Политические и церковные связи Киева и Новгорода

Исторический очерк

Участие Киева в жизни Новгорода не ограничивалось только присылкой туда киевских соискателей новгородского стола. В летописях сохранились свидетельства о поддержке киевскими князьями своих ставленников посредством личных визитов в Новгород. В том числе, и для участия в военных походах новгородцев на своих беспокойных соседей. В Ипатьевской летописи, в статьях 1131 и 1132 гг., содержатся известия об организации Мстиславом Владимировичем военных кампаний против чуди и литвы. В первой он послал в поход сыновей Всеволода и Ростислава, занимавших новгородский и смоленский столы, во второй – вместе с сыновьями и Ольговичами ходил на Литву и сам. Из лаконичных известий нельзя заключить, где был пункт сбора древнерусских дружин, но учитывая, что речь идет о соседях Новгородской земли, можно заключить, что походы осуществлялись из ее территории. В Новгородской первой летописи под 1130 и 1131 г. говорится о походах Всеволода Мстиславича на чудь. Определенно, это те же походы, которые организовал великий киевский князь Мстислав Владимирович, что отражено и в Лаврентьевской летописи.

Под 1148 г. летописи сообщают о прибытии в Новгород киев­ского князя Изяслава Мстиславича. Подробное описание этого визита в Ипатьевской летописи дает наглядное представление о церемониальной его обрядовости. Новгородцы встречали Изяслава за три дневных перехода от Новгорода. В город он прибыл, как пишет летописец, «в день недельныи», где его ожидали сын Ярослав и бояре новгородские. Затем все направились на обедню в святую Софию. Венчал торжественную встречу большой обед, на который подвойские и биричи, по распоряжению Изяслава и Ярослава, позвали всех «от мала и до велика». «И тако обедавше веселишася радостью великою, честью», – подытожил летописец свой рассказ о встрече новгородцами великого князя Изяслава[1].

На следующий день Изяслав велел собрать вече, на которое были позваны не только новгородцы, но и псковичи. Из его речи следовало, что прибыл он в Новгород по просьбе сына и новгородцев, чтобы защитить их от обид, чинимых суздальским князем. Призыв великого князя выступить в поход против Юрия Долгорукого был с энтузиазмом встречен участниками веча. «Они же рекоша: ты наш князь, ты наш Володимир, ты наш Мьстиславъ, ради с тобою идемъ своихъ деля обидъ»[2].

Из продолжения летописного рассказа явствует, что Изяслав собрал для похода значительные силы. Кроме новгородцев и киевлян, в нем приняли участие смоленские полки, водимые братом Изяслава Ростиславом. От устья Медведицы Изяслав отправил к Юрию послов с предложением мирно разрешить его конфликт с новгородцами. О возможности такого исхода устрашающей акции Изяслав заявил еще на новгородском вече. «А любо с нимъ (Юрием – П.Т.) миръ възмемъ, покы ли с ним ратью кончаемы»[3]. Юрий не откликнулся на инициативу Изяслава, задержав при этом его посольство у себя. После этого дружины новгородцев, киевлян и смолян вошли в пределы Суздальской земли и занялись обычными в таких случаях грабежами. В связи с весенней распутицей Изяслав вынужден был прекратить поход и вернуть свои дружины «во свояси».

По замечанию южнорусского и новгородского летописцев поход оказался успешным. В Ипатьевской летописи сказано, что союзники Изяслава «полонъ многъ принесоша, и много зла земли той створиша», а в Новгородской отмечено, что новгородцы «по Волзе възяша 6 городъкъ, оли до Ярославля попустиша, а головъ възяша 7000»[4]. Совершенно по другому представлен он в суздальском летописании, по существу, как безрезультатный. «И похромаша кони у них (киевских дружин – П.Т.), а сам (Из­яслав – П.Т.) с Новгородуци дошедъ Волгы и повоевавъ ю не успЬ ничтоже Гюргеви и дошед Углеча поля, поворотися Новгороду»[5].

Возвращение Изяслава в Новгород, учитывая, что все другие участники похода, в том числе и киевская дружина, ушли домой, видимо, преследовала цель, воспользовавшись успешным походом, еще более укрепить княжеское положение его сына Ярослава. Как долго оставался Изяслав в Новгороде, сказать сложно. В Ипатьевской летописи говорится о возвращении его в Киев уже в статье следующего 1149 года. Суздальский летописец отметил, что из Новгорода Изяслав пошел в Смоленск, в котором и перезимовал. «И иде Смолиньску, и зимова ту, и наставши весне приде Изяславъ Кыеву»[6].

Следующим великим князем, пытавшимся личным посещением Новгорода укрепить там положение своего сына, был Ростислав Мстиславич. Зная, что новгородцы «не добре живяху» с сыном Святославом, он решил пойти в Новгород. Путь его пролегал через Чичерск, где княжил его зять Олег Святославич, Смоленск, на столе которого сидел сын Роман и далее через Торопец и Великие Луки. Из-за болезни Ростиславу не удалось достичь Новгорода. Встреча с сыном и новгородцами состоялась в Луках, на которой Ростислав заручился очередной клятвой верности новгородцев Святославу. «И целоваша Новгородци хрестъ к Ростиславу на том, якоже имъ имети сына его собе княземь, а иного князя не искати, оля с ним смертью разлучити»[7]. В Новгородской летописи сказано только, что Ростислав «приде ис Кыева на Лукы, и позва Новгородьце на порядъ: огнищане, гридь, купце вячьшее», но не отмечено, что они целовали крест на верность Святославу[8]. Видимо, потому, что уже в следующем, 1169 г., эту клятву нарушили.

В 1180 г. для поддержки сына Владимира, княжившего в Новгороде, выступил из Руси Святослав Всеволодович. Формально он в это время не был киевским князем, но фактически, после того как Ростиславичи в 1177 г. уступили ему Киев, считал себя таковым. «И помысли (Святослав – П.Т.) в уме своемь, – отметил летописец, – яко Давыда иму, а Рюрика выжену изъ земле, и прииму един власть Рускую»[9]. Главной целью похода было освободить из суздальского заточения сына Глеба, отправленного Святославом в помощь рязанским князьям и оказавшегося пленником суздальского князя. Союзниками Святослава выступили новгородцы во главе с Владимиром Святославичем. По свидетельству новгородского летописца, дружины Святослава и его сына Владимира сошлись в устье Твери и прошли по Волге чуть ли не до Переяславля Залесского. На реке Вилие их встретили суздальские полки. К счастью, противостояние сторон не переросло в полномасштабный военный конфликт. От города Дмитрова Святослав отправил в Русь сына Олега, отпущенного Всеволодом, а «самъ с сыномъ Володимеромъ поиде Новгороду Великому»[10].

Из последующего разъяснения летописца следует, что оттуда он намеревался нанести удар по Смоленскому княжеству. И снова с помощью новгородцев. Предполагавшаяся битва с Давыдом Рoстиславичем не состоялась, поскольку ночью смоленский князь снялся с позиций и ушел в Смоленск. Святослав от Друцка отпустил новгородцев, а сам ушел в Киев на великокняжеский стол.

Кроме великих князей, Новгород посещали киевские митрополиты. Определенно, с пастырскими целями, но также и для поддержки новгородцев. Примечательное свидетельство об одном таком визите содержится в статье 1134 г. Новгородской первой летописи. Снаряженное в Киев посольство во главе с игуменом Исаией, вернулось в Новгород с митрополитом Михаилом. «Иде Исаия игуменъ съломъ Кыеву; приде опять съ митрополи– томь Михаилом Новугороду, декабря въ 9»[11].

Смысл прихода митрополита в Новгород в летописи не раскрыт, однако, учитывая, что после сообщения об этом идет рассказ о походе новгородского князя Всеволода Мстиславича на Суздаль, можно думать, что новгородцы рассчитывали получить на это благословение высшего церковного иерарха Руси. В пользу этого свидетельствует, в частности, тот факт, что они пытались отговорить его возвращаться в Киев через Суздальскую землю, полагая, что это было бы для него небезопасным. Митрополит не разделил эти опасения, заявив новгородцам, что он пребывает под защитой Бога. «Не ходите, мене богъ послушаеть»[12]. Видимо, митрополит не принял чью-либо сторону, но выступил, скорее, миротворческим арбитром.

Знакомясь с приведенными фактами участия Киева в нов­городских делах, можно подумать, что Новгород был больше объектом в политических взаимоотношениях двух старейших городов Руси. В действительности это не так. В летописи присутствуют свидетельства того, что и для Новгорода судьба Киева не была безразличной. В трудные для столицы Руси времена Новгород пытался оказывать ей посильную помощь.

Убедительным подтверждением этого является рассказ Новгородской первой летописи 1135 г. о двух посольствах новгородцев в Киев. Первое во главе с посадником Мирославом и второе – с архиепископом Нифонтом. И оба с миротворческой миссией. Тогда, как заметил летописец, «сильно бо възмутилася вся земля Руская». Речь идет о конфликте черниговского князя Всеволода Ольговича и великого киевского князя Ярополка Владимировича, приведшем, в конечном итоге, к военному столкновению. Мирославу не удалось примирить киевлян с черниговцами, несмотря на благосклонное отношение к его миссии обеих сторон. «Ярополкъ к собе зваша новъгородцовъ, а церниговьскыи князь к собе»[13].

Более успешными оказались миротворческие усилия архиепископа Нифонта, который прибыл в Южную Русь «съ лучыними мужи» и застал враждующие стороны в противостоянии. Летописец подытожил сообщение короткой фразой: «И божиею волею съмиришася»[14]. В Ипатьевской летописи об этом конфликте говорится в статье 1137 г., и заслуга в его замирении целиком отдана митрополиту Михаилу. «Ходячю межи ими честьному Михаилу митрополиту со крестомъ»[15].

О военной помощи новгородцев Киеву сообщается в статье 1145 г. Они приняли участие в походе великого киевского князя на Галич против Володимерка Володаревича под руководством воеводы Неревина. «Ходиша же и из Новгорода помочье кыяномъ, съ воеводою Неревиномь, и воротишася съ любовью»[16]. Речь здесь о походе Всеволода Ольговича. В Новгороде в это время княжил Святополк Мстиславич, получивший стол из рук киевского князя и остававшийся верным своему сюзерену.

Военные отношения с Киевом, как правило, обуславливались тем, под чьим протекторатом находился Новгород, и представитель какой княжеской линии занимал его стол. При ставленниках великих киевских князей Новгород всегда принимал сторону Киева. Когда в 1139 г. Юрий Долгорукий пытался организовать поход на Киев и призвал для участия в нем новгородцев, – «зваше новгородцовъ на Киевъ на Всеволодка»[17] – они ответили отказом. К этому времени ими уже были налажены отношения с Всеволодом Ольговичем, занявшим киевский стол. На новгородский они пригласили его брата Святослава и отказались от услуг Ростислава Юрьевича. Разгневанный суздальский князь на обратной дороге в Суздаль взял Новый Торг, что не привело к изменению решения новгородцев.

Под 1168 г. Новгородской летописи сообщается о походе союзников Андрея Боголюбского на Киев. В перечне участников, кроме суздальских дружин, названы смоленцы, полочане, муромцы и рязанцы, но новгородцы в нем не значатся. Объяснением этому может быть то, что новгородским князем в это время был сын великого киевского князя Мстислава Изяславича Роман и, разумеется, он не мог поддержать военную акцию против отца. Во втором походе Боголюбского на Киев в 1173 г. новгородцы приняли участие – «иде князь Гюрги Андреевиць съ новгородьци и съ ростовцы Кыеву»[18] – но княжил тогда у них сын владимиро-суздальского князя. В отличие от предыдущей, эта военная акция против Ростиславичей особого успеха не имела, что и отметил киевский летописец. «И тако вьзвратишася вся сила Андрея князя суждальского, совокупилъ бо бяшеть все земле и множеству вой не бяше числа, пришли бо бяху высокомысляще, а в смирении отидоша в домы своя»[19]. Новгородский записал, что после семинедельного стояния под Вышгородом, новгородцы вернулись домой «вси здоровы».

Суздальские князья и позже привлекали новгородцев для противостояния с южнорусскими, но всякий раз это происходило тогда, когда на новгородском столе сидели их ставленники. В 1195 г. Всеволод Юрьевич позвал новгородцев в поход против черниговского князя Ярослава. Они, как сказано в летописи, «не отпьрешася ему», поскольку их князем был свояк Всеволода Ярослав Владимирович. От Нового Торжка новгородцы были возвращены Всеволодом домой. Новгородский летописец не объясняет причин, по которым Всеволоду не понадобилась новгородская помощь, но свидетельства суздальских указывают на то, что черниговский князь Ярослав запросил мира. «Ярослав же и Олговичи не могуще стати противу ему, поклонишася ему князь же великыи давъ имъ миръ»[20].

Аналогичная ситуация имела место и в 1209 г., когда тот же Всеволод Юрьевич призвал новгородцев под свои знамена для похода «на Черниговъ». В этот раз новгородским князем был сын Всеволода Константин. Повоевав северо-восточные пределы Черниговского княжества, Всеволод от Коломны отпустил новгородцев домой. При этом, одарил их «бещисла» и дал им «волю всю и уставы старых князь»[21]. По существу, и теперь реальной военной помощи новгородцев Всеволоду Юрьевичу не потребовалось. Очень быстро после начала конфликта Всеволод Чермный запросил мира, пообещав во всем покоряться владимиро-суздальскому князю. Мировым посредником выступил киевский митрополит Матвей, которого Всеволод Святославич прислал с «молбою к великому князю Всеволоду... прося мира». Тот, «не помяна злобы ихъ, целова к ним крестъ, а митрополита учредивъ отпусти и с честью»[22].

Особый интерес в новгородско-южнорусских отношениях представляют события 1214 г. Внуки Ростислава Мстиславича обратились к Мстиславу Мстиславичу, занимавшему новгородский стол, с жалобой на Всеволода Чермного, который лишил их наследия в Руской земле: «Се не творить намъ Всеволодъ Святославиць части въ Русьскои земли»[23]. Мстислав созвал вече на Ярославовом дворе и объявил о предстоящем походе на Киев. Новгородцы охотно откликнулись на его призыв, заявив: «Камо, княже, очима позриша ты, тамо мы главами своими вьржемъ»[24]. Под Смоленском к новгородцам присоединились смоленские дружины. На марше между ними случился не объясненный в летописи конфликт, приведший к гибели смолянина. Новгородцы заявили Мстиславу, что они не желают продолжать поход на Киев. На походном вече князь пытался уговорить их, но они остались непреклонны. Тогда Мстислав, «человавъ всехъ», продолжил путь на юг, по-видимому, лишь со своей дружиной. Тем временем, новгородцы вновь собрались на вече, «почаша гадати». Посадник Твердислав напомнил им об их долге перед Русской землей. «Яко, братие, страдали деди наши за Русьскую землю, тако, братье, и мы поидимъ по своемь князи»[25]. Этот аргумент оказался убедительным и новгородцы присоединились к Мстиславу. Под Вышгородом они одержали победу над Ольговичами – Ярославом и Ярополком, после чего заняли Киев, оставленный Всеволодом. Великим киевским князем был провозглашен Мстислав Романович. Из Киева Мстислав Мстиславич с новгородцами пошел к Чернигову, где после 12 дней сто­яния под его стенами, заключил с Всеволодом мир. Замечание летописца, что новгородцы «придоша Нову городу вси сдрави», свидетельствует, что поход был, в большей мере, демонстрационный, чем боевой. Вышгородцы открыли ворота с поклоном в самом начале противостояния, за Киев и вовсе не пришлось сражаться, а под Черниговом Всеволод откупился от новгородцев богатыми дарами.

В данном летописном рассказе существенным является не столько сам факт участия новгородцев в южнорусской междукняжеской разборке, сколько осознание ими своего органического единства с Русской землей. После некоторого колебания, вызванного конфликтом со смолянами, они решили необходимым постоять за нее потому, что так поступали их отцы и деды.

Новгородских летописцев волновали южнорусские дела даже и тогда, когда они не пересекались с северорусскими. Показательным примером этому может быть статья 1203 г. НПЛ, содержащая сведения о взятии Киева Рюриком Ростиславичем с союзными ему половцами, которых нет в южнорусском летописании. В отличие от суздальского летописца, отметившего, что Рюрик взял Киев со «всею Половецькою землею», новгородский назвал имена половецких ханов: Кончака и Данила Бяковича. Случилось это первого января в день святого Василия. В Лаврентьевской летописи названа другая дата – второе января в день памяти святого Сильвестра папы Римского. Новгородский летописец сообщил, что при этом взятии пострадали иностранные купцы. «А что гости, иноземьця вьсякого языка, затворишася въ церквахъ, и въдаша имъ животъ, а товаръ съ ними разделиша на полы»[26]. Летописец явно сострадает Киеву в постигшем его несчастье, при этом пытается основную тяжесть вины переложить на поганых. Ему не хочется думать, что над древней столицей Руси надругались русские князья. «А что по монастыремъ и по всемъ церквама, вся узорочья и иконы одраша и везоша погании в землю свою; а град пожегоша»[27].

Особое внимание в новгородском летописании уделено битве на Калке. Кроме основного информационного объема, который имеется в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях, Новгородская содержит ряд дополнительных известий, позаимствованных из Суздальской летописи. В частности, тех, что относились к их бывшему князю Мстиславу Мстиславичу. Половецкий хан Котян отрекомендован тестем галицкого князя. «Сь же Котянь тесть Мьстиславу Галицькому»[28]. Рассказано о дарах, поднесенных Котяном русским князьям в качестве платы за военную помощь: «И дары принесе многы: кони и вельблуды и буволы и девкы»;[29] об агитации Мстислава оказать помощь половцам: «Оже мы, братье, симъ не поможемъ, тъ си имуть придатися к нимъ (татарам – П.Т.), тъ онемъ болши будеть сила»[30].

В поле зрения новгородцев продолжал находиться также Михаил Черниговский, который, как и Мстислав Мстиславич, оставил о себе на севере Руси добрую память. Под 1235 г. летописец сообщил о конфликте киевского князя Владимира Рюриковича и Михаила Чермного. Подробностью этого рассказа является замечание о том, что Михаил «створивъ прелесть на Даниле (союзнике киевского князя – П.Т.) и много би галичанъ и бещисла, Данило же едва уиде»[31]. В Ипатьевской летописи Данило Романович представлен как победитель Михаила Черниговского: «Попленилъ бо бе все Черниговьскые страны»[32]. В завершение краткой информации о южнорусском междукняжеском конфликте новгородский летописец сообщает, что «Михайло седе в Галичи, а Изяславъ в Кыеве»[33].

Истории было угодно, чтобы новгородские князья не только начали династическое правление в Киеве, но и завершили его. Метания Михаила Всеволодовича между Черниговом, Киевом и Галичем привели к тому, что на киевском столе в 1236 г. сел новгородский князь Ярослав Всеволодович. Это событие в суздальском летописании отмечено сухой констатацией: «В лето 1236.седе на столе в Киеве князь великий Ярославъ Всеволодовичь»[34]. В новгородском оно описано более подробно, с деталями, которые не позволяют сомневаться в его реальности. При переходе из Новгорода на киевский стол, Ярослав привел с собой новгородцев вятших, три из которых названы по имени: Судомир в Славне, Яким Влункович и Коста Вячеславич. Кроме новгородцев, в Киев прибыло и 100 новоторжцев. Можно было подумать, что эти люди составляли княжий двор Ярослава, но через неделю он отпустил их домой, следовательно, с ним в Киев пришли не только названные новгородцы и новоторжцы, но и его дружина. Без двора князья не ходили на столы.

Сколько времени Ярослав занимал киевский стол, сказать сложно. Из свидетельства Ипатьевской летописи следует, что его киевское княжение не было продолжительным. «Потомь приде Ярославъ Суждальскый и взя Киевъ подъ Володимеромъ. Не мога его держати, иде покы Суждалю[35]. В Киев пришел Михаил Всеволодович, оставивший на галицком столе своего сына Ростислава. Летописец поместил это сообщение в статье 1237 г.

Из киевских летописных свидетельств следует, что Ярослав Всеволодович в это время также находился на юге Руси. В битве Юрия Всеволодовича с татарами на реке Сыти, состоявшейся в начале марта 1237 г., Ярослав Всеволодович участия не принимал. В Суздальской летописи сказано, что Юрий ожидал «брата своего Ярослава с полкы», но так и не дождался. Объяснением этому может быть только то, что Ярослава в это время не было на северо-востоке Руси. Не исключено, что после оставления Киева Ярослав ушел в Переяславль Руский. Некоторое основание этому содержится в сообщении о его походе на Каменец и пленении там жены Михаила Всеволодовича. «Того же лета Ярославъ иде к Каменьцю, град взя Каменець, а княгиню Михайлову со множьством полона приведе в своя си»[36]. Впрочем, возможно, что этот южнорусский поход Ярослав осуществил уже будучи владимирским князем. Об утверждении его на столе Владимира-на-Клязьме суздальский летописец сообщает в статье 1238 г.

Несмотря на потерю Киева, Ярослав определенно считал себя старейшиной всех русских князей. В 1243 г. во время поездки в ставку Батыя он получил добро на этот титул от хана. «Батый же почти Ярослава великого честью и мужи его, и отпусти и рече ему: «Ярославе буди ты стареи всем князем в Русском языце»[37].

В 1249 г. такой чести удостоился сын Ярослава Александр, князь новгородский. В ставке татарских ханов ему был дан ярлык на Киев и Русскую землю. «Приказаша Олександрови Кыевъ и всю Русьскую землю»[38]. Из летописей нельзя заключить, что Александр Ярославич после получения права на управление Киевом и всей Русью, посетил древнюю столицу. Скорее, был киевским князем, так сказать, по совместительству, оставаясь князем новгородским. Но новое его положение властелина Киева и Руси определенно делало его реальным старейшиной русских князей.

Одним из свидетельств этому является поездка из Киева в Новгород митрополита Кирилла в 1251 г. Исследуя тему канонизации Владимира Святославича, я пришел к выводу, что посещение Кириллом Александра Ярославича было не просто визитом вежливости, но связанным с актом канонизации Владимира.

Идею новгородской приуроченности акта его прославления первым предложил И. Малышевский. По его мнению, побудительным мотивом этому послужила Невская битва, происшедшая в день смерти Владимира 15 июля 1240 г. Она, будто бы, расценивалась современниками как промыслительное знамение или чудо, исходящее от покровителя Руси Владимира. Отвечая на вопрос, когда произошла канонизация, И. Малышевский полагал, что это могло произойти между 15 июля и 6 декабря 1240 г. Основанием этому, по его мнению, является «служба Св. Владимиру», в которой Киев назван «великим городом», а рус­ские люди приглашаются к «чесной церкви Владимира Преблаженного». Поскольку после разорения Киева монголами он перестал быть великим городом, а Десятинная церковь лежала в руинах, то «Служба» могла быть составлена только до этого трагического события. Установили день святого Владимира, как казалось И. Малышевскому, благочестивый князь Александр Невский вместе с архиепископом новгородским Спиридоном[39].

Новгородские истоки культа святого Владимира утверждает также Френсис Батлер, посвятивший канонизации Владимира интересное исследование. Основание этому он видит в сооружении в Новгороде церкви, посвященной Владимиру, упомянутой в Новгородской первой летописи под 1311-1312 гг. При этом исследователь полагает, что оба события – посвящение церкви и канонизация – произошли одновременно, и что заслуга этого принадлежит новгородскому архиепископу Давиду, имевшему, будто бы, особый интерес к Владимиру[40].

Мне уже приходилось писать, что для осуществления общерусского акта канонизации Владимира одного усердия новгородского владыки, будь то Спиридон или Давид, было мало. Равно, как и благочестивости удельного князя. Без митрополита и великого киевского князя это не могло произойти. Источники не сохранили нам точных свидетельств, на основании косвенных можно предполагать, что причисление Владимира к лику святых могло произойти между 1249 г., когда Александр получил титул киевского князя и 1232 г., когда он, получив от хана «старейшинство во всей братии» и став князем владимирским, переселился во Владимир-на-Клязьме. Наиболее предпочтительной датой канонизационных действий представляется 1251 г. Опосредованное свидетельство этому содержится в Суздальской летописи. «В лето 1251г. поеха митрополитъ в Новгородъ Великий ко Олексанъдру съ епископомъ Кириломъ и умоленъ быв новгородци, поставиша Долмата епископомъ месяца мая въ 25, на память обретенья главы святаго Иоанна Предтечи. Того же лета бысть болезнь тяжка Олександру, но Бог помилова и молитва отца его Ярослава и блаженного митрополита Кирила»[41].

Из приведенного сообщения следует, что в 1251 г. в Новгороде собралось высшее светское и духовное руководство Руси: великий киевский князь Александр Ярославич, митрополит киевский Кирилл, епископы владимиро-суздальский Кирилл и новгородский Долмат. Могли ли они провозгласить святость Владимира и установить день его памяти? Думается, что могли, особенно, принимая во внимание, в каких сложных условиях оказалась русская православная церковь. Знаем, что и в более благополучные времена церковные соборы бывали неполными.

Разумеется, отсутствие прямых свидетельств о канонизации Владимира делает любые предположения условными, однако, то, что летописцы начинают говорить о его святости только с 1254 г., позволяет утверждать относительную близость акта церковного прославления к этой дате, как и новгородскую его приуроченность[42].

Не менее административно-княжеских, Киев и Новгород связывали церковные узы. Здесь авторитет церковной столицы Руси был непререкаемый. Новгородские архиепископы, за редким исключением, избирались из местного духовенства, но их поставление (освящение) на кафедру совершалось в Софии Киевской митрополитом. Этот канонический ритуал соблюдался неукоснительно. Все девять новгородских владык XII – нач. XIII вв. побывали с этой целью в Киеве. Согласно заведенному порядку, перед тем, как отправиться на поставление, кандидатура на архиепископство предварительно представлялась митрополиту новгородским посольством. Перед поставлением (архи) епископа Ильи в 1165 г. Киев посетило посольство во главе с игуменом Юрьевского монастыря Дионисием для получения митрополичьего благословения выбора новгородцев. «В то же лето ходи игуменъ Дионисий съ любовью на Русь, и повелено бысть владице архиепископство митрополитом»[43].

Как следует из летописи, процедура согласования была длительной. Какое-то время (архи)епископы управляли епархией по поручению новгородцев: князя, церковного клира и мирян. (Архи)епископ Аркадий был избран новгородцами вскоре после смерти его предшественника Нифонта, случившейся в 1156 г. «Пояша и из манастыря от святыя Богородиця, и князь Мьстиславъ Гюргевиць, и всь клирос святыя Софие, и вси попове городьстии, игумены и церньци, и възведоша и, поручивъше епископью въ дворе святыя Софие, дондеже придет митрополит в Русь»[44]. Поставление Аркадия произошло только в 1158 г. «от митрополита Константина»[45]. По аналогичной причине, по-видимому, произошла задержка и с поставлением (архиепископа Ильи. В год избрания его новгородцами (1163) умер митрополит Федор, новый – Иоанн пришел в Русь в следующем 1164 г. В 1165 г. он и высвятил Илью на новгородское (архи)епископство.

Однако и при наличии митрополитов на киевской кафедре между избранием и поставлением новгородских владык проходило немало времени. Нужно было послать в Киев послов для получения митрополичьего «позвания», затем прийти в Новгород и вновь вернуться в Киев с кандидатом в (архи)епископы для поставления. Путь из Новгорода в Киев длился более месяца. Столько же требовалось и для возвращения в Новгород. Архиепископ Спиридон пошел в Киев «ставиться къ митрополиту» 17 декабря 1229 г., а вернулся в Новгород 19 мая 1230 г. Поставление Мартирия состоялось в Софии Киевской 10 декабря 1193 г., а в Новгород он вернулся 16 января.

Приведенные подробности процедуры избрания и поставления новгородских (архи) епископов свидетельствуют сколь постоянными и тесными были церковные отношения между Киевом и Новгородом. В них были вовлечены не только церковные люди, но и миряне, представители князей и боярства. В Киеве новгородцы принимались с почетом и, не только митрополитом, но и великим князем. В сообщении о визите (архи) епископа Мартирия сказано, что его «прия и съ любовью князь Святослав и митрополитъ»[46].

Своеобразным подтверждением такого уважительного отношения к архиепископу Мартирию может быть надпись в Софии Киевской: «ГН помози Мартирию». Буквы ее напоминают инициалы древнерусских письменных памятников как по размерам, так и по манере выполнения. Все они украшены плетеным орнаментом. Буква «О», присутствующая в надписи дважды, выполнена в виде человеческого лица, в профиль и фас. Над именем помещено изображение святителя, очевидно, самого Мартирия. Обнаруживший в 1944 г. эту надпись Б.А. Рыбаков, интерпретировал ее как свидетельство поставления в Софии Мартирия на новгородское архиепископство. Он же связал с этим событием и появление на печати Мартирия изображения киевской Оранты47. Согласно С.А. Высоцкому, такая необычная надпись в алтаре могла быть исполнена с разрешения софийских клириков, а возможно, и самого митрополита[48].

Есть основания полагать, что (архи)епископы Новгорода посещали Киев и после своего поставления. Определенно, они присутствовали на церковных соборах, торжественных встре­чах митрополитов, прибывавших из Константинополя. К сожалению, летописи сохранили мало такой информации. В 1147 г. новгородский владыка Нифонт участвовал в соборе, избирав­шем на митрополичью кафедру Клима Смолятича. Не поддержав это избрание, как неканоническое без благословения па­триарха, Нифонт попал в немилость к великому князю Изяславу Мстиславичу и был заключен в Печерский монастырь. «А он (Изяслав – П.Т.) про то не бързо отрядивъ его (Нифонта – П.Т.), нъ посади и въ Печерстемь манастыри»[49]. В других летописях такая подробность не отмечена, как и то, что Нифонт был отпущен в Новгород уже Юрием Долгоруким, сменившим на короткое вре­мя на киевском столе Изяслава.

Еще об одном визите архиепископа Нифонта в Киев летописи сообщают под 1156 г. Приурочен он был к прибытию в Русь митрополита Константина из Царьграда. В пространной статье Ипатьевской летописи Нифонт представлен как «поборник всей Рускои земли» и ревностный защитник канонов византийского православия. Он не признал законность избрания на митрополичью кафедру Киева Клима Смолятича и отказался вспоминать его в своих службах. За это получил особое расположение Кон­стантинопольского патриарха, который в присланных Нифонту грамотах причислил новгородского архиепископа к святым. «Патриархъ же приела к нему грамоты блажа и, и причитая къ святымъ»[50].

К сожалению, Нифонт не дождался митрополита. В Киеве он заболел и через 13 дней умер. Похоронили его в Печерском монастыре, «у Феодосьеве печере». Из продолжения статьи следует, что, кроме Нифонта, встречать митрополита в Киев прибыли епископы полоцкий и смоленский. Можно полагать, что подобные встречи митрополитов были обязательным церковным ритуалом, собиравшим в Киев русских епископов.

В истории киево-новгородских церковных отношений имел место случай, когда в Киев были отправлены одновременно два архиепископа: Митрофан, поставленный в 1201 г. и от­страненный новгородцами от служения в 1211 г., и Антоний, получивший архиепископский сан в том же 1211 г. В 1218 г. новгородцы сменили гнев на милость и вернули в Новгород из Владимира Митрофана: «въведоша архиепископа Митрофана». Антоний ушел в монастырь св. Спаса на Нередице. Создалась нелепая ситуация, когда в Новгороде было два архиепископа. Разрешить ее новгородцы решили тем, что заявили Митрофану и Антонию, чтобы они шли в Киев к митрополиту и «кого намъ прислеть, то нашь владыка». В митрополии решили оставить на новгородской кафедре Митрофана, возможно, как первого поставленного, а Антония отправили на Перемышльскую кафедру. «А Антония митрополитъ у себе въ чести, въда ему епископью въ Перемышли»[51]. Учитывая, что до этого времени о Перемышльской епископии упоминаний в летописи нет, можно полагать, что она была учреждена специально для Антония. В пользу этого, видимо, свидетельствует то обстоятельство, что ему пришлось какое-то время пожить у митрополита «в чести», в ожидании исполнения всех формальностей. В 1225 г. Антоний вернулся из Перемышля в Новгород. В летописи не отмечены подробности такого возвращения, но очевидно, что он получил на это благословение митрополита, а, следовательно, путь его на север пролегал через Киев.

В целом, поражает хорошая информированность новгородских летописцев о церковных делах на Руси. Они не только называют по имени митрополитов киевских, но и знают, что мятежный Константин умер в Чернигове, а Иосиф прислан в Русь из Никеи.

Приведенными примерами, естественно, не исчерпывается запас известий о киево-новгородских связях XII – первых десятилетий XIII в. Однако, и приведенные достаточно убедительно свидетельствуют, что два крупнейших центра, стоявших у истоков Древнерусского государства, сохраняли тесные политические и церковные связи и в период его феодальной раздробленности. Характер этих связей свидетельствует о нахождении Киева и Новгорода в рамках единой государственно-политической системы.

1. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 369.

2. Там же. – Стб. 370.

3. Там же.

4. НПЛ. – С. 28.

5. ПСРЛ. Т. 1, – Стб. 320.

6. Там же.

7. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 529.

8. НПЛ. – С. 32.

9. ПСРЛ.Т. 2. – Стб.615.

10. Там же. – Стб. 620.

11. НПЛ. – С. 28.

12. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 1950. – С. 23.

13. Там же.

14. Там же. – С. 24.

15. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 299.

16. НПЛ. – С.27.

17. Там же. – С. 25.

18. НПЛ. – С.34.

19. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 577-578.

20. ПСРЛ.Т. 1.– Стб. 413.

21. НПЛ. – С.50.

22. ПСРЛ.Т. 1. – Стб.435.

23. Там же. – С. 53.

24. Там же.

25. Там же.

26. Там же. – С. 45.

27. Там же.

28. Там же. – С. 62.

29. Там же.

30. Там же.

31. Там же. – С. 74.

32. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 773.

33. НПЛ.– С. 74.

34. ПСРЛ.Т. 1, – Стб. 513.

35. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 777.

36. ПСРЛ. Т. 1, – Стб. 469.

37. Там же. – Стб. 470.

38. Там же. – Стб. 472.

39. Малышевский И.И. Когда и где впервые установлено  празднование памяти Св Владимира 15 июля? // Труды Киевской духовной академии. – К, 1888. Январь № 1. – С. 46-56.

40. Butler Francis. Enlightener of Rus: The image of Vladimir Sviatoslavich across the Centuries. – Bloominghton, Indiana. 2002. – R 57-82.

41. ПСРЛ. T. 1. – Стб. 472-473.

42. Толочко П.П. О месте и времени крещения и канонизации Владимира Свя­тославича. Византийский временник 2011 г.; Его же. О церковном прославлении Владимира Святославича //Русь эпохи Владимира Великого. Государство. Церковь. Культура. – Москва-Вологда, 2017. – С. 442-454.

43. НПЛ. – С. 32.

44. Там же. – С. 30.

45. Там же.

46. НПЛ. – С.40.

47. Рибаков Б.О. Iменнi написи XII ст. в Киiвському Софiйському соборi. – Археолога. – Т. 1. — К, 1947. – С. 57-61.

48. Высоцкий СА Средневековые надписи Софии Киевской. (По материалам граффити XI-XVII вв.). – К, 1976. – С. 50.

49. Там же. – С. 28.

50. ПСРЛ. Т. 2. – Стб. 484.

51. НПЛ. – С.60.

* Толочко П.П. «Киев и Новгород в X-XIII вв. Исторические очерки». – К.: Издательский дом Дмитрия Бураго, 2018.

Академик Петр Толочко

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"