Великий русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский родился 13 апреля 1839 года в деревне Кимборово Смоленской губернии. Его отец, Михаил Кузьмич Пржевальский, происходил из старинного казачьего рода и был отставным военным. Он рано, в 1846 году, умер, оставив на руках матери троих маленьких сыновей и дочь. Чтобы как-то прокормить большую семью, мать будущего великого путешественника занималась хозяйством своей усадьбы Отрадное с новым домом, который они успели построить до смерти мужа. Образованием детей занимался их дядя – Павел Алексеевич Каретников.
Николай жадно читал книги, особенно рассказы о путешествиях. В 1849 году он поступил в Смоленскую гимназию, а в 1855 году с отличием окончил её.
Шла Крымская война, и Николай Пржевальский написал прошение о зачислении его на воинскую службу, мечтая попасть на фронт. Он был принят унтер-офицером в Рязанский пехотный полк, но на фронт не попал.
Через год Николай Пржевальский получил чин прапорщика и был переведён в Полоцкий полк в Смоленскую губернию. Воинская служба разочаровала его. Офицеры пьянствовали, издевались над солдатами. Николай Пржевальский, с его понятиями о долге и чести офицера, был «белой вороной» среди них. Сами офицеры говорили: «Он с нами, но не наш».
Он мечтал о путешествиях в неизведанных землях и понимал, что для этого надо окончить Академию Генерального штаба. После напряжённой самостоятельной подготовки в 1861 году Николай Пржевальский поступил в академию, сдав все экзамены на «отлично».
Там он с особенным старанием изучал историю, географию, естествознание.
В конце 1866 года Пржевальский, окончив академию, получил назначение в штаб Восточно-Сибирского военного округа и одновременно был причислен к Генеральному штабу. Перед отъездом к месту службы он посетил Русское географическое общество и встретился с Петром Петровичем Семёновым, который возглавлял отделение физической географии. Пржевальский рассказал ему о своём желании организовать экспедицию в Центральную Азию и просил содействия РГО. Семёнов очень внимательно и доброжелательно отнёсся к молодому офицеру, оценил серьёзность его намерений, но посоветовал для начала отправиться в путешествие по малоизученному Уссурийскому краю и в случае успеха обещал способствовать снаряжению экспедиции в Центральную Азию.
Приехав в Иркутск в апреле 1867 года, Пржевальский начал усиленно готовиться к экспедиции, изучал все известные материалы об Уссурийском крае. В мае 1867 года Николай Михайлович Пржевальский выехал в свою первую экспедицию.
Тяжёл был этот путь. Через Байкал переправились на пароходе. Далее со своим спутником Ягуновым Пржевальский проехал тысячу вёрст на почтовых лошадях до селения Сретенского на речке Шилке, откуда начиналось пароходное сообщение с Амуром.
9 июня Пржевальский сел на пароход, идущий к Амуру. Но плавание на нём продлилось недолго. Пароход наскочил на камень и встал на ремонт. Дальнейший путь по Шилке, реке дикой и своенравной, Пржевальский со своим спутником проделал на лодке, проплывая до ста вёрст в сутки, и 14 июня достиг слияния Шилки с Аргунью, которое даёт начало великому Амуру.
Великие реки Сибири и Дальнего Востока – это до сих пор не до конца оценённое богатство нашей страны. Я проехал всю страну на машине – от Краснодара до Владивостока и далее до озера Хасан – и каждый раз поражался их мощи и красоте. Современная цивилизация, как ни старалась, не смогла испортить их. Вздуваясь от скорости и напряжения, они мощно рвутся к своему устью вдоль скалистых, поросших тайгой берегов, мимо городов и сёл с их мусором и отходами вредных производств, вырываются на широкие поймы, поросшие густой травой и камышом, и опять, зажатые лесистыми горами, бурлят на каменистых порогах под мрачными скалистыми берегами. Не могу сказать, что в настоящее время их берега густо заселены, и жители там благоденствуют.
А во времена первой экспедиции Пржевальского это был дикий, едва начинавший осваиваться Россией край. По всему левому берегу Амура вплоть до Благовещенска жило всего 7400 казаков обоего пола. Кроме казаков, на верхнем течении Амура обитали орочоны, промышляющие охотой и рыбной ловлей.
Кое-где по Амуру встречались редкие, не обжитые ещё сёла русских крестьян, переселившихся сюда из России.
26 июня, ровно через месяц после выезда из Иркутска, Пржевальский высадился в селении Хабаровск при устье Уссури, откуда он и начал свою научную экспедицию по Уссурийскому краю.
Уссурийский край, приобретённый Россией по Пекинскому договору в 1860 году, граничил с Китаем и Кореей и захватывал побережье Японского моря.
Экспедиция продвигалась вверх по течению. Лодка с казаками-гребцами двигалась медленно, и Пржевальский с товарищем, где было можно, шли берегом, собирая растения и стреляя птиц для коллекции. Сам Пржевальский так описывает начальный этап своей экспедиции:
«Чуть свет обыкновенно я вставал и, наскоро напившись чаю, пускался в путь. В тихое безоблачное утро Уссури гладка, как зеркало, и только кое-где всплеснувшая рыба взволнует на минуту поверхность воды. Природа уже проснулась, беспокойные крачки снуют по реке; беспрестанно бросаясь в воду, чтоб схватить намеченную рыбу. Серые цапли важно расхаживают по берегу, мелкие кулички проворно бегают по песчаным откосам, и многочисленные стаи уток перелетают с одной стороны реки на другую...
Поднимается выше солнце; наступает жара, и утренние голоса смолкают. Зато оживает мир насекомых, и множество бабочек порхает на песчаных берегах реки... Но вместе с бабочками появляются тучи мучающих насекомых – комаров, мошек и оводов, ни днём, ни ночью не дающих покоя. Нечего и думать без дымокура присесть на уссурийском лугу. Мошки обсыплют человека, как снежная пыль во время бури»[1].
Весь август Пржевальский провёл у озера Ханка, занимаясь научными исследованиями. На берегах этого озера уже находилось три деревни русских переселенцев: Турий Рог, Троицкая и Астраханская. Жители деревни Турий Рог к новому месту привыкли и по родине не скучали.
«"Что там? – говорили они. – Земли мало, теснота, а здесь простор. Живи, где хочешь, паши, где знаешь, лесу вдоволь, рыбы и всякого зверья множество. Чего ещё надо? Даст Бог, пообживёмся, поправимся, так мы и здесь Россию сделаем"»[2].
Так обживался Дальний Восток России. Но не во всех деревнях и станицах переселенцам жилось благополучно. Пойменные, плодородные земли заливались во время наводнений, земли повыше были каменисты и поросли лесом. Китайцы, жившие тут долгие годы, уже накопили опыт земледелия в этих местах и были, по свидетельству Пржевальского, более трудолюбивы, поэтому и жили лучше.
Кроме русских крестьян и казаков, Уссурийский край в то время населяли четыре народности: китайцы, гольды, орочи и корейцы.
Китайцы в основном занимались земледелием и выращиванием женьшеня.
Главным занятием гольдов были охота зимой и рыболовство летом. Отличительная их особенность – почитание старших и любовь к детям.
Орочи жили в основном по береговым речкам Японского моря и по образу жизни делились на оседлых и бродячих. Оседлые орочи по развитию выше бродячих. Они жили в фанзах и только летом переселялись на берега рек, обильных рыбой. Зимой орочи опять покидали свои дома и шли на соболиный промысел. Бродячие орочи – дикари-охотники, они всю жизнь скитались со своими семействами и жили в шалашах из бересты.
Корейцы появились на территории Уссурийского края в XIX веке. Корейский полуостров был перенаселён; это приводило население к нищете, произвол властей становился нестерпимым, и корейцы бежали на просторные земли Уссурийского края. Их трудолюбие и чистоплотность вызывали уважение русских властей, и они благополучно расселялись на плодородных землях.
В ходе своей экспедиции Пржевальский посетил пограничный корейский город Кыген-Пу, познакомился с управителем города Юнь-Хабом и имел с ним продолжительную беседу.
Проводя месяц за месяцем в экспедиции по Уссурийскому краю, Пржевальский со своими товарищами два раза возвращался на озеро Ханка и провёл там две весны – 1868 и 1869 года. Это было самое лучшее время всей экспедиции, как позже отметил сам Пржевальский. Здесь была собрана богатейшая орнитологическая коллекция и сделаны описания многочисленных видов рыб. Экспедиция обследовала также побережье Японского моря.
Деньги на экспедицию были выделены скудно, и её участники питались в основном рыбой и мясом добытых на охоте зверей. Охотником Пржевальский был искусным и бесстрашным. В своей книге он описал способы охоты местного населения и сам добыл многие виды диких животных, в том числе и неизвестного ранее в России тибетского, или гималайского медведя.
Пржевальский однажды чуть не сделался жертвой такого медведя. Вот как он рассказывает об этом:
«Пробитый пулею на расстоянии сорока шагов, разъярённый зверь с рёвом бросился на меня. По счастью, в штуцере оставался заряженным другой ствол, и, быстро вскинув ружьё, я решился подпустить чудовище как можно ближе, так как здесь стоял уже вопрос, быть или не быть. Конечно, это было делом нескольких мгновений, но эти мгновения не изгладятся из моей памяти.
Целую жизнь, и через много лет, всё так же ясно, как в ту минуту, я буду помнить оскаленную пасть, кровавый цвет языка и громадные зубы»[3].
Такими были будни экспедиции. Пржевальский ещё не один раз встречался с медведями и выходил из этих встреч победителем.
Итоги первой экспедиции Пржевальского оказались очень значимыми. Была исследована долина Уссури, озеро Ханка, Приханкайская низменность, окрестности залива Посьета, долина реки Суйфун, залив Ольги, южная часть Сихотэ-Алиня. Экспедиция прошла и проплыла на лодках более трёх тысяч километров, описала характер местности.
Пржевальский произвёл топографическую съёмку маршрута, собрал этнографические материалы о народах, населяющих окраину России, привёз огромные ботанические и зоологические коллекции и журналы метеорологических наблюдений, которые он вёл ежедневно на протяжении пятнадцати месяцев.
Пржевальский выступил с докладами об итогах экспедиции в Русском географическом обществе, и его работа «Инородческое население южной части Приморского края» была отмечена серебряной медалью.
В 1870 году Пржевальский издал свою первую книгу – «Путешествие в Уссурийском крае в 1867-1869 гг.». Но основные, главные путешествия и книги Н.М. Пржевальского были впереди.
Монголия и страна тангутов
Первое путешествие в Центральной Азии (1870-1873 гг.)
«В начале ноября 1870 года, прокатив на почтовых через Сибирь, я и мой молодой спутник Михаил Александрович Пыльцов прибыли в Кяхту, откуда должно было начаться наше путешествие по Монголии и сопредельным ей странам Внутренней Азии. Близость чужих краёв почуялась для нас в Кяхте с первого же раза. Вереницы верблюдов на улицах города, загорелые скуластые лица монголов, длинноносые китайцы, чуждая, непонятная речь – всё это ясно говорило нам, что мы стоим теперь накануне того шага, который должен надолго разлучить нас с родиной и всем, что только есть там дорогого. Тяжело было мириться с такой мыслью, но её суровый гнёт смягчался радостным ожиданием близкого начала путешествия, о котором я мечтал с самых ранних лет своей юности...»[4]
Так начиналось знаменитое путешествие Н.М. Пржевальского в Центральную Азию. С первого дня своего выезда из Кяхты Пржевальский, верный своей привычке, подробно описывал растительный и животный мир Монголии, постепенно скудеющий по мере его продвижения к югу. Лес, обильно растущий по горным хребтам и холмам, постепенно редел, сосны и лиственницы становились всё ниже и реже. Реки мелели и исчезали вовсе.
Через неделю пути они были в Урге, главном пункте Северной Монголии. Город состоял в то время из двух частей: монгольской – Богдо-курень, и китайской, лежащей от него в четырёх верстах, – Май-май-чен. Китайская часть состояла из глиняных фанз, монгольская – из войлочных юрт и кумирен с главным храмом со статуей Майтреи (или, как пишет Пржевальский в своей книге, – Майдари). Эта статуя, согласно свидетельствам Пржевальского, имела до пяти сажен высоты и весила около 8000 пудов.
Жителей в Урге было до тридцати тысяч. Для монголов Урга по своему религиозному значению считается вторым городом после Лхасы – столицы Тибета.
Мы проехали по пути Пржевальского от Иркутска через Ургу (ныне Улан-Батор) и пустыню Гоби, и я не могу удержаться, чтобы не отметить, что изменилось в этом до сих пор экзотическом краю с тех пор.
Пржевальский отмечает: «Безграничная степь, то слегка волнистая, то прорезанная грядами скалистых холмов, убегает в синеющую неясную даль горизонта и нигде не нарушает своего однообразного характера. То там, то здесь пасутся многочисленные стада и встречаются довольно часто юрты монголов, особенно вблизи дороги»[5].
Прошло сто пятьдесят лет со времени путешествия Н.М. Пржевальского, и нас встретил тот же пейзаж, те же отары овец, буйволов и верблюдов и те же юрты, непременный атрибут монгольской степи. Но дорога изменилась: от Улан-Батора на юг в сторону пустыни Гоби уходит асфальтированная дорога с редкими посёлками рядом с ней. И монголы пасут свои стада не на лошадях, а на маленьких японских мотоциклах, над юртами стоят телевизионные антенны, и мы ехали к пустыне Гоби не на повозках и верблюдах, а на двух японских джипах, и одна гряда скалистых холмов сменяла другую, а впереди – синева и убегающие вдаль холмы.
Пустынная степь переходит в пустыню.
«Вообще Гоби пустынностью и однообразием производит на путешественника тяжёлое, подавляющее впечатление. По целым неделям кряду перед его глазами являются одни и те же образы: то неоглядные равнины, отливающие (зимою) желтоватым цветом иссохшей прошлогодней травы, то черноватые изборождённые гряды скал, то пологие холмы... Мерно шагают тяжело навьюченные верблюды, идут десятки, сотни вёрст, но степь не изменяет своего характера, а остаётся по-прежнему угрюмой, неприветливой... Закатится солнце, ляжет тёмный полог ночи, безоблачное небо заискрится миллионами звёзд, и караван, пройдя ещё немного, останавливается на ночёвку»[5].
Но пустыни тоже кончаются. Даже такие, как Гоби. И экспедиция подходит к хребту, который является границей между пустынным нагорьем Монголии и тёплыми заселёнными равнинами Китая.
Пройдя со своей экспедицией через всю Монголию, Пржевальский составил подробное описание климата, животного и растительного мира, материальной и духовной культуры монголов, уклада их жизни и особенностей поведения. Близость к ламаистскому Тибету сильно повлияла на религиозность монголов, стала одной из основных составляющих их существования. В своей книге Н.М. Пржевальский отмечает:
«Если затем обратимся к религиозным верованиям номадов, то увидим, что ламаистское учение пустило здесь такие глубокие корни, как, быть может, ни в одной другой стране буддистского мира. Созерцание, поставляемое монголами высшим идеалом, в сочетании с образом жизни номада, заброшенного в пустыню, и породило тот страшный аскетизм, который заставляет его отрешаться от всяческого стремления к прогрессу, взамен того искать в туманных и отвлечённых идеях о божестве и загробной жизни конечную цель земного существования человека»[6.
Сословие лам во время пребывания Пржевальского в Монголии составляло не менее трети мужского населения. Стать ламой было несложно. С детства ребёнка готовили к этому поприщу. Брили голову, одевали в красную или жёлтую одежду, отдавали на учёбу в кумирню, где он учился грамоте и буддистской мудрости у старых лам. В Урге и Гумбуме были монастыри с подразделением на факультеты. Пройдя там обучение, послушник становился ламой и мог поступать в штат какой-нибудь кумирни.
Пржевальский резко отрицательно относился к такому положению вещей. Он отмечал в своей книге:
«Ламское сословие составляет самую страшную язву Монголии, так как занимает лучшую часть мужского населения, живёт паразитом за счёт остальных собратьев, своим безграничным на них влиянием тормозит народу всякую возможность выйти из того глубокого невежества, в которое он погружён»[6].
После путешествия по Гоби экспедиция Пржевальского спустилась с пограничного хребта в Китай, дошла до Пекина и, отдохнув там в русском посольстве, совершила двухмесячное путешествие в юго-восточной части Монголии.
В своих записках об этом путешествии Пржевальский очень подробно описывает монгольских лошадей и верблюдов. Путь впереди предстоял неблизкий, и надо было хорошо знать возможности, повадки и особенности этих животных. От них во многом зависел успех экспедиции.
Затем экспедиция отправилась к Жёлтой реке – Хуанхэ, не имея проводника, что значительно осложнило её работу. У местного населения добиться информации о правильном направлении пути следования было почти невозможно. Пустынные земли, прилегающие к долине Хуанхэ, были бедны и флорой, и фауной, к тому же были разорены дунганским восстанием за два года до прихода Пржевальского.
14 сентября экспедиция пришла в город Дынь-юань-ин и в первый раз за всё время встретила радушный приём у местного князя. Вот как описывает этого князя сам Пржевальский:
«Сам князь, человек лет сорока, имеет довольно благообразную физиономию, хотя всегда бледен, так как сильно предан курению опиума. По своему характеру он взяточник и деспот самого первого разбора. Пустая прихоть, порыв страсти или гнева тотчас же приводятся в исполнение без малейшего возражения с чьей бы то ни было стороны. Впрочем, такой порядок существует по всей Монголии и во всём Китае без исключений»[7].
Экспедиция отдыхала в городе Дынь-юань-ин, исследовала Алашаньские горы и после этого вернулась в Пекин, чтобы запастись там деньгами и всем необходимым для нового путешествия.
До озера Кукунор, следующей цели путешествия, оставалось всего 600 вёрст, но деньги уже кончились, и только продажей двух ружей и кое-какой мелочи Пржевальский добыл деньги на обратную дорогу. Утром 15 октября экспедиция оставила Дынь-юань-ин и пошла в далёкий, трудный путь по зимней пустыне. Продуктов почти не было, топлива в зимней пустыне тоже не было:
«Однажды пришлось так круто, что мы принуждены были разрубить седло, чтобы вскипятить чай, и довольствоваться этим скромным ужином после перехода в 35 вёрст на сильном морозе и метели...
На ночь мы обкладывали палатку всеми вьюками и возможно плотнее закупоривали вход, но всё-таки холод в нашем обиталище был немногим меньше, чем на дворе, так как огня не разводилось от ужина до утра...
Редкая ночь проходила спокойно. Бродившие кругом волки часто пугали лошадей и верблюдов, а монгольские или китайские собаки иногда приходили воровать мясо и без церемоний забирались в самую палатку. Такие воры обыкновенно платились жизнью за своё нахальство. Тем не менее, после всякого подобного эпизода не скоро согревался тот, кому приходилось вставать, чтобы уложить вскочивших верблюдов, выстрелить в волка или воровку– собаку.
Утром мы вскакивали разом и, дрожа от холода, поскорее варили кирпичный чай; затем складывали палатку, вьючили верблюдов и с восходом солнца по трескучему морозу отправлялись в дальний путь»[8].
Но холод был не единственной неприятностью. В пути у экспедиции украли верблюдов, и они остались одни в пустыне без возможности куда-то двинуться дальше. Пришлось на остатки денег купить других верблюдов, чтобы вернуться в Калган, и накануне Нового, 1872 года, Пржевальский и его товарищи явились к своим калганским соотечественникам.
Первый этап экспедиции был окончен. Коллекции и отчёт отправлены в Кяхту. Деньги, полученные в Пекине на продолжение экспедиции, были совсем незначительные. 5 марта утром отряд Пржевальского в обновлённом составе выступил по уже знакомому маршруту, по которому в прошедшем году шли на Жёлтую реку и возвращались из Алашаня.
От Дынь-юань-ина экспедиция пошла в сторону Куку нора с попутным тангутским караваном – при сильном противодействии местного князя. Путь вместе с караваном и облегчал задачу, и усложнял её. Тангуты знали дорогу, но мешали вести наблюдения и записывать их. Пейзажи резко менялись.
«Культура и пустыня, жизнь и смерть граничили здесь так близко между собой, что удивлённый путник едва верил своим глазам»[9].
Продвижение к Кукунору осложнялось восстанием дунган, которые не один раз пытались напасть на экспедицию, уничтожить её и ограбить, но решительность Пржевальского каждый раз предотвращала их нападения.
Наконец 13 октября экспедиция вышла на берег Кукунора.
«Мечта моей жизни исполнилась. Заветная цель экспедиции была достигнута. То, о чём ещё недавно мечталось, теперь превратилось уже в осуществлённый факт. Правда, такой успех был куплен ценой многих тяжких испытаний, но теперь все пережитые невзгоды были забыты, и в полном восторге стояли мы с товарищами на берегу великого озера, любуясь на его чудные, тёмно-голубые волны...»[10]
Озеро Кукунор находится на высоте 10 500 футов над уровнем моря. Оно тянется от запада к востоку, и окружность его составляет около 350 вёрст. Берега его извилисты, вода солёная. Вокруг озера стоят горы, и ручьи с них снабжают его водой.
На озере есть остров, в окружности – 8-10 вёрст. На нём построена небольшая кумирня, где живут десять лам, летом – безвыходно, потому что на Кукуноре нет лодок. Зимой по льду ламы переходят озеро и добывают себе пропитание в окрестных селениях.
Пржевальский исследовал окрестности озера Кукунор и добыл ценнейшие для того времени сведения о населении, животном и растительном мире этого места.
«Тангуты, или, как их называют китайцы, сифань, – одноплеменны тибетцам. Они занимают гористую область Ганьсу, Кукунор, восточную часть Цайдама, но всего более – бассейн верхнего течения Хуанхэ, распространяясь отсюда к югу до Голубой реки... По своему наружному типу тангуты отличаются как от монголов, так и от китайцев, но отчасти напоминают цыган»[11].
Далее Пржевальский очень подробно описывает внешность, характер, привычки, поведение тангутов, их одежду, жильё, род занятий. Большое внимание уделяет Пржевальский описанию яка, уникального животного Гималаев, незаменимого как транспортное средство, источник продовольствия и шерсти для одежды, обуви, палаток и одеял, а также дикого осла-кулана, мясо которого было очень вкусным.
Как всегда, экспедиция испытывала нехватку средств для продолжения пути в глубь Центрального Тибета и Лхасы. Пржевальский с горечью пишет в своей книге:
«Имей мы на Кукуноре 1000 лан денег, то, наверное, дошли бы до Лхасы, а оттуда могли предпринять путь на озеро Лобнор или в какие-либо другие местности.
Таким образом, вынужденные отказаться от намерения пройти до столицы Тибета, мы, тем не менее; решили идти вперёд до крайней возможности, зная, насколько ценно для науки исследование каждого лишнего шага в этом неведомом уголке Азии»[12].
Пржевальский повёл свою экспедицию по равнинам Цайдама, болотистым и глинистым, описывая животный и растительный мир этого дикого места Тибета. Затем два месяца экспедиция шла по диким пустыням Северного Тибета, практически без денег, добывая себе пропитание охотой. Большая высота Тибетского плоскогорья, с её недостатком кислорода, бурями и морозом, измучила путешественников:
«Ко всему этому следует прибавить, что наше тёплое одеяние за два года предшествовавших странствований так износилось, что всё было покрыто заплатами и не могло достаточно защищать от холода.
Но лучшего взять было негде, и мы волей-неволей должны были довольствоваться дырявыми полушубками или кухлянками и такими же тёплыми панталонами. Сапог не стало вовсе, так что мы подшивали к старым голенищам куски шкур с убитых яков и щеголяли в подобных ботинках в самые сильные морозы»[13].
Берега Голубой реки – Янцзы – стали пределом странствий экспедиции. До Лхасы оставалось 800 вёрст, но для путешествия туда не было ни сил, ни материальных возможностей.
Чтобы не рисковать уже добытыми результатами работы экспедиции, Пржевальский принял решение возвращаться на озеро Кукунор, а потом в Алашань.
«Мы с грустью покинули берега Янцзы, зная, что не природа и не люди, но только один недостаток средств помешал нам пробраться до столицы Тибета»[14].
Чтобы не погибнуть в пустыне и довезти до России результаты своей экспедиции, Пржевальский был вынужден продать несколько револьверов и купить на эти деньги верблюдов.
Невероятно тяжёл был обратный путь. Отряд Пржевальского сбивался с дороги, оказывался без воды в жаркой пустыне. Люди были на волосок от смерти. В пути от жары и отсутствия воды сдох любимец экспедиции – верный пёс Фауст. Наконец 5 сентября экспедиция вступила в Ургу. Отдохнув там неделю, путешественники отправились в Кяхту и прибыли туда 19 сентября 1873 года.
И вот последняя запись в книге Пржевальского:
«Путешествие наше окончилось! Его успех превзошёл даже те надежды, которые мы имели, переступая первый раз границы Монголии... Будучи бедны материальными средствами, мы только рядом постоянных удач обеспечивали успех своего дела. Много раз оно висело на волоске, но счастливая судьба выручала нас и дала возможность совершить посильные исследования наименее известных и наиболее недоступных стран Внутренней Азии»[15].
От Кульджи за Тянь-Шань и на Лобнор. Второе
путешествие в Центральной Азии (1876-1878 гг.)
Исходным пунктом второй экспедиции был город Куль– джа. Экспедиция на этот раз была хорошо профинансирована, и припасы для неё были закуплены в Петербурге и Москве. Грузы для экспедиции вместе с оружием весили 130 пудов, и их пришлось везти от Перми до Кульджи на пяти почтовых тройках. Дорога заняла больше месяца. Почти три недели экспедиция доукомплектовывалась в Кульдже. Было закуплено 24 верблюда и четыре верховых лошади.
Первоначальный план экспедиции состоял в том, чтобы сходить на Лобнор, обследовать его окрестности, собрать образцы флоры и фауны, отвезти их в Кульджу и затем двинуться в Тибет.
Экспедиция выступила в путь 12 августа. Вначале шли вверх по хорошо заселённой и обустроенной долине реки.
Или и далее по реке Цапма к хребтам Северного Тянь-Шаня, подробно описывая флору и фауну этих мест и пополняя коллекции птиц, пресмыкающихся и животных. Перейдя хребет Нарат, экспедиция спустилась на плато Юлдус, с превосходными пастбищами и богатым животным миром. Плато это растянулось на сотни километров с востока на запад. Здесь экспедиция провела около трёх недель, собирая образцы флоры и фауны.
Далее путь лежал в долину Хайду-гол через южный склон Тянь-Шаня. Здесь экспедиция Пржевальского работала уже под присмотром воинов Якуб-бека, воинственного вождя Восточного Туркестана. Это весьма осложнило работу. Даже на Лобнор экспедицию сопровождал человек Якуб-бека – Заман-бек, знавший русский язык и оказывающий, насколько это возможно, помощь экспедиции на Лобноре. Но помощники Заман-бека, идущие вместе с экспедицией на Лобнор, следили за каждым шагом русских и мешали работать, ведя к озеру кружными, сложными путями.
«Опять в самых резких выражениях я выговаривал Заман-беку, что этот случай и десятки ему подобных... Несомненно, что виною всему сам Я куб-бек и Токсобай. По их, конечно, приказанию нас ведут самой скверной дорогой и постоянно во всём обманывают. Притом же с Заман-беком едет целая орда; у жителей продовольствие (бараны, мука и пр.) и вьючный скот берутся даром. Всё зло, следовательно, в том, что с нами едет Заман-бек. Дорогой вся эта ватага отправляется вперёд, травит ястребами зайцев, поёт песни. На ночёвки вместе с посетителями собирается всегда человек двадцать; пять раз в день во всё горло орут молитвы. Понятно, что при таких условиях невозможно увидеть, не то что убить зверя.
Если бы не громадная важность исследования Лобнора в географическом отношении, я бы вернулся назад»[16].
Путь экспедиции пролегал по долине Тарима. Пржевальский долго обследовал древние города, находившиеся неподалёку, и обнаружил здесь следы русских переселенцев. Затем было путешествие к хребту Алтынтаг, за которым уже находилось Тибетское нагорье. География, флора и фауна Алтынтага очень подробно обследовалась Пржевальским с 26 декабря по 5 февраля. В суровых горах Алтынтага встретил Пржевальский свой юбилей.
«15 января. Сегодня исполнилось десятилетие моей страннической жизни. 15 января 1867 года, в этот самый день, в 7 часов вечера, уезжал я из Варшавы на Амур. С беззаветной решимостью бросил я тогда свою хорошую обстановку и менял её на туманную будущность. Что-то неведомое тянуло вдаль на труды и опасности. Задача славная была впереди/ обеспеченная, но обыденная жизнь не удовлетворяла жажду деятельности. Молодая кровь била горячо, свежие силы жаждали работы. Много воды утекло с тех пор, и то, к чему я так горячо стремился, исполнилось. Я сделался путешественником, хотя, конечно, не без борьбы и трудов, унёсших много сил...»[17]
В первых числах февраля экспедиция пришла к Нижнему Тариму и озеру Лобнор, образованному разливом вод Тарима. Озеро имело следующие размеры: в длину – 90-100 километров, в ширину – 20-30 километров. Пржевальский был первым европейцем, побывавшим на этом озере. Он сделал промеры его глубины, описал растительный и животный мир. Отметил огромную роль этого озера для птиц, мигрирующих из Центральной и Южной Азии в Сибирь. Он подробно описал быт жителей Лобнора, живущих в хижинах из тростника, без мебели и почти без личного имущества. Всё их имущество – на себе. Это было открытие, потрясшее самого Пржевальского. Он отмечает в своей книге:
«Таково житьё злополучных лобнорцев, неведомых для всего остального мира и не знающих про него. Сидя в сырой тростниковой загороди, среди полунагих обитателей одной из деревень Кара-Курчина, я невольно думал: сколько веков прогресса отделяет меня от моих соседей? И как велика сила человеческого гения, если из подобных людей, каковыми, по всему вероятию, были и наши далёкие предки, могли сделаться нынешние европейцы! С тупым удивлением смотрели на меня лобнорские дикари, но не менее того интересовался и я ими. Было слишком много манящего и оригинального во всей окружающей обстановке, среди далёкого неведомого озера, в кругу людей, живо напоминающих собой примитивный быт человечества»[18].
В конце марта исследования Лобнора и перелёта птиц были завершены. Экспедиция двинулась от Лобнора по Тариму к Тянь-Шаню. В пустыне около Лобнора было проведено почти полгода.
Возвращение назад в Кульджу было трудным. За время работы экспедиции до Лобнора и обратно умерло 32 верблюда и шесть верховых лошадей. Передвигаться и везти грузы экспедиции было уже не на чем. На Юлдус члены экспедиции поднимались пешком. Последние из оставшихся в живых верблюдов везли грузы экспедиции. Остановившись на Юлдусе, Пржевальский послал казака и переводчика в Кульджу за помощью.
Через две недели появились вьючные животные и продовольствие. До этого приходилось питаться охотой. И на обратном пути экспедиция собирала весенние образцы флоры и фауны. 3 июля отряд Пржевальского вернулся в Кульджу.
«Первый акт экспедиции окончен! Успех полный! Лобнор сделался достижением науки!» – отметил Пржевальский в своём дневнике.
Несмотря на все сложности, лобнорская экспедиция удалась. Кроме Юлдуса в Тянь-Шане, Пржевальский исследовал нижнее течение Тарима, озеро Лобнор и лежавшие к югу от него горы Алтынтаг. Вернувшись в Кульджу, Пржевальский занялся написанием отчёта и разбором коллекции экспедиции. В ней было 2000 экземпляров насекомых и пресмыкающихся, 500 птиц и 25 шкур больших зверей, в том числе трёх диких верблюдов, не известных ещё музеям мира.
Отправив все коллекции, Пржевальский начал готовиться ко второму этапу своего путешествия. Он избрал путь в Тибет через города Гучен и Хами на плато Цайдам, к верховьям Голубой реки и далее на Лхасу.
28 августа караван выступил из Кульджи и 4 ноября прибыл в Гучен. Местные власти не пустили экспедицию в город, и Пржевальскому пришлось встать лагерем за городом.
Здесь у Пржевальского возобновилась болезнь – страшный зуд во всём теле – которой он начал страдать ещё до возвращения в Кульджу. Пржевальский принял решение возвращаться в Зайсан для лечения и подготовки к продолжению экспедиции, но отношения России и Китая в то время осложнились, и из Генерального штаба пришла телеграмма с приказом возвращаться в Петербург.
Пржевальский очень тяжело переживал невозможность осуществления этой экспедиции.
Из Зайсана через Хами в Тибет и в верховья Жёлтой реки. Третье путешествие в Центральной Азии (1879-1880 гг.)
Срок третьего путешествия предполагался двухлетний, и состав экспедиции был определён в тринадцать человек.
«На восходе солнца 21 марта караван наш был готов к выступлению. Длинною вереницей вытянулись завьюченные верблюды, привязанные один к другому и разделённые для удобства движения на три эшелона. Казаки восседали также на верблюдах. Остальные члены экспедиции ехали верхом на лошадях. Каждый эшелон сопровождался двумя казаками, из которых один вёл передового верблюда, другой же подгонял заднего. Впереди всего каравана ехал я с прапорщиком Эклоном, проводником и иногда одним из казаков. Прапорщик Роборовский следовал в арьергарде, где также находился переводчик Абдул Юсупов, препаратор Коломейцев и остальные казаки. Здесь же под присмотром казака то шагом, то рысью, не забывая притом о подкормке, двигалось небольшое стадо баранов, предназначенных для еды»[19].
Первый этап экспедиции проходил по Джунгарской пустыне, бедной как флорой, так и фауной. Здесь была добыта и описана дикая лошадь, получившая впоследствии название «лошадь Пржевальского». В других местах эта лошадь не водится. В этом же районе обитает и дикий верблюд, добытый ранее экспедицией Пржевальского на Лобноре.
Жизнь в путешествии как всегда нелегка. Описывая обычный день путешествия, Пржевальский отмечает:
«Путешественнику в азиатских пустынях необходимо оставить дома всякую брезгливость, иначе лучше не путешествовать. Цивилизованный комфорт даже при больших материальных средствах здесь невозможен: никакие деньги не переменят солёной воды пустыни на пресную, не уберегут от жары, морозов и пыльных бурь, от грязи, а иногда и паразитов. В самом себе должен искать путешественник сил для борьбы с этими невзгодами...»[20]
После Джунгарской пустыни путь экспедиции пролегал по колёсной дороге вдоль северной подошвы Тянь-Шаня, и далее через перевал в Хамийскую пустыню с задержкой в городе Хами, в гостях у местного градоначальника. По пустыне шли ночью и утром из-за страшной дневной жары, доходившей до 62,5°С. Съёмку местности вели тайком, когда китайский офицер уезжал вперёд на следующую стоянку. Экспедиция дошла до Наньшаня – северной ограды Тибетского нагорья.
Экспедициями Пржевальского была открыта гигантская стена гор от верхней Хуанхэ до Памира. Эта стена огораживает с севера самое высокое поднятие Центральной Азии и разделяет её на две резко между собой различающиеся части: Монгольскую пустыню – на севере, и Тибетское нагорье – на юге.
Эти местности различаются между собой по рельефу, по абсолютной высоте и климату, по флоре и фауне.
В альпийской зоне Наньшаня экспедиция впервые хорошо отдыхала в течение двух недель, отремонтировала снаряжение и одежду. Тут же был открыт новый вид марала, чьё чучело впоследствии установили в музее Академии наук.
Поднявшись выше в горы, Пржевальский обнаружил громадные хребты, получившие впоследствии имена Гумбольдта и Риттера.
Пройдя горы Наньшаня, путешественники вышли на Цайдам – местность, лежащую на передовом северном уступе Тибетского нагорья, невдалеке к западу от озера Куку нор. С востока на запад Цайдам тянется вёрст на восемьсот. Вся эта местность находилась на высоте от 9 до 11 тысяч футов над уровнем моря и заселена была преимущественно тангутами, монголами и редко – китайцами, которые занимались разведением скота: баранов, лошадей, яков, коров и верблюдов, и очень редко – земледелием для собственных нужд.
Дальнейший путь привёл Пржевальского к Дзунзасаку, туда, где его первая экспедиция бедствовала шесть лет назад без денег, одежды и продовольствия.
Таким образом, экспедиция вышла на старую дорогу и сомкнула с ней линию нового пути.
Первый этап экспедиции, длившейся пять весенних и летних месяцев, закончился. За это время исследователи увидели 43 вида млекопитающих и 201 вид птиц, и тех, и других собрано в коллекцию около 600 экземпляров. В гербарий было собрано 406 видов растений.
Начинался второй этап экспедиции, и, оставив лишний багаж у старого знакомого Камбы-ламы, 12 сентября путешественники двинулась в Тибет. Вот как выразил Пржевальский своё впечатление о Тибете:
«Резко ограниченная со всех сторон первостепенными горными хребтами, названная страна представляет собою в форме неправильной трапеции грандиозную, нигде более на земном шаре в таких размерах не повторяющуюся столовидную массу, поднятую над уровнем моря, за исключением лишь немногих окраин, на страшную высоту – от 13 до 15 тысяч футов. И на этом гигантском пьедестале громоздятся, сверх того, обширные горные хребты, правдаI, относительно невысокие внутри страны, но зато на её окраинах развивающиеся самыми могучими формами диких альпов. Словно стерегут здесь эти великаны труднодоступный мир заоблачных нагорий, неприветливых для человека по своей природе и климату и в большей части ещё совершенно неведомых для науки...»[21]
Экспедиция шла по диким плоскогорьям Тибета в сторону Лхасы, заветной мечты Пржевальского. Членов экспедиции потрясал богатейший животный мир Тибета. Непуганые стада яков, джейранов, куланов и других животных подпускали к себе почти вплотную, и охотничий успех необыкновенно сопутствовал Пржевальскому и его товарищам. Были добыты для коллекций многочисленные образцы животных и птиц.
Но главная цель этой части экспедиции не была достигнута. Путешественников остановили в 250 верстах от Лхасы и не пустили дальше. Не помогли никакие уговоры. Делегация, присланная навстречу экспедиции, была непреклонна.
«Идти наперекор фанатизму целого народа для нас было бесцельно и невозможно – следовало покориться необходимости... Итак, нам не удалось дойти до Лхасы: людское невежество и варварство поставило тому непреодолимые преграды! Невыносимо тяжело было мириться с подобною мыслью, и именно в то время, когда все трудности далёкого пути были счастливо поборены, а вероятность достижения цели превратилась уже в уверенность успеха. Тем более что это была четвёртая с моей стороны попытка пробраться в резиденцию далай-ламы. В 1873 году я должен был по случаю падежа верблюдов и окончательного истощения денежных средств вернуться от верховья Голубой реки; в 1877 году по неимению проводников и вследствие препятствий со стороны Якуб-бека Кашгарского вернулся из гор Алтынтаг за Лобнором; в конце того же 1877 года принуждён был по болезни возвратиться из Гучена в Зайсан; наконец теперь, когда всего дальше удалось проникнуть вглубь Центральной Азии, мы должны были вернуться, не дойдя лишь 250 вёрст до столицы Тибета»[22].
С тяжёлым сердцем уходила экспедиция от такой недостижимой Лхасы. Путь теперь лежал в верховья Жёлтой реки – Хуанхэ. В конце марта экспедиция подошла к её берегам и двинулась вверх по течению. Но до самого истока Хуанхэ дойти не удалось из-за сложности пути и отсутствия проводника. Экспедиция провела лето в исследованиях оазиса Гуй-дуй, озера Кукунор и восточного Наньшаня, и затем через Алашаньскую пустыню и пустыню Гоби прошла тяжёлый путь до Урги, ведя глазомерную съёмку местности, собирая гербарий и образцы редких животных и птиц.
Так закончилась третья экспедиция Пржевальского. Можно подводить итоги всех трёх экспедиций, так как их маршруты смыкались, и можно было говорить о завершении исследований огромных районов Центральной Азии. Эти итоги таковы.
За три года пройдено по неизвестной местности 22 260 вёрст, из которых 11470 вёрст снято глазомерно. Астрономически определена широта 48 пунктов; определена высота 212 точек. Ежедневно три раза, на протяжении всех путешествий, производились метеорологические наблюдения; иногда измерялась температура почвы, воды и влажность воздуха. Вёлся дневник, и производились этнографические исследования.
Были составлены коллекции видов/экземпляров:
млекопитающих – 90/408;
птиц – 400/3425;
пресмыкающихся и земноводных – 50/976;
рыб – 53/423;
растений – 1500/12000.
Кроме того, собирались образцы горных пород на всех попутных хребтах.
Пржевальский завершил свою книгу о третьем путешествии в Центральную Азию выражением глубокой признательности за проделанную работу:
«Успех этих путешествий – я обязан громко признать – обуславливался в весьма высокой степени смелостью, энергией и беззаветной преданностью своему делу моих спутников. Их не пугали ни страшные жары и бури в пустыне, ни тысячевёрстные переходы, ни громадные; уходящие за облака горы Тибета, ни леденящие там холода, ни орды дикарей, готовые растерзать нас... Мои спутники свято исполняли свой долг, никогда не падали духом и вели себя поистине героями»[23].
От Кяхты на истоки Жёлтой реки. Четвёртое
путешествие в Центральной Азии (1883-1885 гг.)
«Успех трёх предшествовавших моих путешествий по Центральной Азии, обширные оставшиеся там ещё неведомыми площади, стремление преодолеть, насколько хватит сил, свою заветную задачу, наконец, заманчивость вольной страннической жизни – всё это толкало меня, кончив отчёт о своей третьей экспедиции, пуститься в новое путешествие»[24].
Так начинается новая книга Пржевальского – о его четвёртом путешествии.
Сборы. Тяжёлый и долгий путь по России – по железной дороге, на кораблях, на телегах, и вот экспедиция опять в Кяхте. Привычный путь до Урги. Утром 8 ноября караван из сорока верблюдов и десяти лошадей покинул монгольскую столицу и два месяца шёл по пустыне Гоби до северной границы Алашаня и города Дынь-юань-ина.
10 января экспедиция оставила знакомый город и пошла дальше – через пустыню Алашань и её южную границу – хребет Наньшань, образующий восточную часть громадной, нигде не прерывающейся горной стены, которая огораживает собой всё нагорье Тибета от пустыни Гоби.
13 февраля экспедиция вышла на реку Тэтунг-гол и здесь занималась охотой и сбором растений для гербария. Затем путь продолжался до Кукунора, с остановками в пути для исследования местности и её фауны и флоры. Путь пролегал по знакомым местам, где Пржевальского помнили по предыдущим экспедициям, и это облегчало работу.
Оставив часть груза под охраной казаков у знакомых, 10 мая Пржевальский выдвинулся к истокам Жёлтой реки.
«Ещё не поздним утром 17 мая перешли мы вброд несколько мелких рукавов новорождённой Хуанхэ и разбили свой бивуак на правом её берегу, в трёх верстах ниже выхода из Одонь-талы. Таким образом, давнишние наши стремления увенчались, наконец, успехом: мы видели теперь воочию таинственную колыбель великой китайской реки и пили воду из её истоков. Радости нашей не имелось конца»[25].
Здесь было много рыбы и зверя, но погода даже весной в Северо-Восточном Тибете холодная из-за большой высоты местности, и продвижение дальше к верховьям другой великой реки – Янцзы – было затруднительным и неуспешным. Экспедиция с большими трудностями, под постоянными дождями и снегом, вернулась к исследованиям верховий реки Хуанхэ и здесь открыла два не нанесённых на карты озера. Пржевальский по праву первооткрывателя назвал эти озёра Русским и Экспедиционным. Озёра эти лежат на высоте 14 000 футов и разделены лишь горным перешейком в десять вёрст. Каждое из озёр имеет в окружности около 130 вёрст.
Исследованием северо-восточной части Тибета закончился первый этап путешествия.
19 ноября экспедиция тронулась в сторону Цайдама и озера Лобнор. Были открыты и нанесены на карту неизвестные доселе хребты, которые получили название Цайдамский, Московский и хребет Колумба, а также хребет, названный впоследствии хребтом Пржевальского. Открыто было также большое озеро, названное Незамерзающим.
Начало 1885 года члены экспедиции встретили в снегу и в палатках, зато с чувством исполненного долга и радостными надеждами на успехи в году наступающем.
28 января 1885 года экспедиция вышла к озеру Лобнор, на те места, где Пржевальский был весной 1877 года. Здесь экспедиция провела пятьдесят дней, изучая быт и обычаи лобнорцев, а также флору и фауну этого места.
В это время проходил перелёт дикой птицы из Индостана на просторы Сибири, и огромное количество уток, гусей и другой птицы останавливалось на Лобноре и в его окрестностях для отдыха. Пржевальский и его товарищи охотились, добывая орнитологические образцы для коллекции и мясо птицы себе на пропитание.
С большим наслаждением читал я описание охоты страстного охотника Пржевальского на птиц Лобнора. Хочу отметить, что во всех книгах Пржевальского много описаний охоты на диких зверей как Уссурийского края, так и Центральной Азии. С большим знанием охотничьего дела и писательским талантом описывает он охоту на медведей, яков, антилоп, вспоминает опасные ситуации на охоте, когда был на волоске от гибели. А как он описывает природу и свои переживания во время ожидания зверя или птицы где-то на засидке ранним утром или на вечерней заре! Как это всё близко моей душе охотника, как волнует каждый абзац такого описания:
«С вечера приготовлены ружья, патроны и охотничье одеяние. Дежурному на последней смене казаку приказано разбудить, чуть забрезжит заря. Быстро промелькнёт ночь... Едва заметная полоска света начинает отливать на востоке, но ещё не слышно голосов птиц; только изредка гогочут гуси да гукает выпь. Поспешно отправляешься к своей засидке – маленькому клочку полусырой земли среди разливов и тростника... Снимаешь фуражку, чтобы лучше укрыться, и садишься на тростниковую подстилку.
Ждать приходится недолго. На востоке побелела уже порядочная полоса неба, и одна за другой начинают просыпаться птицы. Громче и усерднее загоготали гуси, запищали в тростнике лысухи, учащённее раздаётся гуканье выпи и звонкий голос водяного коростеля, свистят, крякают и кыркают разные утки; затем, когда ещё посветлеет, запоют жавороночки, камышовые стрепетки и сорокопуты; по временам раздаётся отвратительное карканье вороны и крик лениво летящей чайки или серой цапли...
Неразнообразна и небогата серия лобнорских певунов, но и таким радуешься в здешних пустынях; всё-таки это жизнь, а не могильное молчание бесплодных равнин, где только завывание бури нарушает вековую тишину...
Уток по-прежнему не стреляешь, разве изредка пустишь заряд в стайку красноносок; ожидаешь белую цаплю или большую чайку, которые нужны для коллекции. Но эти птицы редки на Лобноре, так что, прождав иногда напрасно часов до семи утра, выходишь из засады и со скудной добычей возвращаешься на бивуак»[26].
Экспедиция провела на Лобноре почти два месяца, собрала большой этнографический материал и коллекцию перелётных птиц.
Жизнь среди добрых, приветливых туземцев хорошо подкрепила силы путешественников, ослабленных зимним походом по Тибету, и 20 марта 1885 года они снова отправились в дорогу. Путь экспедиции пролегал по пойме Черчен-дарьи, вдоль хребта, принадлежащего Западному Куньлуню. Пользуясь правом первооткрывателя, Пржевальский назвал его Русским хребтом. Этот хребет служит оградой высокого Тибетского плато со стороны котловины Тарима.
Места, по которым шла экспедиция, были заселены племенем мачин, живущим, в основном, в глиняных землянках и занимающимся скотоводством и выращиванием ячменя. Далее, в оазисе Ния, население было более цивилизованным и, кроме занятия скотоводством, выращивало фрукты и овощи. Оазисом Ния начинался на юго-востоке Таримского бассейна длинный ряд таких же оазисов, которые тянулись с промежутками вдоль подошвы Куньлуня, Памира и Тянь-Шаня.
Оставив в оазисе часть груза и верблюдов, экспедиция в течение двух месяцев обследовала горы, примыкающие к Тибетскому плато. Прохода туда обнаружить не удалось, но были обнаружены нефритовые месторождения, золотые прииски и новые селения с населением смешанного типа.
Спустившись в оазис Чира, экспедиция воссоединилась с людьми, оставленными для охраны грузов и верблюдов. Предстоял последний этап экспедиции. Путь лежал на Хотан, затем вниз по Хотанской долине и далее за Тянь-Шань в Россию.
Хотан – это обширный оазис, знаменитый ещё в глубокой древности по своему торговому и политическому значению, густонаселённый, обильный продуктами сельского хозяйства и ремёсел: шерстяного производства, шелководства, выделки посуды и музыкальных инструментов.
Далее на север путь экспедиции лежал по пойме реки Хотан-дарья. Шли по страшной жаре, несмотря на сентябрь-месяц. Постепенно, продолжая делать съёмку местности и пополняя свои коллекции, дошли до перевала Бедель – границы России с Китаем.
Так закончилось четвёртое путешествие Пржевальского в Центральной Азии. Он отдал своему отряду прощальный приказ:
«Сегодня для нас знаменательный день: мы перешли китайскую границу и вступили на родную землю. Более двух лет минуло с тех пор, как мы начали из Кяхты своё путешествие. Мы пускались тогда вглубь азиатских пустынь, имея с собой лишь одного союзника – отвагу, всё остальное стояло против нас: и природа, и люди. Вспомните – мы ходили то по сыпучим пескам Алашаня и Тарима, то по болотам Цайдама и Тибета, то по громадным горным хребтам, перевалы через которые лежат на заоблачной высоте... Мы выполнили свою задачу до конца – прошли и исследовали те местности Центральной Азии, в большей части которых не ступала нога европейца. Честь и слава нам, товарищи! О ваших подвигах я поведаю всему свету. Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную – от имени науки, которой мы служили, и от имени родины, которую мы прославили»[27].
1.Пржевальский H.M. Путешествие в Уссурийском крае 1867-1869 гг. – М.: ОГИЗ, 1947.
2. Там же.
3. Там же.
4. Пржевальский Н.М. Путешествия в Центральную Азию. – М.: Эксмо, 2015.
5-27. Там же.
Владимир Никулин (Краснодар)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
