Икона новомучеников российских Со времен гонений на первых христиан не знавал еще мир такого дикого вандализма и столь упорной и планомерной антихристовой вакханалии, какая сотрясала наше несчастное Отечество на протяжении почти всего ХХ века.

Прекрасно сказал Борис Зайцев в своем повествовании о преподобном Сергии Радонежском: “Наш век в сознании полнейшей правоты разгромил Лавру, надругался над мощами Сергия – ибо поверхность века нашего есть ненависть ко Христу, мешающему быть преступником и торгашом”. И тем, кто хочет постигать духовную истину, свободную от любых идеологических тисков, предстоит долго, с покаянным смирением извлекать уроки из страшных лет пораженной богоборческой проказой России.

Хотя и ныне, как и раньше, любителям уводить нас от истины, равно как и от элементарного здравого смысла, несть числа, и они, притязающие на власть над душами нашими, насаждают в умах небрежно подновленную ложь на обломках старой. Как и во времена апостолов, несть числа лжеучителям и лжепророкам. Они-то, одержимые геростратовым зудом, много лет совершали кощунственную подмену нравственных понятий, когда героизмом объявляли неслыханные злодеяния, когда русскую историю представляли в виде фарсового действа, когда, насаждая идолопоклонство, пытались увековечить имена иуд и палачей, да еще и напялить мученические венцы на кровавых убийц-сатанистов, ни в малой мере не терзавшихся вопросом Родиона Раскольникова, имеют ли право на чужую жизнь и чужую смерть.

А для тех, кто своим жизненным путем избрал узкий путь тяжкого восхождения к Истине, нынешние испытания и нестроения не могут затемнить смысл произошедшего в духовной сфере в последние годы. Ведь дожили мы до времени прославления новомучеников Российских, призванных ныне Русской Православной Церковью к молитвенному за нас предстательству. Ибо церковное причисление к лику святых не есть форма посмертного признания заслуг мучеников и праведников, посмертное награждение их, как это нередко представляется секуляризованному, обмирщенному сознанию, но всегда – призывание их на помощь нам.

Причисление к лику православных святых всегда есть великое таинство сретения светлых душ, обитающих в горнем мире, с грешными – немощными и унылыми - нашими душами, пребывающими здесь в теснотах и обстояниях. Поэтому избравшим путь Истины радостно сознавать, что к сонму святых молитвенников за Русь присоединились души тех, кто взошел на свою Голгофу во времена красного террора и, свидетельствуя о Спасителе, оплатил кровью и укрепил мученичеством ослабевшую духовную мощь православного русского народа.

Наряду с бесчисленными безвестными мучениками, о которых ведомо одному Господу, пребывали до недавнего времени в запрещении и клеветническом поношении имена великих Христовых трудников, в первую очередь имя Святейшего Патриарха Тихона. Но вот уже более десяти лет каждое воскресенье в московском Донском монастыре служат акафист Святителю Тихону, предстательствующему за Россию перед престолом Божиим. Совершилось, наконец, великое деяние: прославлены святые Царственные страстотерпцы. За несколько лет до канонизации Царской семьи, на Архиерейском Соборе, проходившем весной 1992года, была причислена к лику святых мучеников и святых мучениц родная сестра последней Императрицы – Великая княгиня Елисавета (1864-1918) вместе со своей верной келейницей – инокиней Варварой.

Тогда, в начале девяностых, имя Великой княгини Елисаветы Феодоровны широкой публике говорило очень немного, книг о ней в России практически еще не было, если не считать крайне малодоступное в те годы заграничное издание жизнеописания святой мученицы, составленное нашей соотечественницей из Австралии Любовью Петровной Миллер и приуроченное к 1000-летию Крещения Руси. Но и сегодня, когда о Елисавете Феодоровне появляются материалы и книги, память о ней и почитание ее в народе уступают величию ее христианского подвига, который был предан забвению.

До сих пор знают о ней мало. А ведь жизнь ее не просто прошла в России. Жизнь этой удивительной женщины была поистине самоотверженным служением нашему многострадальному народу и нашему православному Отечеству, к которому она приросла сердцем и душой более, нежели иные русские по происхождению, купившиеся на обещания земного большевистского рая без Христа.

Каждый, кто идет путем веры (а путь этот – “тайный, сокровенный путь”, как говорит святитель Феофан Затворник), знает, что святые всегда участвуют в нашей жизни. Только беда наша в том, что очень часто не способны мы, как простецы, с горячей “несумненною верою” приникать к святым и просить их о наших скорбных нуждах. Все какая-то умственная тля примешивается. А ведь никто, даже самые близкие, не утешит и не ободрит так в нужную минуту скорбящую или приунывшую душу, как они. И когда бы ни проходила по Ордынке мимо обветшавшей до крайности и наполовину себе не принадлежащей Марфо-Мариинской обители, все видится, как идет легкими шагами прекрасная святая мученица Великая княгиня Елисавета по тому, десятых, предреволюционных годов, благоуханному саду обители, множество раз описанной современниками, и благословляет каждого прохожего, кто в будничных делах и заботах хотя бы на краткое мгновение способен молитвенно вспомянуть ее светлый облик.

Вглядимся же благоговейно в ее жизнь, принеся ей сие малое приношение.

***

Врожденное душевное благородство Елисаветы Феодоровны было, как драгоценный камень, отшлифовано истинно христианским воспитанием, которое помогло ей рано проникнуться мыслью, что всякое земное благополучие, так прельщающее и уловляющее в свои тенета нестойкие человеческие сердца, преходяще и может в любой миг рассыпаться прахом. Первые уроки христианских добродетелей преподала юной Елисавете Феодоровне ее рано умершая мать, принцесса Алиса, дочь английской королевы Виктории. Вместе со своим супругом Великим герцогом Гессен-Дармштадтским Людвигом IV принцесса Алиса раздала большую часть состояния на благотворительные нужды и, имея много детей, все же постоянно занималась делами милосердия. Ее дочери, воспитывавшиеся без всякой роскоши, должны были сами обслуживать себя и каждую неделю посещать с цветами больницу, учась сострадать и помогать ближним.

У принцессы Елисаветы, читаем в книге Любови Миллер, «отсутствовали всякие признаки эгоизма. Она всегда старалась доставить удовольствие и помочь другим, и часто делала это в ущерб себе. Она никогда не критиковала никого строго и всегда старалась найти оправдание ошибкам других. Она была жизнерадостной и отличалась тонким чувством юмора. …Но одними из главных качеств ее натуры были высокая религиозность и любовь к ближним. Как говорила впоследствии сама Великая княгиня Елисавета Феодоровна, на ее мировоззрение и духовную настроенность еще с ранней юности огромное влияние имели жизнь и подвиги Елизаветы, в честь которой она носила свое имя». Это была Елизавета Тюрингенская, которая жила в эпоху Крестовых походов и отличалась глубокой религиозностью и самоотверженной любовью к людям и которая была причислена к лику святых католической церковью еще в XIII в.

Позднее, когда Елисавета Феодоровна, уже будучи замужем, после душевной длительной неопределенности и раздвоенности, после долгих колебаний, вызванных еще и нежеланием причинять боль своему глубоко верующему отцу-протестанту, приняла решение перейти из протестантской в православную веру, она оставила себе прежнее имя, но небесной покровительницей избрала святую праведную Елисавету, мать Иоанна Крестителя.

Выйдя в девятнадцатилетнем возрасте замуж за Великого князя Сергея Александровича, пятого сына Александра II и брата Александра III, принцесса Елисавета получила дарованную свыше прекрасную возможность беспечно пребывать на блистательном празднике жизни, где ничто не оскорбляло бы, не возмущало и не ранило ни зрения, ни слуха, где ничто не напоминало бы о том, как много вокруг скорбей, лишений, нищеты. Она могла бы с рассеянным интересом очень богатой и очень знатной иностранки вникать в этнографические подробности, отстраненно наблюдая народную жизнь.

Но среди множества званых она была избранной и, обладая совершенной внешностью, с ранних лет поражала современников красотой внутреннего облика. Поэтому, соединившись с человеком, которого давно знала и любила, совсем юная Великая княгиня Елисавета вскоре занялась делами благотворительности, о которых знали лишь очень немногие. Собственное счастье не ослепляло ее, как всегда ослепляет оно званых, не мешало ее деятельному состраданию. И это неутомимое деятельное сострадание, смолоду жившее в ее сердце, подтолкнуло ее к той самой крутой из всех лестниц в мире, которая и повела рабу Божию Елисавету к святости.

Постепенно душа ее все более стала тянуться к Православию. Брак с Великим князем не обязывал ее, в отличие от Императрицы, к переходу в православную веру. Но рано или поздно такой душе должно было стать тесно в слишком подчиненном рассудку протестантизме. Ее высокая душа должна была рано или поздно потянуться к истинной, неповрежденной, свободной от искажений Христовой вере, к духовной глубине церковных служб и православных таинств. Вот свидетельство лично знавшего святую мученицу архиепископа Анастасия (Грибановского), который в своей книге «Светлой памяти Великой княгини Елизаветы Феодоровны», вышедшей в Иерусалиме в 1925 году, писал: «Православие покорило ее своею красотою и богатством внутреннего содержания, которое она нередко противопоставляла духовной бедности опустошенного протестантства».

Сожалея о том, что она, христианка, не может все же разделять с мужем радость участия в таинстве Святого Причащения, Великая княгиня Елисавета все более проникалась неземной красотой старинных храмов первопрестольной, восхищалась Троице-Сергиевой Лаврой, вслушивалась в величественный славянский глагол церковных молитв и песнопений, впитывала так много говорящий сердцу и открывающий ему собственные его глубины православный дух и поняла, наконец, что дальнейшее восхождение по духовной лестнице возможно для нее лишь в Православии.

Окончательно она утвердилась в этом, посетив Святую Землю, увидев величие Гефсиманского сада, в котором у подножия Елеонской горы Александр III вместе с братьями построил храм святой Марии Магдалины в память их матери, Императрицы Марии Александровны.

В жизни святых праведников и мучеников, стяжавших небесную славу земными трудами и страданиями во имя Господне, всегда есть нечто, что невозможно выразить никакими словами, всегда есть неизреченная тайна, требующая нашего благоговейного молитвенного молчания. Предание донесло до нас фразу, произнесенную молодой прекрасной, полной сил и надежд Великой княгиней в самом святом месте наших земных пространств, определенных человеку Богом после грехопадения: «Как я бы хотела быть похороненной здесь». И неисповедимыми и страшными путями Господь исполнил ее желание.

Когда Александр III назначил ее мужа генерал-губернатором Москвы, Елисавета Феодоровна еще больше погрузилась в дела милосердия и благотворительности. И жители Москвы скоро оценили и стали боготворить ее, появлявшуюся всюду: в больницах для бедняков и в домах для престарелых, в приютах для беспризорных детей и в местах заточения.

С годами в жизни Елисаветы Феодоровны стали меркнуть светлые краски, судьба как бы исподволь закаляла ее душу, готовя к страшной трагедии. Скоропостижно скончался Александр III, Император-богатырь, которого любили в народе и прозвали «миротворцем». Умер и отец Елисаветы Феодоровны. Великая княгиня острее стала замечать светскую пустоту и суетность и ту возню, которая от века ведется вокруг людей, Божией волею поставленных высоко. Она обнаружила, что ее отношения с младшей сестрой Аликс, ставшей Императрицей Российской, вызывают сплетни и клевету тех, кто за искренней любовью и привязанностью всегда усматривает расчет и корысть.

В письмах Елисаветы Феодоровны, многие из которых проникнуты возвышенным христианским настроением и нравственным благородством, начинает с годами появляться горечь от осознания слишком несовершенного, неисправимо ветхозаветного, падшего человеческого естества. Елисавета Феодоровна начинает заметно тяготиться светскими обязанностями, которые накладывало на нее высокое положение. Это внешнее свидетельство о внутреннем возрастании, об углубляющейся работе духа являет собой и предел, переступить который не под силу самому добросовестному жизнеописателю, когда речь идет не о званых, но об избранных. Ибо за этим пределом творится невыразимое преображение человеческой самости Святым Духом, происходит незримое освобождение от всего случайного и наносного в призванных к служению душах.

Бомба, разорвавшая 5(18) февраля 1905 года в клочья тело Великого князя Сергея Александровича, доставила много радости либеральной нечисти и революционным бесам, которые настолько ненавидели его за твердость национально-консервативных убеждений и за готовность проводить их в жизнь, что и после его убийства продолжали грязно клеветать на него. Сергей Александрович погиб, как и его отец, Александр II, от злодейского террористического покушения. Эта бомба разорвала надвое и жизнь Елисаветы Феодоровны. Когда на носилки сложили то, что осталось от Сергея Александровича, под шинелью образовался лишь небольшой бугорок. И после того, как своими руками собирала на снегу куски тела мужа, святая мученица нашла в себе силы посетить в больнице умирающего кучера мужа и, чтобы не причинять боль преданному человеку ужасным известием, сняла траур и надела голубое платье, в котором была в момент трагедии. А спустя два дня посетила в тюрьме убийцу мужа – Каляева, почувствовав, что душа Сергея Александровича хочет, чтобы она принесла от него прощение убийце.

Может быть, этот эпизод заставил бы задуматься кого-то из тех, кто с постыдной глупостью внимал или продолжает внимать либеральному словоблудию, не распознавши в нем необольшевистской, с назойливо желтым оттенком бесовщины, подзабыв народную мудрость, гласящую, что у нежити своего обличья нет, она ходит в личинах. Прочесть бы этот эпизод и тем, кто от ограниченности или отчаяния перед властью чистогана и самодовольного делячества готов вновь цепляться за кровавых революционных идолов, в своем национал-большевистском ослеплении не понимая, что идолы вновь потребуют страшных приношений. Прочесть бы это таким и ужаснуться собственному помрачению.

Трагедия, пережитая Великой княгиней Елисаветой Феодоровной, подвела черту под всей ее прежней жизнью, жизнью счастливой женщины и добродетельной христианки. Теперь же, после схождения в глубокое страдание и безутешную скорбь, постепенно переплавлявшиеся в ту духовную силу, которая не обретается ни богатством, ни знатным происхождением, ни даже достоинствами ума, но единственно внутренним сердечным деланием, - такая душа и не могла искать утешения в земных радостях. Отныне начинается собственно житие святой мученицы и подвижницы, которая сделала окончательный выбор, отринула бездорожье светской жизни, избрав поистине благую часть, которая не отнимается вовеки.

Архиепископ Анастасий, для которого святость Великой княгини была несомненной еще при ее жизни, в упомянутой книге так писал о качествах ее личности в зрелые годы: «Женственность соединялась в ней с мужеством характера; доброта не переходила в слабость и слепое безотчетное доверие к людям; дар рассуждения, который так высоко ставят христианские подвижники, присущ был ей во всем, даже в лучших порывах сердца».

Главным и святым делом жизни Елисаветы Феодоровны стала Марфо-Мариинская обитель милосердия. Идею не совсем обычной монастырской общины дало известное евангельское повествование о двух сестрах, Марфе и Марии, олицетворяющих собой любовь земную и любовь небесную. Великая княгиня, надо полагать, надеялась (хотя прямых ее высказываний на этот счет мы не знаем), что насельницы создаваемой ею обители смогут счастливо соединить в себе два стремления, два дара, два умения, бывших раздельными у евангельских сестер: земное деятельное служение ближнему с молитвенным созерцанием и беседой с Господом. Сама же она, став неутомимой Христовой трудницей, была свободна от той многопопечительности Марфы, которая отдаляет душу от единого на потребу. Надежды на задуманное ею оправдались. Посреди сгущающегося предреволюционного мрака ее обитель сияла ясным Христовым светом.

Став настоятельницей Марфо-Мариинской обители, Елисавета Феодоровна, достигшая сорокалетнего возраста, не взяла с собой в новую жизнь буквально ничего из прежней, оставив в ней даже свое обручальное кольцо, чтобы уже ничто из тленных ценностей сего временного жития не отягощало бы души, не мешало бы ей восходить по незримым ступеням и стяжать дары Святого Духа. С детства привыкшая делать все необходимое, она не требовала для себя никаких услуг со стороны сестер обители и с редкой выносливостью и бесконечным терпением ухаживала за тяжелыми больными, умея облегчить страдания словом, ободрить беседой, уврачевать молитвой.

Елисавета Феодоровна получила от Господа тот высокий дар «немощных душ врачевания», какой получали лишь великие святые. Она, принадлежавшая к императорской фамилии, служила теперь, как купленая раба, не только простецам и людям низкого происхождения, но и обитателям «дна». Сколько душ сумела она очистить от грубой коросты, которая казалась приросшей к ним намертво, сколько их спасла от сумы и тюрьмы, сколько вытащила из притонов и вывела на иной путь, сколько деточек уберегла от растления и воровской разбойничьей доли… Не страшилась она одна посещать страшное место - Хитровку, обитатели которой знали и уважали Великую княгиню, называя ее «сестрой Елисаветой», «высокой матушкой» или просто «матушкой». Читая сохранившиеся об этом свидетельства, думаешь, как много может сделать одна-единственная женщина, если душа ее облечется «в броню веры и любви»(1Фес.,5,8).

Приезжая молиться во многие монастыри, бывая на православных торжествах, она и там, по ночам, тайно обходила паломников и ухаживала за больными. Поразительная жертвенность Великой княгини была для нее необходимой и как дыхание естественной. Эту потребность высокой души передают фотографии позднего периода. Но теперь на лицо Елисаветы Феодоровны, всегда одухотворенное и освещенное внутренним светом, легла неуловимая тень от предчувствия страшных испытаний.

Елисавета Феодоровна была очень привязана к своей младшей сестре, ставшей Императрицей, к ее детям, своим племянникам, к Государю Николаю II, который доводился ей племянником по ее убитому мужу, и множество раз совершала с ними совместные паломничества по святым местам, была с ними в Саровской пустыни на прославлении преподобного Серафима, в путешествии по России в дни празднования 300-летия Дома Романовых и, конечно же, с годами все более страшилась за их участь. И те разногласия по известным поводам, что возникали у них вследствие различия характеров, взглядов на события, не могли уничтожить родство этих высоких и чистых душ, в которых отсутствовало всякое лукавство и была доступная лишь избранным готовность стать искупительной жертвой, если на то будет воля Господня.

Кто может измерить глубину ее страданий в дни, когда над Россией сгустилось кровавое марево революционной бесовщины, когда был пущен слушок о двух сестрах-«немках», через которых якобы действуют немецкие шпионы, когда она встретилась с первыми проявлениями ненависти к себе толпы, в которой агитаторы умело сеяли слухи и подогревали низменные страсти и инстинкты… Кто может постичь всю ее скорбь в те дни, когда она убедилась, что в ее многолетнем христианском служении русскому народу ищут выгоду и хитрость. Но и тогда, в страшное время тьмы и черноты, заполнившей многие души, продолжала она с твердым смирением противопоставлять «товариществу в антихристе», по выражению Н.Бердяева, свое служение людям, в том числе и преступникам, напоминая им о единственно спасительном братстве во Христе.

Достигнув той высшей внутренней свободы, когда человек обретает освобождение от страха за свою жизнь, сбрасывает груз страстей, отрешается от своеволия и самонадеяния и предает себя всецело в руки Божии, Елисавета Феодоровна нашла в себе силы отвергнуть не только предложение Временного правительства вернуться в целях безопасности в Кремль, но и, позднее, предложение кайзера Вильгельма покинуть Россию, сделанное через шведского министра, и вообще отказаться от переговоров на эту тему с графом Мирбахом. Она не сошла с крестного пути, какой уготовил ей Господь, отвечая всем, что не может оставить вверенную ей Господом обитель и сестер, своих «цыпляточек», как она их ласково называла. Впереди, совсем уже близко, были арест, ссылка, Алапаевск, заброшенная шахта рудника. Та шахта, куда вместе с другими Великими князьями и своей келейницей Варварой была она сброшена в самый праздник преподобного Сергия, в день Ангела своего убитого мужа.

Приведем отрывок из книги Любови Миллер, посвященный аресту Елисаветы Феодоровны, которую увезли из Москвы на третий день Пасхи 1918 года в праздник Иверской иконы Божией Матери.

«В этот день Святейший Патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель Милосердия, где служил молебен. После службы Патриарх остался в обители до четырех часов дня и провел это время в беседе с сестрами и их настоятельницей.

Для Елисаветы Феодоровны это было последним ободрением и напутствием со стороны главы Церкви перед ее крестным путем на Голгофу.<…>

Через полчаса после отъезда Патриарха Тихона к обители подъехала машина с комиссаром и красноармейцами, и Елисавете Феодоровне было приказано немедленно ехать с ними.

Великая княгиня попросила чекистов дать ей два часа времени, чтобы сделать необходимые распоряжения в обители, назначить себе заместительницу и попрощаться со всеми насельницами общины. В этом ей было категорически отказано. Елисавете Феодоровне дано было только полчаса на сборы.

Она не имела достаточно времени, чтобы обойти свою больницу, приют и дом для престарелых. Она только смогла собрать своих сестер в церкви святых Марфы и Марии и дать им свое последнее благословение.

Громкие рыдания огласили всю обитель. Рыдали все, зная, что видят свою высокую настоятельницу в последний раз.

Елисавета Феодоровна поблагодарила всех сестер за их самоотверженную и верную работу и отца Митрофана Серебрянского, которого просила не оставлять святой обители, а служить в ней до тех пор, пока это будет возможным.

С Великой княгиней поехали две сестры – Варвара Яковлева и Екатерина Янышева. Только этим двум сестрам большевики разрешили ехать вместе с Елисаветой Феодоровной.

Великая княгиня, прежде чем сесть в машину, еще раз осенила всех широким крестным знамением. Она навсегда покидала свою любимую обитель…»

Известно, что представители московской интеллигенции после ареста Великой княгини обратились через Луначарского к Ленину, пытаясь убедить его, что Елисавета Феодоровна никакого вреда новой власти причинить не может. От него, который, кстати, собственноручно крушил распятие, воздвигнутое вдовой на месте злодейского убиения Великого князя Сергея Александровича, они получили циничный ответ, что она-де уже в руках Дзержинского и сделать поэтому ничего нельзя. Эта попытка откреститься от прямой причастности к ужасным преступлениям – еще один выразительный штрих к портрету мумифицированного идола.

***

Судьбы Божии есть великая тайна. Эту духовную истину подтверждает любая судьба, стоит лишь в нее вглядеться. Эту истину вдвойне подтверждает и та удивительная, трагическая и светлая судьба, в которой оказались соединенными непостижимой мистической связью кайзер Вильгельм, отвергнутый некогда юной Елисаветой и сыгравший столь зловещую для России роль, и последний босяк и вор с Хитровки, которому однажды Великая княгиня поручила нести деньги и вещи, перевернув доверием его душу. В этой судьбе силой всепобеждающей любви оказались соединенными умершая в больнице обители от тяжкой болезни бедная женщина, за которой самоотверженно ухаживала высокая настоятельница, и князь Иоанн, которому в предсмертные часы, в шахте, она перевязала раненую голову. И ту, которая писала заботливые и нежные письма своей бабушке, английской королеве Виктории, и которая согрела своей любовью бесчисленное множество страждущих и бессчетное число недужных, убийцы с ненавистью преследовали и после ужасного убийства, пытаясь военной силой отбить гробы с телами алапаевских мучеников, когда их везли к границе с Китаем во время наступления большевистских банд.

Но вечная победа распинаемых и вечное поражение распинающих зримо явлены нам в чуде упокоения мощей Великой княгини Елисаветы Феодоровны на Святой Земле, вблизи Гроба Господня, там, где она, будучи молодой и счастливой, высказала пожелание лежать.

Как бы ни силились мы постичь тайну прекрасной и страшной судьбы Елисаветы Феодоровны плотским своим умом, этого нам не дано. Святитель Игнатий Брянчанинов предостерегает нас от подобных бесплодных попыток, рассказывая во втором томе своих «Аскетических опытов» о великом пустынножителе Египетском Антонии, который однажды задумался о тайне Божиих судеб. И хотя разум его был, в отличие от нашего, осенен Божественною благодатию, он все же тщетно искал ответы на свои вопросы: почему один рождается бедным, а другой богатым, почему один умирает старцем, а другой юным или даже младенцем, отчего один всегда весел и счастлив, а другого скорби и несчастья как бы передают друг другу с рук на руки. «Когда святой старец утомился размышлением бесплодным, последовал к нему с неба глас: «Антоний! Это – судьбы Божии. Исследование их душевредно. Себе внимай».

Последуем же этому совету свыше, прося даровать нам смиренномудрие, затеплим лампадку перед образом святой мученицы Великой княгини Елисаветы и обратимся к душе своей: «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися; воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй».

Лидия Мешкова

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"