На моей книжной полке – несколько книг академика А.Н.Каштанова. Тема работ учёного – Земледелие. При любой фантазии трудно уловить в этом слове дух проблемы, а тем более – борьбы. Но пишу это слово с большой буквы, потому что иначе не могу представить науку, которой посвятил свою жизнь Александр Николаевич, специалист первой величины в этой области знаний, доктор сельскохозяйственных наук, профессор, действительный член Российской академии сельскохозяйственных наук и пяти других академий, лауреат Государственой премии, обладатель титула Кембриджского университета «Международный ученый». Автографами на некоторых его книгах горжусь, – это его отзыв на мою причастность к проблемам, решению которых он служит. Моя стезя – аграрная публицистика. Мы в определённой степени коллеги.

Однажды он скажет – это было в 2007 году на II Национальной конференции по проблемам истории, методологии и философии почвоведения в г. Пущино: «В нашем государстве за последние пятнадцать – семнадцать лет ( к этому можно добавить и последующее пятилетие – М.С.) отношение к почве центральных органов – правительства, министерств и ведомств – новых «хозяев земли» настолько упрощено и принижено, некомпетентно, что вызывает очень большую тревогу, пугает своим удивительным небрежением и непониманием того, с чем они имеют дело».

На упомянутом форуме Александр Николаевич оценил ситуацию следующими словами: «Философия… сводится сегодня к разговорам о «всемогущем» рынке, макроэкономике, деньгам. Они превращают самое дорогое, ничем незаменимое достояние людей и страны – Почву – в простой товар, предмет купли-продажи».

В своих трудах он наделяет почву – живородящий орган планеты – поистине человеческим качеством – генетической памятью. Почва, говорит он, великий летописец планеты Земля. Она фиксирует (запоминает) всё, или почти всё, что происходит с ней и в ней с начала первичного почвообразовательного процесса за миллионы лет.

Легко представить, что же за два десятилетия российских аграрных реформ «запомнили»… ну хотя бы те 40 миллионов гектаров земель, которые оказались выведены из сферы деятельности человека по причине небрежения, бесхозяйственности и попросту – безграмотности. Не за миллионы, а всего за два десятилетия! И чем ещё обернётся эта память для наших потомков. Россия, по утверждению Каштанова, родина учения о почвах, родина самых авторитетных в мире учёных-почвоведов – Докучаева, Костычева, Вильямса – до сих пор не имеет закона о почвах и их охране.

Доказано, что биоресурс почвы бесконечен в отличие от ресурса недр, который мы безоглядно расточаем. Значит, он более потенциален для будущего человечества, он возобновляем. При стремительно растущем населении планеты уже в ближайшее время самым сильным будет то государство, которое будет независимым по обеспечению продовольствием. Напротив, такая зависимость по силе «взрыва» может уступать только ядерному заряду. Россия сегодня лидирует… по темпам омертвления этого потенциала.

На пике этой проблемы я выставляю героя своего очерка перед лицомвремени. О его жизни, о судьбе разговор будет отдельный.

Александр Николаевич видится мне типичным выразителем той эпохи, когда надо было – и хотелось – в шестнадцать лет совершать подвиги, сбрасывая с крыш немецкие «зажигалки», изучать под руководством досрочно вернувшихся домой раненых фронтовиков военное дело в школьных классах и проситься на фронт. Это было и с ним в подмосковном городе Бронницы, где он окончил в 1947 году школу. У ребят той эпохи душа всегда была впереди ног, дело жизни выбиралось по страстной мечте. В родной деревне Юрасово, работая с отцом на колхозном поле, он, ещё мальчишкой однажды увидел женщину, словно сошедшую с картины Венецианова «На пашне. Весна». Она сошла на землю из конной повозки и представилась по-былинному: Дескать, я – помощница солнца и земли. Это была агроном МТС, Александр Николаевич не забыл её имя – Мария Петровна Иванова. Наверное, её шутка стала решающей для него в выборе жизненного пути.

Получив аттестат, он с другом приехал поступать на агрономический факультет Московской сельскохозяйственной академии имени К.А.Тимирязева. В приёмной комиссии их встретил высокого роста молодой человек и очень вежливо стал расспрашивать, кто они и откуда. Как запомнилось Александру Николаевичу, ответами член комиссии остался доволен и даже сказал: «Похвально, нам такие ребята очень нужны». Позднее «ребята» узнали, что с ними разговаривал ассистент кафедры растениеводства Иван Семёнович Шатилов, будущий известный академик ВАСХНИЛ.

Судьбе свойственно идти по вехам, которые не вырубаются из памяти. Одной из таких вех у молодого Каштанова была встреча – и не просто встреча, а вынужденное сотрудничество – с академиком Лысенко. Но тут он, что называется, попал в настоящую «переделку». Тогдашний печально-известный руководитель ВАСХНИЛ, преподававший в академии, выбирал в помощники самых способных студентов. С именем этого академика связано лжеучение о верховенстве агробиологии над генетикой. И четверокурсник Каштанов был отправлен на преддипломную практику в знаменитый уже тогда своими достижениями в селекции сортов пшеницы Сибирский НИИ сельского хозяйства в Омск.

– Мне было поручено, – вспоминает Александр Николаевич, – вести фенологические наблюдения и тщательный учёт перезимовавших растений. А из сотни их перезимовывало по три-четыре, не больше.

Фигурально выражаясь, из попыток приучить яровые сорта к сибирским морозам ничего не получалось. Однако и через год, при распределении выпускников на работу, Лысенко вновь даёт Александру напутствие: «Пока не переделаешь яровую пшеницу в озимую, из Сибири не возвращайся»! Каштанов в 1952 году стал младшим научным сотрудником СибНИИСХоза.

В тот год был издан приказ Министра сельского хозяйства СССР И.А Бенедиктова «Об испытании методов обработки почвы по методу Т.С. Мальцева». Младшему научному сотруднику, да ещё обременённому «напутствием» президента ВАСХНИЛ, казалось, никак не светило переключение на сразу понравившуюся ему тему. Но в откровенном разговоре с благоволившим к выпускнику «тимирязевки» заместителем директора института П.А. Яхтенфельдом, он всё же намекнул, что не верит в перспективность «переделок». Заместитель директора как будто этого и ждал. В институт уже были завезены «мальцевские» плуги для глубокой безотвальной пахоты, выделили 100 гектаров земли. На закладку опытов из Шадринска приехал сам Мальцев. Яхтенфельд представил Терентию Семёновичу младшего научного сотрудника Каштанова. Александр запомнил, как гость, высокий ростом и хмурый, ходил по полю в сопровождении институтского начальства. Застёгнутый до подбородка китель усиливал худобу его фигуры. Время от времени он по-детски припадал на колени, разгребал ладонями землю и так же легко поднимался.

Для сравнительной оценки пахоты были приготовлены делянки с различными способами пахоты. В том числе – ярусным плогом, технологическим антиподом мальцевского. Он укладывал поверхностный слой земли вместе с растительностью на полуметровую глубину, а оттуда выворачивал мелкозернистый, словно специально отгранулированный чернозём. Можно было любоваться видом этой пахоты, она была как с картинки из агрономический учебников, превозносящих структурную пашню. Мальцев, опустившись на колени, пересыпает с ладони на ладонь эти зёрна и, казалось, любуется ими. И вдруг делает вывод:

– Они же, как льдинки, растают и поплывут от первого дождя!

Напротив, безотвальная вспашка его плугом внешне казалась менее привлекательной, но, судя по всему, он был ею удовлетворён. Суть разницы заключалась в том, что в одном случае организм почвы полностью разрушался перемещением слоёв из глубины наверх. И это было противоестественно. В другом – ему лишь оказывалась помощь при минимальном вторжении в природную структуру. Никто доселе не давал начинающему земледелу столь наглядного урока по анатомии почвы. В тот год Александр поступил в заочную аспирантуру.

Если рассматривать последующие десять-двенадцать лет его жизни, то успешными относительно научной карьеры их никак не назовёшь. Забегая вперёд, скажу, что кандидатскую диссертацию он защитит в Тимирязевской академии только в 1965 году, будучи… инструктором ЦК КПСС. Коллеги по отделу – он работал в организационно-партийном отделе, откуда впоследствии инспекторы и инструкторы направлялись руководить областями, краями и республиками – будут шутить, что всякое здесь бывало, но не случалось ещё, чтобы за время обеденного перерыва кому-то удавалось получить учёную степень. Как автор очерка, я не считал бы это за доблесть, если бы не знал, что многолетний путь Каштанова в этот могущественный партийный аппарат пролегал через самую, что ни на есть, глубокую полевую борозду. Дальнейший мой рассказ об этом.

1953 год, когда молодой исследователь трудился на «мальцевских» делянках в СибНИИСХозе, был предвестником кампании по освоению целинных и залежных земель. В сентябре состоялся известный Пленум ЦК КПСС, и по стране пошли собрания в поддержку его решений. Проходило такое собрание и в СибНИИСХозе, в конце был поставлен вопрос: кто готов поехать на село «поднимать сельское хозяйство»? Поднялось три руки. Готовыми оказались секретарь парткома, директор одного из опытных хозяйств и секретарь комитета комсомола института. Им был Александр Каштанов. Когда определялись места будущей работы, он попросился в один из самых южных районов Омской области, на границу с Казахстаном. В областном управлении сельского хозяйства 25-летнего специалиста наделили должностью главного агронома Ольгинской МТС, а институт решил переместить туда вместе со своим аспирантом и опыты по изучению методов обработки почвы. Почти на три года степное село Ольгино станет его начальной «ростовой точкой».

В зону Ольгинской МТС входило шесть колхозов. На переломе зимы деревни тёмными строчками тонули в разливах голубых снегов. Александра однажды потянуло в эту чарующую даль. Здесь, в степи, снега поют, когда идёшь на лыжах по чарыму – затвердевшему к началу марта насту. В рюкзачок была положена толика провианта на день и лопатка с коротким черенком, с которой он не расставался на случай, если требовалось проверить состояние озими или почвы под снегом. Он не помнит, сколько прошел, прислушиваясь к музыке чарыма. Дул лёгкий оттепельный ветерок. Из виду скрылись все признаки оставленных позади домов села Ольгино.

Когда остановился перекусить, почувствовал лёгкость поддёвки под лыжным костюмом. По наитию Александр предполагал, что удалился от Ольгино километров на пятнадцать-двадцать. Для настоящего лыжника это не расстояние. Но от западного горизонта отделилось и стало приближаться розовеющее в лучах солнца облако. Степные жители считают это предвестником перемены погоды. Ветер стал усиливаться, и облако вскоре накрыло половину неба. Посыпалась снежная крупка, и след лыжни местами стала пропадать. Александр уже не шёл, а бежал наугад в сторону ещё невидимого села. Снег начал слепить глаза, ветер пронизывал насквозь. Чтобы согреться и перевести дух, он время от времени приседал и всматривался в стремительно сужающуюся мутную даль. Однажды присел и…очнулся уже в горячей постели, увидев над собой лица хозяев, у которых квартировал со времени приезда в Ольгино. Понял, что это не постель была горячей, а он весь пылал в температурном огне. Хозяева рассказали, что их дворовая собака, большая и умная казахстанская овчарка Волчок, нашла его в километре от дома. Привезли Александра на санках. Обмороженный, он очнулся только на вторые сутки.

Пока снега таяли, заполняя лога и просёлочные дороги вешними водами, ездить агроному МТС по колхозам приходилось на лошадях. Начал поездки ещё в бинтах. Бич тех лет – нехватка техники и семян. Первая проблема считалась естественной, с ней справлялись, кто как мог. Вторая, как все считали, исходила от начальственной дури. Считали и знали, но переломить ситуацию ни у кого смелости не хватало. Каштанову ещё только предстояли такие схватки. Но им предшествовал ряд событий, которые в судьбе молодого человека заняли особое место. Первое было связано с его семейным положением. Незадолго до отъезда на целину он расстался с любимой девушкой. Лида Киселёва в Омске была секретарём Сталинского райкома комсомола, а он, как уже было сказано, возглавлял комитет комсомола СибНИИСХоза. Разрыв, казалось, был неисправим: девушка уехала к себе на родину в Ставропольский край.

Когда отсеялись, коллеги буквально вытолкали агронома в отпуск с наказом вернуться с женой. По их наказу и вышло. Между прочим, по прошествии многих лет по семье Каштановых можно судить, что для них значила целина, и это сибирское село Ольгино. Ещё когда ждали первенца, Александр Николаевич с Лидией Илларионовной решили: родится дочь – назовут Ольгой, если сын – Олегом. Родился Олег. И второй был сын, назвали Андреем. Наконец, в 1965 году уже в Москве появилась давно наречённая Ольгой дочь. Тут уместно будет сказать, что двое из детей Каштанова пошли по его стопам. Андрей работает на Алтае в Аграрном университете, Ольга, окончившая «Тимирязевку», – в Ботаническом саду академии.

Обожжённые «оттепелью»

Пятидесятые годы и начало шестидесятых старые земледелы и сейчас вспоминают без любовной теплоты, хотя их называли хрущёвской оттепелью. Признаюсь, я не встречал ни одного бывшего руководителя или специалиста, кто бы, так или иначе, не был обожжён той оттепелью. Вот тут речь пойдёт о бойцовской закалке Каштанова.

Его вторую уборочную кампанию на целине накрыла идея немедленно перейти на уборку хлебов раздельным методом. Хрущёв завёз её из Америки вместе с «кукурузоманией». Жаток для косовицы в валки ещё не было, а комбайны для этого переоборудовать не успевали. Осень 1955 года была с частыми дождями. С ночи пройдет дождь, и, если колос на стебле, уже к середине следующего дня механизаторы приспосабливаются напрямую обмолачивать спелые делянки. А положить хлеб на землю – что и когда соберёшь?!

Заседание бюро Полтавского райкома партии, обсуждавшего этот вопрос, «осчастливил» своим визитом из Москвы заведующий сельхозотделом ЦК КПСС Мыларщиков. Бюро было расширенное, пригасили руководителей хозяйств, специалистов. Каштанов как главный агроном МТС высказал позицию местных хлеборобов. Ему было известно и настроение районного руководства, но он знал, что райком не посмеет его выразить в присутствии высокопоставленного гостя. Доводы главного агронома выслушали, но члены бюро тут же проголосовали за предложение московского чиновника «поставить на вид» молодому коммунисту Каштанову. Это было его первое партийное взыскание. В Полтавском районе Ольгинская МТС, единственная, справилась с уборкой без потерь. А по области в тот год пшеница в неподобранных валках ушла под снег почти на миллионе гектаров. Начальство выкручивалось по хлебозаготовкам, прибегая к припискам.

За зиму 1955-1956 годов Каштанова «уломали» перевестись на должность главного агронома областного управления сельского хозяйства. В начале посевной едва не получился обратный ход в карьере. Он столкнулся с последствиями осенней уборки. Дело было так. Утром зашёл в кабинет начальника областного управления сельского хозяйства и увидел собравшихся за длинным столом членов коллегии. Присутствовали секретарь обкома КПСС по сельскому хозяйству, председатель облисполкома и другие высокие чины. Партийный секретарь Щёлоков буквально на пороге встретил официальной фразой: «Вы, товарищ Каштанов, только начинаете работать, но уже, видимо, в курсе, что в области не хватает много семян зерновых и других культур» – «Знаю». – «Бюро обкома партии поручило нам рассмотреть вопрос об ответственности начальника отдела семеноводства Ульянова за создавшееся положение. Как вы на это смотрите?»

– Вопрос задел меня за живое, – вспоминает ту ситуацию Александр Николаевич. – Отвечаю вопросом на вопрос: «А причём здесь Ульянов? Вы вспомните, Григорий Дмитриевич, прошлогоднюю осень, как руководителей хозяйств, агрономов, меня в том числе, заставляли сдавать в счёт хлебопоставок даже семена, буквально выворачивали карманы. Наступило тягостное молчание. Вопрос о персональной ответственности семеновода тогда замяли. Но меня после – с ковра на ковёр, с ковра на ковёр. Как посмел дерзить секретарю обкома?» Аппаратная субординация ценится дороже деловых решений, – заключает Александр Николаевич.

Есть пословица: «за одного битого двух небитых дают». Хорошо, когда вверх по служебной лестнице поднимаются люди с характером,«битые», но несломленные. Такие умеют и коллективный разум на пользу делу направить и собственный опыт кирпичик к кирпичику в прочный фундамент складывают. Область в то время расхлёбывала последствия фронтального хрущёвского натиска на подъём целины, вопреки сопротивлению аграрных авторитетов Мальцева и казахстанского учёного Бараева на миллионах гектаров была произведена глубокая вспашка с оборотом пласта. Вся степная земледельческая зона Казахстана и Сибири ответила роковыми пыльными бурями. При южных ветрах Омск днями погружался во мрак тёмных ночей.

Открывался фронт тяжелейшей борьбы на многие годы вперёд. Каштанов начал с того, что создал свой круг обороны из опытнейших специалистов-полеводов. К счастью, заслон от ветровой эрозии почвы не надо было изобретать, он был в научных разработках и в тех же опытах Т.С. Мальцева. Он сам проверил их на нескольких стационарах сначала в СибНИИСХозе, а затем в колхозах Ольгинской МТС, и был хорошо подкован. К этому времени у него уже сложились партнёрские отношения с Александром Ивановичем Бараевым, будущим казахстанским академиком. Среди агрономов области было немало единомышленников. Ставку надо было делать на новые технологии, основу которых составляли безотвальная и минимальная поверхностная обработка полей, а против засухи – оптимальные сроки сева зерновых и соответствующие севообороты с научно-обоснованной долей чистых паров. Всё это официальной «директорией» тогда отвергалось в неудержимой погоне за сиюминутной отдачей освоения целины, а противники аврального натиска подвергались гонению.

Круг обороны Каштанова состоял из общественного агрономического совета, который им был создан при областном управлении сельского хозяйства. В него входили авторитетнейшие агрономы МТС, учёные СибНИИСХоза и Сельхозинститута. Начальник облсельхозуправления, которому в мудрости нельзя было отказать, на всякий случай поинтересовался:

– А какую ты предвидишь реакцию на свой совет со стороны обкома партии?

Как в воду глядел Чусов. На одном из ближайших заседаний бюро первый секретарь обкома Колущинский вдруг спросил об этом Каштанова:

– А что, бюро обкома тебе – не совет?

– Хватает и бюро обкома, но нужен коллективный агрономический разум, чтобы вытащить земледелие области из болота.

В зале повисла гробовая тишина, похоже, должен был грянуть гром. Но голос секретаря на удивление прозвучал еле слышно:

– Думаю, что здесь Каштанов совершенно прав. Давайте дадим ему поработать в этом направлении.

Вскоре он становится начальником областного управления совхозов.

Мне этот эпизод показался вполне подходящим, чтобы расспросить Александра Николаевича о таком пресловутом явлении, как командный стиль руководства сельским хозяйством. Сам хорошо помню, что давили сверху так, что дохнуть самостоятельно не давали специалистам и руководителям хозяйств. Александр Николаевич ничего не стал отрицать, но приоткрыл проблему с неожиданной стороны. Для него понятие профессионализма неразделимо с умением смягчать любой диктат «методом упреждения». Директивы свыше, в основном, дублировались и почти все были предсказуемы. В апреле – сколько и как сеять, в июне – сколько заготавливать кормов, в августе – сколько сдавать хлеба.

– А мы, специалисты, из хозяйств ведь не вылезали, обстановку знали досконально. Я старался по возможности опередить директиву. Вы нам очередные указания – мы вам обоснованные расчёты и мероприятия. Важно было не опаздывать, чтобы не обвиняли в нераспорядительности. В большинстве случаев срабатывало.

Так ли было просто на самом деле? Вряд ли. Но мысль жизнеутверждающая. В каком-то смысле так можно управлять и собственной судьбой.

В августе 1961 года в Омске сменилось высшее руководство, первым секретарём обкома КПСС приехал агроном, ставрополец, поработавший недолго инспектором орготдела ЦК КПСС в Москве – Сергей Иосифович Манякин. Каштанов быстро был «вычислен» и, как говорится, призван в первые ряды. Ему предлагают пост заведующего сельхозотделом обкома, и через год избирают секретарём по сельскому хозяйству.

А готовил он себя для науки и мечтал об этом. Мечта постоянно бередила душу полынной горечью. На семинары не реже двух раз в год приглашал Т.С. Мальцева, ездил на совет в Шортанды к А.И. Бараеву. Перед агрономами сам выступал с глубоким научным анализом ситуации. Но для написания диссертации выкроить время за три года работы в обкоме так и не смог.

Омская область в 1961- 1964 годах делала серьёзный разворот к почвозащитному земледелию. На перспективу работало детище Каштанова – агрономический совет. Опытнейшие агрономы хозяйств успешно «партизанили» с внедрением парового клина в севообороты – не будем забывать, что это были ещё Хрущёвские времена, когда чистые пары считались вне закона. Тогда же был развенчан старый девиз: «сей в грязь – будешь князь»: традиционный для Сибири ранне-весенний сев пшеницы подводил всходы в фазе кущения под традиционную же июньскую засуху. И это удалось переломить, хотя по весне секретарю обкома по сельскому хозяйству приходилось принимать удары на себя.

Когда в марте 1964 года С.И. Манякин сообщил Каштанову о вызове в ЦК КПСС, даже подумал недоброе. Цель вызова первый секретарь или не знал, или скрывал, но высказал предположение: если приглашает орготдел ЦК, значит с прежней работой придётся расставаться. Имелось в виду, что впереди большая партийная карьера.

Предложили должность инструктора. Родители в Бронницах с радостью восприняли возвращение сына из «сибирской ссылки». Но первые месяцы в аппарате ЦК Каштанова мало чем порадовали. Камандировки, работа с документами и снова командировки. Сменилось руководство, генсеком стал Л.И. Брежнев, началась перестройка партийной работы, аграрные проблемы от орготдела ЦК отдалились. Окончательно переделываться в чиновника агроному не хотелось. «Соломинкой» стала спасительная тактика «опережения». В Тимирязевской академии он встретился со своими преподавателями – профессорами, академиками, с бывшими однокашниками. Почувствовал знакомую ауру, нестерпимую тоску по научной карьере. И дело пошло к тому, о чём сказано выше. Его включили в график защиты диссертаций. К маю 1965 года она была написана. В день защиты обеденным перерывом, конечно, обойтись не удалось – это была шутка товарищей. Процесс защиты его удивил: в зале присутствовало много учёных из зональных НИИ, два часа пришлось отвечать только на практические вопросы. Остался доволен и собой – легко во всём ориентировался, всё знал, всё умел – и тем, что так велик интерес к сибирскому земледелию. Но для дальнейшего хода судьбы должна была созреть ситуация. На это ушло ещё два года.

Сибирская закалка

Поворотный для сельского хозяйства мартовский (1965 года) Пленум ЦК КПСС, дал прорыв к применению зональных систем земледелия. Наступил черёд для развенчания фетиша пропашной системы земледелия, которую на волне кукурузной «пандомии» Хрущёва олицетворял тогда Алтайский НИИ сельского хозяйства, руководимый Георгием Наливайко. Статистика как бы исподволь обнажила такой казусный факт: на землях АлтайНИИСХа собирают урожай ниже, чем в целом по Павловскому району, на территории которого находится институт. Чему же и кого тогда учит зональный НИИ? Наконец, встал вопрос о смене его руководства. Было из кого выбирать, но место к тому времени уже считалось провальным, кандидаты от предложений отказывались. И тогда по кругу близких к Каштанову влиятельных фигур пошла бродить идея выпустить на простор его, 39-летнего кандидата сельскохозяйственных наук. Была весна 1967 года.

С Алтаем он породнился почти на десять лет. Ему досталось и строительство научного городка института, и обустройство сопутствующих полноценному земледелию животноводческих отраслей, и создание мелиоративных и ирригационных систем. Наконец, создание зонального селекционного центра. В своей автобиографической книге «Крутые повороты» он, четверть века спустя, напишет, что на Алтае увидеть острые проблемы земледелия всей страны опытным глазом можно было прямо из окон своей новой квартиры в научном городке института в пятнадцати километрах от Барнаула. Здесь открывался вид на широкую леслстепь на фоне разливов Оби. Она по многочисленным склонам была изранена и истощена ветровой и водной эрозией – результатом пропашной системы. Это был слепок с карты большинства районов России, где от агронома требуется постоянно быть союзником солнца, ветра и воды. А какой же получался союз, если бездумная ежегодная пахота иссушала почву, ветер её выдувал, а склоны были подставлены под прямой, беспрепятственный сток влаги в водоёмы и реки. За десять лет на Алтае Каштанов практически создаст и теоретически застолбит в аграрной науке систему контурно-мелиоративного земледелия. Регион оказался щедр на аномалии. Здесь и крутые склоны Алтайских гор, и сухостойный экстрим Кулундинской степи, и равнинная лесостепь. Было из чего выводить алгоритмы для уникальных условий различных зон страны. Кстати, Александр Николаевич приложил немало усилий к созданию эффективных полезащитных лесополос, и сегодня Кулунда местами похожа на лесостепь средне-русской равнины.

Не с целью воздания памяти бывшим генсекам, а совсем по другому поводу расскажу эпизод о посещении Алтайского НИИ сельского хозяйства в 1972 году Леонидом Брежневым. А повод такой: свидетельствую, что генсеки, порой поддающиеся лженаукам, не всегда сами вникали в корень проблем. «Хоть я и землемер, – говорил Леонид Ильич Каштанову, – но объясни ты мне, чем отличается бараевский метод от мальцевского, и кто из них был первым?». Этот хоть заинтересовался, чего не случилось с Хрущёвым, который одинаково гнобил и Мальцева и Бараева.

Ответ Каштанова был простым и доходчивым. Первыми, сказал он, были ещё те замледелы, которые почву ковыряли палкой, затем сохой. Наука и практика знает труды украинского агронома Ивана Овсинского. Далее – о Бараеве и Мальцеве. Александр Иванович Бараев, опираясь на свой многолетний и канадский опыт предпочитает для острозасушливых районов Казахстана и Сибири плоскорезную обработку почвы на глубину 15-18 сантиметровс максимальным сохранением стоячей стерни в зернопаровых севооборотах короткой ротации. Терентий Семёнович Мальцев рекомендует пахать почву безотвальным плугом без оборота пласта на 35-40 сантиметроводин-два раза за ротацию четырёх-пятипольного зернопарового севооборота, а в остальные годы – применять поверхностную – на 8-12 сантиметров– мульчирующую обработку широкозахватным лущильником.

Это алгоритм сбережения плодородного потенциала почвы. То, чем проникнута вся земледельческая философия академика Каштанова. Он всю жизнь научным словом и практической бороздой углубляет эту философию. Как ревнитель грамотного, профессионально управления сельским хозяйством (чего, увы, сейчас редко замечается, и министрами сельского хозяйства могут назначать медиков, а министрами медицины - экономистов), отмечу, что Александр Николаевич много раз за свою жизнь оказывался в нужном месте и в нужный час. Случилось, что его знания, опыт и воля потребовались для масштабов всей аграрной отрасли России, и он в 1976 году при лучшем, за всю историю (так считается) министре сельского хозяйства РСФСР Леониде Флорентьеве уже с алтайским опытом становится его заместителем. Проходит два года, и его направляют в Новосибирск возглавить президиум Сибирского отделения ВАСХНИЛ. Ещё через два года он, будучи доктором наук и действительным членом ВАСХНИЛ, снова востребован на партийной работе, назначается заместителем заведующего сельхоз отделом ЦК КПСС. Не скрывает, что возвращался в партийный аппарат без желания, ссылался на то, что уже сосредоточился исключительно на проблемах науки. «Вот и хорошо, – отреагировал секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв, – как академику вам и карты в руки, будете в ранге заместителя заведующего отделом ЦК руководить агарной наукой в масштабе всей страны».

Человеком место красно. С бугра, как говорится, не только виднее, но и сподручнее вершить разумное, доброе, вечное. Большим событием для сельского хозяйства страны стало Всесоюзное агрономической совещание, проходившее в Москве 23-24 декабря 1980 года. Это стало моментом истины, когда словами первых руководителей страны с подачи академика Каштанова и его единомышленников озвучивалась и ставилась проблема перевода земледелия на научную основу путём разработки и широкого внедрения зональных почвозащитных систем. Во главу угла ставилась технологическая дисциплина в полеводстве, эффективное использование мелиорации и химизации. С трибуны совещания назывались достижения в производстве зерна – в среднем за 1976-1980 году оно превысило 200 миллионов тонн, а на период до 1990 года ставилась задача довести его до 234-243 миллионов.

Свои четыре года работы на Старой площади Александр Николаевич оценивает с присущей ему скромностью, но когда называет задачи, которые приходилось решать, то я вижу мощный реактор, включенный раз и навсегда и продуцирующий в одном направлении. Это расширение сети научно-исследовательских институтов и опытных станций, создание селекцентров, без которых невозможно вести сельское хозяйство в регионах. Удалось оживить работу ВАСХНИЛ и её научных учреждений. На дальнейшее ему предлагался пост заместителя министра сельского хозяйства СССР, но он воспользовался возможностью перейти в академию, и в ранге вице-президента возглавил отделение земледелия. В 1992 году ВАСХНИЛ переименовывается в РАСХН (Россельхозакадемию) и Каштанов в течение десяти лет является её первым виц-президентом.

Упомянул о реакторе, но вряд ли эта метафора была бы уместна в начале 90-х годов. Вся энергия, весь накопленный потенциал науки с этого момента стал работать вхолостую. Предложения выездной сессии ВАСХНИЛ, состоявшейся в Курске в 1991 году, президентом Ельциным и его командой были отвергнуты как непригодные для создания новой, капиталистической системы. В феврале 1992 года вышел указ «О порядке реорганизации колхозов и совхозов». В стране уже разворачивалась кампания по проведению весеннего сева, указ привёл аграрные кадры в замешательство: проводить сев или заниматься реорганизацией? Новая «пандомия», называемая аграрной реформой, оказалась страшнее всех хрущёвских реформ. Наука фактически была поставлена вне закона.

Александр Николаевич не без горечи вспоминает: в 1992 году исполнялось 100 лет начала работы знаменитой Особой экспедиции под руководством и по инициативе выдающегося учёного-почвоведа Василия Васильевича Докучаева в Каменной степи Воронежской области. Царь тогда отреагировал на инициативу высочайшим одобрением: «Быть по сему!». Сейчас же, спустя сто лет, в Россельхозакадемии не знали, как отметить юбилей. Между тем за это столетие возросли повторяемость и продолжительность засух. В 2010 году, когда очередная страшная засуха разразилась в Центральном, Центрально-Чернозёмном, Поволжском, Уральском и в других регионах, правительство России согласилось на проведение конференции. Каштанов на ней выступает с докладом «Научное наследие В.В. Докучаева и его развитие в современном ландшафтном земледелии». В докладе Александр Николаевич акцентировал внимание на том, что в повторности засух нет ничего сверхестественного, и это диктует необходимостб перехода в ближайшие годы к дифференцированным адаптивно-ландшафтным системам земледелия и формированию устойчивых, экологически сбалансированных, высокопродуктивных агроландшафтов применительно к каждой природной сельскохозяйственной зоне. Но как это применять на практике, если ликвидировались земельные органы, насаждалась бесконтрольность в использовании земельного фонда?

Для многих, для меня в том числе, загадочно звучит выражение «ландшафтно-экологическое земледелие». Между прочим, это составляет один из огромных разделов в научных трудах академика А.Н.Каштанова. Я нахожу, что надо быть хоть немножечко поэтом, чтобы с такой любовью к природе, к нашей среде обитания раскрывать эту тему. Тут всё направлено на достижение оптимального соотношения естественных ресурсов, ландшафта природы и трудовой, хозяйственной деятельности человека. Уместно всё – от «не навреди» до «приумножь пользу и блага для себя и для потомков». «Слёзы по утраченному уже не помогут» – это он цитирует Н.Ф. Реймерса, и на этой мысли обосновывает необходимость создания на фоне интенсивной деятельности на земле АЛЗЗ – агроландшафтных заповедных зон.

…Уже более десяти лет Александр Николаевич возглавляет отдел в Почвенном институте имени В.В. Докучаева, в который входят три ведущие профильные лаборатории: по агрофизике, гидрологии и охране почв. В президиуме Россельхозакадемии он является членом бюро Отделения земледелия и председателем двух крупных проблемных советов – по агроландшафтам и адаптивно-ландшафтному земледелию и по охране почв от эрозии и дефляции. Он считает, что теперь-то уж окончательно вернулся к непосредственной научной и практической работе с её Величеством Почвой.

Михаил Сильванович

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"