Маковец благословенный

Альманах истории и литературы. Выпуск 5

Без меня народ не полный!

Андрей Платонов

Когда тебе под девяносто, то думаешь, как бы не опоздать помянуть родителей, жену Галину, нашего пер­венца Сережу, нареченного в честь преподобного Сергия Радонежского игумена и печальника земли Русской. Не забыть и слово доброе сказать в напутствие нашим доче­рям. У Екатерины и ее мужа Александра трое детей — Анна, Петр, Мария. У младшей, Анастасии, и ее мужа Романа — сын Никита, уже взрослый человек, скоро, даст Бог, сам будет отцом семейства. Так что, как в по­словице говорится, казачьему роду нет переводу.

Ну и, конечно, помянуть надо учителей-наставников, друзей-соратников и просто добрых знакомых по пере­писке. Что правда, то правда: жизнь прожить не поле пе­рейти.

Своих дедов и бабушек ни с отцовской стороны, ни с материнской, расказаченных после Октябрьской рево­люции 1917 года под корень, я и в глаза не видел, но в мо­литвах всегда поминал их и поминать буду до скончания века.

Родился я 26 января 1931 года в семье начальника по­гранзаставы на советско-китайской границе в селе Бахты Маканчинского района Семипалатинской области. И было это, как мама рассказывала, в хорошо натопленной юрте, а за пологом стояли сугробы в рост человека. Маме в ту пору не исполнилось и двадцати лет (она родилась 1 мая 1911 года), а у нее уже было двое детей. В двадцать пять лет у мамы было трое детей. Моя старшая сестра Вален­тина родилась 20 октября 1929 года в Приморско-Ахтар­ске, что на Кубани, на маминой родине. А младший брат Феликс родился 27 июля 1936 года в Кингисеппе, что на Эстонской границе.

Предки мамины — казаки Поповы из станицы Темижбекской, основанной А. В. Суворовым, поминаются в реестре с конца XVIII века. В нашем семейном архиве сохранилась старая, потрескавшаяся фотография, сде­ланная осенним хмурым днем с церковной колокольни (скорее всего — в Приморско-Ахтарске), а внизу вы­строенный поэскадронно казачий полк с развевающимся «серпастым-молоткастым» знаменем. Не иначе как от­мечали годовщину Великой Октябрьской социалистиче­ской революции, участником которой был и мой отец. Он родился 15 августа 1905 года в станице Ханской Соль-Илецкой казачьей линии, созданной в середине XVIII века для защиты соляного промысла от степняков. А. С. Пуш­кин, собирая материалы о Пугачевском бунте, приехав в 1833 году в Оренбург и, познакомившись с доктором В. И. Далем (будущим писателем, составителем «Толко­вого словаря живого великорусского языка»), побывал во многих казачьих станицах, в том числе, думаю, и в Хан­ской. Станица эта была знаменита тем, что почти все российские экспедиции, шедшие в Среднюю Азию, на­бирали переводчиков именно в Ханской, где «толмаческий промысел» укоренен был испокон века. Хорошо знал тюркское наречие и мой отец. Помню, как после Со­ветско-финской войны 1939-1940 годов, участником ко­торой был отец, наша семья, ехавшая из Кексгольма в Алма-Ату, переходила площадь трех вокзалов (Комсо­мольскую) в Москве. Отец услышал спор людей в длин­ных стеганых халатах и тюбетейках, подошел к ним и на родном их языке разрешил сомнение. То-то было радости от встречи с земляками! Мы чуть на алма-атинский поезд не опоздали.

Когда началась Великая Отечественная война, отец, учившийся в Москве, в Высшей пограничной школе (ВПШ), подал рапорт и добровольцем ушел на фронт.

Это была его третья война: Гражданская, Советско-финская и вот теперь Великая Отечественная. Начальник штаба 911 си 244 сд капитан Александр Никифорович Десятников погиб в бою с фашистами 4 октября 1941 года у деревни Приголовки Вяземского района Масловского сельсовета Смоленской области на территории нынеш­него Государственного музея-заповедника А. С. Грибо­едова «Хмелита». Спустя годы, разыскав место последнего боя отца, я безвозмездно передал музею «Хмелита» в па­мять о родителях свою картинную галерею (живопись, графику, книги), которую собирал более полувека. Дети и внуки меня поддержали.

Скрывать не буду — я был и остаюсь советским чело­веком, как, наверное, и большинство из моего поколе­ния. И песни отцов — это и наши песни.

От края и до края,

От моря и до моря

Берет винтовку

Народ трудовой...

И еще одну, самую духоподъемную про себя пропою:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой...

Судьбою назначено было мне родиться и жить в стране, развороченной революциями, войнами и всяче­скими нестроениями. Карточки на хлеб и мануфактуру были устойчивым явлением: для моих родителей — почти всю их жизнь; для моего поколения — меньше, но тоже вдосталь поотоваривались. «Что дают?» — вопрос не ри­торический, а житейский. Вопрошал я, вопрошали и меня, когда за мной становились в очередь. Впервые мама поставила меня в очередь в Новосибирске, где на­ходились проездом, — мне было тогда четыре с небольшим года. Сама ушла в другую очередь, а мне на руке химиче­ским карандашом написали — 301. Номер оказался счаст­ливым. С ним я прошел всю жизнь. В 1943 году, когда был принят в Ташкентское суворовское военное училище, по воле случая кодовым моим номером стал 301-й. На этот номер я откликался на вечерней поверке, под этим номе­ром меня отпускали в увольнение, назначали в наряд, вы­давали мне боевое оружие. Позже я уже сам просил при переводе из одной части в другую не разлучать меня с моим кодовым номером. И так вплоть до последнего вре­мени: когда нужно набрать кодовый номер, хоть бы в той же автоматической камере хранения, я всегда набираю одно и то же — 301 — и впереди букву Д — Десятников. Наивное желание: хотелось бы, чтобы по этому номеру меня выкликнули на тот Суд, которого «ни хытру, ни го­раздо не минути», как сказано в «Слове о полку Игореве».

А отвечать по многим статьям придется. Это уж точно, факт, как любил говорить шолоховский Давыдов, лите­ратурный герой моей юности. Мне с ним и его соратни­ками на том Суде, как ни крути, на одной скамье сидеть. Опять же — факт. Признаю, в одной я с ними партии со­стоял. У меня и корочки сохранились от того моего парт­билета, еще старого образца, с тисненой надписью — ВКП (б). «Мы не для одних себя хотели счастья. И не наша вина, а наша беда, что у нас ничего не получи­лось», — скажет про себя и про всех нас беспартийный писатель Л. М. Леонов, главный герой моего пятитом­ного «Дневника Русского» (1963-2001). И опять же при­знаю — замахнулись мы так, что весь XX век от нашего за­маха в пот кидало. Еще бы! Деньги ни во что не ставили! Подумать только — по слову Ленина из золота унитазы со­бирались делать. «Идеализм, — скажут. И еще добавят: — Благими намерениями дорога в ад вымощена».

Ваша правда, господа присяжные! Однако и то верно, что мостить ту дорогу задолго до нас начали. Изначально, еще со времен «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона и «Поучения» Владимира Мономаха. «Как?» — скажут. Все верно. Святые Сергий Радонежский и Нил Сорский о том же говорили. Понимаете, к чему клоню? Нестяжание заложено было в нас изначально. Нам вы­пало по этой дороге лишь последние шаги сделать. И сде­лали. Потому нас так запросто вдругорядь облапошили уже в наши дни.

Ваучеризацию придумали и в свой бездонный карман положили все, что заработано было нашими родителями. Себе они во всем отказывали, прожили впроголодь, в одной юбчонке по пять-десять лет, а отцы в кирзовых да резиновых сапогах всю жизнь протопали в уверенности, что мы, дети, будем жить при так чаемом всеми социа­лизме. Наиболее сильное и полное тот идеализм лично у меня получил отражение в искусстве. Казалось бы, ну кто мне нашептал пойти работать после демобилизации в Третьяковскую галерею? Хоть сторожем, хоть смотри­телем зала, лишь бы поближе к картинам любимых ху­дожников. А потом — учеба в Московском университете на искусствоведческом отделении, о существовании ко­торого — рубайте меня! — никто и слыхом не слыхивал среди моей казачьей родни на всю вертикаль поколений. А ведь случилось, произошло!

С университета у меня началась новая жизнь — знаком­ство, а затем и дружба с авторами этой книги: профессо­рами В. М. Василенко, М. А. Ильиным, Е. А. Некрасовой, В. В. Павловым, М. В. Алпатовым, читавшими лекции по истории искусств. Среди студентов истфака МГУ я был самым старшим по возрасту — капитаном запаса. Как и мои наставники, кое-что повидал в жизни. Так что наши отношения складывались, как говорится, наособицу и рас­ширялись кругами.

После лекций по современному искусству преподава­тели нередко водили нас в мастерские своих друзей-художников: С.Т. Коненкова, В. А. Ватагина, П.Д. Корина, А.А. Пластова, П. В. Кузнецова, В. А. Фаворского. Это давало возможность вживую почувствовать рождение произведения искусства от эскиза до законченной мону­ментальной скульптуры, многофигурной картины, серии графических листов, объединенных общей идеей.

А еще в порядке расширения круга впечатлений и зна­ний мы, студенты, искали возможность присутствовать на мастер-классах во ВГИКе, ГИТИСе, Институте культуре, что на Левобережной. Самыми интересными и плодотвор­ными для меня были поэтические вечера и диспуты в По­литехническом музее и Литинституте имени Горького, где выступали Василий Захарченко, Владимир Солоухин, Илья Глазунов, Николай Рубцов, Василий Белов, Вален­тин Распутин, Виктор Астафьев, Вадим Кожинов, Михаил Лобанов, Дмитрий Балашов, Юрий Кузнецов.

Я учился на вечернем отделении истфака МГУ. Работал сначала в Третьяковской галерее, а потом был переведен на должность старшего инспектора Управления кадров и учебных заведений Министерства культуры СССР и по статусу имел право присутствовать на коллегиях мини­стерства, которые проводила министр Е. А. Фурцева. На заседаниях коллегии я мог общаться с теми выдающимися людьми науки и искусства которых раньше видел только по телевизору, в кино и на сценах театров.

Именно в Министерстве культуры я познакомился в 1961 году с выдающимся архитектором-реставратором И. Д. Барановским (1892-1984), в 1920-х основавшим музей-заповедник «Коломенское», а позднее, в 1932-м, спасшим от уничтожения собор Василия Блаженного, что на Красной площади в Москве. Противостояние Петра Барановского всесильному 1-му секретарю Мос­ковского горкома партии Лазарю Кагановичу закончи­лось арестом Барановского и осуждением его по 58-й статье УК РСФСР как врага народа. Вернулся он из ла­геря благодаря ходатайству академиков И. Э. Грабаря и А. В. Щусева — автора проекта Мавзолея В. И. Ленина. Однако Петр Дмитриевич и сам не оплошал: получил за свою работу «на зоне» в качестве архитектора удостове­рение ударника Запсиблага.

Приехав в Москву, Барановский прямо с Казанского вокзала, с лагерной котомкой за плечами, пешком пошел на Красную площадь, чтобы воочию убедиться — не зря сидел. Можно понять: час стоял как вкопанный.

Во время Великой Отечественной войны по указанию И. В. Сталина была создана Чрезвычайная государствен­ная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории СССР (ЧГК). Возглавил комиссию кандидат в члены Политбюро ЦКВКП(б), первый секретарь ВЦСПС Н. М. Шверник. В эту комиссию вошли писа­тель А. Н. Толстой, историк Е. В. Тарле, нейрохирург Н. Н. Бурденко, летчица В. С. Гризодубова, митрополит Киевский и Галицкий Николай (Ярушевич). По настоя­нию академика И. Э. Грабаря — неслыханное дело — в комиссию был включен в качестве эксперта по памятни­кам истории и культуры П. Д. Барановский. И это не­смотря на то, что он имел поражение в правах как ранее осужденный. Он был восстановлен в правах лишь после окончания войны.

А закончил Петр Дмитриевич свою многотрудную жизнь созданием советской русской школы реставрации памят­ников архитектуры, о чем есть упоминание в Encyclopedia Britannica и во многих других энциклопедиях мира. Не без гордости добавлю, что Петр Дмитриевич и его жена, стар­ший научный сотрудник Государственного исторического музей Мария Юрьевна Барановская, были моими глав­ными наставниками, и не только в искусстве, но и в жизни.

В свою очередь я, понимая значение и личностный пример не только для современников, но и для тех, кто идет вслед за нами, как куратор специалистов по охране памятников истории и культуры все сделал для того, чтобы П. Д. Барановский, несмотря на противодействие завистников и злопыхателей, получил в 1963 году давно причитавшееся ему звание Заслуженного деятеля ис­кусств РСФСР.

Учеба в МГУ, работа в Министерстве культуры СССР не только были главными составляющими обретения мною новой профессии, но и оказали решающее значение на становление моей гражданской позиции. Огромное впечатление произвело на меня участие в работе колле­гии Министерства культуры, когда скульптор Е.В. Вуче­тич докладывал министру Е. А. Фурцевой, участникам Сталинградской битвы дважды Героям Советского Союза В.И. Чуйкову и А.И. Родимцеву, другим военачальникам свой проект величественного мемориала Сталинградской битвы на Мамаевом кургане. И хотя по волюнтарист­скому решению Н. С. Хрущева город-Герой был в 1961 году переименован в Волгоград, те, кто стоял насмерть в 1942-1943 годах в городе на берегу Волги, называли его по име­ни, с которым он навсегда вошел в мировую историю, — Сталинград.

На всю жизнь запомнилась мне зимняя кинохроника 1943 года, которую смотрела не только вся страна, весь мир смотрел. Утопая по пояс в приволжских снегах, движется многокилометровая колонна плененных под Сталингра­дом немцев в легких шинелишках и нахлобученных по самые глаза пилотках, а мороз, поди, под двадцать граду­сов. И всего один солдат с винтовкой на каждую тысячу человек — наш солдат-конвоир, в полушубке и ушанке со звездой. Бежать некуда, и никто не пытается. «Гитлер, капут!» — вот и все, что осталось от грозных гитлеровских войск, пришедших на священную сталинградскую землю.

В Министерстве культуры СССР произошло мое зна­комство с кинорежиссером С. Ф. Бондарчуком (1920-1994), артистами Н. П. Охлопковым (1900-1967), М. А. Ульяновым (1927-2007), М. И. Царевым (1903-1987), А. П. Зуевой (1896-1986), И. С. Козловским (1900-1993), композиторами Д. Д. Шостаковичем (1906-1975), И. Ф. Стравинским (1882-1971), Е В. Свиридовым (1915—1998), А. И. Хачатуряном (1903-1978), Т. Н. Хренниковым (1913-2007), А. Е Новиковым (1896-1984), В. А. Овчинниковым (1936—2019), художниками М. С. Сарьяном (1880-1972), М. К. Аникушиным (1917-1997), Н. А. Бенуа (1901-1988; 1937-1970 — директор художественно-постановочной части миланского театра Ла Скала).

Наши встречи с Сергеем Федоровичем Бондарчуком продолжились в 1963 году после записи знаменитых Ро­стовских звонов (Бондарчук использовал звоны в фильме «Война и мир»). Пластинка с Ростовскими звонами со временем разошлась по всему белому свету. Она и по сей день, распечатанная с аннотациями на основных языках мира, является одним из самых востребованных сувени­ров у туристов, как приезжающих в Россию, так и едущих из России за границу

К месту будет сказать, что в советское время выехать за границу по туристической путевке, а тем более в коман­дировку в «капстрану» можно было только по партийной рекомендации. Сам я за границу не ездил — мне хватало поездок и по Советскому Союзу. Достаточно сказать, что из 1025 дореволюционных православных монастырей России я побывал в каждом четвертом-пятом. И не просто побывал, а составил своеобразную фотолетопись наших национальных святынь. Кому интересно, может поли­стать изданную в 2008 году московским Сретенским мо­настырем объемистую книгу «Русская Православная Церковь. XX век». Там много моих фотографий — что было и что сталось с ограбленными и разрушенными русскими святынями — монастырями, церквами, часовнями.

У сергиевопосадского поэта Анатолия Чикова об этом безвременье, о безжалостном крушении святынь стихи написаны:

По какому такому закону

Храмы рушили, жгли образа,

А теперь — подавай нам икону,

Чтобы скорбь выжигала глаза.

А теперь после познанной скорби

Об иконах, что шли на щепу,

С небольшими запасами в торбе

Ищем к ценностям древним тропу.

Признаюсь, поздно, лишь на шестом десятке лет, изъ­ездив почти всю Россию, побывав в разоренных скитах и монастырях, заброшенных церквах, я наконец-то принял святое крещение.

Отец погиб на фронте, мама умерла, деды-прадеды — казаки были либо расстреляны, либо умерли в лагерях и тюрьмах. Спросить было не у кого — крещен ли?

В одну из моих встреч в Троице-Сергиевой лавре с внуком всемирно известного ученого и проповедника отца Павла Флоренского игуменом Андроником (Трубачевым) батюшка участливо спросил меня:

— А почему вы никогда не берете благословение?

— А потому, — ответил я, — что не знаю, крещен ли. И спросить не у кого.

Разговор наш был строгий, исповедальный. Игумен Андроник благословил меня. Я поехал в Оптину пустынь, где игумен Герман окрестил меня в Пафнутьевом колодце (крещальне) троекратным погружением — во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Сняв с себя оловянный крестик, он повесил его мне на шею и вывел из крещальни в ангельском виде. Каюсь, венчик тот быстро слетел с моей буйной головушки. Так и живу по сию пору — то вынырну из тьмы, то снова в бездне. Но, как бы то ни было, при всех обстоятельствах чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Спа­сибо протоиерею Андрею Привалову, настоятелю храма святых бессребреников Космы и Дамиана в Старых Панех, помогающему мне, грешному, своей твердой, спа­сительной молитвою.

Если пунктирно обозначить вехи становления моего профессионализма и обретения на этом пути друзей-со- ратников по Русской идее, то все укладывается в не­сколько этапов:

Участвовал в записи Ростовских звонов (1963) и в создании молодежного клуба «Родина» (1964) под руко­водством архитектора-реставратора П. Д. Барановского и художника И. С. Глазунова (1930-2017).

Участвовал в подготовке первого проекта Устава бу­дущего Всероссийского общества охраны памятников ис­тории и культуры (1964), инициатором создания которого был П. Д. Барановский со своими друзьями и учениками — Л. И. Антроповым, В. Н. Ивановым, В. П. Тыдманом, П. П. Ревякиным, К. А. Рожновой, К. А. Верещагиным.

Подписал в издательстве «Просвещение» договор на сборник «Памятники Отечества» (лето 1965 г., состав­ление — 1965-1966 гг.). К участию в нем я пригласил П. Д. Корина, Л. М. Леонова, С. Т. Коненкова, Н. Н. Во­ронина, Б. А. Рыбакова, И. С. Глазунова, В. М. Шугаева, Н. Ф. Шумакова, В. А. Солоухина, М. Н. Любомудрова, К. Г. Паустовского, Д. М. Балашова, Л. Н. Гумилева, М. В. Алпатова, В. А. Чивилихина, Д. С. Лихачева, В. И. Бе­лова, О. В. Волкова, В. Г. Брюсову, М. В. Бражникова, Ю. А. Бычкова, А. И. Солженицына, А. А. и Н. А. Плас­товых — всего более тридцати человек. Сборник был за­прещен цензурой, так как я отказался исключать рассказ

И. Солженицына «Захар-Калита», ранее опубликован­ный в «Новом мире» (январь 1966 года).

Участвовал в подготовке и проведении Учредитель­ного съезда Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (июль 1966 года). Я был избран пред­седателем первичной организации ВООПИиК в его Цент­ральном совете, в который вошли люди, составляющие русскую национальную элиту: М. А. Шолохов, Л. М. Ле­онов, П. Д. Барановский, П. П. Ревякин, И. В. Петрянов-Соколов, Б. А. Рыбаков, О. В. Волков, В. Г. Распутин, В.И. Белов, В.Н. Ганичев, С. С. Гейченко, В. А. Солоухин.

Участвовал вместе с В. Н. Ивановым, И.А. Белоко­нем, Д.А. Жуковым, В.В. Кожиновым, П.П. Палиевским в создании Русского клуба (секции ВООПИиК по комплексному изучению русской истории и культуры).

Участвовал в создании Международной Славян­ской академии наук, образовании, искусств и культуры (1992). Президентом MCA был избран Б.И. Искаков. (В 2014 году по рекомендации Б.И. Искакова в связи с ухудшением его здоровья президентом MCA был избран Н. Бабурин.)

Вошел в состав редакционного совета возобновленного журнала «Славяне» наряду с С.И. Котькало, Н. В. Колеченковым, М. О. Мендосой-Бландоном, П. В. Флорен­ским и другими друзьями.

По поручению Оргкомитета Всемирного русского собора (И. А. Кольченко, Б. А. Можаев, Ю. Г. Луньков, В. А. Десятников, Б. В. Корнилов, А. Н. Мальков, свя­щенник Александр Арсеньев) отправил 30 марта 1993 года телеграмму в два адреса: Президенту России Б. Н. Ельцину и Председателю Верховного Совета России Р.И. Хасбула­тову: «Просим Вас в канун Святого Воскресения Христова решить вопрос о возвращении Московскому Патриархату Патриаршего двора Московского Кремля вместе с Успен­ским кафедральным собором, патриаршим собором Двена­дцати апостолов, Мироваренной палатой, с тем чтобы после этого всенародным ходом возвратить в Успенский собор Кремля русскую национальную святыню из святынь — икону Владимирской Богоматери, до сих пор находящуюся в запасниках Государственной Третьяковской галереи».

Участвовал в работе I Всемирного русского народ­ного собора, состоявшегося в Московском Даниловом монастыре (26—28 мая 1993 года).

На торжественном приеме по окончании собора вместе с Н. А. Китовой (спонсор) вручил патриарху Алексию II сборник «Берегите святыню нашу» — расширенный ва­риант запрещенного в 1966 году цензурой сборника «Па­мятники Отечества».

Под руководством Л. Н. Погодиной, вместе с В. Н. Ганичевым, протоиереем Геннадием Нефедовым, главным редактором «Русского вестника» А. А. Сениным, Ю. Соловьевым, В. Ю. Троицким, Д. Н. Меркуловым, В.И. Большаковым, Е. П. Белозерцевым, А. Е. Писаре­вой, В. В. Уткиной, А. В. Шахматовым принимал участие в создании Русской школы на базе московской школы № 141 (улица Зорге, дом 4). Вел факультативный курс «Берегите святыню нашу» и организовал общество «Па­ломник».

Составил и отослал обращение к Святейшему Пат­риарху Московскому и всея Руси Алексию II и Блаженней­шему Виталию, митрополиту Восточно-Американскому и Нью-Йоркскому (сентябрь 1996):

«Ваше Блаженство!

В канун праздника Рождества Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, небесной По­кровительницы земли Русской, почтительно обращаюсь к вам с вопросом, который вместе со мной, глубоко убеж­ден в этом, задают многие русские православные люди. Сейчас, как никогда, Отечество наше нуждается в мире и согласии. Но мир и согласие в стране проистекает из мира и согласи в Русской Православной Церкви. От­ветьте Бога ради, доколе будет продолжаться разделение и усугубляющееся противостояние Московской Патри­архии и Русской Православной Церкви за границей? Косвенно я уже обращался с этим вопросом в статьях, опубликованных в сборниках «Берегите святыню нашу», посвященном 600-летию со дня преставления игумена земли Русской преподобного Сергия Радонежского, всея России чудотворца, и «Русская школа. Духовно-нрав­ственные проблемы воспитания». Ныне же без всяких обиняков я, многогрешный мирянин, возросший и про­шедший со своей страной тернистым путем «построения развитого социализма» без Бога и благодати, дерзаю на­прямую обратиться к Вам. В год 850-летия Москвы в сто­личном издательстве «Новатор» выйдет мой двухтомник «С Крестом и без Креста», посвященный истории и людям нашей древней столицы. Обойти молчанием во­прос пагубного, чреватого смертельной опасностью раз­деления Русской Православной Церкви я не имею права. Но и ответа на этот вопрос у меня нет, а читатель непре­менно будет искать в книге ответ, как нам, русским людям, жить дальше, коли трещина проходит по самому сердцу Отечества.

Хочется надеяться, что Вы поймете меня и не осудите строго за возможное нарушение церковного этикета. Любой Ваш ответ я готов опубликовать, как бы ни была горька правда. Если Вы не сочтете возможным ответить на мое обращение, то и тогда в книге «С Крестом и без Креста» я намерен опубликовать текст этого письма без каких-либо комментариев.

С любовью о Христе

Владимир Десятников»*.

14 июля 2009 года вместе с Б. И. Царевым и Н. П. Смирновой участвовал в открытии созданного нами в Сергиевом Посаде (проспект Красной армии, дом 72а) Международного историко-культурного центра «Маковец».

Участвовал в торжественном открытии на станции «Бородино» Московской железной дороги созданного нами за год до двухсотлетия Бородинской битвы Между­народного туристического маршрута Москва—Боро­дино—Париж (лето 2011 года). Оргкомитет маршрута: В.А. Десятников (председатель), А.М. Воловик, В.П. Пензин, В.М. Свининников, Т. А. Соколова.

В 1967 году, спустя два года после окончания уни­верситета, по рекомендации членов Академии художеств СССР М.В. Алпатова, П. Д. Корина и профессора МГУ В. В. Павлова я был принят в Союз художников СССР как искусствовед, активно работающий по пропаганде на радио, телевидении, в газетах и журналах творчества ху­дожников Московской области и прежде всего Сергиева Посада (тогда — Загорска). С приходом в сергиевопосад- скую газету «Вперед» нового редактора, А. В. Диенко, в ней стали публиковаться не только мои статьи о выстав­ках и творческие портреты художников, но и мои рас­сказы, пьесы, балетные либретто, киносценарии, наве­янные великой историей Сергиева града.

С 1970-х годов я стал участвовать в выставках как жи­вописец. Впервые в жизни я взял кисть в руки, учась на искусствоведческом отделении истфака МГУ. На первом курсе мы писали акварелью, а на втором курсе я стал пи­сать темперой и маслом. Вместе с женой — художницей Галиной Чернышовой — мы старались не пропускать ни одной субботы и воскресенья, вместе ездили на этюды. На сложение моего, незаемного живописного почерка большое влияние оказали художники Илья Глазунов, Леонид Кузовкин, Николай Куц, Леонид Демин, Яков Потапов, Владимир Зебек, Татьяна Майкова, Иван Сандырев, Николай Барченков, Андрей Борисоглебский, Анатолий Петушков, Лев Дьяконицын, Юрий Титов, Ев­гений Самсонов, Ким Бритов, Федор Конюхов.

В 1990-х годах под эгидой академика Ф. Г. Углова создал и возглавил Сергиевопосадское отделение обще­ства «Трезвость» (первое в Московской области).

Составил и разослал открытое письмо-наказ участ­никам юбилейного Всемирного Русского народного со­бора (открывшегося в Москве в Государственном Крем­левском дворце 1 ноября 2018 года).

Как говорят мои друзья, человек я контактный, легкий на подъем, коллективизм у меня в крови, на генном уровне. И потому, наверное, мне всегда везло на встречи с интересными людьми. А встреч таких было много. Ито­гом этих встреч и является 5-й выпуск альманаха «Маковец благословенный», в который я старался отобрать из написанного моими друзьями-товарищами (в широком смысле этого слова) то, что интересно будет всем. Как у меня это получилось, не мне судить. Очень хотелось бы, чтобы авторы согласились с моим отбором, тогда легко было бы на душе.

Люди, о которых я вспоминаю, близки мне по духу. Мы — современники, и тексты, отобранные для «Маковца» № 5, рассказывают преимущественно о советском времени. Какое бы оно ни было трудное и сложное, это наше, моего поколения, время, оно вошло в мировую ис­торию и его еще долго будут изучать и поминать. И не только в России.

...И вот теперь, когда мы переступили порог тысяче­летия, во главу угла опять поставлен золотой телец и нам по новой предложено поклониться ему. «Чюдно получа­ется!» — как сказал бы неистовый протопоп Аввакум. По правде сказать, вряд ли у нас это новое поклонение получится. А дело ведь нешуточное. Раньше в ходу был портвейн «Три семерки», а теперь в моду все более вхо­дит апокалипсический код — три шестерки: число его шестьсот шестьдесят шесть (Откр. 13, 18). Нам-то хи­мическим карандашом на руке цифры писали, а теперь дело «сурьезней» — чело подставь для несмываемой от­метины.

Не хочу пророчествовать, но про себя точно могу ска­зать: во второй раз не дамся. Не быть тому!

На память слова приходят, которые, перед тем как уйти, один из великих блудных сынов сказал: дескать, от Тебя ушел, к Тебе вернусь, прими меня с миром, Господи! Так и у нас, непутевых: камень, который отвергли строи­тели, тот самый сделался главою угла (Мф. 21, 42). Это вчистую про нас сказано. Почадили, почудили всласть.

Ф. И. Тютчев в середине XIX века писал: «Не плоть, а дух растлился в наши дни...» Ныне и вовсе — и дух, и плоть растлились. Государство наше на краю, и никому не удастся отсидеться в своей, какой бы они ни была бла­гополучной, норе. Дескать, моя хата с краю, я ничего не знаю.

Пора на круги своя возвращаться. Другого не дано.

На моей памяти из девяти правителей нашего госу­дарства только И. В. Сталин во всеуслышание, на весь мир произнес в победном 1945 году свою знаменитую здравицу: «Я, как представитель нашего Советского пра­вительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего со­ветского народа и, прежде всего, русского народа... Я под­нимаю тост за здоровье русского народа потому, что он за­служил в этой войне и раньше заслужил звание, если хо­тите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, об­щеполитический здравый смысл и терпение». И после, за истекшие семьдесят четыре года, никто больше не отва­жился во всеуслышание сказать нам, русским, «спасибо».

Выступая за воссоздание русской православной госу­дарственности — самодержавия, — убежден, что Господь пошлет нам очевидного и бесспорного царя, помазан­ника Божия, когда мы сами будем готовы принять его. Верится, что сбудутся пророчества наших богоносных молитвенников — преподобного Серафима Саровского и святого праведного Иоанна Кронштадтского: Господь помилует Россию и приведет ее путем покаяния и скорби к великой славе.

Одних упований мало, нужна работа — каждого из нас в отдельности и всех вместе, как на Руси повелось — всем миром. «Понеже не словес красных Бог слушает, но дел наших хощет» (протопоп Аввакум).

‘ 17 мая 2007 г. в Москве в Храме Христа Спасителя Патриархом Мос­ковским и всея Руси Алексием II и Первоиерархом РПЦЗ митропо­литом Лавром подписан Акт о каноническом общении Русской Пра­вославной Церкви заграницей с Русской Православной Церковвю Московского Патриархата.

Владимир Десятников

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"