О взглядах русского мыслителя на историю, народ своей страны
Хомякова по праву можно
считать главой, "гранитной скалой" "камнем", по определению
Н.А. Бердяева, славянофильства, или "корифеем национальной школы", по
определению П.Я. Чаадаева. И не только по тому, что он стоит у истоков этого
направления общественно-литературной мысли. Само значение его личности и
творчества наиболее полно и точно раскрывается в постановке самых разных
вопросов "о нашей умственной и нравственной самостоятельности (Ал.
Григорьев). С Хомякова, по существу, начинается самобытная русская мысль,
философское самосознание нации, основная и постоянная задача которой, с его
точки зрения, заключается в поиске жизненного воплощения ее сокровенных
возможностей: "Разумное развитие народа есть возведение до общечеловеческого
значения того типа, который скрывается в самом корне народного бытия".
Религиозные исторические,
общественные, эстетические воззрения и предпочтения Хомякова складывались на
основе энциклопедических познаний едва ли не всех областей человеческой
деятельности и науки. Как и многие славянофилы, он был блестяще образованным
человеком, знал множество языков, мировые религии, лингвистику, писал
по-французски богословские трактаты. Хомяков хорошо разбирался в экономике,
разрабатывал проекты освобождения крестьян и усовершенствования
сельскохозяйственного производства, изобрел дальнобойное ружье и новую паровую
машину, получавшую патент в Англии, занимался винокурением, сахароварением
гомеопатическим лечением, успешными поисками полезных ископаемых в Тульской
губернии, проектами улучшения благосостояния жителей Алеутских островов и
созданием хитроумных артиллерийских снарядов в период Крымской войны. Одаренный
художник, портретист и иконописец, известный поэт и драматург - таковы еще
ипостаси личности Хомякова, о котором его единомышленник А.И. Кошелев писал:
"Он не был специалистом ни по какой части, но все его интересовало, всем
он занимался, все ему было более или менее известно и встречало искреннее
сочувствие. Обширности его сведений особенно помогала, кроме необходимой
живости ума, способность читать
чрезвычайно быстро и сохранять в памяти
навсегда им прочитанное".
Об умении Хомякова с ходу
впитывать новые знания и уместно пользоваться ими в полемических целях есть
много свидетельств его современников. Например, известный юрист-западник Б.Н.
Чичерин вспоминал, что Хомякову, глотавшему книги "как пилюли",
достаточно было одной ночи для усвоения самого глубокомысленного сочинения и
точной передачи наутро его основной сути, или, как отмечала А.В. Тютчева, его
юмористической стороны. Идейная страстность и дискуссионный талант заставляли
неутомимого спорщика всегда быть наготове и вмешиваться во все спорные вопросы
времени. A.И. Герцен называл его "бретером
диалектики", которыми, подобно средневековым рыцарям, стерегущим храм
Богородицы, "спал вооруженным".
И здесь следует подчеркнуть
другую, в каком-то смысле, противоположную и главную сторону естественного
характера и умственного склада Хомякова, не растекавшегося мыслию в разных
областях знания и в интеллектуальном остроумии. За многообразными проявлениями
его живого искристого ума таилась глубокая духовная и нравственная
сосредоточенность, нерасторжимое единство идей, чувств и воли, незамутненная
ясность самых серьезных задач
"Поэт, механик и
филолог,
Врач, живописец и теолог,
Общины русской публицист
Ты мудр, как змий, как
голубь чист", —
писал о нем мемуарист Д.Н.
Свербеев.
Для понимания не только
личности, но и всего духа и смысла творчества Хомякова, уместно будет вспомнить
роман И.А. Гончарова "Обрыв", где встречается рассуждение о гармонии
умственного и нравственного развития, мощи ума и способности "иметь сердце
и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне с нею. А пока
люди стыдятся этой силы, дорожа "змеиной мудростью" и краснея
"голубиной простоты"... пока умственную высоту будут предпочитать
нравственной, до тех пор и достижение этой высоты немыслимо, следовательно,
немыслим и истинный, прочный, человеческий прогресс".
Если мы обратимся к
Хомякову, то и у него встретим сходное понимание прогресса, уяснения которого
чрезвычайно актуально в наши дни. Необходимо, подчеркивал он, задавать себе
вопрос, "чей прогресс, прогресс чего именно ... может усовершенствоваться
наука, а нравы могут упадать и страна опять-таки гибнуть. Где же тут прогресс
страны? Прогресс есть слово, требующее субъекта. Без этого субъекта прогресс
есть отвлеченность или, лучше сказать, чистая бессмыслица".
XX век является,
несомненно, временем наибольшего разрыва между развитием научно-технической
мощи человека и утратой нравственного "субъекта" прогресса.
Становится все очевиднее, что если жизнь отдельного человека и целой нации
ограничивается материальными интересами и диктуется сиюминутными претензиями, а
не освящается абсолютными идеалами и не опирается на многовековые традиции, то
она подвергается опасности загнивания и уничтожения.
В таком контексте личностный
и творческий опыт Хомякова, по словам П.А. Флоренского, "самого чистого и самого
благородного из великих людей новой русской истории", трудно переоценить.
Именно соединение змеиной мудрости и голубиной простоты позволяло ему отличать
мнимое просвещение от истинного, определять содержание подлинного прогресса.
Поэтому следует сказать несколько спор о тех свойствах" его личности,
которые неотъемлемы от неповторимого своеобразия его мысли.
Многие современники отмечали
изначальную цельность мировоззрения Хомякова, отсутствие даже в юности сомнений
и исканий. Ю.Ф. Самарин, испытавший в молодости его решающее воздействие,
писал: "Для людей, сохранивших в себе чуткость неповрежденного
религиозного смысла, но запутавшихся в противоречиях и раздвоившихся душою.
Хомяков был своего эмансипатором; он выводил их на простор, на свет Божий,
возвращал им цельность религиозного сознания". Главную причину такого состояния
личности своего старшего друга, ее воздействия на окружающих Самарин видел в
том, что тот с раннего детства до последней минуты "жил в Церкви",
составлял ее живую частицу.
Именно жизнь в Церкви
придавала вселенский богословский и историософский масштаб и одновременно
насущную мудрость и трезвость мысли Хомякова, что позволяло ему верно оценивать
разные явления в окружающем мире, их возможные перспективы и судьбы. Так,
Православие, в котором христианство отразилось "в полноте, т.е. в
тождестве единства и свободы, проявляемом в законе духовной любви", он
считал подлинным источником истинного просвещения. Такое просвещение есть
"просветление всего духовного состава в человеке или народе. Оно может
соединяться с наукою, ибо наука есть одно из его явлений, но оно сильно и без
наукообразного значения; наука же бессильна и ничтожна без него".
С другой стороны, если брать
судьбоносные для России споры славянофилов и западников, то Хомяков призывал
отстранить "всякую мысль" о том, будто возвращение к старине сделалось
нашей мечтою... Но путь пройденный должен определять и будущее направление.
Если с дороги сбились, первая задача - воротиться на дорогу". Глубинное
течение мысли Хомякова определяется не самочинным поклонением старине, тем
более не заимствованием любого "нового". "Старое", а точнее
вечное, необходимо для сохранения серьезного душевного лада, лучших духовных
традиций, той столбовой дороги, которая определяет нравственное состояние
личности и общества. Ведь равнодушие к правде и нравственному добру способно
"отравить целое поколение и погубить многие, за ним следующие",
разложить государственную и общественную жизнь. Поэтому нравственное
достоинство должно определять решение всяких гражданских вопросов.
Макиавеллистскому политиканству Хомяков противопоставляет нравственный
историзм, обеспечивающий жизнеспособность человеческого существования:
"Безнаказанно нельзя смешивать общественную задачу с политикой... Со
времен революции существует (хотя, разумеется, существует издавна) нелепое
учение, смешивающее жизни общества государственного с его формальным образом.
Это учение так глубоко пустило свои корни, что оно служит основанием самому
протестантству политическому (коммунизму или социализму), разрастающему задачу
общества только новою формою, враждебною прежним Нормам, но в сущности
тождественное с ними... Перевоспитать общество, оторвать его совершенно от
вопроса политического и заставить его заняться самим собой, понять свою
пустоту, свой эгоизм и свою слабость — вот дело истинного просвещения".
В решении насущных задач
такого просвещения Хомяков отводит большую роль мудрому консерватизму,
устойчивым традициям, непреходящим национальным ценностям, на основе которых
только и могут получить успешное развитие новые достижения и прогрессивные
изменения. Для сопоставления животворного традиционализма и нигилистического
новаторства он использовал значительно расширенное истолкование деятельности
английских партий ториев и вигов как двух сил, по-разному ориентирующих
общество. Вигизм для него есть "одностороннее развитие личного ума,
отрешающегося от преданий и исторической жизни общества", от характерной
для торизма опоры на религию, древние обычаи, семейное воспитание, классическое
образование и берущего за основу эгоистические стимулы поведения, материальную
выгоду, чисто внешний, технический прогресс. Между тем без гармонического
сочетания "старого" и "нового", их органического врастания
друг в друга невозможно подлинно нравственное и прочное преуспеяние народа:
"Всякое государство или общество гражданское состоит из двух начал: из
живого исторического, в котором заключается вся жизненность общества, и из
рассудочного, умозрительного, которое само по себе ничего создать не может, но
мало-помалу приводит в порядок, иногда отстраняет, иногда развивает основное,
т.е. живое, начало. Это англичане назвали, впрочем, без сознания, торизмом и
вигизмом. Беды, когда земля делает из себя источник задач и выкидывает все
корни и отпрыски своего исторического дерева".
По убеждению Хомякова,
русские виги в лице Петра Великого и его последователей опрометчиво отбросили
корневые ценности отечественного торизма — "Кремль, Киев, Саровскую
пустынь, народный быт с его песнями и обрядами и по преимуществу общину
сельскую". А это в перспективе грозило социальными напряжениями и кровавыми
катастрофами, что и было подтверждено дальнейшей историей.
Философско-исторические и
социально-нравственные выводы Хомякова не только глубоки, но и чрезвычайно
актуальны, а их духовное и практическое освоение в наше смутное и переходное
время может принести действительную пользу. Его мысли о соборности как о
"свободной и разумной любви", о любви как должном состоянии личности
и "высшем законе" во взаимоотношениях людей, о нигилизме
"умственной жизни" без "жизни нравственной", а
юриспруденции без оживляющей ее совести, о противопоставленности основанного на
вере "цельного знания" ("живознания", "зрячего
разума") и разлагающе-раздробляющего позитивизма отвлеченного рассудка, об
"иранстве" и "кушитстсве" как двух противоположных
(духовного и вещественного) принципов мировой истории, о росте "мерзости
административности" при снижении роли соборного и земского начал и многие
другие могут служить путеводной нитью для того, чтобы задуматься над истинным
направлением разрешения кажущихся неразрешимыми проблем. Хомяков сформулировал
много "законов" духовной жизни, и реальное постижение (и практическое
осуществление проповедниками всяческого добра и света) хотя бы одного из них
(вроде нижеследующего: "высшее начало, искаженное, становится ниже
низшего, выражающегося в целости и стройной последовательности") способно
во многом изменить нашу жизнь.
Борис Тарасов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Хомякова по праву можно
считать главой, "гранитной скалой" "камнем", по определению
Н.А. Бердяева, славянофильства, или "корифеем национальной школы", по
определению П.Я. Чаадаева. И не только по тому, что он стоит у истоков этого
направления общественно-литературной мысли. Само значение его личности и
творчества наиболее полно и точно раскрывается в постановке самых разных
вопросов "о нашей умственной и нравственной самостоятельности (Ал.
Григорьев). С Хомякова, по существу, начинается самобытная русская мысль,
философское самосознание нации, основная и постоянная задача которой, с его
точки зрения, заключается в поиске жизненного воплощения ее сокровенных
возможностей: "Разумное развитие народа есть возведение до общечеловеческого
значения того типа, который скрывается в самом корне народного бытия".