Просеки прорублены и промерены, столбы поставлены, кварталы протаксированы. Рабочие рассчитаны и отправлены вертолётом в Сковородино, где наш штаб. Со мной остались двое: мой помощник – неунывающий Листраткин Виктор и Фролов Валентин – рабочий.
Вообще мы уже собирались выбираться из тайги. Но начальник партии Николай Фёдорович Шаталов поручил сделать ещё почти восемь тысяч гектаров, до них от нас километров тридцать. В том районе работают другие таксаторы. Но эта территория почему-то оказалась ничейной. Начальник обещал забросить туда вертолётом, что радует, т.к. тащить на себе и снаряжение, и продукты не очень радостная перспектива. Основные дожди прошли, утром слегка подмораживает. Сделаем!
Вертолёт завис над землёй, мы выпрыгиваем, следом на землю летят наши вещи, выброшенные из машины Шаталовым. Его у нас за глаза зовут «СС». Всегда в чёрных очках. Рыжий, выше среднего роста, великолепно скроенный. Высочайшая требовательность к себе во всём. Кажется, что он не может что-либо сделать не только плохо, а даже средне. Только высшее качество! Его лозунг: «Хилый должен умереть!» внедряется в жизнь без всяких отступлений ни к себе, ни к другим. По образованию – геодезист. Несколько лет проработал в Монголии, о которой любит вспоминать. Но рутинную работу не очень любит. Ему только что бы гореть! Тленье не для него.
Всё стихает. В ста метрах две деревянные избушки лесозаготовителей. Здесь работа ведётся зимой, так как вывозка леса осуществляется по намороженным дорогам. Вокруг сплошные вырубки. Торчат одинокие гнилые берёзы, лиственницы и ели, которые даже на дрова не срубили. Местами от берёзовых и осиновых пней поднимается густая поросль. Проплешинами выделяются площадки, где производилась погрузка заготовленных древесных хлыстов на лесовозы. В этих местах земля сплошь покрыта древесными отходами слоем в полметра и на ней ничего не растёт. Вся территория вырубки загромождена обрубками стволов, вершин, пней, огромных по толщине отрезков комлевой части лиственниц. Только в распадках, куда крутизна склонов не позволяла добраться лесозаготовительным железным монстрам, сохранились небольшие участки леса, в основном елового. Последствия такого хозяйствования видны вдоль берега, где рубки производились в прошлые годы. Сопки белыми голыми черепами разбросаны вдоль великой реки Амур. Раньше на них росли великолепные сосны, но после их вырубки весь плодородный слой почвы смыт дождями. Обнажилась материнская порода – камни и песок.
Сколько же пройдёт времени, пока на этих землях опять зашумят леса? Почему не оставляются семенники, которые должны послужить естественному воспроизводству будущих лесов? Почему не убираются и не сжигаются оставшиеся порубочные остатки, которые являются прекрасной средой для размножения многочисленных болезней и вредителей, а первая же искра приведёт к лесному пожару?
Эти нарушения я должен отразить в своих таксационных журналах и рекомендовать мероприятия по снижению негативных последствий варварских лесозаготовок, а так же указать меры по воспроизводству на этой территории лесов. На основании таких полевых записей таксаторов разрабатывается проект организации лесного хозяйства и лесопользования для каждого лесхоза, который, после утверждения, является обязательным для исполнения.
Сейчас избушки свободны. Размещаемся в большей из них, здесь даже есть погреб.
Прошло несколько дней. Работа спорится. Хорошо, что прорубки просек не много. Часть из них проходит по естественным рубежам – ручьям, а часть по вырубкам, где необходимо только ставить вешки. Очень много различной дичи – рябчики, глухари, не редко видим косуль, особенно утром. Они пасутся на полянах, где растёт трава.
Нужно идти на ближайшую заставу, она километрах в десяти. Положено зарегистрироваться, рассказать о своём местонахождении и работе, узнать, где имеется полевая телефонная точка для связи – граница. Заодно, надеюсь выменять картошки, если кто-то ещё остался в этой, теперь уже бывшей, деревне и где теперь размещается застава.
Утром, взяв на обмен десяток банок тушёнки, так как денег у нас в лесу нет, двинулся к Амуру. Вдоль разбитой, с глубокими колеями дороги, по которой вывозили заготовленный лес, натоптанная тропинка, идти легко.
Сразу за стеной леса открывается долина Амура. Вдоль реки до горизонта сплошные луга, с редкими небольшими перелесками ольхи, ивы и берёзы. Река далеко, но кое-где просвечиваются голубые участки воды. Какие же просторы! Противоположный берег низкий, как в дымке – далеко. На китайской стороне леса не тронутые, на нашей почти все сопки голые. Даже в запретной полосе вдоль реки просматриваются прогалы вырубок. Отсюда видна деревня и наблюдательная вышка – застава. В ближайших кустах прячу свою «Белку» – промысловое ружьё с вертикальными стволами. Конечно, она была не зарегистрирована, и появляться на заставе опасно – могут отобрать.
Гражданского населения в населённых пунктах вдоль Амура уже нет. Все посёлки и деревни от границы, которая проходит по реке, в связи со сложными отношениями с Китаем после событий на Даманском острове, переселены. Никто не охотится. Население, конечно, не довольно. Лишились прекрасных пастбищных, рыбных и охотничьих угодий. На островах, где уже несколько веков русские поселенцы пасли свой скот, теперь безнаказно, нарушая нашу государственную границу, хозяйничают китайцы. Почему? Ведь безнаказность всегда провоцирует дальнейшие ещё более грубые нарушения. На этот вопрос, который нам, лесоустроителям из Москвы, задавали не только мирное население, но и офицеры пограничники, мы не могли ответить. Мы специалисты по лесу.
Подхожу к деревне, вдруг выстрел из охотничьего ружья. Неужели здесь охотятся? В деревне домов тридцать. Дворы большие, земли было много, лес рядом, хозяева не скупились ни на постройки ни на огороды. Выселение происходило весной, но уже видно запустение. Везде поднялась высокая трава. В некоторых избах нет окон и дверей, наверное, с собой увезли. Большая часть огородов не распахивалась и они заросли. Но несколько участков перекопано, видимо была картошка. Населению разрешалось убрать урожай, если они весной что-то сажали. Очень мало во дворах деревьев. Редкие яблони, всё больше рябина. Но смородина, крыжовник и войлочная вишня везде.
Опять выстрел, уже рядом. Подхожу к калитке, через которую видно, что во дворе прямо на земле среди свежих борозд сидит дед. Белая на выпуск рубаха, белые штаны, подвязанные верёвкой, белая длинная борода. Прямо как из русских сказаний, только вместо гуслей рядом лежит охотничье ружьё. Два ведра наполненные картофелем и лопата указывают на то, что идёт уборка урожая. Это хорошо, будет сегодня вечером и у нас картошечка с тушёночкой.
– Отец, войти можно?
– Давай, паря! Ты откуда?
Через открытую калитку подхожу к нему. Сидит, смотрит вопросительно. Действительно, чужой на границе. Из избы выходит средних лет женщина.
– Здравствуйте.
– Добрый день, я иду на заставу. У вас можно поменять ведра два картошки? У меня есть тушёнка
– Заходите в дом. Отец, пойдём чайку попьём, я уже накрыла. Да убери ты своё ружьё, опять пограничники будут ругаться! Вот, стреляет по воронам, а пограничники приходят, уговаривают его не стрелять, ведь граница! А он говорит, я не ворон, я врагов отгоняю – это наши земли! И не хочет уезжать. Мы летом уже переехали. Нам дали дом в новом посёлке и участок земли. Там и работа, и школа. А он один из деревни остался. Я иногда приезжаю, пограничники не отказывают нам, когда едут из штаба на заставу. Сейчас ещё хорошо, а зимой не знаю, как быть.
Входим в избу. Через раззанавешенное окно вижу входящих во двор двух пограничников. И когда успели сообщить, на улице я никого не видел? Представляюсь, достаю документы. Просят пройти на заставу.
Сидим в кабинете. Начальник заставы – старший лейтенант внимательно проверяет мои документы. Рассказываю о работе, о том, что в мае забросились вертолётами на Большие Бургали (небольшая речушка, впадающая в Амур). Четыре дня назад на вертолёте залетели сюда, дней через пять, если будет погода, пешком возвратимся опять в свой лагерь.
– А можете показать, где сейчас вы стоите?
– Конечно!
Подходим к занавешенной шторками карте. Он их раздвигает только на ту часть, где находится наш ручей. Чувствуется, что карту часто открывает. С трудом нахожу и показываю место, где расположена вырубка. Карта мелкая, горизонтали и другая картографическая нагрузка делают её трудно читаемой, ничего не видно! Ну, подожди, конспиратор! Рассказываю, что там две избушки, а выше по ручью, на сопке ещё одна. Он знает, зимой не раз наведывался к лесорубам.
– Так это вы рубите просеки и ставите столбы? Как они ориентированы? Мои солдатики часто блудят здесь в лесу. И выходят на Ваши затёски и столбы. По каким картам вы работаете? У вас есть схема? Не могли бы нам её одолжить?
Рассказываю правила организации территории и систему нумерации квартальных столбов. Достаю из рюкзака таксаторскую папку. Конечно, вид у неё к концу сезона не презентабельный, не смотря на то, что мы и бережём наши справочные таблицы всеми доступными способами. В папке схема и аэрофотоснимки на мой участок. Раскладываю на столе. Специально делаю это медленно и поворачиваюсь к офицеру. Ну, что!
Лежащие на столе цветные спектрозональные десятитысячного масштаба аэрофотоснимки прошлогоднего залёта произвели должное впечатление. Наверняка у него мелькнула мысль: «А не шпион ли перед ним?». Охраняемая заставой территория до самого берега Амура была представлена на столе в мельчайших подробностях – ручейки, болотца, лесовозные дроги, отдельные группы деревьев.
– Как же Вам дают такой материал, а нам только эти карты, которым уже больше 10 лет!
– Ну не можем же мы по старым снимкам точно описать растущие леса и правильно наметить лесохозяйственные мероприятия!
Через некоторое время, пришедшему в себя начальнику заставы продолжаю рассказывать о нашей работе. На его просьбу отдать схему, говорю, что пока не могу. Мы ещё не закончили работу и потом нам ещё километров тридцать по незнакомым местам возвращаться на Бургали. На эту часть у меня снимков нет, а идти вдоль Амура, что бы ни заблудиться, получится километров шестьдесят. Но, если есть светорама, я готов сделать себе копию схемы обратного маршрута, а эту отдам ему. Конечно, светорамы нет. Приложив к оконному стеклу схему и на неё чистый лист бумаги, быстро делаю копию необходимой мне части.
Солдат приносит чай. С удовольствием ем свежий хлеб с маслом, по которому соскучился, запивая чаем. Обсуждаем все мировые и отечественные события. Понимаем, что, скорее всего, никогда не встретимся, но обмениваемся адресами. А вдруг! Прощаемся. Мне уже пора. Счастливо!
Иду к избе с картошкой. Быстро договариваемся с хозяйкой. Сожалеет, что тушёнка не вся свиная, которая больше ценится. Конечно, и банка крупнее и жира больше, как раз для картошечки. Рюкзак на плечи. Тяжеловато, но эта ноша не тянет.
Пожелание здоровья. И обратно в лес!
Виктор Нефедьев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
