Наше купечество не особенно любит говорить публично, предпочитая этому разговор в кабинетах высокопоставленных лиц. Поездка министра финансов в Нижний развязала языки и представителей нашего купечества. В Москве говорил г. Найденов, в Нижнем – г. Морозов. Г. Найденов свидетельствовал о «крайне тревожном недоумении промышленного сословия в виду проектированных уже понижении по весьма значительному числу тарифных статей и притом в неопределенном размере». Он выразил надежду, что «правительство не откажется принять надлежащие меры к устранению всех подобных опасений». Речь его прямолинейна и ясна: он хочет, чтоб таможенный тариф не подвергался изменениям. Для чего, думает он, создавать такой высокий тариф, если имелось в виду понизить его? Тариф этот так обстоятельно обсуждался. Целый парламент был собран для его разработки. Г. Менделеев написал о тарифе целых два тома, в защиту высоких пошлин. Вообще учёным силам дано было первенство при назначении пошлин. Казалось, все в нём предусмотрено, и вдруг изменяют. Неужели высокий тариф создавался потому, чтоб было из чего уступить в случае надобности? Неужели государства находятся еще друг к другу в таких же условиях, как продавцы к покупателям, и до prix fixes (фиксированная цена – франц.) ещё не дошли? Так мог думать г. Найденов, выражая свои мысли. Повторяю, он прост и ясен, и спор с ним может быть прост. Другое дело г. Морозов.
Речь г. Морозова читатель найдёт ниже. Она произвела большое впечатление на нижегородской ярмарке и, кажется, возбудила даже в гг. нижегородцах такое соревнование, что явились ораторы, которые стали вспоминать Минина по поводу этой таможенной войны и уподоблять настоящее «патриотическое» возбуждение патриотическому движению 1812 года. Об этом можно только сказать, что уж если звонить, то звонить во все колокола: по крайней мере, шуму будет много. Но дело совсем не в шуме, а в серьезном и обдуманном спокойствии.
Речь г. Морозова сильна чувством. «Богато наделенной русской земле и щедро одаренному русскому народу не пристало быть данником чужой казны и чужого народа». Это очень хорошо звучит и отвечает чувству национальности. Оно звучало бы не хуже, если б просто было сказано: «русской земле и русскому народу не пристало» и т. д. Богатое наделение и щедрое одарение можно бы оставить в покое. Но есть другое место в этой речи, более значительное, на которое я хочу обратить внимание. Оно тоже сильно чувством, но совсем слабо анализом.
Г. Морозов говорит, что, сравнивая условия промышленности на Западе с нашими, он приходит к убеждению, что «Россия, благодаря громадным своим естественным богатствам, благодаря исключительной промышленной сметливости своего населения, благодаря редкой выносливости русского рабочего, может и должна быть одною из первых, по промышленности, стран Европы».
Я прошу вас обратить внимание на подчеркнутые слова: «громадные богатства», «исключительная сметливость», «редкая выносливость». Все это – первобытные условия, в которых культура ни при чём. Богатства всегда были, сметливость всегда существовала, выносливость – ещё при татарах была известна. Но смею думать, что на одних этих качествах далеко не уедешь, как бы ни были мы сметливы и выносливы, Запад будет иметь всегда перед нами преимущество своего образования, своей культуры, школы. У нас еще все самоучки, на Западе – всё уже произведение школы, культуры. Сколько бы г. Морозов ни толковал о сметливости и выносливости, всё же и ему известна пословица, что за одного ученого двух неучёных дают. Правда, народу у нас пропасть. Есть экономисты, которые даже говорят, что не худо бы его поубавить эпидемиями; оставшиеся в живых сделались бы несколько богаче. Но учёных у нас так мало, что нам и пословица эта ни к чему, Мы привыкли хвастаться самоучками, и они действительно иногда замечательны по своему дарованию; но пора бы подумать, что стыдно, наконец этим хвастаться. Самоучки гибнут, минутно удивляя нас, потому что они не могли соперничать со школою. Искусный, даровитый самоучка, пройди он хорошую школу, выдвинулся бы как талант, как изобретатель, как двигатель прикладного или изящного искусства, а он тратит огромное количество своих сил на самообучение, тогда как хорошая школа сохранила бы ему эти силы и то, что он потратил на азбуку, он потратил бы на высшее свое развитие.
И мне удивительно, что г. Морозов, один из богатейших фабрикантов, строит благополучие русской промышленности на природной сметливости и выносливости населения. Понятно поэтому, что в его устах громкая фраза, что «русскому народу не пристало быть данником чужой казны и чужого народа», есть только одно недоразумение. Если мы данники чужой казны и чужого народа, то не потому ли, что мы всё ещё строим свое благополучие на природных богатствах России, на сметливости и выносливости населения? Чуть что-нибудь важное, мы сейчас к иностранцу: помоги! Нужны рисунки, образцы, пособия – ничего на русском языке, и мы опять: немец, помоги, помоги, англичанин, помоги, француз. Вот в чём беда. Про мужика давно сказано: сер-то он сер, да разум его чёрт не съел». Но одного разума мало в этом промышленном соревновании. Необходима такая же сеть школ, как на Западе, необходимо то, что создал Кольбер во Франции в прошлом, XVII веке, что создал в Европе XIX век.
И мне странно, что крупный промышленник не заикнулся перед министром финансов о таком деле, о котором надо кричать с крыш, не заикнулся о том, что промышленники готовы действовать в этом направлении. А г. Морозов так красноречив!.. Слова хорошие, звучные, убеждён, что и чувства искренние, по с одним чувством мы дела не сделаем. Когда армия побеждает, она побеждает не одной храбростью и выносливостью. Все европейские страны, и мы в том числе, ревниво следим друг за другом, за совершенством пороха, оружия, за обучением солдат, за развитием военных школ. В промышленности должно быть то же самое соревнование ещё в большей степени, ибо храбростью и выносливостью она не победит, тогда как армии иногда и побеждают только храбростью и выносливостью...
18(30) августа 1893 года, №6275
Алексей Суворин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
