В городах и весях России идет бурный процесс юморизации воздвижения памятных сооружений. Памятник пьянице в Красноярске, памятник чижику-пыжику в Санкт-Петербурге, памятник бутылке водки, как чуть ли не символу национальной русской идеи, в Угличе, памятник плавленому сырку на пересечении улицы Руставели и Огородного проезда в Москве, памятник табурету на Таганке, памятник батарее парового отопления в Самаре и т.д. и т.п... В этом круговороте памятников всему и вся нам уже не представляется странным отсутствие элементарных памятных досок людям, верой и правдой служившим интересам государства, отечественной литературы и культуры. Людям, часто заплатившим жизнью за это свое служение и тем самым, казалось бы, заслужившим благодарную память нас, потомков.
Неужто жизнь за «царя и Отечество» и страшная трагическая гибель от рук самарских террористов в июле 1906 года самарского губернатора Ивана Львовича Блока (кстати, родного дяди великого русского поэта Александра Блока) есть событие сугубо самарской, значимости, не заслуживающее памятного увековечивания в Самаре? Современник Ивана Львовича Блока, тамбовский губернатор Владимир Федорович фон дер Лауниц в эту же эпоху тоже пал жертвой террористов... Сам Петр Аркадьевич Столыпин не избежал террористической бомбы! Немало деятельных честных чиновников российской империи стали тогда мишенями террора, что в итоге ослабило государство и привело к последствиям, нам известным.
В воронежском литературно-художественном журнале «Подъем» не так давно опубликован документально-исторический роман «Гибель триумвирата» о жизни и самоотверженной службе русскому царю и Отечеству тамбовского губернатора фон дер Лауница, написанный современным прозаиком Владимиром Селиверстовым. В этом романе не только художественно-увлекательно увековечена, будучи помянутой благодарным словом, государственническая деятельность тамбовского губернатора-мученика фон дер Лауница, но и художественно осмыслена смутная эпоха, выпавшая на долю его правления. Самарский губернатор Блок доселе, спустя столетие после гибели, так и не удостоился от самарских земляков увековечения ни в камне, ни в слове, ни в названии улицы... Хотя личностью и политиком был не менее ярким, чем его тамбовский коллега.
Вообще, достаточно странным видится в самарском контексте отсутствие каких бы то ни было (пусть даже не вполне успешных!) попыток философски-исторического (театрального, литературного и т.д.) осмысления жизни и деятельности легендарных земляков-созидателей – купцов-меценатов Шихобаловых, градоначальника Петра Алабина, самарских губернаторов Ивана Львовича Блока и Константина Карловича Гротта... Не говоря уж о первом самарском губернаторе Степане Григорьевиче Волховском, назначенном буквально на пепелище после знаменитого самарского пожара. На таких, как они, «слугах государевых», разбросанных по городам и весям российским, в итоге, как показало бесстрастное время, и зижделись спокойствие и мощь государства Российского. И если в советское время по вполне понятным идеологическим мотивам создание романа (или постановка на областной сцене спектакля) о «служителях самодержавия» (не говоря уж об установлении им памятников) было достаточно проблематичным, то уж сегодня сам Бог, что говорится, велел пристально подумать об увековечивании этих имен.
…Дворянский род Блоков ведет свое происхождение от врача, прибывшего в Россию из Мекленбурга еще при царе Алексее Михайловиче. На протяжении не одного поколения потомки мекленбургского врача Блоки упоминаются в исторических придворных документах. Например, Иван Леонтьевич Блок, упоминаемый в 1755 году в качестве врача блистательной «дщери Петровой» императрицы Елизаветы. Другой представитель рода Блоков позже, при императрице Екатерине Второй Великой, тоже был лейб-хирургом при дворе. А при сыне Екатерины Павле Первом представитель рода Блоков был возведен в дворянское достоинство. Дед самарского губернатора-мученика Блока был женат на дочери новгородского губернатора Ариадне Александровне Черкасовой... Таким образом, на протяжении длительной жизни в России немецкая кровь этого рода оказалась сильно разбавлена великорусской кровью. И несмотря на свои «инородческие» фамилии, такие деятели государства российского, как самарский губернатор Блок, вышеупомянутый тамбовский губернатор фон дер Лауниц и другие были верные воины русского Отечества и опора русского престола, за что в итоге заплатили жизнью.
Еще до появления в Самаре в марте 1906 года в губернаторском статусе Иван Львович Блок имел отличный послужной список, будучи удостоенным нескольких орденов – Святого Станислава 2-ой степени, Святого Владимира 4-ой и 3-ей степени, и чина действительного статского советника. Успел успешно поработать на посту бессарабского вице-губернатора. А в Самару был назначен, чтобы сменить губернатора-либерала Засядко, при котором Самарский край все более погружался в революционную смуту. Иван Львович Блок был известен в российских политических кругах, как сторонник жесткого, но без излишней жестокости, прекращения беспорядков. По приезде на место службы в Самару Блок сразу зарекомендовал себя дельным губернатором. Петр Аркадьевич Столыпин ценил самарского губернатора, сознавая, как тому приходится трудно в охваченной беспорядками губернии.
Занимал губернатор Блок каменный особняк на ул.Казанской (ныне Алексея Толстого) в Самаре. На первом этаже находились приемная губернатора и канцелярия, на втором – жила семья губернатора. Губернатор Блок, в отличие от своего предшественника Засядко, был решителен в пресечении антиправительственной деятельности, чем резко настроил против себя самарских революционеров-террористов. Он произвел ряд жестких кадровых изменений в губернских верхах. Инициировал проведение арестов политических смутьянов. В конце июня 1906 года состоялся Поволжский областной съезд партии эсеров, на котором губернатору Блоку был вынесен смертный «приговор». Жребий привести его в исполнение выпал эсеру-боевику и члену «летучего отряда», а в прошлом православному крестьянину Уфимской губернии, двадцатилетнему Григорию Фролову. Конечно, Иван Львович Блок не мог не знать о грозящей ему смертельной опасности. Но в отличие от нынешних власть имущих, он не имел обыкновения окружать себя многочисленными «секьюрити», демонстративно ездил в карете с открытым верхом, чем вызывал вполне понятное беспокойство у начальника корпуса жандармов. На следствии по делу гибели губернатора Блока начальник отдельного корпуса жандармов признается: «... покойный губернатор Блок вообще себя не берег и как бы бравировал опасностью, часто без всякой охраны являлся... Отвечал, что уж если суждено умереть, то уберечься трудно... говорил я неоднократно и полицмейстеру убедить губернатора быть осторожным, но и его предупреждений Блок не слушал...» Нельзя согласиться с начальником жандармов только в одном: поведение губернатора не могло быть юношеской бравадой, навряд ли свойственной человеку его возраста, статуса и воспитания. Оно, вероятнее всего, проистекало из твердого осознания им честно исполняемого долга.
21 июля 1906 года в 19 часов на углу улиц Вознесенской (ныне Степана Разина) и Воскресенской (ныне Пионерская) в Самаре эсер-бомбист Григорий Фролов кинул в проезжавший открытый экипаж начиненную для пущей убойности мелкими гвоздями бомбу. В экипаже сидел губернатор Блок. Лошадь сразу была убита. Кучер и еще несколько человек, включая 12-летнего ребенка ранены. Губернатор Иван Львович Блок был разорван на куски. Далее предоставим слово самарскому вице-губернатору Кошко, приехавшему на место трагедии: «...я с недоумением уставился на что-то черное, окровавленное, лежавшее в огромной луже крови... Но что это было, я все никак не мог понять... Понемногу я стал улавливать некоторые части человеческого тела, но не различая, где голова, где ноги, и вообще никак не мог понять позы этого лежащего тела... Голова была оторвана так, что осталась лишь часть нижней челюсти с клоком бороды. Вокруг не было видно кусков костей или мозга, все было разнесено в воздухе, обращено в брызги, усеявшие соседние крыши или верхние этажи домов. На крыше дома управления железной дороги нашли вырванный глаз. Черный форменный сюртук обращен в клочья, погоны сорваны и исчезли... Кисть руки и ступня одной ноги оторваны и тоже исчезли бесследно...». Убийца губернатора, эсер Фролов, отделался, что говорится, легким испугом, получил 20 лет каторжных работ, был освобожден после 1917 года и впоследствии даже гордо вспоминал свой «подвиг».
Противник хаоса и смуты, самарский губернатор был настолько ненавидим террористической эсеровской камарильей, что и после страшной гибели его не оставили в покое. Его похороны, пришедшиеся на 40-градусную июльскую жару, едва тоже не стали трагедией. Вице-губернатор Кошко получил письмо, что еще один эсер готовится бросить бомбу в похоронную процессию. Тем не менее, несмотря на смертельный риск, Кошко отказался прервать похоронную процессию. Ивана Львовича Блока хоронили в открытом гробу. Если при жизни губернатор не боялся бомбистов, разъезжая у них под носом в открытом экипаже, то странно было бы бояться после смерти собственного народа, коего огромным стечением были отмечены похороны.
Процессия прошла от губернаторского дома до Кафедрального собора (район Алексеевской площади в Самаре, ныне площадь Революции), где состоялось отпевание убиенного губернатора. Потом процессия дошла до железнодорожного вокзала, т.к. вдова Ивана Львовича Блока решительно заявила о своем желании увезти покойного в Уфу. После губернатора остались вдова и четверо малолетних детей без особых средств к существованию – две дочери и два сына, которые со слезами на глазах целовали окровавленную мостовую в месте гибели отца... Гроб с телом губернатора внесли в вагон... Хотя то, что лежало в гробу, трудно было назвать собственно телом. Ватный шар вместо головы, отсутствующая кисть руки ... А что же террористы-бомбисты, угрожавшие терактом во время похорон губернатора? Взрыва так и не прозвучало. Но в аллее Струковского сада позже нашли застрелившегося молодого человека, предположив, что это и был тот самый эсер, у которого так и не хватило духу бросить бомбу. Но, боясь казни товарищей по партии, он предпочел застрелиться сам.
Кстати, из тысячи двухсот улиц Самары, только 150 ныне носят имена тех или иных исторических деятелей. Стало быть, налицо немалый «резерв» из числа улиц с достаточно безликими названиями (Гаражная, Зеленая и т.д.) для увековечения памяти славных имен земляков – того же Федора Ивановича Шаляпина, мать которого была похоронена в Самаре и горсть земли – самарской земли! – с могилы матери Шаляпин до самой своей смерти носил в ладанке на груди. Многие улицы в Самаре носят имена ортодоксальных террористов. Например, убийцы царской семьи Пинхуса Войкова. Имеется в Самаре аж две улицы Софьи Перовской, «прославившейся» убийством императора. Есть улица Сергея Нечаева – того самого анархиста-террориста, которого заклеймил даже далекий от пацифизма Фридрих Энгельс, назвав «нечаевщину» «грязной», поскольку она декларировала право убивать всякого мало-мальски сомневающегося в идеалах свободы, равенства и братства. Этот список можно продолжить. И заодно задаться вопросом – что же такое случилось с нашей памятью, что мы предпочитаем помнить то, что нормальному человеку помнить не пристало. Прости нас, беспамятных, губернатор-мученик Блок!
Диана Канн (Самара)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
