Прогулка Русского путешественника по Помпее в 1829 году

Отрывки из дневника

От публикаторов:

В 1829 году молодой ученый, поэт и журналист, из дворян Саратовской губернии, Степан Петрович Шевырёв (1806—1864),  принял предложение княгини Зинаиды Волконской заняться воспитанием ее сына и уехал с ними в Италию. Здесь он пробыл до середины 1832 г.,  основательно изучая западную литературу и искусство. А свои наблюдения, впечатления  и маленькие открытия посылал в виде писем  своему другу, редактору журнала «Московский Вестник», Михаилу Петровичу Погодину, ближайшим помощником которого являлся со времени основания журнала (1827). Яркие, насыщенные описания Италии первой половины XIX-го столетия, составленные С.П. Шевырёвым, особенно ценны ещё и тем, что их автор – не просто любопытный путешественник, а человек, получивший отличное классическое образование, один из лучших выпускников  Московского университетского пансиона, знакомый со многими трудами древних писателей и философов. Всё, что замечает в новой стране, Степан Петрович соотносит с полученными ранее знаниями, делает интересные выводы.

К новой публикации материалы подготовлены М.А. Бирюковой.

Письмо I.

С каким благоговейным трепетом радо­сти понимаем мы первые строки писателя, которого густая толпа веков от нас заслоняет! Представьте же, друзья мои, каким восторгом пополнилась бы душа ваша, когда б чудный сон перенес ее в стогны древнего Римского города, когда б вся древняя жизнь открылась очам вашим? - Этот сон сбыточен: приезжайте в Помпею.

Чувство, с которым приближаемся к ней, неизъяснимо. Еще несколько шагов... и 1750 лет, - такая бездна времени, - вдруг отделят вас от мiра настоящего, и оживят тот мiр, который прежде вы знали мертвым в одних книгах. Такое волшебство, кажется, возможно для одной фантазии, - и его-то представляет вам действительность.

Скажу еще более: здесь фантазия тупеет перед существенностью. Вы ходите по древ­нему городу, который как будто вчера только был опустошен и оставлен устрашенными жителями. Вы видите все следы их жизни, частной и общественной; вы гуляете под тем же открытым небом, под которым гуляли они, не так как в Геркулануме, где вы спускае­тесь на несколько сажень в землю и бродите при свете факела по царству лавы и мрака. Прежде нежели поведу я вас, друзья мои, по Помпее, принесем благодарность предусмотрительному Везувию, который был орудием судьбы, по-видимому, не пренебрегающей учением человеческим.

В самом деле, как не подумать, что она печется о ученом наследии племен грядущих! Древность, не избегнувшая времени и человека, двух соперников в разрушении, спаслась под пеплом истребительного Везувия. Сокровище науки искуплено кратким бедствием человечества. Сколько минут, сладких для сердца и ума, породила последняя минута Помпейских страдальцев. Миллионы поколений приходит на их гроб учиться, воспоминать, и в дань благодарности благословляют их память!

Но оставим Поэзию, в которую невольно завлекает предмет наш, и скажем ясною прозою, что Помпея, по выражению N.N., сохранилась под пеплом Везувиям точно так же, как сохраняют в России виноград под просом. Тысяча семьсот пятьдесят лет этому пеплу, а зданиям Помпеи сколько, про то знают ее без­молвные жители.

Надобно сказать вам, или напомнить, что Везувий (которого напрасно громогласные путешественники называют разрушительным исполином: эту клевету он обличает спасением Помпеи) извергает два рода веществ: пепел и лаву. Лава преимущественно лилася на Геркуланум. Она, остывая, превращается в темно-се­рый, почти черный камень удивительной крепо­сти. Ее надо видеть около кратера Везувия или на Искио, этом потухшем волкане: здесь-то перед вами окаменелые громады тех волн, которые лились некогда огненным потоком. Частью сия-то лава, хотя уже немного остывшая, частью пепел с водою^[i][1]; облекли стены Геркулану­ма, в котором до сих пор открыт для любопытных только один театр и часть улицы. На Геркулануме построен Королевской дворец Портичи, который при красоте своей Архитек­туры, верно, не стоит сокровищ, служащих ему основанием. Геркуланум был город Греческий и своим богатством и вкусом превосходил  Помпею: что же в нем откроется некогда нашим потомкам^[ii] [2]?

Читавшие Плиния младшего могут вспомнить, что Везувий, при опаснейших извержениях, распускает из своего огромного жерла об­лако то белого, то черного дыма, подобное зонтообразной сосне. Этот эпитет не сочтите произвольным, друзья мои: вы, как жители се­вера, привыкли к нашим продолговатым соснам и не знаете форм Итальянских, которые собирают все свои ветви к вершине, обнажая огромный стан свой. Из сего-то облака сы­плется пепел по ветру: так засыпана была Помпея, так и теперь еще хранится большая часть оной, ближайшая к Везувию. На ней растут виноградные сады и тополи, как прежде росли на той, которая теперь воскресла перед нами и по которой прошу вас прогуляться со мною.

Еще подъезжая к ней, вы видите огромный вал; это кучи пепла, с нее снятого. Вот мы у Диомедовой виллы, и нам бросается в глаза довольно большой двор, окруженный колоннами, или сад с портиком вокруг; посреди был ре­зервуар для воды, где содержалась рыба. Но войдем же в заставу Неаполитанского правительства, охраненную множеством часовых и чичерони, которые не позволяют любопытному другу развалин забыться до ночи в ограде древ­ней и разочаровывает его строгостью дисцип­лины новейшей. Входим направо в дом виллы; несколько ступеней, огражденных двумя небольшими колоннами, вводят нас в атриум (т.е. двор, а по нашим понятиям, лучше зала без среднего потолка), четвероугольной, с полом мозаиковым. Среди его еще четвероугольник (impluvium), огражденный красивыми колоннами, сохранившими ярко свою красную краску; туда стекала дождевая вода с навесов портика; по бокам два колодца, в отверстии коих видны углубления, сделанные на мраморе для веревки. Направо в стене ниша для Пената; здесь нашли статую Минервы. Налево с боку вход в баню, со всеми ее принадлежностями, о которых ска­жем ниже; потом вокруг портика столовая или триклиний, комнаты хозяйки, спальня с тремя окнами в сад, где видно место постели и туа­леты, комнаты для приезжих, приемная (exedrum), еще столовая, кабинет и террассы или галлереи с беседками виноградными, из коих вид на сад, на Везувий и на море^[iii][3]: здесь мы раз обедали в гостях у Диомеда, на что надо иметь особенное позволение от высшего правительства. Все комнаты, мною высчитанные, получили свои наименования по предметам, в оных найденных, и по остроумным догадкам опытных антиквариев. В нижнем этаже мно­жество других комнат для семейства и слуг, из чего можно заключить, что владелец был важною особою в городе и имел большое семей­ство. На дворе под всем большим портиком, окружающим сей двор или сад, находятся своды или четвероугольный crypte-portique (подземный, сокровенный портик), служивший вместо погре­ба для хранения вин, масла и проч. и для про­гулки во время жаров летних. Здесь показываются у стены свода продолговатые глиняные амфоры или сосуды, в которых некогда хранилось вино: у входа же найдено было 18 скелетов; между ними скелет одной женщины, с которой сняли множество золотых женских украшений. До сих пор на стене видны отпечатки ее тела и многих голов детских, происшедшие от засырения. Думают, что это была жена хозяина, искавшая с детьми спасения в погребе. У двери, ведшей из двора к морю, которое прежде об­ливало стены самой Помпеи, а теперь только издали из нее видно, нашли два скелета с клю­чами. Думают, что это был хозяин Диомед, с своим слугою хотевший спастись бегством от всеобщего разрушения; Диомедом назвали его потому, что против виллы возвышаются гроб­ницы с надписями, по которым видно, что здесь сохранялся пепел детей Диомеда, владетеля виллы Аугуст Феликс^[iv] [4]. По этому вы може­те видеть, что все имена зданий в Помпее совершенно произвольны. Найдете много и новых владельцев^[v] [5].

Выходим из виллы и по древней мостовой отправимся улицею гробов к заставе города. Вам известен прекрасный обычай древних - гробницами уставлять земные пути живых. Так, около Рима, древние дороги узнаются по множе­ству огромных каменных масс, обросших тра­вою и кустами. Так в Неаполе, на месте преж­ней дороги, над гротом Павзилипна, посещается гроб Виргилия: так, не доезжая до mola di Gaeta, сего великолепного цветущего мыса, покоящегося в сладострастных объятиях моря, где была вилла Цицерона, видим мнимую его гробницу. - И так, вот город и домы мертвых: они все мраморные, изящной формы, четвероугольные, на пьедесталах, с красивыми надписями; на иных барельефы изображают божества или знаки отличия гражданского, как то bisellium или sella curulis. На одном, я помню, изображено с одной стороны совершение обряда погребального, а с другой корабль, плывущий по морю и матросы по веревкам; по догадкам Антиквариев, это гроб какого-нибудь почтенного гражданина, известного обширною торговлею. Особенно красива гробница Неволеи Тихи. Оне большею частью окружены оградами, в которые можно входить по ступеням. Вступаешь во внутренность некоторых гробниц и видишь в стенах ниши, где стояли урны с пеплом почивших. Вероятно, всякое значительное се­мейство имело свою ограду и дом вечный. Есть и простые памятники, коих форма похожа на круглый плоской абрис головы на продолговатой шее, воткнутой в землю: так более всего над пеплом малолетных. Между этих гробниц находится погребальный триклиний, где совершали тризну по умерших. Посреди ограды, исписанной павлинами, лебедями и оленями, еще видны следы пьедестала, под коим по признакам возвышалась беседка виноградная.

На другой стороне улицы видны еще не вполне отрытые развалины гостиницы, где находились лавки, в коих много открылось драгоценного. Здесь, вероятно, останавливались путешественники, судя по тому, что в конюшне найдены скелет осла, остатки тележки и железные круги колес. В этой же улице показывают пустое место, окруженное оградою, называя его виллою Цицерона без всякой причины. Цицерон, этот охотник до вилл, (зато уж ему и приписывают около 20), говорит, что имел в Помпее виллу. На этом основавшись, назвали ее Цицероновою. В ней замечательны только места для бань, и теперь по пустырю цветет одна хлопчатая бумага. Между гробни­цами еще красотою искусства замечательна од­на, воздвигнутая Маммии, общественной жрице по определению Декурионов: перед гробницею находится большой полукруг, могущий служить седалищем, и около его надпись. Почти напротив сей гробницы есть довольно большое здание вроде ниши, архитектуры неотличной: в его углублении можно сидеть. Думают, что это было место отдохновения, ибо улица гробов служила народным гульбищем.

Описание никогда не имеет силы изобразить предмет так, как он есть, а тем более древний, совершенно чуждый понятиям нашим. Примесь новизны всегда препятствует вернос­ти представления умственного. Но для большей точности, считаю за нужное предварить вас: не представляйте ничего в большом колоссальном виде, а сколь можно менее. Мы гуляем не по первому из городов Латинских: Помпея принадлежала к числу второстепенных. Это был не обширный, не величавый город, а городок красивый, торговый, по остаткам коего видно, как далеко распространились изящные искусства у Римлян из их колоссального средоточия, - и как облагородили оне всюду на­ружные формы жизни частной и общественной.

И так, все вдоль улицы гробов, по мостовой, устланной огромными камнями, на которых видны колеи[vi] [6] от древних колес, или по широким тротуарам, мы входим на отлогую гору... Перед нами застава и ворота Помпеи. С обеих сторон простираются стены, построенные из дикого камня. Тройные ворота и толщина стен показывают, что город был укреплен прочно: История говорит, что он выдержал осаду Силлы.

Тесная улица с тротуарами, не столько уже широкими, начинается множеством лавок с мраморными прилавками, в которых видны отверстия, где хранились вещества для продажи. У иных заметны очаги, и на мраморе высохшие следы чашек! - Эти лавки были род маленьких трактиров или кофейных домов, кото­рые и у нас обыкновенно являются при въезде в город. Только представляйте себе все это в виде самом миниатюрном, как и все после­дующее до зданий общественных. На одних дверях лавки виден непристойный знак Приапа, охранявшего от воров и несчастия. Вот да­лее, как говорят, таможня; против нее сход к морю.

Взойдем в так называемый дом Саллюс­тия, не знаменитого писателя, а какого-то, вероятно, просвещенного гражданина Помпеи. Имя Саллюстия на стене дома, написанное крас­ными буквами, и едва заметное, послужило поводом к названию. Говорят, что у древних был обычай писать на стенах домов имена их владельцев. Часто находятся на них, а особливо около форума, большие красные надпи­си, служившие вместо афишей о зрелищах публичных. Сначала зайдем в пекарню, прилежа­щую к дому: здесь находим ручные толчеи для муки и печку для печения хлебов, очень похо­жую на печи русские. Возле пекарни лавка. Потом, опять прямо с улицы, входим в до­вольно просторный^[vii][7]          двор или залу (atrium), с полом мозаиковым, в средине коего опять видим impluvium, для стечения воды и место фонтана. Направо и налево маленькие комнатки для гостей и столовая зимняя^[viii] [8]. Идем прямо через tablinum или через коридор, и входим под узкий портик, пересекающий весь дом; тут мраморная ванна и канал для воды. По трем ступенькам взойдем на галлерею, кото­рая по признакам ограждена была решеткою и завешана виноградными ветвями. На стене видна живопись, изображающая клетчатую решетку, переплетенную виноградом, вероятно, в симметрию настоящей, и голубое небо. Налево у стены мраморный низкий четвероугольный триклиний, формы наших широких диванов, посреди которого столбик, на коем утверждался стол. Вышед из ванны, находящейся у галлереи, тотчас же можно было ложиться за стол. Ши­рота триклиния, против коего находился фон­тан, а возле направо крошечный садик для благовонных трав, позволяла многим возле­жать на нем, головами к столу, а ногами упершись в стену. В сей-то галлерее, откуда недалеко и кухня, хозяин пировал с друзьями. Во всем видны роскошь и вкус. Опять сойдем в атриум, и налево в частные покои хозя­ина: видим портик, impluvium и фонтан; на стене картина, изображающая Диану и Алкмеона, не важная по живописи, но чудно сохранен­ная; по бокам расписанные комнаты, и одна из них довольно велика. Все без окон, свет получают из середнего атриума. Замечателен прекрасный мраморный пол из кусков разноцветных. Видны лестницы, показывающие, что был еще верхний этаж, теперь уже не суще­ствующий. Я не буду вас вводить ни в дом Весталок, ни в домы Хирурга, Пансы, Поэта, Адмирала, Граций, Вакхакок^[ix] [9]. Расположе­ние в них все то же, с немногими местными переменами. Все тот же широкой двор или atrium с портиком, окружающим покатый к центру impluvium (дождеём) с фонтаном посредине; кругом маленькие тесные комнатки или, лучше сказать, раскрашенные чуланчики, в которых едва можно поворотиться, большею частью без окон, получающие свет из атриума. Одна комната побольше, т.е. зимняя столовая; мраморная ванна для купанья. Вход прямо с улицы, из которой видно все, что в доме делается; в иных комнатах есть окошечки на улицу; при входе выбито на полу: salve или что-нибудь другое. Сзади галлерея с летнею сто­ловою, или род сада, т.е. нашего полисадника. Все дома очень низки и тесны. Иные имеют не­сколько атриумов, и, по моему мнению, эти атриумы можно принять за этажи, так что вместо этажей в вышину, как у нас, можно бы­ло их делить на этажи горизонтально. По лестницам, приметно, что были антресоли, но это верно, какие-нибудь клеточки. Даже скорее можно предположить, что эти лестницы вели на кровли, вероятно, плоские, на подобие Неаполитанских, заменявшие террассы. Правда, что в Диомедовой Вилле очень видны два этажа, но там это условливается местоположением. Впрочем, я говорю предположительно и предложу доказательства впоследствии. Лучший из всех домов, доселе отрытых, есть так названный по двум картинам дом Кастора и Поллукса, о котором скажем ниже, Но все сии домы более или менее чем-нибудь замечательны, или красивостью расположения, как дом Поэта, или разнообразием и богатством мозаиков, как дом Шампионета.

Однако не будем забегать вперед и пойдем тише. Поворотив немного влево, мимо публичного фонтана, идем прямо по улице и опять налево. По тесноте ее очень видно, что жи­тели Помпеи более ходили пешком, нежели езди­ли. Наша карета только бы уместилась на ней, а поворотиться невозможно. Да и все устроено для пеших. На перекрестках возвышаются над мостовою два овальных камня для того, чтобы можно было пешеходу, в случае грязи, перейти по них на другую сторону. И эти камни по­тому продолговатой формы и так узки, что тележка с осторожностью может проехать над ними, не зацепивши о них колесами. Вот идем мимо дома Поэта, из коего взят мозаик для дворца Королевского, изображающий собаку на цепи с надписью: cave canem, и мимо дома Пан­сы, замечательного прекрасным портиком и большим^[x] [10] садом, по коему заключают, что он служил для собраний общественных... приходим к публичным баням. Минуем простонародные и войдем в лучшие. Оне удивитель­но сохранились. Коридором входим в большую залу или spoliatorium, где раздевались и сидели, дожидаясь места. Прямо две двери: одна ведет в сад с портиком, как и все сады Помпейские, по которому можно было прогуливаться после купанья; другая в frigidarium или холодную баню. Это большая ротонда, не высокая; потолок украшен барельефами; в стенах полу­круглые ниши, где, вероятно, были статуи. Почти в величину самой ротонды большая, глубокая, круглая, беломраморная ванна, куда сходят по ступеням. В нее втекала вода из бронзового языка, вделанного с стену, а в ней самой видно отверстие, откуда она вытекала. Эта ван­на так хороша, что невольно возбуждает охо­ту к купанью и к роскоши Римской.

Из передней залы направо Tepidarium или sudatorium. В стенах маленькие ниши для ваз. Посреди стоит большой бронзовой костер (brasier), который наполнялся горячими углями и растворял воздух благотворною теплотою. По бокам бронзовые лавки. Здесь-то роскошные Римляне, вышед из бани, натирались благовон­ными мастиками, содержанными в вазах. Потолок украшен легкою резьбою, и все дышит вкусом, во всем утонченность роскоши. Отсюда входите в calidarium или теплую баню. Направо большая четвероугольная ванна в ширину всей залы, куда втекала теплая вода. Налево, в другом конце комнаты, большой мраморный бассейн, красивой формы, в который падала холодная вода, бившая фонтаном. Вышед из теплой бани, можно было умыть лицо в этом бассейне холодною водою. По краям надпись, означающая имя владельца и цену бассейна. В иных местах этой залы на полу и в стенах сделаны отверстия, чрез которые можно видеть, что между щикатуркою и настоящею стеною, между полом и почвою земли, был промежуток, который наполнялся паром теплоты, и таким образом нагревалась вся комната. - Те же самые принадлежности находятся в худших банях для черни, и в частных банях виллы Диомедовой; только в последних в самом меньшем виде. Это здание дает нам вообще понятие о народных зданиях Римских. Об этом скажем после, а теперь далее в путь. Вот мы вышли на большую улицу форума, на Тверскую Помпеи; возьмем налево, а потом выйдем на форум. Она особенно замечательна пред прочими ши­ротою, красивыми домами, из коих лучший, как сказали мы, есть дом Кастора и Поллукса, от­рытый в присутствии самого Короля Неаполитанского и его министра. Он всех лучше сохра­нился^[xi] [11] и отличается обширностью, вкусом украшений, богатством живописи. В нем два больших двора или атриума с прекрасными портика­ми из колонн весьма красивых; посреди глубокие резервуары и фонтаны. Все комнаты расписаны, на многих картины, отличающиеся прелестью рисунка. Колорит дурен, но удивляешься, как могли устоять сии краски против времени. Иные так свежи, как будто вчера были кон­чены. Особенно замечательны две картинки, представляющие сцены из трагедии. Здесь можно иметь понятие о масках и древнем котурне. В Королевском музее хранятся лучшие картины, найденные в Геркулануме и Помпее. Вообще все оне подтверждают мнение Немцев о живописи древних, что они более были ваятели, нежели жи­вописцы в самом деле; рисунок всегда правилен и изящен, формы исполнены грации, этой милой, сладострастной круглоты ваяния, по тай­на колорита осталась ими неразгаданною. Особенно прелестны летучие положения, которые преимущественно выбирались живописцами.

Комнаты в домах большею частью росписаны черною или красною или голубою краскою, а по ним разные мелкие украшения, как-то: птицы и другие животные, плоды, маленькие ланд­шафты; нередко по большим стенам изображены храмы или входы в публичные здания, из коих видны фигуры женские. Нет ни одного дома без живописи, и пестрота в красках чрезвычайная. Особенно щеголеваты те арабески, которыми Рафаель росписал свои прославленные ложи, подражая в них украшениям бань Нероновых в Риме. Сюжеты картин более мифологические; иногда взор ваш оскорбляется и нескромностью. В кухнях особенно изображаются две змеи, как некий знак охранительный: мысль понятна, если вспомним, что змея была по­священа Эскулапу. В одной кухне возле таких змей изображено жертвоприношение богу Комусу. В этой же главной улице, т.е. улице форума, замечательны два фонтана в двух домах, построенные в роде больших нишей. Их мелкие мозаиковые украшения из раковин и разноцветных камней сохранились в невероятной целости. В этой же улице есть красильня, в которой можно видеть способ крашения у древних. Боль­шая часть сей улицы еще не отрыта. Она, по-ви­димому, таит большие сокровища. В присут­ствии нашем отрыты были три картинки пре­красные: прелесть форм удивительна. Видно, что она была общим достоянием всех художников: до того искусства образовательные были усовершенствованы, что всякий маляр рисовал грациозно и правильно, как у нас теперь все пишут гладкими стихами^[xii] [12]. По иным картинам, как напр. по ландшафтам, окружающим помянутые фонтаны, можно заключить, что древние вовсе не имели понятия о перспек­тиве; по другим же, а именно в доме Кастора и Поллукса, который отрыт очень недавно и ни одним еще антикварием не описан, видно, что перспектива была им известна: решетка сада с выдавшимися фонтанами, представлена на стене довольно хорошо.

Эту улицу все продолжают рыть. Я присутствовал при этом и заметил, что работники очень неосторожно копают древность; по-настоящему, надо бы отрывать Помпею руками, щупать сокрытое в земле, а не то многих драгоценностей невозвратимо лишит нас желез­ный заступ Неаполитанского невежды Лаззарони^[xiii] [13]. Кстати об Лаззарони: на некоторых домах этой улицы есть вывески, представляющие работников, что-то несущих. Костюм их очень похож на костюм нынешних Лаззарони. Странное и не случайное сходство!

*

Возвратимся назад по этой улице, пройдем триумфальные большие ворота, мимо храма Фортуны, где была найдена статуя Цицерона к вратам форума. Во многих памятниках Помпеи вы заметите большое разрушение. Дело в том, что извержению 79-го года в первый год царствования Императора Тита, засыпавшему Помпею, предшествовало страшное землетрясение в 65-м году при Нероне. Оно на­несло много вреда городу; некоторые жители со страха удалились; другие по любви к родине и собственности остались и не успели еще загла­дить следов землетрясения, как почили со всем своим добром под пеплом Везувия. В про­тивном случае Помпея предстала бы нам во всей целости, но завистливая судьба хотела не все передать потомству, кажется, с тою мыслию, чтоб заставить человека учением и трудолюбием отгадать ею навеки сокровенное. По­тому-то в Помпее вы видите более богатые развалины погорелого или опустошенного каменного города, из коих при помощи воображения, мысли и труда, можете построить себе целый, совершенно древний город и объяснить частную и общественную жизнь древних в их взаимном отношении.

Есть два входа на форум; мы изберем большие триумфальные ворота. Около другого входа находятся темницы, где нашли несколько скелетов. Сколько воспоминаний и мыслей взорвет вашу душу прежде, нежели успеете вы осмотреть все подробности форума. Вот ве­ликая сцена и средоточие жизни Римской! Здесь все сокровища искусства образовательного посвя­щены великой идее отечества.

Начнем же наблюдения. Здесь, напротив, прошу вас увеличить размер свой: вы среди зданий общественных. Развалины сии так богаты, что воображение легко может воздвигнуть себе целое. Вы видите продолговатый четвероугольный портик из прочных колонн дорических, взложите на них сии падшие карнизы и на них воздвигните легкие ряды колонн Ионических: тогда предстанет вам сие некогда шумное вече, или, говоря языком северным, сия открытая зала совета народного. В самом деле, форум наруж­ностью похож на наши торжественные залы, уставленные колоннами; но только раздвиньте эти душные стены, снимите тяжкий потолок… Тогда получите приближенную идею о форуме, где небеса, отколе истекают неизменные законы человека и государства, созерцали граждан, и внимали слову, свободно к ним возносившемуся.

В ограде сих колонн и между ими видите множество пьедесталов, симметрично расставленных. Некогда они были украшены изваяниями усопших почетных граждан Рима и Помпеи. Сии поборники блага общественного, завещавшие народу или дела или речи свои, и по смерти, в изваянных ликах, присутствовали при советах народных.

Но обойдем же весь форум; сторону на­шего вшествия примем за основание сего параллелограмма, противоположную за вершину, и бока в длину назовем правым и левым.

Почти все здания общественные здесь были сосредоточены. В основании возвышался храм Юпитера или казнохранилище народное (aerarium). Богу богов вверена была святыня сокровищ общественных; перуны Юпитеровы стерегли ее. По великолепным мраморным ступеням, прежде украшенным статуями, вы входите в каменную ограду храма, среди коей стоит пьедестал: здесь нашли статую Юпитера и два ске­лета. Иные говорят, что это были воины, стерегшие храм и не дерзнувшие в минуту всеобщего бедствия изменить отчизне. Лучше так думать из любви к человечеству; но дух Римской, не смотря на постоянство форм наружных в городах, уже ослабевал во время ги­бели Помпеи. Вряд ли идея отечества могла так победоносно торжествовать над деспотизмом непреклонного Везувия.

На правом боку, через несколько лавок, обширный храм Венеры. И в этих развалинах видна еще ясно прелесть здания. Стены обшир­ной ограды (enceinte) все расписаны. По ступеням, перед коими стоит жертвенник, входите в другую ограду, где находилась статуя бо­гини. У ступеней лежит одна мраморная колонна прекрасной формы. Вообще замечу, что колонны храмов, посвященных Венере, всегда отлича­ются легкостью, нежностью искусства и выбором мрамора. Это красавицы между всеми колоннами. За сею внутренней оградой находится много комнат для жриц. В сем-то храме юные девы, обнажив свои прелести, хороводами славили богиню.

Небольшая улица, из которой входишь в сей храм, отделяет его от Судилища народ­ного (Basilica). Здесь решалась участь преступ­ления. Здание имеет вид храма. Перед ним бы­ли фонтаны и места для отдохновения. Основания недостроенных колонн портика, вероятно, сокрушенных землетрясением 68-го года, знаме­нуют огромность как их, так и всего здания: в глубине его возвышение, наподобие ограды жертвенной во храмах; перед ним пьедестал статуи. На сем-то возвышении восседали жрецы правосудия. Под сим самым местом, где изрекался приговор, находятся подземные своды, куда приводили преступников во время суда, так что они могли слышать беседу своих судей и постепенно приготовляться к своему жребию. На стенах сего здания найдено было много надписей, из которых видно, что народ позволял себе шутить над общественны­ми лицами и произносить свое мнение письменно.

Вышед из трибунала, завернем направо в дом Шампионета, так названный по имени Генерала Французского, при котором его рыли. Он не велик, но отличается мозаиками, удиви­тельно разнообразными, и несравненным видом на море и горы Кастелламаре. Здесь-то можно видеть, как далеко отхлынуло море, уступив земле часть своих владений. На месте его влажного царства теперь простираются долины, усеянные хлопчатою бумагою.

На вершине форума находятся три большие залы, вероятно, курии, также судилища второстепенные. Перед вами, в ограде колонн форума, против самого Юпитерова храма несколько больших и малых пьедесталов, на коих не нашли статуй. Вероятно, землетрясение сокрушило их, и не успели еще воздвигнуть новых. Это были статуи первейших мужей отечественной Истории. На одном из пьедесталов читается имя Кв. Саллюстия, гражданина Помпейского.

На левой стороне от ворот, принятых нами за основание, обширный Пантеон или храм Августа, где жрецы, по совершении обрядов священных, угощали народ роскошными жерт­венными пиршествами. Здесь найдены статуи Друза и Ливии. Далее место или площадка Декурионов, храм в честь Ромула и дом, воздвиг­нутый жрицею Эвмахиею, в котором был ог­ромный пруд с чистою водою из фонтанов, где жрецы и жрицы мыли одежды и белье свя­щенное.

Прибавим еще, что форум огражден был триумфальными арками или воротами и железны­ми решетками, что все сии здания построены из кирпича и облечены были в белый мрамор так, что весь форум с своими колоннами представлял одно беломраморное целое. Так было в Помпее: каково же величие колоссального Рима?

Осмотрев подробности форума, подойдем к пьедесталам Помпейских граждан, стоящим у вершины, и обратимся лицом к восто­ку. Отселе мы видим весь форум; перед нами храм Юпитера, а над ним, на горизонте, возвышается широкий, полуотбитый конус Везувия, дымящегося и гордо взирающего на добычу, отъятую им у времени. Отселе можете видеть тот широкий выем, откуда он изверг потоки лавы и пепла, опаливших Стабию, Помпею и Геркуланум^[xiv] [14]. Какое высокое зрелище! Какое наслаждение под вечер стоять здесь видеть сей форум и над ним изредка вспыхивающее пламя Везувия! Как странно думать, что каждый ничтожный обломок мрамора, попираемый вами, некогда был частью этого великого целого, перед которым благоговели граждане, как перед их святынею!

Оставив форум, перейдем две улицы, в коих есть замечательные домики, частью одни маленькие комнатки, и приходим налево ко храму Нептуна. Это самое древнее здание Помпеи, приписываемое Этрускам, древним обитателям оной; он мрачнее прочих храмов и построен из дикого камня, как храмы Пестумские. Жаль, что остатки его очень скудны; по ним однако видно, что это был портик почти треугольной формы и в средине ограда жертвенника, фасад коей подпирали огромные колонны.

Вдоль сей улицы находим школу с четвероугольным портиком и кафедрою посредине. Она примыкает к небольшому храму Изиды, которого целое не замечательно, ибо загромождено зданиями, а части очень хорошо сохранились. В ограде каменный высокий храмик или алтарь, внутри коего с возвышения раздавались пророче­ства для посвященных. На задней стене его была статуя Гарпократа, а сзади комнаты для жрецов. Здесь нашли скелет с топором, думают, что это был жрец, в отчаянии хотевший про­рубить стену храма, ибо в двери нельзя уже было выйти. Налево маленькое здание, где хра­нилась вода священная для очищения, и возле жертвенник, направо колодезь и вблизи еще жертвенник, где ясно виден скат для стечения крови. Во многих местах храма другие жерт­венники; то же самое замечается и в прочих храмах вышеописанных.

Зайдем в жилище Ваятеля, у коего нашли много статуй, вероятно, отданных ему на починку после землетрясения, и потом войдем в Театры. Их два: комический или малый (иначе Одеон) и трагический или большой. Оба сходны. Опишем большой. Форма его совершенно полукруглая. Место зрителей построено Амфитеатром^[xv] [15],  по которому возвышались мраморные ступени, разделенные на три разряда (cavea) для Декурионов и вообще высших чиновников, граждан и черни. Сверху для женщин крытые ложи, коих часть сохранилась. Между ступенями есть кой-где особые лестницы, по коим можно было всходить наверх, не марая ступеней. Лавки так устроены, что можно сидеть, опустивши ноги и не касаясь зрителя, ниже вас сидящего. Нижние ступени гораздо шире и удобнее. На них, вероятно, клались подушки (bisellium) или стлались ковры для чиновников высших. В средине Амфитеатра пустое, плоское полукруглое место, которое у нас называется партером, а у древних именовалось оно оркестром или местом хора и танцовщиц. Около его-то на низких ступенях возлежали правительственные чиновники. В сем театре нашли костяной билет, в котором виден нумер разряда и места и название какой-то трагедии Эсхила. Между амфитеатром и сценой с обеих сторон исходы (vomitolia). Сии двери сделаны сводами, с коих ведут лестницы на сцену. У сцены по-нашему, а по-Римски у передсцения (proscenium) видны 7 мест для музыкантов (timelici, т.е. наш оркестр), из коих середнее полукруглое, а прочие четвероугольные. Между сценой и сими местами пустой промежуток для занавеса (siparium), который изображал предмет представления и упо­треблялся наоборот нашему, т.е. опускался вниз, когда открывалось зрелище. Сцена на 5 футов была возвышена над землею. Она несоразмерно более в ширину, чем в длину, опять совершенно обратно нашей, которая длиною превышает ширину^[xvi] [16]. Полу не нашли, одна земля теперь на сцене. Неизвестно, было ли подполье для машин, только это невероятно. Сцена пре­граждена стеною, построенною совершенно в роде наших церковных иконостасов; она из кирпича, но по гвоздям видно, что вся оби­та была мрамором, так как и вся внутрен­ность театра; в средине большие двери (Regia) для важных лиц, как то царей, а по обеим сторонам малые (hospitalia) для жителей города, в коем действие происходило, и чужестранцев. У середних дверей, немного углубленных, по бокам круглые пьедесталы для статуй. В простенках, выдавшихся вперед, ниши для статуй. По концам сцены два седалища, вероятно для начальника зрелищ и музыки. За стеною, которая вечно была неизменяема, и, следовательно, глубина театра (le fond de la scène) вечно представляла одно и то же, находится засцение (postscenium), очень узкое, где пребывали актеры, дожидаясь выхода на сцену. Тут, может быть, ставились какие-нибудь декорации, хотя в театре не нашли никаких признаков декораций и машин. С засцения посредством крыльца выходили вон. Теат­ры древних были как храмы, а очарование театральное, судя по зданиям, вовсе было им незнакомо или условливалось возможностью. Все происходило под открытым небом, как и самая жизнь древних. Крыш в театрах вообще не было; хотя говорят, что маленький театр был покрыт, но большой не имел крови; колонн в нем не видно, а без них нет сред­ства поддержать такой большой свод, да и в малом это едва вероятно. От дождя и солнца навешивали большие паруса. Орудия и де­корации, вероятно, заменялись, как в ваянии, условными символами, напр. углубленное место между сценою и амфитеатром представляло Стикс или ад, и оттуда являлись тени умерших или подземные боги, а с ступеней, ведущих с ворот на сцену, не являлись ли боги Олимпа? - Для слуха театр устроен превосходно: мы с товарищами оглашали сцену Латинскую стихами Русскими, и во всех углах были слышны ясно все слова при самом тихом произношении. Вообще, признаюсь, такое устроение театра во многих отношениях лучше душных зрелищ новейших. Как-то душе свобод­нее; перед вами высокие горы и море; обернетесь назад - пылающий Везувий! Все это располагает душу к возвышенным зрелищам Поэзии.

Мимо малого театра, иначе именуемого Одеоном, который, как сказали мы, весьма мало отличен от большого, мы входим в солдатские казармы, а по другим мнениям, не столько правдоподобным, на торжище народное: видим большой четвероугольный двор, вокруг колонны и маленькие тесные комнатки, где жили воины Помпеи. В одной из них видно железное орудие, в роде колодки, которым наказывали виновных, запирая одну ногу. В этой тюрьме нашлись скелеты.

Все пространство, заключающее форум, те­атры и прочие здания общественные, можно обой­ти в 1 ½ часа и осмотреть подробно все части. Замечательно, что все общественные здания были сосредоточены почти в одном месте. Во всем этом пространстве содержится более 840 колонн. Опять повторяю: такова Помпея, что же Рим?

Вот и кончено наше гулянье по городу, друзья мои. Не более как в 3 часа можно обойти и осмотреть все, мною вам показанное; но это одна пятая часть Помпеи. Для совершенного открытия оной потребно около 3 миллионов франков. Правительство Неаполитанское ежегодно на сие употребляет, как и на поддержание древностей уже открытых, 25000 ф.

Еще прошу вас сделать несколько шагов до амфитеатра, который менее полверсты от Помпеи. Он удивительно цел. Какая прекрас­ная овальная форма. Какое положение! Это амфитеатр - в амфитеатре гор. Мраморные ступени так чисты и целы во многих местах, что как будто вчера только Помпеяне его оставили. Здесь-то очень ясно видны те три разряда (cavea), о которых поминали мы выше: нижний (infima) - почетное отделение для Дуумвиров, Декурионов, Проконсулов, жрецов и проч., средний (media) - для почетных граждан, и верхний (summa) для черни, а сверху крытые ложи для женщин. В нем могло за­ключаться 20000 человек: он ровно четверть колосса Римского, заключавшего в себе 80000. Он имел 40 выходов больших и 57 малых, и в 2 минуты с ½ все 20000 зрителей могли выйти, полагая по секунде на каждого. Сойдем вниз на ту арену, где некогда лились потоки крови человеческой в отраду народу свободному.

Как приятно именами Русскими огласить сии стены или мраморные лествицы. Эхо внятно их повторяет. Вот налево тесный проход, от­куда выводились звери. Кругом всего амфитеат­ра своды, под коими можно гулять, укрывшись от палящего солнца. Помпейский амфитеатр относится к Колизею, как прекрасное к ве­личественному. Но первый сохранен лучше. Нужны были руки новейшие, чтоб поддер­жать величие последнего; земля не могла бы в продолжение веков сносить сего тяжкого ги­ганта, если б человек не пособил ей; она уже начала опускать его в свои недра; но амфитеатр Помпеи лежал спокойно под пеплом Beзувия, теперь блистал бы в совершенной целости, если б завистливые современники не нарушали святыни древней.

Друзья мои, прогулка кончена: если утоми­лись, простите вашему другу любовь к древностям. Из амфитеатра идем мы опять мимо Помпеи, а ведь грустно, право грустно ее оста­вить. Вступим снова в… казарм. Взгляни­те, посреди ее - семья плакучих ив печально... свои листвяные наклоны, вкруг одиноких колонн, разрозненных временем, ко­торое скинуло с них соединявшие карнизы: вот цветущий памятник над прахом Помпеи! Войдем же под гостеприимный навес его, да отдохнет ваш ум от тех подробностей, которыми, может быть, я утомил его внимание, да отдохнет и забудется на зыбком сладострастном лоне мечты, любовницы развалин.

Рим, 1829.      Шевырев.

*

Из частного письма. Рим. 24 Ноября. Зима вот у нас какая: я сейчас ходил в одном сюртуке, и то немного вспотел, а вы, я думаю, все в снегу. Снег мы видим здесь только издали на горах Сибинских; мне это очень приятно, как будто там недалеко моя снежная родина. Рим к зиме постоянно оживляется. Да какая здесь зима? - Это лихорадка природы; через три дни, а иногда через месяц бывает ознобец, а там и прошло. Зато уж летом какая горячка! какой жар! Язык засыхает у природы, она тощает, худеет, сохнет… но весна и осень! С нетерпением жду весны Италианской! Теперь здесь пост Рождественский, везде вечера музыкальные. Посланник наш недавно давал бал, который был очень оживлен. Гостей было много; все языки раздавались в зале: Италианской, Фран­цузской, Русской, Польской, особенно Английской и даже Испанской. Пред всеми отличалась красотою одна Полька: ее все в один голос превозносили. Над Англичанами здесь много смеются, один оригинальнее другого. Из них делают славные каррикатуры и продают. Италианцы мастера смеяться. Здесь танцуют только вальсы и Французские кадрили, да мазурку изредка. Молодые девушки не вальсируют, а особливо Француженки; Англичанку незнакомую нельзя позвать на та­нцы: так рассердится, что и не уйдешь. Надо непременно ей представить кавалера, и рассказать всю родо­словную. Есть хорошенькие Англичанки, но дурных больше. Здесь моды все à Pantique, à la Pompejenne, браслеты из мозаиков, изображающие древности Римские, только все очень дорого. -

Сын Экс-Королевы Голландской, учится по-Рус­ски и говорит немного. Он, сказывают, намерен вступить в Русскую службу, потому что для Фамилии Наполеона закрыты все Дворы, а наш Двор один отличается великодушием благородным.

В доме у Королевы Гортензии я видел Жеро­ма Бонапарте, который имеет фамильное сходство с братом, но впрочем физиогномии незначительной, Семья Наполеона расточена по Италии. Здесь ей одно прибежище. Сюда приехало еще семейство Дюка де Рониго.

У нас теперь Русская обедня – и мы очень тому рады: всякое воскресенье молимся по-Русски. В чужих краях это большая отрада.

N. N.

Степан Шевырёв

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"