прибывает быстро. Хорошо если будешь в это время в лагере и успеешь всё перенести. Ставлю палатку, растягиваю антенну.
Ну, пора благоустраивать свой быт. Укладываю весь груз и накрываю его тентом. Ставлю небольшую палатку, окапываю будущее кострище, подвешиваю котелок и чайник. Необходимо натянуть радио антенну. Теперь «Секунда» – позывной штаба будет ежедневно искать тебя в эфире.
Вот можно и пройтись, осмотреться вокруг. По берегу вдоль реки идёт достаточно хорошая тропа. Видимо, охотники здесь бывают. Свежих следов нет, хотя в этих условиях на ягеле даже след сапога сохраняется несколько месяцев. Я не раз попадал в простак с такими следами, думая, что кто-то прошёл совсем не давно. А если охотники или рыбаки на оленях пройдут, а оленей у них всегда с избытком, то на этой ранимой почве тропа выбивается на долгие годы.
Уже вечереет. Тихо. Чуть горьковатый запах распускающихся лиственниц. Крутые склоны, покрытые деревьями и кедровым стлаником, уходящие вверх скалистые вершины, шумящая под ногами чистейшая река – именно то, о чём уже с февраля мечтают все таксаторы, ежедневно после рабочего дня на камералке, ведя бесконечные разговоры о прошлых и будущих экспедициях. Все ждут формирования полевых партий, получения аэрофотоснимков и карт. Как будто не было голода, холода, гнуса, перевернувшихся на бурных речках лодок, лесных пожаров, наводнений. Всё это уже забыто, ведь прошло почти полгода. А эта рутинная камеральная работа – накладка планшетов, вычерчивание, литерация, вычисление и вписывание площадей, сверка границ – уже до того приелась! И вот оно – новое свидание.
Утро. Лёжа в палатке, слышу звонкий шум реки, значит, день будет солнечный. Хорошо! Сегодня нужно провести первую рекогносцировку, подобрать участки для пробных площадей, опробовать спиннинг. Завтра или послезавтра прилетят рабочие. Пока нет гнуса, хорошая погода, да и энтузиазм ещё бушует, хочется сделать больший объём работ. Подъём, простейший завтрак в виде чая из листьев брусники и куска хлеба с тушёнкой. Записка в палатке о предполагаемом маршруте, рюкзак за спину, ружьё на плечо, таксаторская папка со снимками и схемой участка в руках. Пошёл!
За день здорово устал. Это всегда после зимней спячки необходимо недели две, чтобы втянуться в рабочий ритм. Первое разочарование. В реке рыбы нет. Ни одного всплеска на воде. Вернувшись, около лагеря побросал спиннинг – ни поклёвки, только пару блёсен оставил в яме на топляке. За весь день вдали пролетела маленькая стайка уток. Другой дичи вообще не видел. Видимо рыба, о несметных количествах которой говорили местные жители, ещё не вошла в реку. Ладно, придётся первое время сидеть всем на тушёнке с макаронами и кашей. Всему своё время. Вечером вторая неприятность. По рации из штаба сообщили, что из-за плохой погоды в районе Тынды, вертолёт, возможно, задержится на пару дней. А у меня уже полбанки тушёнки нет. Темно в палатке и что-то тревожно. Ладно, завтра обмозгуем.
Утром перебрал всё имущество. В одном спальнике нашёл пакет с репчатым луком и в вещах Александра банку кофе и пачку сахара. Не густо. На завтрак пил кофе с сахаром. Вообще-то я его не пью, но ради экономии продуктов – можно.
Днём закончил подбор пробных площадей. На двоих нам нужно не менее пятнадцати штук. Немного поработал с таблицами. Особенно с описанием типов леса, так как индикаторы – напочвенный покров и подлесок здесь значительно отличаются от тех пробных площадей, на которых мы проходили тренировки в Леонтьевском.
Вечером на ужин в котелок кипятка столовая ложка тушёнки и накрошенный кусок хлеба – похлёбка, и, конечно, сладкий кофе. Штаб подтвердил задержку вертолёта. Во, влип!
Четвёртый день. Погода звенит. Откуда у них там туманы!? Уже зацвёл даурский рододендрон, по сибирски – багульник. Не где-то, как в песне, а здесь, а продукты там, а есть хочется здесь, а не там!
Убил кукшу. Единственная дичь, которая мне встретилась за эти дни. Чуть больше воробья. Воробьёв мы, мальчишки, стреляли из рогаток и жарили на костре в большом саду у больницы, ели не от голода, а скорее за компанию. В четырнадцать лет мы уже охотились на диких голубей в старых обвалившихся шахтах, где добывали вольфрам. Это уже была взрослая дичь. Конечно, пару– другую голубей было бы не плохо. Но, всё равно хоть что-то. Бульон из воды и ложки тушёнки с добавлением дичи показался отменным. Мясо на утро, так как весь день работать.
Шестой день. Таксирую вокруг лагеря. Обычно ближайшие кварталы для таксации оставляешь на плохую погоду. Но сейчас отходить далеко нельзя, может прилететь вертолёт, да и физически уже не очень здорово. Рыбы нет. Сегодня рано утром услышал токование глухаря. Попытался подойти. Но потом понял, что это каменный глухарь, его токование отличается от наших – он не теряет слуха. Пробовал подползти, но ближе восьмидесяти – девяноста метров не подпустил. А из дробовика стрелять бесполезно. «Секунда» обещает в ближайшие дни вертолёт из Тынды. Начал вторую банку тушёнки. Сколько её ещё растягивать?
Седьмой день. На снимках нашёл небольшое болото километрах в десяти. Завтра с утра надо идти туда. Конечно, далековато, но есть большая вероятность нахождения там уток. На быстрых реках среди льда им сейчас делать нечего, а до Хани, где есть старицы идти ещё дальше.
Болото с сопки я увидел издалека. Согнувшись, пошёл медленно, выбирая низинки. В бинокль было заметно какое-то движение на воде. Это могли быть только утки! Метров за сто пополз. Часто отдыхал, присматривался откуда быть незаметнее Старая трава и кустики голубики срывали меня почти до самой болотины. Осторожно просовываю ружьё и сквозь траву разглядываю воду. Плавают несколько штук у другого берега. Но расстояние небольшое. Биение сердца мешает прицелиться. Отдыхаю, жду пока успокоится. Утки подплывают друг к другу. Поза для стрельбы очень неудобная, ружьё выше меня и после выстрела оно выпадает из рук. Вижу, одна затихла, другая бьёт крылом по воде, но взлететь не может. Вскакивая, хватаю ружьё, судорожно перезаряжаю, стреляю повторно. Промахнулся. Опять перезаряжаю. Две птицы неподвижны на воде, остальные улетели. Сижу на траве отдыхаю. Раскатываю болотники и достаю трофеи. Время около полудня, пора и домой.
Всю обратную дорогу думаю о сегодняшней вечерней трапезе. Конечно, одну я сегодня сварю, но часть варёного мяса оставлю на утро. Нужно оставить грудку, она более мясистая, чтобы завтра подкрепиться на день. А может быть разрезать на две равные части? Лук у меня есть, соль тоже. Лаврушку надо из тушёнки взять. Хлеба почти нет, но на ночь можно и без него. По дороге попались кусты смородины, наломал веток для чая. Это лучше чем брусничный лист. Вон уже слышен и перекат напротив нашего лагеря. Подхожу к нему, опять раскатываю болотники. Перекат не глубокий, но очень быстрая вода и скользко.
Откуда-то сверху из-за горы послышался гул. Инстинктивно прижался к дереву. Замер. Гул быстро приближался. Вертолёт делает круг, заходит на посадку. Зависает метрах в двадцати от уложенного имущества. Техник щупает грунт. Что-то показывает. Из вертолёта выскакивают Александр и рабочий. Им подают мешки с сухарями, ящики с тушёнкой, борщами, сгущённым молоком, макаронами, мешки с крупами, мукой, сахаром, канистру с маслом. Разгрузка прошла быстро. Вертолёт взлетает, оставляя четырёх человек и гору продуктов.
Тишина.
Не могу заставить себя выйти из-за дерева. Сознание не воспринимает действительность. Я так мечтал сегодня вечером наесться, а теперь придётся делить уток на всех. От обиды на глазах выступают слёзы.
Через неделю вверх по реке шла на нерест рыба. Вода на перекате несколько дней разрезалась радужными веерами хариусовых плавников. Впечатляющее зрелище!
(Продолжение следует)
Виктор Нефедьев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
