«Я, потомок русских крестьян, переселенных в Приуралье и на Урал приблизительно в одно время с крестьянами С.Т.Аксакова, как и Аксаковы, родился в Башкирии. И для меня, как и для них, понятие русский – не понятие крови, а отношение к Отечеству, к Богу. И для меня многие башкиры, татары, якуты, оставаясь башкирами, татарами, якутами, более русские, чем многие русские по паспорту». Эти слова замечательного русского прозаика Михаила Чванова из его автобиографической книги «Крест мой?!» во многом являются лейтмотивом и других его произведений. Отношение к Отечеству и Богу, поставленное гораздо выше отношения к самому себе, любимому, вот, что прежде всего отличает подлинно русского человека от напускного патриота.
И такие люди становились и становятся главными героями рассказов и повестей Чванова. Взять, к примеру, один из, как говорят, программных рассказов Чванова – «Бранденбургские ворота», написанный почти двадцать лет тому назад на берегу озера Себян-кюель, затерянного среди вершин Верхоянского хребта. Главный его герой, Дима Попов, человек с изломанной судьбой, но не утративший того великого, чем всю жизнь наполнялась его душа. В молодости он служил в ГДР, влюбился в немку, она родила ему двух девочек-близняшек, но кому-то это сильно не понравилось, и оказался Дима далеко от Европы, в глухих таежных лагерях. Круто поломалась его жизнь, но выйдя на свободу, он не озлобился на людей. Сам научился класть печи, и оказалось, что лучше его никто этого не может делать на всю округу. «Какая-то черная глина, и печи из нее черные. Все говорят, нельзя из нее делать кирпич, а он делает, и стоят они, и греют хорошо».
Недавно вышла книга избранных рассказов и повестей Чванова. Я перемолол ее от корки до корки, перечитал и этот рассказ, когда-то давно читанный и почти позабытый. Перечитал и подумал: а ведь это про самого Чванова писано. Рассказы его и повести – сплошь не из розового туфа построены, а из самой что ни на есть черной глины. Писатель, не щадя читателя своего, пишет с великой болью обо всем, что творится в Отечестве нашем. И не любуется он современником нашим, а хлестко бичует его за слабость, за малодушие, за то, что позволил развалить великую страну и продолжает позволять. И кажется, не будут из такой черной глины печи греть душу человека. А они, поди ж ты, греют!..
В последнее время мы привыкли при упоминании о Чванове вспоминать о его краеведческих, организаторских заслугах – об Аксаковских праздниках, ежегодно пышно устраиваемых в Башкирии под заботливым покровительством президента Муртозы Рахимова, об Аксаковской усадьбе, которую Чванов превратил в конфетку, об аксаковском Димитриевском храме в Надеждине и о Никольском храме в Березовке, воскрешенном благодаря по-настоящему геройским усилиям Чванова, бросившегося его спасать за неделю до назначенного взрыва. Не раз в статьях и очерках мы кланялись писателю за его деятельность. И, как-то так получилось, почти забыли, что он – писатель. Причем, один из лучших сегодняшних прозаиков России. Прозаик казаковского направления, граждански-лирический, проникновенный, душевный.
Добрый Михаил Андреевич не был столь заметен, как его старшие современники – Шукшин, Можаев, Белов, Распутин, Астафьев, Крупин, Личутин, но он, без преувеличения, одного с ними ряда, одной судьбы и одной силы.
Он стал известен в начале семидесятых. Особенно благодаря рассказу «Билет в детство». Этот рассказ вошел в копилку лучших произведений русской литературы о взаимоотношениях человека и животного, в данном случае собаки. В восьмидесятые годы оформилась главная тема творчества Чванова – падение, осквернение и грядущее возможное исчезновение русского человека. «Сплошные гоминоиды, с похмелья, с конопли трясет…» Вот рассуждения Ленки из рассказа 1982 года «Осень в дубовых лесах»: «Вы все уже давно дисквалифицировались, вместо женщины у вас теперь бутылка. Скоро бабы от вас рожать перестанут. Одна надежда на «снежных мужиков». Полстраны проехала – и порядочного мужика нет, замуж вот выйти не за кого. Алкаш на алкаше, алиментщик на алиментщике, психованные все какие-то, полубабы, мужик с мужиком уже жить начали. Позовешь, выпьют – и норовят сбежать». Двадцать два года тому назад рассказ написан, а словно про сегодняшний день. Изменилось ли что-либо? Еще хуже стало.
Человек, теряющий главное, то, на чем душа крепится, все больше и больше нахватывает процента в процентном отношении нашего населения. Иной раз за голову хватаешься: Боже, откуда столько мерзавцев понавылезло за последние годы?! Как много их, похожих на страшных спасателей из пронзительного рассказа «На тихой реке»! Лениво и равнодушно везут они в своей лодке утонувшего мальчика, которого случайный купальщик еще живым вытащил со дна и передал им для спасения. Но они не хотят и не успевают его спасти. «Я поднимался вверх по скрипучей лестнице – и перед глазами было: внизу на раскаленном песке мать над мертвым сыном, а вверху, за легкой, хорошо продуваемой ширмой, загорелые до черноты спасатели пьют прохладное пиво. И регистрационный журнал на столе перед ними, где все записано…»
Рассказ датируется 1985 годом. Вдумаемся в это. Еще только-только пришел к власти Горбачев. Мы живем еще в том мире, где выше денег ставились нравственные законы. Но мы живем уже среди таких вот «спасателей». Переломный 1985 год. Полумертвая страна, как утопший мальчик, вброшена в лодку новому правителю. Но он, вместо того, чтобы спасти мальчика, с сатанинским безразличием к человеческой жизни делает так, что мальчик умирает. Не ведая о том, Чванов предугадал главное деяние Горбачева!
Полностью расцвел талант Михаила Чванова в девяностые годы и в начале нового столетия. Из-под его пера выходит череда замечательных рассказов «Журавлиное плёсо», «Жилая деревня», «Немец Рудниковский», «Прощай, SOS !», «Католический крест», «Новая русская сорока и сорочонок Тишка», повесть «Последний день года Собаки». Но очень много пишет он в это время статей и очерков, посвященных истории России, Православия, в применении к сегодняшнему дню. Публицистика врывается в его прозу, составляя сплав, обычно губительный для художества, но, к счастью, это правило оказалось неприменимо к Чванову. Публицистика в его прозе чаще всего органично переплетается с художественным повествованием.
Отметив свое пятидесятилетие, Михаил Чванов вступил в пору творческой зрелости, когда им были созданы выдающиеся произведения – большие по объему и звучанию рассказы «Русские женщины», «Времена года» и «Свидание в Праге». Все три объединяют одинаковые темы и даже одни и те же персонажи. Трагический перелом в русской и мировой истории девяностых годов ХХ столетия. Война в Югославии как предтеча новых кровавых испытаний для России. Судьбы русских воинов, внезапно оказавшихся ненужными для собственного государства и для своего обманутого и одурманенного народа. Судьбы русских женщин, оказавшихся без мужчин, потому что настоящие мужики воюют и погибают, а от ненастоящих – тошно и гадко. Не случайно и рассказ «Русские женщины» носит подзаголовок «В ожидании героя…»
Нужна была смелость для того, чтобы, находясь в лагере художников патриотического направления, заговорить о несостоятельности славянофильства. В рассказе «Русские женщины» Чванов вкладывает рассуждения об этом в уста отчаявшегося генерала, который в Приднестровье не выполнил приказ и вместо предупреждающего огня открыл огонь на поражение по наступающим молдавско-румынским националистам, и за это его разыскивает Интерпол, а ему приходится воевать рядовым в Югославии. «Сначала разбежались на южных, западных и восточных славян, затем – каждые в свою очередь тоже разбежались. А теперь вот даже русские, украинцы и белорусы – по сути единый народ – бросились в разные стороны…» И далее генерал безжалостно признаёт, что и сам он лишний на этой югославской войне: «И мы тут только путаемся в ногах, вместо того, чтобы наводить порядок дома. Скорее, приживалки у чужой беды, чем помощники». Все, о чем бы ни говорил генерал, пропитано горечью. Эти истины не хочется признавать. Но и не признать их невозможно.
Рассказ-триптих «Времена года» и рассказ «Свидание в Праге» по сути являются продолжением «Русских женщин». Все три рассказа можно было бы объединить в одну повесть. Продолжается повествование о судьбе русского скитальца, воюющего за Сербию, потерявшего в своих скитаниях и битвах семью. Жена, получив сообщение о его гибели, вышла замуж за немца и переехала с дочерью в Германию. Потом оказалось, что он жив. В Праге ему суждено будет горестное свидание с собственной женой; тайком, словно любовники, они повидаются и вновь разойдутся. Он – чтобы, наконец, по-настоящему погибнуть за сербов. Такого сюжета о любви в мировой литературе, пожалуй, нет.
Это настоящая пронзительная русская проза, заставляющая сопереживать герою, его окружающим, всем людям. Сопереживать горячим сердцем.
Сколько в последнее время появляется новых сильных, талантливых авторов. Но почти все они грешат одним. В их произведениях никому не сопереживаешь. А часто и так – никого не жалко. Все какие-то порченные, и даже если испытывают бедствия, то невольно думаешь: «Сами виноваты во всем, так вам и надо!» Герои Чванова совсем не такие. Это настоящие люди, каких все меньше и меньше остается на белом свете. Они уходят и уходят с поверхности планеты Земля. Туда – в лучшие миры, к лучшим людям…
Если кто-то захочет больше узнать о самом Михаиле Чванове, лучше всего прочесть его автобиографическую повесть «Крест мой?!» Больше всего в ней, конечно, о том, как писатель восстанавливал в Башкирии мемориал Аксаковых – музей-усадьбу, Никольскую церковь, возвращал жителям аксаковских мест их драгоценную святыню. Здесь же прочтете много вдохновенных слов о любви к трем народам, населяющим башкирскую землю – к башкирам, татарам и русским. «Во второй раз вернувшись с Балкан, из раздираемой братоубийственной войной Югославии, я поехал на родину, к дорогим своим башкирам и татарам, и на всякий случай попросил место, где хотел бы лечь, если умру не вдали от Родины, где хотел бы лечь, чтобы оттуда мне хорошо были видны и башкирское село Каратавлы, и Татарский Малояз, и родная моя Михайловка».
Вообще же, повесть являет собой многослойное, глубокое философское, историческое и этнографическое сочинение, в котором автор сводит воедино все основные вехи собственного мировоззрения. И каждый мыслящий, чувствующий, переживающий русский человек найдет в этом произведении либо ответы на свои вопросы, либо темы для жаркого спора.
Особенно важными представляются мне четкие высказывания Чванова по русскому национальному вопросу. Их много, и все же, процитирую некоторые: «Святое дело – национальное возрождение народа. Но оно – как пьяное вино. Давайте не будем забывать, что самые величайшие народные бедствия были результатом стремления оскорбленных народов к национальному возрождению, когда во главе движения встают психически ненормальные люди, будь то ефрейтор, а одном случае, будь то уволенный из стратегической авиации с диагнозом «вялотекущая шизофрения» генерал». «Меня, как русского, коробят истеричные статьи, доказывающие, что мы, русские, – великая нация. Ну, во-первых, это свойство малых или неполноценных народов – постоянно вопить о своем величии, ничего не делая для него, а во-вторых, кем нам выдана эта индульгенция на величие? И если выдана – то что, до скончания века?» Тем самым Чванов доказывает: ищите величие там, где оно есть. Потому что в этой же повести он очень много размышляет и о лучших явлениях отечественной истории, и о безобразных, особенно последних времен.
Итогом многолетнего и кропотливого труда Чванова как историка и изыскателя стал его роман-поиск «Загадка штурмана Альбанова», посвященный судьбам русских полярных экспедиций начала ХХ века, и, главным образом, трагической судьбе экспедиции лейтенанта Брусилова на пароходе «Святая Анна», единственным оставшимся в живых с которого оказался штурман Альбанов.
В свои шестьдесят лет Михаил Андреевич находится в расцвете творческих сил, и верится, что в ближайшие годы из-под его пера выйдут еще более замечательные и значительные произведения. Будут гореть и будут греть его печи. Хочется верить, что в России вновь появится вдумчивый, сопереживающий читатель, который прочтет и по достоинству оценит книги Чванова.
«Но что бы со мной ни было, с осени 1995 года в Димитриевскую поминальную субботу снова звонят колокола на стыке Европы и Азии в Димитриевском храме на юге Башкирии, в селе с символическим названием Надеждино, а с весны 1996 года на Николу Вешнего снова заговорили колокола, разнося скорбно-радостную весть далеко за Каму, на колокольне Свято-Никольского храма на севере Башкирии в уже не мертвом селе Николо-Березовка. Где бы я ни был, – на этом, том ли сете, – из любой дали я буду слышать, отличая от тысяч других, их голоса».
Александр Сегень
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
«Я, потомок русских крестьян, переселенных в Приуралье и на Урал приблизительно в одно время с крестьянами С.Т.Аксакова, как и Аксаковы, родился в Башкирии. И для меня, как и для них, понятие русский – не понятие крови, а отношение к Отечеству, к Богу. И для меня многие башкиры, татары, якуты, оставаясь башкирами, татарами, якутами, более русские, чем многие русские по паспорту». Эти слова замечательного русского прозаика Михаила Чванова из его автобиографической книги «Крест мой?!» во многом являются лейтмотивом и других его произведений. Отношение к Отечеству и Богу, поставленное гораздо выше отношения к самому себе, любимому, вот, что прежде всего отличает подлинно русского человека от напускного патриота.