В современной России почти не существует фондового рынка – столь ничтожны
объемы ежедневных торгов. И об этом сильно сожалеют местные и зарубежные
брокеры, а также всевозможные рыночные фундаменталисты.
В России почти не существует и реального кредитного рынка. У нас
никто и никому (если не касаться монстров вроде Сбербанка и Внешторгбанка) не
дает в долг денег для покупки тех или иных бизнесов. Предприятия и их пакеты
покупаются только на собственные средства – и только теми, у кого эти средства
есть. Взять кредит для открытия нового производства – почти невозможно. Ибо
банковская система страны занимается чем угодно, кроме систематического кредитования
производительной деятельности вообще и промышленного производства в частности.
Но зато и никакие виртуальные пузыри – вроде пирамиды ГКО или торговли в
долг невероятно переоцененными акциями высокотехнологических компаний –
у нас, на сегодняшний день, отсутствуют. (Хотя некоторые особенно горячие
головы продолжают грезить о восстановлении «рынка гособлигаций».)
Зато, в России никого не беспокоят перспективы кризисов фондового и
кредитного рынков (за отсутствием таковых рынков). Наша экономика – сугубо реальна.
Между тем, американский кризис, начавшийся в 1999 году сокрушительным
падением индекса «Nasdaq», и
продолжающийся сегодня устойчивым падением «Dow Jones», всему
прогрессивному человечеству показал настоящую цену «виртуальной экономики». Тогда
совокупные финансовые потери американской экономики составили сразу более 2
триллионов долларов, а затем выросли во много раз (sic!). Почти смешно стало вспоминать о «русском кризисе» 1998 года: когда
потери иностранных игроков на
рискованном рынке ГКО составили то ли 10, то ли 12 миллиардов долларов. Общие
же потери вольных или невольных
участников пирамиды достигли 60 миллиардов долларов. (Жаль при этом
именно невольных жертв казенного рэкета: государство ведь тогда просто обязывало
разнообразные финансовые учреждения РФ держать часть их активов в этих самых
ГКО.)
Американские банки до сих пор вынужденно продлевают сроки возврата многомиллиардных
сумм тех дешевых кредитов, которые кому только не выдавались в 1990-е годы – в
пору бума так называемой «новой экономики» – для покупки постоянно
возраставших в цене (до поры – до времени!) акций «Майкрософт», «Intel», «Oracle», «America-on-line», «Amazon.com» и подобных им компаний. Больше
половины американских домохозяйств, например, были тогда, под воздействием
рекламы, втянуты в эту игру – при деятельном участии всех возможных финансовых
институтов и технологий «цивилизованного мира».
С одной стороны, вроде бы нельзя эти кредиты пролонгировать до
бесконечности. Но, с другой, если прямо объявить о гигантских объемах этих невыплаченных
средств – рухнет вся система так называемого западного капитализма и связанной с ним глобальной экономики!
Ведь недавний крах одного только гиганта – энергетической корпорации «Enron»– стал настоящим потрясением не
только для Америки, но и для всего Запада.
Как бы ни сопротивлялись разнообразные заинтересованные лица, но основной
конфликт мировой хозяйственной жизни в эпоху Клинтона – противостояние
«старой» (реальной) и «новой» (виртуальной) экономик – заканчивается у нас на
глазах. Причем, в пользу реальной экономики, в пользу так называемых старых
денег, обязанных своим происхождением вполне материальным отраслям
американского и мирового хозяйства (вроде нефтедобычи, автомобилестроения или
металлургии), то есть обеспеченных реальными активами – тем, что остается на
руках после всех биржевых крахов. Никакие фондовые успехи «Microsoft» в эпоху финансовых пузырей так и не смогли уравнять Билла Гейтса в правах
с калифорнийскими «жирными котами» ВПК и нефтяниками Техаса – с теми, кто,
собственно, и создал Америку. (Кто выстроил, в XIX и первой половине ХХ века, ту материальную и организационную
инфраструктуру страны, которая до сих пор обеспечивает статус экономической
сверхдержавы.).
Разумеется, не только рост числа акционеров во всех без исключения
компаниях, но и безудержная эмиссия доллара последних десяти лет размывали эти самые старые деньги.
Когда Федеральная Резервная Система США начала в 1990-е годы агрессивную
эмиссию, позволив американским банкам приступить к раздаче дешевых кредитов и
обеспечив, таким образом, наступление фондового бума 1990-х – разве только
ленивый бухгалтер не занимался «приукрашиванием» годовой отчетности, дабы
повысить капитализацию компании. Звезды «новой экономики» были не более алчны,
но лишь более удачливы (на тот момент!), нежели традиционные американские корпорации.
Показательно само распространение в эти годы термина – «творческая бухгалтерия»
(creative accounting), с которой сейчас в США разбираются
многочисленные следственные группы.
Так, все более очевидным образом – и под аккомпанемент громких уголовных
дел – изживает себя экономический феномен фондового рынка, каким мы его знали
в годы президентства Клинтона: когда акции интернет-компании «America-on-line» (не обладавшей никакими серьезными активами) стоили в четыре раза больше,
чем акции «General motors». Агония может длиться еще лет десять или даже больше, но это именно агония.
За фондовым же рынком должна наступить очередь рынка кредитного. Вот –
новейшая и очевиднейшая тенденция нынешнего этапа развития всей мировой
экономики.
Уже совершенно очевидна необходимость видоизменения современных финансовых
институтов и технологий – в течение ХХ века благополучно сопроводивших, а то и
направивших, так называемые «развитые страны» в две мировые войны; а теперь
поставившие пресловутый «золотой миллиард» перед лицом грядущей мировой анархии,
разрушающей грезы времен холодной войны[1].
Не случайно наибольшее развитие эти институты и технологии получили именно в
США – в стране с совершенно военной экономикой: на протяжении всего ХХ
века, с постоянством, достойным лучшего применения, Вашингтон и Нью-Йорк решали
экономические проблемы США с помощью войн. Никаких других способов выхода из
кризисов чрезвычайно развитая американская финансовая и банковская система – не
предполагает[2].
Одновременно с явным обесцениванием (еще недавно почти всесильных)
экономико-идеологических клише, вроде «фондового рынка» или «новой экономики»,все большее экономическое – и даже политическое – значение в мире начинают
приобретать реальные активы: природные и энергетические ресурсы,
инфраструктура, людские ресурсы и т.д.
У нас, конечно, серьезные трудности с транспортной инфраструктурой – слава
Богу, хоть железные дороги действуют, с организационной и информационной (обе –
почти отсутствуют) инфраструктурой рыночного хозяйства. Но с нашими – хоть и
исчерпаемыми, но, все же, достаточно большими – материальными (и даже людскими) ресурсами, мы оказываемся,
неожиданно для себя, в достаточно выгодном положении. И даже очевидная
неразвитость этих самых финансовых учреждений и технологий в их современном
виде – то есть возможность начать с листа – может обеспечить нам
ощутимые преимущества уже в ближайшем будущем.
У нынешнего кремлевского руководства есть вполне реальная возможность –
использовать экономику в борьбе за сохранение России как государственного организма
и как фактора в мировой политике: как страны с судьбой (а не только с
историей и географией).
Ведь, кроме сугубой реальности, у нынешней русской экономики есть еще одна
отличительная черта – ее внутренняя
мощь. Ни советская ресурсная расточительность, ни глупость и алчность и
послесоветских лет – не смогли ее разрушить (а лишь ослабили). Сегодня можно
только предполагать, каким было бы народное хозяйство страны, если бы оно в
течение нескольких лет не находилось на голодном пайке. Когда денежной массы в
обращении катастрофически не хватало, а Чубайсы, Лифшицы, Парамоновы и Гайдары
– все пугали население неизбежной инфляцией «в случае включения печатного
станка». Хотя соотношение денежной и товарной массы (20-30% наличных денег –
против 100% стоимости производимых товаров) было у нас в 2-3 раза меньше, нежели
требуется для нормального функционирования экономики западного типа. При этом
заемные деньги были невероятно дороги, и степень доходности среднего
предприятия (чьи оборотные средства сгорели в гайдаровском пожаре) просто не
позволяла рассчитывать на какие бы то ни было кредиты.
Если месяцами и годами не выплачивать работникам бюджетной сферы их
скудного жалованья, а пенсионерам – их не менее скудных пенсий (никак не связанных
с прожиточным минимумом), годами же не перечислять средств за уже
поставленную, в счет государственного заказа, продукцию (то есть красть
средства у оборонных предприятий, от которых, с советских времен, зависит жизнь
огромных территорий), то можно, конечно, «сдерживать инфляцию». Но – ценой
вырождения и прямого вымирания и населения.
Вот только о каком платежеспособном
спросе (а тем более – о его росте) может тогда идти речь? О какой скорости
обращения денег в экономике? О каком реформировании и подъеме ее?
И в то же самое время Правительство РФ предлагало «инвесторам»
государственные казначейские обязательства – под 200% годовых в рублях. В
условиях так называемого «валютного коридора» (фиксированного курса доллара) –
это означало более 100% годовых в валюте. С учетом мультипликационного эффекта
(проценты на проценты) – выплаты легко могли достигать 700%.
Это был настоящий финансовый пылесос, – экономика была почти
полностью очищена от инвестиций: ни одно вложение в реальный сектор не могло давать
таких доходов. Смело можно утверждать, что ни одна экономика в мире не
выдержала бы такого издевательства над собой, как пирамида ГКО. В схожих условиях
даже немецкая хозяйственная машина – даже и при 15% годовых, предложенных
государством – проработала бы считанные недели. У нас же все это длилось более
трех лет – и народное хозяйство России не рухнуло (хотя – едва не рухнуло)!
Более того, стоило в августе 1998 года Правительству РФ (вполне ненароком)
обрушить искусственно поддерживаемый высокий курс рубля по отношению к доллару
– и сразу же началось замещение импорта отечественной продукцией. Почти
умершее было, производство оживилось, и стало даже и расти – хотя и при
сохранении, в целом, его весьма низкой эффективности. Интересно, что этот, единственный
за все постсоветское время, некоторый подъем нашей промышленности произошел как
бы сам собой. При положительном воздействии, разумеется, высоких цен на нефть,
но безо всякого, почти, вмешательства государства (ограничившегося, собственно,
кириенковским дефолтом).
Если идеология (не обязательно выраженная вслух) и рефлексия о
мире (философия) являются движущими силами политики, то экономика,
хозяйственная жизнь – есть основа и ресурс для всякой политики, и
внутренней, и внешней. Нам в известном смысле повезло с этой (не нами
созданной) основой– именно она до сих пор обеспечивает нашу
относительную устойчивость перед всевозможными потрясениями: от реформ до
военных конфликтов.
Россия – это ведь не только не Европа и не Америка, но еще и не
Тайвань и не Япония. У нас просто некому управлять преобразованием
страны – за полным отсутствием того, что зовется «правящим классом». Постоянное
наличие тех или иных персонажей в кабинетах Администрации президента и
Правительства на протяжении всего последнего десятилетия – лишь создавало
иллюзию более или менее осознанного государственного управления страной.
Дело в том, что, на основе богатейших людских и природных ресурсов,
товарищ Сталин, в свое время, организовал чрезвычайно устойчивую государственную
и хозяйственную систему. Система эта, похоже, просуществовала «на автопилоте»
вплоть до середины 1980-х годов. То есть до того момента, когда вымерли
последние ее «зубры» – администраторы, ученые, военные, – родившиеся и
получившие образование еще до начала советской «рубки леса». Рубка эта
привела к явному недостатку «штучных» талантов – при не менее явном
перепроизводстве неудовлетворенных жизнью средних специалистов, послуживших
материалом горбачевской перестройки и ельцинской революции.
У нас и до сих пор функционирует (лишь видоизмененный и ослабленный)
государственный аппарат, созданный Сталиным. Никакой другой системы принятия
решений и контроля их исполнения – не создано. Поэтому не приходится, к
сожалению, удивляться всем тем художествам, которыми потчуют нас всевозможные –
мелкие, крупные и очень крупные – государственные «менеджеры».
Ясно было, что в новых условиях (переход к капиталистической рыночной
экономике, отсутствие перспективы полномасштабного военного столкновения на
Западе и Востоке, впечатляющий рост Китая и т.д.) необходимо было, в первую
очередь, обучать и менять государственный аппарат. Вместо этого, аппарат –
лишь переименовали. В соседнем Китае, напротив, предпочли переподготовить
те же парткомы: результат переподготовки – налицо. И дело не только в том,
что китайцы за тысячелетия своей истории привыкли к тому, что названия
государственных учреждений или тайных обществ – имеют форму совершенно
поэтическую, и потому могут наполняться едва ли не любым содержанием. (Отец Дэн
Сяопина, между прочим, руководил в Сычуани таким тайным «Обществом старейшин и
братьев»; а сам Дэн, как поговаривают, до конца своих дней был не чужд
«Обществу красного дракона».)
Русские, с одной стороны – сугубые реалисты. И потому относились и относятся
к названиям и эмблемам (как «коммунистическим», так и «демократическим»)
гораздо более серьезно. С другой стороны, они – не менее отрешенные мечтатели.
И в последний год СССР многие, по видимости, не совсем глупые люди всерьез
обсуждали возможность полного реформирования советской экономики – за «пятьсот
дней»!
А в начале «десятилетия реформ» те
же люди искренне, по всей видимости, надеялись получить помощь от персонала
Международного валютного фонда, Мирового Банка, Европейского банка
реконструкции и развития и других, столь же почтенных, учреждений. Хотя ведь
ясно было, что только совершенно неквалифицированные и явно не блещущие
интеллектом персонажи (в силу именно этих своих качеств, не могущие
зарабатывать в частном бизнесе) могли оказаться на этих должностях в системе
«международной бюрократии». Сегодня трудно даже себе представить, например,
какое количество совершенно неквалифицированных людей, похожих на
сотрудников ЦРУ – наводняли Госкомимущество при Чубайсе!
К сегодняшнему дню, волнообразная смена увлечений и разочарований
эпидемического характера – притупила у нашего населения склонность к
неоправданно завышенным ожиданиям. А наступившая еще – не из-за, а при
– Примакове некоторая стабилизация (или нормализация) дала, наконец,
обществу возможность перевести дух: постепеновцы сегодня явно
преобладают над нетерпеливцами.
Благодаря очевидному изменению психологического климата в стране, нынешний
хозяин Кремля может действовать без особой оглядки на так называемое
«общественное мнение». Похоже, что он и сам не вполне осознает физического
объема того кредита доверия населения РФ (и даже некоторых других
«субъектов международного права»), которым он пока обладает. Ведь даже если
завтра какие бы то ни было супостаты извлекут на свет какой бы то ни было, даже
самый страшный, компромат на действующего Президента – он может попросту не
обращать на это своего высочайшего внимания: вне всякой зависимости от
реальности или нереальности этого компромата.
Проблема состоит в том, что у него при том – нет особой свободы маневра и
совершенно нет времени: стране нужны весьма срочные и решительные
преобразования. Действовать необходимо сразу по всем направлениям – не только в
области внешней политики, но и в государственном строительстве, и в народном
хозяйстве. Одновременно реформируя не только денежно-кредитную политику, но и
финансовую систему государства. Причем – в условиях глубокой коррумпированности
государственного аппарата и полного отсутствия кадрового резерва.
Мало того, что прошедшее «десятилетие реформ» уничтожило тот огромный запас
прочности и ту огромную силу инерции, которыми мы обладалив начале
1990-х годов. Оно еще и вполне продемонстрировало интеллектуальные и
управленческие возможности возникших в ельцинское время – московских и региональных
– кланов. А тут еще все более явной становится не только чудовищная
некомпетентность большинства бывших сотрудников Ленинградского УКГБ, но и – что
гораздо важнее и страшнее – их неспособность учиться на ходу. Хотя, при
этом, очевидно, что в стране сегодня можно найти несколько десятков тысяч не
коррумпированных и вполне вменяемых людей, способных обеспечить проведение необходимых стране преобразований.
Похоже, что главе государства скоро придется покончить с «кадровой
стабильностью» кремлевской Администрации и с бесконечной «тонкой настройкой»
Правительства. Потому что горе ему – и всем нам, если уже в ближайшие годы он
окажется не в силах создать (и отладить!) приемлемой для современной экономики
системы принятия решений и контроля их исполнения. Если он не сумеет в полном
объеме использовать имеющиеся пока у страны возможности модернизации и
перспективы развития.
Потому что его будущий преемник может получить «в управление» страну уже
безо всяких перспектив.
[1] Об этой опасности подробнее – в недавней книге: Robert D. Kaplan, “The Coming Anarchy. Shattering
the Dreams of the Post Cold War”, N.-Y.
2001.
[2] В начале 1930-х годов знаменитый американский
экономист Ирвинг Фишер попытался было убедить руководство страны в возможности
наведения естественного экономического порядка, но Рузвельт, для борьбы
с последствиями Великой депрессии, предпочел конфискационную денежную реформу и
мировую войну.
Александр Фоменко
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
