Мурочи

Казачья дума

ДЕД ПРОКОПИЙ

В любое время года, вспоминая село Му рочи, где я родился, вижу одно и то же – тихую заснеженную равнину. Белый саван. Не только ни единой печной трубы не осталось, но даже и фундамен тов домов нет. Ветхий кусок околичного плетня, и всё. Сметено Мурочи, как будто и не было его, как будто почти триста лет не хлебопашествовали и не охраняли там границу с Монго лией, а значит, и с Китаем, пред ки мои, забайкальские казаки. И название «село Мурочи» в перечне населённых пунктов Кях тинского района Бурятии – это вовсе не обозначение мо его Мурочи. Село, что на карте, – самого поздне го происхождения, оно возникло вместе с но вым дацаном. То есть это, конечно, Мурочи, но не казацкое, а бурятское.

Следуя современной историко-социологической моде, можно судьбу моего Муро чи, как и многих сотен других сёл и деревень, ранее процве тавших и на границе, и вдоль берегов самого Байкала, объяснить мрачными последствиями коллективизации и индустриализации, а потом соорудить где-нибудь посередке исчезнувших малых родин памятник в стиле «неистового Зураба», то есть Церетели. Однако модное объяс нение правдой не будет, а сооружение памят ника станет оскорблением всему сибирскому люду, не забывшему свою историю.

Я не случайно вспомнил о «о неистовом Зурабе», так как у него давно припасен для народов всей Америки проект некоего чудовищно ги гантского сооружения, плод восхищения скульптора подвигом Колумба. Это сооружение изображает самого Колумба, внутри которого нахо дится, только представьте себе, некий громадный музей, собрание свидетельства тех благ, которые, якобы, принесла индейским цивилизациям другая цивилизация, представителем которой был Колумб со товарищи, а также известные пассажиры – «первопроходцы» с известного судна, то есть цивилизация, ныне называемая европейско- американской. Но именно   с наступлением этой цивилизации, начавшейся с «открытия Америки», с «Английской промышленной революции», с «Великой французской революции», неразрывно связано, было предопределено начало истории гибели моего села Мурочи.

Никогда не забывал и не забуду глаза мурочинской родни, которая после исхода из села останавливалась в нашем улан-удэнском доме (мои родители очутились в городе одними из первых). В этих глазах навсегда застыло горестное недоумение людей, у которых почему-то, по какому- то, хотя и неизвестному им, но, как они считали, наверняка сатанинскому, замыслу отняли возможность продол жать до очевидности богоугодное дело предков – землепашцев и защитников Отечества. Выращивать пшеницу и гречиху, овёс и ячмень, картошку и горох, и, само собой, овощи. Разводить крупный рогатый скот и лошадей, овец и свиней. Продолжать это дело в суровых условиях, при средней температуре зимы минус 35 градусов, и где за весь год осадков не выпадает больше 250-300 мм, с конца июня до середины августа. Для мурочинцев – именно прекрасная малая родина, завет предков. Обжитый, пограничный край, за которым – Байкал, Сибирь, вся Россия, большая Родина. И разрушили этот край, разогнали мурочинских казаков те же самые чуждые по личностному складу неис товые, одержимые люди, предки которых загнали индейцев в резервации.

Не так давно, читая замечательную книгу М.Галич «История доколумбовых цивилизаций», поразился необык новенному сходству портрета не предавшего своего прошлого индейца с образом моего деда, оставшегося в памяти: "Несмотря на то, что индейцы потерпели поражение во всех 108 развязанных против них войнах, они всё же не проиграли битвы моральной... В родовом селении или в своём жилище, в племенном обществе и в своей душе индеец оставался верен себе, превращая тяжёлые и суровые испытания в духовное благо. Высшая мораль индейца оказалась непоколебимой. Боль, выходящая за пределы человеческого воображения, потеря родины, всякой надежды на лучшее будущее – всё это вынес индеец, не пытаясь даже сколько-нибудь облегчить тяжесть своего положения. Он сохранил чувство юмора, гордость, достоинство, способность к любви и веру в богов, не знающих ненависти. Преданный, раздавленный, яростно ненавидимый врагами, он не утратил своей индивидуальности. Несчастье своё он воспринял иначе, чем другие. Пройдя весь этот тернистый путь, индеец ощутил печаль, глубину которой невозможно вообразить. Это печаль людей, осознающих, что прямо на их глазах могущественный и жестокий враг разрушает их представления о вселенной и весь этот мир, в котором они ж или. Но его никогда не оставляла неуемная жажда жизни – этот огромный маятник, как волна, что накатывает и отступает в самые глубины бесконечности, как искренняя радость, что воодушевляет и умудренного старика, и вдумчивого юношу, и ребенка. Тайна могущества и бессмертия внутреннего мира индейца заключается в его непреклонной стойкости перед лицом нависшей над этим миром угрозы, исходящей из системы, отрицающей эти глубинные духовные ценности. » ( М .Галич. История Доколумбовых цивилизаций. М., 1990, СС.78-79).

А сходство в том, что удар системы, отрицающей "глубинные духовные ценности", пришёлся и по русскому казачеству, удар наиболее изуверский по мето дам поголовной ликвидации, удар в сердце крестьянства, в сердце России. Казаки, будучи общинниками и по сознанию своему, и по всему укладу жизни, еще зимой 1918 года готовы были полностью поддержать советскую власть, отвечающую, как они считали, их общинным традициям. Однако известный приказ РВС, подписанный неистовыми, одержимыми людьми: Л.Троцким, Я. Свердловым, Л.Кагановичем поставил казачество вне советских законов, перед угрозой полного истребления. В соответствии с тем замыслом нужно было очистить Россию от лучшей части крестьянства, затем от крестьянства вообще, а заодно, как я полагаю, законсервировать богатства Сибири для тех, кто уже в наше время сминает весь мир катком глобализации.

После исхода из Мурочи мой дедушка Прокопий, потрясённый небывалой бедой, навалившейся на Забайкалье, полностью обезножил. Он жил в нашей семье. Большей частью молчал, всё курил и курил махорочные цигарки.

Ухожу в те далёкие годы и чудится мне, дедушка сидит на сварганенной им же скамеечке, у печки, поближе к т еплу, будто наяву вижу, как он стучит жёлтым от курева пальцем по своей солдатски стриженой седой голове и слышу тихий надтреснутый голос:

– Мурочинскую думу думаю и молитву Иисусову читаю. Времени хоть отбавляй. А чо, паря, теперя важнее? Да ничо-о, ничо-о... Беда, без своего хлеба Сибирь, как и Расея, пропадёт. Когда-нибудь и до тебя, Юрча, дойдёт... Вместо дури в мозге, может, и ты зачитаешь молитву-то.

И тычет он тем же пальцем по моей, тоже по- солдатски стриженой, мальчишеской голове.

Храбрый казак, он, как признавался сам, на своём веку ни одного человека не лишил жизни. Я вспомнил об этом, когда в своё время, уже учась на филологическом факультете МГУ, узнал о жизни Алексея Степановича Хомякова. Наш знаменитый славянофил был на войне смельчак и награждён высокими боевыми наградами, но брал только в плен и никого не убил. Так и дедушка Прокопий следо вал Божиим заповедям. Он умел не только пахать землю, строить дома, но и лечить людей, и любую животину. Прокопий Михайлович был уважаемым человеком не только в Мурочи, но и по другую сторону горы Мо- гой, оттуда, из дальних сёл, к нему тоже шли за помощью.

  ДЕТИ

Вместе с супругой своей, нашей бабушкой Леной, он вырастил двенадцать детей, пятерых сыновей, косая сажень в плечах, высоких богатырей (это мы потом из-за войны, голодухи помельчали) и семерых дочерей – длиннокосых красавиц. Сыновья Филипп и Георгий участвовали в зна менитом военном параде в ноябре 1941-го, защищали Москву, прошли всю войну. Михаил, военный разведчик, вернулся после 1945-го. Георгий воевал в Корее. Все вернулись с фронтов невредимыми и вместе со старшим братом Иваном, знаменитым в Забайкалье земледельцем, до конца жизни безуспешно пытались снова осесть в Мурочи, собрать вместе всю семейную общину. И вот теперь глава общины, корень её, дед Прокопий, обезножен ный, лишённый физической возможности помогать другим, без какой-либо обиды говорил мне о том, что ему в общем-то повезло – у него теперь много времени, чтобы читать молитвы. По его словам, много времени пройдет, но Мурочи оживёт снова, не иначе. А иначе, так пропадем.

Когда я уезжал на учебу в Москву, он заплакал: «Небось, не увидимся боле. Ты про Мурочи думай, однако, про беду-то. Ладно, Юрча?..» Об этом он просил, похоже, каждого из внуков. Больше в Мурочи он не побывал.

Суть этой, не только дедовой, многовековой мурочинской думы, как представляю себе теперь, состояла в том, что православную Россию, а вместе с нею и бурят, как принявших крещение, «брацких», так и буддистов, надо оберегать от всяческих внешних врагов, дальних и ближ­ них. И попутно вести хозяйство настолько справно, старательно, чтобы сберечь заповедную природную зону, без которой гибель Байкала неизбежна. Вообше весь этот географический регион, вытянутый, как по осям, вдоль рек Селенга, самой большой из впадающих в Байкал, и Чикой, самой большой из впадающих в Селенгу, уже объек­тивно являлся и до сих пор является приграничным.

Не так давно кяхтинцы напомнили, что Кяхта была не только перекрёстком сухопутных путей в Китай и обратно, но перекрёстком культур Европы и Азии, Окном в Азию не только для России, но и для Европы и Америки. В Кяхте Россия, первая из европейских стран, вступила в официальные отношения с Китаем. Здесь проходил знаменитый «чайный путь». Всё это определило бурный рост города, который в своё время называли даже «второй Москвой». Кяхта, как форпост Российской империи, резко отличалась от других торговых и пограничных городов выполнением ещё и многих дипломатических и та­ моженных задач, была политическим центром, где останавливались китайские и российские посольства, духов­ные миссии, заключались важнейшие международные соглашения. Местные купцы – единственные в России, обоснованно добившиеся у правительства права для Кяхты быть самоуправляемой. И если отсюда открывался самый короткий путь до Пекина, то, значит, от Мурочи он сокращался почти на сотню километров. Важное об­ стоятельство? Еще бы.

Предназначение свое мурочинцы хорошо понимали. Именно старая мурочинская дума не давала покоя детям дедушки. Но в планы неистовых и одержимых людей возвращение казаков в Мурочи никак не входи­ ло. И снова возведенные такими же, как их тятя, замечательными плотниками, Филиппом Прокопьевичем (а он был еще и кузнец-кудесник) и Гермогеном Прокопьевичем (а он был еще и прирожденный пчеловод) дома накрыл белый саван. Кончилось тем, что Филиппу и Гермогену, всё-таки, «удалось» умереть в былом Мурочи, двое других дедушкиных сыновей похоронены на кяхтинском кладбище, а старший, Иван, заслуженный агроном республики, ослеп от горя и тоски, скончался далеко от Мурочи и Кяхты, хотя и в Забайкалье.

Не даёт покоя мурочинская дума и внукам дедушки. И не только внукам. Вот передо мной письмо моего друга, ещё со школьной поры, вместе с ним мы в свое время поступили в МГУ, а потом вскоре сорвались с учебы и на два года умчались на целину, таким действием подтверждая мурочинское хлеборобское и казацкое происхождение и всё, что с ним связано. Друг пишет, передаю дословно: «Иногда я думаю – придут китайцы, будут нас раскидывать. Ты, конечно, представляешь эту реальную угрозу. С их расовой чистотой, как и раньше, они теперь, к тому же ещё и прозапад нены. За ними теперь те же «колумбовы» уши выглядывают. Исторические ассоциации сами собой рождают «чёр­ ную картину». Вам-то, москвичам, всё это кажется надуманными фантазиями. Но у нас многие состоятельные люди, в том числе и разбогатевшие буряты, а они-то живут лучше, и бурятский национализм среди них процвета­ет, всё-таки бегут в центральную Россию. В Кяхте русских теперь больше в три с лишним раза, чем бурят. Пока отдалённая перспектива страшит. А мы слишком беспечно живем, стараемся опасность не замечать. Как перед войной одним она казалась немыслимой, а другие гнали от себя угрозы нападения, так и сейчас ».

Лет семь назад внучка знаменитого казачьего атамана Дутова, живущая в Чите, рассказывала мне о таких же страхах. Китайцев в Сибири уже два миллиона, мощная «пятая колонна», не пускаю­ щая в свой мир посторонних, но сама любыми, законными и незаконными, способами и средствами, распростра­ няющая на внешний мир свое влияние.

Конечно, немыслимо резкое снижение значения кяхтинского узла, закат «второй Москвы» во многом объясн яется открытием пути в Китай через Суэцкий канал (1869), по нему пошли товары из Азии в Европу, но это всего лишь одна из причин. Силы, раздавившие такие сёла, как Мурочи, скоро напрочь раздавят будущее Кяхты. Что может противопоставить этим силам Кяхта с ее прядильно-трикотажной фабрикой, хлебо-молочным и (ну, как же без него обойтись) пивова­ ренным заводами? Да ничего. Качество оставшихся людских сил даже не сравнимо с традиционными казацкими. Резко увеличилось число детей, оставивших школу до 15 лет, не получив основного общего образования из-за тяжелого материального положения в семьях. 60% родителей – безработные и не имеют даже среднего образова­ ния. 30% родителей – пьющие. И какие солдаты из нынешних хилых забайкальцев?.. Многие русские девушки выходят замуж не за них, а именно за китайцев, по взаимному расчету: жене – выкуп, мужу – российское поддан­ ство... Мощная охранная селенгинско-чикойская ось сломана. И договорись «прозападненые» китайцы с Запа­ дом, а шаги в этом направлении делаются, и с нашими влиятельными продавшимися соотечественниками, поче­ му бы не оттяпать у нас всю Сибирь? На худой случай, пусть хотя бы Байкал, вода которого – на вес золота. И еще тайга, кедр, пихта, сосна, всё зверьё забайкальское. Пройдут по этим местам пришельцы, как гунны, которые здесь в своё время побывали. Останется один пырей после опустошительного нашествия. Говорят, название-то свое Кяхта получила по урочищу и реке, из бурятского хаягта – «пырейное место». И от бурятского села М урочи с его знаменитым дацаном тоже останется один пырей, если учесть, как в Поднебесной относятся к буд дизму.

И только связывая великое будущее России с неизбежным великим будущим Сибири, нисколько не сомне ваюсь в достойном будущем Кяхты и таких сёл, как моё Мурочи. Кяхта и такие сёла снова станут форпостами России на юге Забайкалья. Без них не обойтись. Знаменательно, что крепость, с которой, собственно, и началась Кяхта, была заложена в день празднования Святой Троицы, названа в её честь и по имени основателя крепости русского дипломата казака, серба по происхождению, Саввы Лукича Рагузинского-Владиславовича. И, кстати, этот дипло мат принимал самое активное участие в подписании знаменитого Кяхтинского договора (1727) об условиях тор говли России и Китая.

Казаки всегда помнили и о православной освященности своей жизни в Забайкалье, и её приграничной ответственности, и о том, что граница с Монголией, повторюсь, это по существу ещё и граница с Китаем.

  ВНУКИ

Словно поставленные на стра жу и не имеющие права уйти с доверенных не на часы, а на беско нечность постов стоят во многих селах Забайкалья недействующие, разорённые храмы. Ждут поддерж ки и помощи православных людей . И среди доброй сотни памятников истории, градостроительства, архи тектуры самой Кяхты, включенной в число исторических городов России, всё еще выделяются своей кра сотой и мощью и требуют рестав рации в первую очередь Троицкий, Воскресенский и Успенский собо ры.

Кажется, что из катастроечной пропасти не выбраться. Однако единственно оправданное начало возрождения пришло и не могло прийти. Оно – в восстановлении монастырского служения как в мужских, так и в женских обителях и передаче храмов общинам. В центре Улан-Удэ воздвигнута часовня в честь посещения Верхнеудинска (так тогда назывался город) будущим импе ратором Николаем II . А на всём восточном побережье Байкала восстановлены право славные кресты, и сделали это внуки забайкальских казаков, многие из них спецназовцы, во время отпускных водных походов, руководимых спецназовским своим наставником, тоже мурочинцем, иереем Евгением Старцевым. Впервые за многие-многие годы в прибрежных сёлах побывали священники. Главное же, как я думаю, в чуде обретения мощей святого Варлаама Чикойского, современника Серафима Саровского, который и благословил Варлаама на основание монастыря в горах, неда леко от казацкого Мурочи. Чудо обретения мощей святого Варлаама произошло несколько лет назад. Долго и труд но добирались до скрытой в тайге, полностью разрушенной обители о. Евгений с группой паломников, среди которых, что действительно знаменательно, были внучка и правнук дедушки Прокопия, Нина Петровна (по мужу Поспелова) и её сын Антон. Они-то и нашли мощи, а потом состоялось их обретение. Теперь защищено Забайкалье светом и молящегося за нас святого Варлаама.

Отец Евгений, не раз побывавший в Чечне, рассказывал, что самым нежданным ударом для че ченских бандитов было появление священников, или как наши бойцы с любовью зовут их, «батьков», в российском воинстве. С этого момента, по словам самих бандитов, начался их необратимый разгром. « Прозевали, прозевали!..» – сокрушаются они до сих пор. Но точно так же и чаемое возрождение и самой Кяхты и многих-многих сёл, таких, как Мурочи, призвано стать ударом по тем силам, которые угрожают России на этом сибирском направлении. И не только внешних, но и внутренних, тех, кто считает, что духовное возрождение – дело вторичное, а нужно начинать с эко номики, с торговли, непременно по западному образцу. Эти внутренние силы состоят из всё тех же неисто вых и одержимых. В Интернете, в сайтах, представляющих Кяхту, читаем, в частности: «Исторически сложившаяся в условиях жесточайшей конкуренции и рыночных отношений, архитектурная среда города как нельзя лучше подходит к экономическому использованию в современных условиях. Объёмно-пространственная структура го рода генетически предназначена для функционирования в условиях частной собственности и рыночной эконо мики » .

Думаю, однако, что все южное Забайкалье как было, так и осталось по своему предназначению пригранич ным, и экономика Кяхты, как и всего района, должна соответствовать этому предназначению, государственному по содержанию. Дружеские и устойчивые связи с Монголией соответствовали бы оборонному, защитительному предназначению. Эти связи снова должны стать у России приоритетными. При граничный характер должна иметь вся экономика Селенгинско-Чикойской оси, но это уже дело наших военных стратегов и политиков-патриотов. Да, Россия – лакомый кусок для многих « цивилизаторов». И российская наша Сибирь – в особенности. «Цивилизаторы» не только понимают, но и, представьте себе, чувствуют, по-кроко дильски «переживают » творимое ими.

Как-то по служебным делам мне пришлось быть на приёме, где присутствовал один из очередных северо американских послов. «Пап, ты только стакими об индейцах не говори, – попросил меня сын, достойный внук дедушки Прокопия. – Они на индейцах закомплексованы крепко...» И, все-таки, я не выдержал и, чуть разго рячённый от выпитой рюмки водки, подошёл к послу и спросил, что он, посол, думает об… индейцах. « Да вам-то какое дело до индейцев?! » – воскликнул тоже разгоряченный после выпитой водки посол. Я понял, что попал в самую точку   его закомплексованности.

« Мы из казаков, – сказал я как можно спокойнее. – То есть мы русские, но поскольку живём на границе, то в нашей крови и бурятская кровь есть » . «Ну и что? – с вызовом спросил посол. – И даже бурятам какое дело до индейцев? » «Есть предположение, что индейцы – древние родственники бурятов,   – понес ло меня, не остановить, хотя мне по-прежнему казалось, что я говорю всё-также спокойно. – Они когда-то пришли из Забайкалья на Американский континент через Берингов перешеек. Таким образом, я имею прямое, кровное отношение к вашим, то есть, и нашим индейцам » . Тут к послу подскочил наш постоянный представитель в ООН, бдительно прислушивавшийся к разговору, и быстренько, под ручку, увел посла подальше от меня. Выяснения отношения не состоя лось. Почти анекдот, но как-то совсем не смешно.

В книге американца, Нобелевского лауреата Д. Стиглица «Глобализация; тревожные тенденции» России отве дена специальная глава, да и в остальных рассуждения о России проходят красной нитью. Д.Стиглиц, что называется, изнутри знающий все банки, другие «институты» и «организации», которые нас глобализируют, является, ко нечно же, стойким сторонником глобализации, иначе премию ему не выдали бы. Он пытается навести на глобали зацию марафет, сквозь зубы признавая ее «тревожные тенденции», поскольку всё больше возрастает противодействие народов смертельно опасному для них процессу. Объясняя появление тенденций всего-навсего просчётами глобалистов, Д.Стиглиц проговаривается, что «большинству стран глобализация не принесла обещанных эконо мических выгод», « в течение последнего десятилетия XX века число людей, живущих в бедности, возросло почти на 100 млн» (в 1998-м число бедных, живущих менее чем на 2 долл. в день составляло по подсчетам самих глобали стов, 2801 млн) и если «глобализация будет продолжаться в том же духе, как это было до сих пор, глобализация не только не будет способствовать развитию, но и будет продолжать создавать бедность и нестабильность». То есть миллиарды людей погибнут, и если упомянутый памятник Колумбу поставят, кое-кто из оставшихся в живых наверняка назовёт его «колумбарием».

Скрытый смысл глобализации-колумбаризации в отношении России предельно ясен: лучше, если бы русских не было, а было бы некое население, дешёвая рабочая сила в богатейшем природными ресурсами регионе. Кстати, по Д.Стиглицу, у кого же вы думаете нужно нам поучиться умению включиться в глобализацию? Ну, конечно же у Китая, да еще у…   Польши.

Словом, курс на «золотой миллиард», начатый когда-то с уничтожения индейцев, продолжается. Те, кто начинал «цивилиза торскую миссию» в Америке, хотели бы закончить её в Сибири.

Но и казачья древняя дума о Родине, Мурочинская дума, как я её для себя и своих друзей называю, продолжает своё вековое бытие.

Юрий Буданцев

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"