На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Подписка на рассылку
Русское Воскресение
(обновления сервера, избранные материалы, информация)



Расширенный поиск

Портал
"Русское Воскресение"



Искомое.Ру. Полнотекстовая православная поисковая система
Каталог Православное Христианство.Ру

Национальная идея  
Версия для печати

Апокалипсис демократии

Судьба России в XX веке


(Продолжение статей "В предчувствии темного царства" Часть I, Часть II, Часть III)

Мир на грандиозном перевале своей истории вступает в неизвестность третьего тысячелетия по христианскому летосчислению. При мысли о «покидаемом» двухтысячелетии мы испытываем нечто схожее с тем, о чем писал американский астронавт, полетевший к Луне и видевший, как медленно и триумфально проплыла внизу Земля. Уходящая эра, как бы видимая нами уже сверху открывающегося пространства нового, третьего тысячелетия, освещается каким-то особым мировым смыслом, тревожащим нашу историческую память, но и вносящим в нее примирение вечности.

Двадцатый век из всех послевозрожденческих веков, отмеченных преимущественной автономностью человеческой личности, отчужденностью ее от Божественной основы бытия, обнаружил небывалый кризис гуманизма, европейской цивилизации. Гордо объявленная в эпоху Возрождения самоценность человека, ее универсальность, провозглашенные Французской революцией 1789 — 1792 годов «Свобода, равенство, братство», либеральные упования на «прогресс», на поступательное «улучшение» человеческой природы, истории человечества, — все это оказалось блефом, ложью, жалкой иллюзией в тех жесточайших катаклизмах, которые охватили Европу, начиная с Первой мировой войны. В «Истории Первой мировой войны» («Наука», 1975) говорится, что в этой войне погибло десять миллионов человек — «столько, сколько погибло во всех европейских войнах за тысячу лет». В «Тихом Доне» Шолохова старый казак говорит: «Подешевел человек за революцию». Если в общественной этике XIX века неприкосновенность человеческой жизни еще не подлежит сомнению (например, несостоятельность в «Преступлении и наказании» Достоевского наполеоновской философии Раскольникова, для которого старуха-процентщица просто «вошь», подлежащая уничтожению на пути «сверхчеловека»), то, по словам того же старого казака — «убить человека легче, чем вошь раздавить». Уже нет даже приблизительного счета тому сонму миллионов людей, которые погибли в годы Второй мировой войны. В августе 1945 года сброшенные американцами две атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки испепелили около ста пятидесяти тысяч людей, а сотни тысяч умерли со временем от последствий атомных взрывов. Английский премьер Черчилль назвал президента США Трумэна, отдавшего приказ об атомной бомбардировке, «спасителем западной цивилизации» (хотя эта бомбардировка не вызывалась военной необходимостью, так как Япония под ударами Советской Армии готова была к капитуляции), а сам Трумэн впоследствии повторял, что он «никогда не страдал бессонницей по поводу своего решения», что он «сделал бы это снова». «Подешевление» человека, абсолютная обесцененность его как «Божьего творения» подвели текущее столетие к той черте аморализма, за которой уже начинается господство сил, бесконечно далеких от декларируемых ими «христианских ценностей».

В свое время Герцен писал, что будущее в мире — за Россией и Соединенными Штатами Америки. Двадцатый век как будто и подтвердил это предсказание, когда обе страны, ставшие сверхдержавами, в течение десятилетий оказывали решающее влияние на события в мире, противостояли друг другу. Соперничество это (военное, идеологическое) закончилось невиданным торжеством для Америки, выигравшей «холодную войну» без единого видимого сражения. Нам, поверженной стороне, предстоит еще, придя в себя, по-настоящему осознать не только внутренние причины катастрофы, но и то, с кем, с каким противником мы имели и имеем дело. Что же такое эта Америка, истории которой, как государству, немногим более двух столетий — дитя даже по европейским меркам, еще в прошлом веке не подававшее через океан голоса, а ныне давящее «железной пятой» страны, народы мира. Гитлер в своей «Майн кампф» бурное преобразование Америки приводит как факт творческого созидательного гения любезного ему арийского элемента (переселенцы из англосаксов, немцев) Но надо знать специфическое понимание Гитлером творческой ценности, чтобы не особенно доверять его похвале. Геббельс в своей дневниковой записи от 8 апреля 1941 года сообщает, что фюрер «ненавидит христианство, изуродовавшее в человечестве все благородное» («Военно-исторический журнал», N 1, 1996 г.). История Европы, ее великих народов поистине фантастична энергией самоутверждения своей воли на мир, на технологическое «цивилизаторское» переустройство его, подчинение своим формам жизни. И при всей мощной экстенсивности влияния — замкнутость, самозакрытость этого мира, не знающего притока иных, неевропейских ценностей, развивающегося исключительно из самого себя, из сугубо антропологических начал, загоняющих этот мир в конечном счете в неисходно кризисное состояние. В освоении Америки европейские колонисты были той неукротимой созидательной силой, благодаря которой глухой континент в короткий исторический срок превратился в первую по индустриальной мощи державу мира. Но с чего началось это освоение? С истребления туземного населения, индейских племен. Читатель воспринимает сказанное уже как общие, ничего не говорящие слова, но посмотрим, как это было в действительности. Автор одной из лучших книг по Северной Америке известный французский географ Анри Боли в своей книге «Северная Америка» (вышедшей у нас на русском языке в 1948 году) воспроизводит подлинную картину «беспримерной экспансии белой расы и западной цивилизации» (тем более это свидетельство знаменательно, что у автора в целом положительное, даже почтительное отношение к богатейшей стране в мире).

Анри Боли пишет, что к приходу белых на современной территории США туземное население составляло 840 тысяч человек, к первой половине XIX века это число уменьшилось до 266 тысяч, то есть уменьшение почти на две трети. «Туземное население Вашингтона, Орегона и Айдахо упало с 89 тысяч в 1780 году до 15 400 в 1907 году; население Калифорнии, которое доходило по меньшей мере до 130 тысяч к моменту прихода белых, уменьшилось к настоящему времени до 16 тысяч». «Некоторые лингвистические группы исчезли совершенно; некоторые свелись к нескольким сотням, десяткам лиц и даже менее». Автор говорит только об отдельных индейских племенах, не приводя названия десятков и десятков других племен, исчезнувших с лица земли с приходом белых, и здесь невольно возникает сравнение с положением племен Севера в России (заклейменной американским президентом Рейганом «империей зла»), где не исчезло ни одно, даже самое малочисленное племя, что общеизвестно. Но продолжим цитаты. Индейское население резко сокращалось из-за «новых болезней», занесенных колонистами. «Пограничные колонии с трудом выносили соседство индейцев: в результате получались убийства, грабежи, пожары, коллективные репрессии, за которыми следовали уже общие восстания». Жестокая экспансия белых вызывала отчаянное сопротивление туземцев. «В 1862 году, во время гражданской войны, племена Миннесоты... восстали и перебили 800 белых: репрессия была безжалостная, оставшиеся в живых были переселены в Дакоту». «Новый» бум увлекает в это время золотоискателей в Дакоту на земли снуксов, в 1876 году они восстают: для их подавления пришлось снаряжать настоящие экспедиции, в которых и регулярные войска не всегда оставались победителями. В 1890 году—новое восстание и новое побоище. Но с тех пор развитие железных дорог, облегчившее перевозку войск, парализует восстание; индеец перестает быть военной опасностью». «Тогда постепенно устанавливается новая политика... (началось) размещение индейцев по резервациям, чтобы облегчить наблюдение за ними и предохранить их от соприкосновения с белыми, но также и для того, чтобы очистить место для колонизации». Каков же результат «новой политики»? «100 тысяч индейцев из числа «цивилизованных племен» (чоктау, чиказау, чероки, крики, семиналы), устроенные в Оклахоме, почти совсем перестроились на европейский лад». «Непокорные» же, «не забывая о перенесенных ими в прошлом гонениях», живут мелкими группами в чаще зарослей, другие держатся поодиночке на землях, которые «когда-то принадлежали им, всегда ожидая выселения», а «сердобольное» правительство, сгоняя индейцев в резервации, демонстрирует охрану «жалких остатков прежних хозяев континента от смертельного для них соседства с белыми». Итог: «Индейцы с их прежней полной и независимой жизнью — это уже, можно сказать, дело прошлое».

Такова агрессивная природа западной цивилизации, беспощадной к «непокорным», уничтожающая все неповторимо-самобытное в народах, все не поддающееся «цивилизаторскому» нивелированию.

Надо ли подробно останавливаться на истории (известной каждому школьнику) работорговли в Америке, когда негров миллионами, как зверей, вылавливали в Африке и перевозили на пароходах в Новый Свет для изнурительной работы на плантациях Юга. Только в 60-х годах прошлого века после окончания гражданской войны в Америке рабство было официально отменено, хотя и поныне негритянские волнения мало говорят в пользу рекламируемых там «прав человека».

Особый вопрос—роль еврейства в американской истории. Резкое увеличение еврейской эмиграции в Америку пало на конец прошлого — начало нынешнего века (с 1881 года по 1917 год туда переселились более миллиона человек), когда промышленная, экономическая мощь страны достигла уровня крупнейших европейских держав. После первоначального (в основном англосаксами) хозяйственно-промышленного «обустройства» Америки началось ее «освоение» еврейской финансовой олигархией, внесшей в провозглашенные «отцами-основателями» естественные права человека «в стремлении к счастью» — культ доллара. В своей основе религиозная денежная власть еврейства (как средство мирового господства «богоизбранного народа») нашла в Америке особенно благоприятную почву. Если в Германии некие силы в своих целях использовали пруссаческой закваски немецкий национализм (превратив его в расизм), если в России эти же силы сыграли на «всечеловеческой отзывчивости», чувстве братства людей («интернационализм»), свойственном русскому народу, то в Америке, в этом котле наций, достаточным оказалось для господства над массой внедрения культа доллара, идолопоклонничества ему. Но характерно, что и этот фундамент «американских ценностей» фальшив, так как доллар не обеспечен золотом, не обменивается на него, и гуляющие по всему миру триллионы долларов — бумажки, стоимость которых, собственно, покрывается типографскими расходами (сравните с дореволюционным русским рублем, самой твердой тогда в мире валютой, обеспеченной золотым обменом). В свое время (три десятилетия тому назад) президент Франции де Голль во время визита в Америку по совету своего министра финансов потребовал золотого эквивалента на несколько сотен миллионов долларов (доставленных из Франции). И какой же переполох поднялся среди долларовых владык! Требование французского президента пришлось исполнить, но это был первый и последний случай обмена доллара на золото, и действующим законом строго запрещены подобные операции.

«Святая святых» американской демократии — «частная собственность», которая отождествляется с понятием «свобода». Свобода и есть право собственника, защита его. Но примечательно, что «священный институт частной собственности» не декларировался открыто «отцами-основателями», видимо, не убежденными в ореоле ее для соотечественников. В Декларации независимости, принятой 4 июля 1776 года (дата основания Соединенных Штатов), была использована формулировка естественного права английского философа Локка, измененная американским президентом Джефферсоном (кстати, Декларацию подписали 57 человек — адвокаты, торговцы, дельцы). Слова Локка о том, что естественные права состоят «в жизни, свободе и собственности», Джефферсон изменил: «в жизни, свободе и стремлении к счастью». Современный американский историк пишет по этому поводу:

«Джефферсон был осторожен и исключил слово «собственность» из Декларации независимости. Он не считал его достаточно романтичным идеалом. Стремление к счастью означало несколько больше, чем собственность, — несомненно право приобретательства, право осуществить свое призвание и исповедовать свою религию по собственному выбору. Но он же не написал «капиталистическая система» или «частное предпринимательство». Поэтому мы могли бы проявить большую терпимость в отношении других систем, которые не обязательно имеют в виду экономические цели, разработанные нами на протяжении XIX века» (цит. по кн. Яков лев Н.Н. «Силуэты Вашингтона». М., Политиздат, 1983, с. 12). Небезосновательны слова другого американского историка: «У отцов-основателей США едва ли были сомнения в том, что обладание большим состоянием дает возможность куда лучше удовлетворить стремление к счастью».

Кем-то было сказано, что в Америке никогда не отличали внешнюю мощь от внутреннего величия. Страна, открытие которой началось с беспощадного истребления туземного населения, где процветала работорговля, где не было исторической памяти, связанной со средневековым величием, подвигами святых, романтическими взлетами духа, сокровищами национальной культуры, страна, воевавшая (исключая гражданскую войну) только на чужой территории, не знающая, что такое бомбардировки, руины на месте городов, создавшая и исповедующая только одну философию — ползучего прагматизма, — эта страна устами ее лидеров объявляется «маяком» для всего мира. Степень величия государства прямо пропорциональна уровню духовного здоровья, нравственной сплоченности общества, нации. При всей своей внешней мощи (экономической, военной) Америка давно уже стала образцом бездуховности, крайнего индивидуализма, массовой преступности.

Конечно, стороннее мнение о чужой стране, хотя бы и наблюдение путешественника, мало что значит для знания, понимания ее жизни, как говорил Марк Твен: «Иностранец может скопировать внешний облик нации, это все, на что он, по-моему, способен». Постижение же «внутреннего содержания», сути нации «достигается единственным способом — впитыванием» всего того, чем живет эта нация. И только «национальный писатель с многолетним «стажем впитывания» может стать тем «экспертом», знатоком жизни своего народа, чьи свидетельства, обладая подлинностью, авторитетны для читателя. И для нас в данном случае важны свидетельства американских писателей хотя бы о той же «американской мечте». В предисловии к первому изданию своей книги «Листья травы» Уитмен с девственной восторженностью пишет об Америке и ее поэзии, об их великом будущем, советуя, что надо делать: «любить землю, и солнце, и животных, презирать богатство... отдавать другим свой труд и свои доходы» и т.д. Со временем пылкость его патриотического восторга угаснет, когда он убедится, что вместо презрения к богатству в обществе торжествует «дракон наживы». Погоня за богатством, связанные с этим трагедии человеческих судеб — одна из важнейших тем в американской литературе, с особенной социально-психологической остротой это выражено в романах Фицджеральда (испытавшего, кстати, на себе мучительный соблазн призрачного богатства). Один из крупнейших американских писателей Томас Вулф в своей «Истории одного района» вспоминает начало тридцатых годов: «В те годы повсюду вокруг себя я наблюдал свидетельства тяжелой разрухи и страданий... Ночные блуждания внутри огромной паутины джунглей города заставили меня увидеть, почувствовать, испытать, пережить всю тяжесть этой ужасной человеческой катастрофы.

Я видел человека, чья жизнь свелась к массе бесформенных и грязных, кишащих вшами лохмотьев: бродяги жались друг к другу в поисках тепла, сбивались в кучу около общественных уборных, где двери были сорваны с петель и откуда несло холодом: а вокруг, тут же рядом, возвышались роскошные и мощные монументы богатству. Я видел проявления устрашающего насилия и жестокости, скотства со стороны сильных, безжалостно и грубо растаптывающих бедных и слабых, забитых и беззащитных.

Гнетущая тяжесть этой черной паутины бесчеловечности по отношению к своему брату человеку, нескончаемое, незамолкающее эхо этих сцен страдания, насилия, подавления, голода, холода, грязи и нищеты, свободно разыгравшихся в мире, где богатые продолжали разлагаться в своем богатстве, оставили шрам в моей жизни, наполнили душу убежденностью, которая навсегда останется со мной».

Фолкнер в статье «О частной жизни (Американская мечта: что с ней произошло?)» пишет: «Была американская мечта. ...Мы создадим новую землю, где каждая индивидуальная личность — не масса людей, а индивидуальная личность — будет обладать неотчуждаемым правом индивидуального достоинства и свободы, основывающимся на индивидуальном мужестве, честном труде и взаимной ответственности». И что же произошло с мечтой? «Теперь она ушла от нас... то, что мы слышим теперь, — это какофония страха... напыщенный лепет, громкие и пустые слова, которые мы лишили какого бы то ни было смысла — «свобода», «демократия», «патриотизм»... «К тому же художникам в Америке и не нужно иметь право на частную жизнь, потому что в Америке они не идут в счет...»

«Ибо корни самой болезни простираются далеко вглубь. Они тянутся к тому моменту истории, когда мы решили, что старые моральные истины, регулировавшиеся и контролировавшиеся чувством вкуса и ответственности, устарели и должны быть отброшены... свободу мы подменили безразличием ко всякому протесту и объявили, что может быть совершено любое действие, лишь бы оно освящалось выхолощенным словом «свобода»».

Фолкнер предвидит то, поистине беспримерно тоталитарное время в Америке, когда «человек, у которого индивидуальное чувство развито хотя бы настолько, чтобы захотеть в одиночестве сменить сорочку или принять ванну, будет заклеймен единым Голосом Америки как личность, подрывающая основы американского образа жизни и несущая угрозу независимости американского флага».

Впрочем, такое преследование «частной жизни» вполне уживается с тем массовым разгулом низменных страстей в стране, о котором пишет Фицджеральд в статье «Отзвуки века джаза».

Неприглядная суть американской демократии не оказалась скрытой от классиков русской литературы. В 1835 году в Париже вышла книга в двух томах французского социолога Алексиса Ток-вилля «О демократии в Америке», вызвавшая большой интерес русских писателей как сопоставлением двух народов — русских и англо-американцев, которым, по мысли французского автора, принадлежит будущее, так и резким осуждением американской демократии. Пушкин в черновике (неотправленного) письма к Чаадаеву спрашивает: «Читали ли вы Токвилля?.. Я еще под горячим впечатлением от его книги и совсем напуган ею», напуган тем, что миру грозит «наводнение демократии худшей, чем в Америке». Отозвался Пушкин и на «Записки Джона Теннера» (похищенный в детстве индейцами Джон провел среди них тридцать лет и потом рассказы об их быте привел в своих «Записках»). Широко известны такие слова Пушкина в статье «Джон Теннер»: «С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстью к довольству... рабство негров посреди образованности и свободы... со стороны избирателей, алчность и зависть... Остатки древних обитателей Америки скоро совершенно истребятся...»

Нельзя, пожалуй, назвать ни одного крупного русского писателя, который бы не высказал отрицательного отношения к лживости демократии в Америке, которая, по словам Толстого, «верит только во всемогущий доллар». Даже такой западник (впрочем, не совсем западник), как Белинский, с замечательной меткостью в статье «Бородинская годовщина» характеризует выборного президента как продукт уличной толпы.

«Великой ложью нашего времени» (название статьи) назвал демократические, парламентские выборы К.П. Победоносцев, один из столпов той «реакции», которая стояла на пути революционных либерально-демократических разрушителей России. В упомянутой статье он раскрывает механику парламентаризма, выборов, основанных на обмане масс, служащих слепым орудием в руках политиков. В «комедии выборов» вступает в действие «целое искусство играть инстинктами и страстями массы» для достижения личных, узкопартийных целей кандидатов. «Фраза — и не что иное, как фраза, господствует в этих собраниях. Толпа слушает лишь того, кто громче кричит и искуснее подделывается пошлостью и лестью под ходячие в массе понятия и наклонности». «По теории, избранный должен быть излюбленным человеком большинства, а на самом деле избирается излюбленный меньшинством, иногда очень скудным. Только это меньшинство представляет организованную силу, тогда как большинство, как песок, ничем не связано, и потому бессильно перед кружком или партией». Таков «механизм парламентского лицедейства».

В другой статье «Новая демократия» К.П. Победоносцев пишет: «При демократическом образе правления правителями становятся ловкие подбиратели голосов, со своими сторонниками, механики, искусно орудующие закулисными пружинами, которые приводят в движение кукол на арене демократических выборов». «Наряду с подкупом пускаются в ход насилие и угрозы, организуется выборный террор, посредством коего шапка проводит насильно своего кандидата».

К.П. Победоносцев ужасался при одной мысли, что время такого парламентского разбоя может наступить и в России. Увы, свершилось... Мы сами еще не опомнились от того «выборного террора», который обрушился на несчастные многомиллионные головы избирателей со стороны «демократов», особенно их главного кандидата Ельцина. Его поездки по «регионам» с царственной выдачей «трудягам» зарплаты полугодовой задолженности (мыслимое ли дело?!!). Угроза гражданской войны в случае, если его не изберут Президентом (значит, объявление войны большинству народа, если будет избрано в Президенты другое лицо, не Ельцин). Подкуп грошовыми подачками пенсионеров. Циничная «индексация» ограбленных вкладов и только тем недобиткам, кому восемьдесят годков — им «возвращается» обесцененная Гайдаром одна тысяча рублей — в соотношении один к тысяче (хотя цены, даже по официальным данным, за эти годы возросли не в тысячу, а в восемь — десять тысяч раз); похвальба новыми указами в утешение собранной толпы с одновременной нелепой пляской с разряженным бабьем, катаньем на качелях и т.д. Площадное сведение счетов с Думой, мешающей ему ввести куплю-продажу земли. Скоропалительное заявление (привлечь на свою сторону молодых избирателей!), что к 2000 году будет отменена воинская служба, служить будут «по контракту» — то есть священный долг каждого гражданина страны заменяется денежной мздой наемника, которому наплевать на то, что принято считать Родиной. Внезапная (за неполных три недели до выборов) «миротворческая» акция того, по чьей вине полтора года идет война в Чечне, его встреча в Кремле с теми чеченцами, которых еще вчера именовал бандитами, а теперь тусовку с ними именует «историческим событием». Бесконечные появления всем знакомой, невытравленно-партократичес-кой физиономии на экранах телевидения, требующей в упор голосовать за него, иначе будет всем плохо, и вообще он не допустит, чтобы коммунисты пришли к власти (зачем же тогда, спрашивается, выборы?).

Полную поддержку Ельцину демонстрируют лидеры Запада. «Независимая газета» (25 мая 1996 г.) пишет: «Лидеры США и Германии говорили о необходимости избрания именно Ельцина на второй срок».

За четыре недели до выборов в Москву съехались «президенты» стран СНГ, устроив застольный митинг в поддержку Ельцина, как единственно возможного президента России (какой крик подняли бы те же Назарбаев, Шеварднадзе, Петросян и прочие, если бы к ним приехал, скажем, Зюганов и потребовал избрания какого-нибудь местного коммуниста местным президентом). Каков «спектр» агитирующих(90-е годы) за Ельцина: от героини латиноамериканского телевизионного сериала, никогда не бывавшей в нашей стране, до высшего церковного иерарха, дипломатично призвавшего православную Паству не голосовать за тех, кто хотел бы превратить строящийся храм Христа Спасителя снова в бассейн, от «деятелей культуры», холуев любого режима вроде кинорежиссера Никиты Михалкова до «сексуальных меньшинств»; от «воров в законе» до заводил площадных концертных оргий. Не говоря уже о «независимом» телевидении, других средствах массовой информации, беспрерывно галдящих о «всенародной поддержке нынешнего Президента», о его «каждодневно растущем рейтинге», поливающих грязью единственного, в сущности, противника Ельцина — Геннадия Зюганова (у остальной «демократической оппозиции» — игра, рассчитанная на то, чтобы вырвать у главного «демократа» уступки — вроде поставленного Явлинским ультиматума для альянса с Ельциным — отставка ненавистных ему русских силовиков).

Таково лицедейство «президентских выборов», самой сути демократии. Но ведь это российское извращение демократии, возразят западники, есть же демократия подлинная, американская. Послушаем на этот счет свидетельство политического, наивысшего ранга, адвоката этой демократии — бывшего президента Никсона.

В сборнике аналитических работ американских авторов «2000 год—Победа без войны или Апокалипсис?» (М., «Прогресс», 1989) помещен его пространный трактат «1999 год. Победа без войны», где умудренный профессиональным, историческим опытом политик развертывает модель предполагаемого, на рубеже второго — третьего тысячелетия, будущего мира. Главной мировой проблемой и в обозримом будущем остается для автора соперничество двух сверхдержав — Соединенных Штатов Америки и России, и, говоря о «реформах» Горбачева, одобряемых Западом, Никсон даже, видимо, и не подозревал, как быстро, из-за предательства этого перевертыша, Россия окажется поверженной в «холодной войне». Но здесь мы остановимся на демократических принципах, утверждаемых Никсоном. Прежде всего, в назидание нашим «миротворцам», поклонникам «общечеловеческих ценностей», доведшим сокращение вооруженных сил страны до того, что некому стало защищать Отечество, американский политик во главу угла всего ставит национальную мощь: «Мир во всем мире неотделим от национальной мощи. Никакие внешнеполитические цели — будь то стратегические, геополитические или относящиеся к правам человека — не могут быть осуществлены без использования национальной мощи».

Но вот козырь демократии — «права человека», — как они понимаются в стране «благословенной Свободы»? «Советы считают, что основные права человека — это бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное проживание, бесплатное образование и полная занятость. Мы считаем основными правами человека свободу слова, свободу печати, свободу вероисповедания и свободные выборы». Только теперь, когда, оказавшись под пятой американизма, сами хлебнули прелесть этих «прав человека» — мы воочию увидели, что значат на самом деле эти дары. «Свобода слова» — кричи что угодно хоть до хрипоты, когда наплевать на твои крики тем, кто ограбил тебя «либерализацией» цен, оставил без работы, без всякой надежды на жилье, на бесплатную медицинскую помощь, а если ты протестуешь против этого — то будешь иметь дело с омоновцами, с направленными на тебя дулами автоматов. «Свобода печати» — да, этой свободы хватает у «демократической» печати — свободы на разжигание русофобства, ненависти к России, на растление молодого поколения, циничную поддержку кровавых преступлений правящего режима, разбойного компрадорского капитала. Вот выделяющая вроде бы себя из общей «демократической» газетной клоаки, играющая в «объективность», «беспристрастность» «Независимая газета»... Главный редактор ее В. Третьяков по поводу пресловутого обращения 13 банкиров (якобы озабоченных судьбой России, а на самом деле угрожающих оппозицией нынешней власти) пишет: «Не знаю, может быть, я человек чересчур сентиментальный. Может, слишком близок к некоторым из группы 13-ти. Может, близость эта есть уже некоторая форма зависимости, но все-таки на меня речи предпринимателей произвели глубокое впечатление. И раньше с большинством из них я общался частенько, и слов слышал много разных, из которых можно было сделать вывод, что те, кто их произносил, скорее циники, чем лирики, однако временами — отчаянные лирики. Но все-таки многое на сей раз я услышал впервые». («НГ», 24 мая, 1996.) Ну может ли быть независимой газета, главный редактор которой в столь лирических отношениях с «циниками»? Он и восхваляет этих кровососов, как неких спасителей России.

Далее: «Свобода вероисповедания» — свобода быть кем угодно, христианином, сектантом, сатанистом и т.д. Эти «права человека» нагло навязывают нам наезжающие в нашу страну американские проповедники, ставящие своей целью подорвать, разрушить православие, увести народ от традиционной, тысячелетней веры.

Наконец, «свободные выборы». Ирония уже в том, что об этом говорит герой Уотергейта, пострадавший в свое время за антизаконные махинации в избирательной гонке (стоившие ему импичмента) и тем самым засвидетельствовавший лично, какова моральная изнанка этих «свободных выборов». Ну а как проходят эти «свободные выборы», как реализуются в них «права человека» — совершенно зачумленного, сбитого с толку избирательной вакханалией в пользу «всенароднолюбимого» — мы были недавно сами свидетелями (в канун июньских-июльских «президентских выборов»).

Никсон пишет: «Мы стремимся не к победе над какой-нибудь другой страной или народом, а к победе идеи свободы над идеей тоталитарной диктатуры, отрицающей свободу». Говоря далее об «объединенных и унифицированных силах свободы», автор решительно не допускает возможности свободы в рамках национальной независимости. Берется такая страна, как Япония, которая в настоящее время «управляется на основании Конституции, написанной американцами и переведенной ими на несколько неуклюжий японский язык». Неудовольствие американцев вызывает то, что, несмотря на проамериканское конституционное правление, японцы не забывают о своих национальных интересах. «Они могли бы покупать американский рис по 180 долларов за тонну, а не запрещать импорт риса ради защиты японских фермеров, которые продают этот продукт по цене 2 тысячи долларов за тонну». Подобная несговорчивость вызывает гнев хваленых заокеанских демократов. Как пишет Никсон, «член палаты представителей, рассерженный тем, что японцы продают на американском рынке полупроводники по демпинговым ценам, сказал: «Спасибо Гарри Трумэну. Он сбросил две атомные бомбы, хотя ему следовало бы сбросить их четыре». Американцев явно не устраивает, что японцы «сопротивляются любому западному влиянию, как только оно начинает распространяться ниже самого поверхностного слоя». Отсюда назидательный совет, весьма смахивающий на диктат: «Они (японцы) должны научиться не бояться «западной заразы». Им нужно понять, что культурная и расовая гомогенность, составляющая величайший источник их силы, может превратиться в помеху для их стремления быть составной частью гетерогенного, охватывающего весь мир, альянса свободы и процветания».

Разумеется, в этом охватывающем весь мир «альянсе свободы» господствующая роль отводится Америке, взявшей на себя высшее право выносить обвинительный вердикт любой стране, отстаивающей свою национальную независимость. И все это со ссылкой на мессианское назначение Америки. Какой же безрели-гиозностью надо обладать, чтобы именовать другое государство «империей зла» (слова Рейгана об СССР), видя только исключительно в других, не в себе, все сосредоточение мирового зла?!

В этой «отмеченной промыслом Божиим» стране ни один Президент не обходился и не обходится без того, чтобы по всякому поводу, случаю не сослаться на Библию, не продемонстрировать свою набожность (ставя при этом в один ряд Христа и простых смертных), как это сделал Рейган в своей речи при вступлении в президентскую должность в январе 1981 года, призывая американцев к жертвенности во имя капитализма: «Должен ли был Христос не пойти на крест? Должны ли были патриоты у моста в Конкорде побросать мушкеты и не сделать выстрелов, прозвучавших на весь мир? Мученики истории не были дураками...» В этом сопоставлении несопоставимого, в панибратском отношении ко Христу («мученики истории не были дураками») Рейган представлен как типичный продукт того духовного, религиозного, этического релятивизма в отрицании абсолютных религиозных, нравственных ценностей, «переоценке» их в духе современной «либерализации» сознания, «новой морали», соответствующей постиндустриальному веку, новому образу жизни и поведению людей. Утверждаемый «принцип» относительности в морали стирает грани между добром и злом, духовно здоровым и растлением; не признает никаких этических критериев, выдавая за «новую реальность» всякого рода извращения и аномалии, превращая аморализм в ценностную философскую категорию и некую заслугу личности.

Порождением американизма стал и плюрализм, допускающий множество мнений, точек зрения на то или иное явление, исторический факт, на те же этические нормы, что на деле служит не выяснению истины, иерархии ценностей, а запутыванию их, дезориентации, оболваниванию массы. За каждым признается право считать истиной то, что он считает нужным, угодным ему. Отсюда вседозволенность на все — на сатанинские секты, на сексуальные извращения, на проповедь насилия и убийства (бесконечный мордобой и выстрелы в американских фильмах, заполнивших экраны «нашего» телевидения), на моральную безответственность, беспринципность, цинизм. Из этой свалки и возник стандарт «двойной морали», исповедуемый официальными американскими властями в отношении других стран, народов; одним из них прощается любая агрессивная вылазка (вроде Израиля), другие немедленно наказываются самым беспощадным образом (сербы в бывшей Югославии, Ирак и т.д.).

Что такое западная, американская демократия, мы особенно познали в октябрьские дни 1993 года. Сколько шума на весь мир о «правах человека», когда речь заходит о каком-нибудь диссиденте, — государственном преступнике, а здесь ни одного протеста против кровавой расправы над народом, защищавшим Конституцию, законно избранный парламент. Мы еще не осознали всего мирового значения 3 октября 1993 года,—именно Россия подписала смертный исторический приговор «мировой демократии», отравленной лицемерием и лестью, несущей нравственную смерть человечеству.

Антиамериканская пропаганда у нас до «перестройки» во многом была примитивной, неуклюжей, фальшивой; тон задавали те, кто выезжал за рубеж, как доверенные лица официозной советской пропаганды (формально «отчитываясь» своими «антибуржуазными» статьями), те самые, кто потом стал оборотнями-«демократа-ми», вроде В. Коротича, ныне живущего в Америке, а тогда клеймившего ее в своей книге «Лицо ненависти», или А. Яковлева, разоблачавшего американский империализм в книге «От Трумэна до Рейгана. (Доктрины ядерного века)», а теперь угрожающего русскому народу участью исчезнувших печенегов, хазар, если он не выберет 16 июня или 3 июля (дни президентских выборов) путь американской демократии. Подобные двурушники не только не вызывали доверие к своей «критике», но и бросали тень недоверия вообще на всю «антиамериканскую пропаган ду». Но был, например, и такой историк, как Н.Н. Яковлев, который в своих книгах на высоком профессиональном уровне давал разборы американской политики при разных президентах, всегда обращенной против нашего государства, со знанием дела раскрывал механизм подрывной деятельности ЦРУ, связанную с ним активность диссидентов, «агентов влияния» в нашей стране. Надо было обладать подлинным мужеством ученого и патриота, чтобы при истеричном «общественном мнении», не допускавшем никакого сомнения в эдакой святости Солженицына и Сахарова, показать их как идеологических агентов американских спецслужб. Время показало, как прав был историк (ныне покойный): Солженицын кончил поддержкой угодного «демократии» октябрьского расстрела 1993-го, а не доживший до этого дня Сахаров изошел в злобе к России, призывая к расчленению ее на полусотню государств под эгидой мирового правительства. (И этого могильщика страны Ельцин недавно, в середине текущего года, по телевидению назвал не только своим учителем, но и «учителем России»).

В истории России были периоды, смертельно опасные не столько даже для ее государственной независимости, сколько (что еще страшнее) для нашего национального духовного уклада: экспансия при Александре Невском иезуитов ливонских рыцарей; распространение секты жидовствующих (в конце XV века), секуляризация, бюрократизация церкви при Петре I; внедрение в массовое сознание идеи мировой революции и последующего всеобщего рая на земле (не принимая во внимание мелких антиправославных вылазок, вроде обновленчества). Ныне нам навязывается своего рода новая религия в виде мировой демократии, одаривающей нас некоей свободой, которая должна стать догматом для демократических неофитов. Она тотчас же и стала таковым для партбосса Ельцина, когда он, впервые приехав в Америку, побродив по улицам города и облетев на вертолете статую Свободы, заявил, что только теперь он понял, что такое свобода. Но сами-то миссионеры новой религии прекрасно знают, что такое свобода, недаром один из американских президентов, Кеннеди, говорил: «Без обращения к ядерной войне мы хотим... добиться, чтобы страны, где правят коммунисты, заразились «болезнью свободы», как называл ее Томас Джефферсон» (цит. по кн.: ЯковлевН. «Силуэты Вашингтона». Политиздат, 1983, с. 247). «В безумстве гибельной свободы» видел Пушкин одну из трагедий человека (кстати, он не отрицал и нужность цензуры, ограничивающей беспредел «свободы слова», обязывающей автора к углублению, большей объемности подтекстового смысла).

В обезьяньем подражании Конституции американской вторая статья Российской Конституции гласит: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью». И хотя демократия предполагает по самому своему буквальному смыслу власть большинства, в этой «демократической» Российской Конституции ничего не говорится о правах коллективных, народных (право на мир, на труд, на образование, на отдых, на медицинское обслуживание — что было в старой. Сталинской Конституции и что значилось не только на бумаге, но и претворялось в жизнь). В новой же Российской Конституции «права и свободы», как «высшая ценность», обращены к опоре «демократического» режима—классу собственников, предпринимателей. Но если даже в Америке ее президент Кеннеди вынужден был сказать: «Мой отец всегда говорил мне, что все бизнесмены — сукины сыны», — то что можно сказать о наших новоявленных бизнесменах, грабителях народного достояния, перекачавших сотни миллиардов долларов в зарубежные банки, прославившихся на весь мир как мафиози. В России всегда отвергалось во мнении народном богатство, сколоченное хищническим путем, обманом. В Древней Руси это нашло выражение в таком моральном кодексе, как «никакого неправедного богатства не желать, законными доходами и праведным богатством жить подобает всякому христианину» («Домострой»). А в новое время выразителем этого морального принципа стала русская литература, глубоко антикапиталистическая по своему духу.

Величайшее зло, которое исходит для России от «демократов-реформаторов», не только в том, что они с упоением захватчиков разрушают все созданное нашим народом за века, обрекли его на нищету, вымирание, они хотят большего — разрушить самое ненавистное для них — наше духовное ядро, наше православное сознание, без чего исчезает смысл нашего исторического существования. Предсказание «архитектора перестройки» «кудесника» А. Яковлева — что нас, русских, может постичь участь хазар, надо все-таки понимать не как отвлеченную угрозу, а вполне конкретно, ведь хазары и погибли оттого, что поддались искусу торгашества, мертвящего практицизма, навязанного им пришлым племенем — талмудистским иудейством. Так внедряется и в наше сознание новая сатанинская религия денег, наживы, как единственной цели жизни. Но если, скажем, с немцами, как они считают, все покончено, те духовно кастрированы (по демократическому методу) и не способны к «расистским бредням», то с нами все еще надо повозиться. Но посмотрите, кто нас хочет переделать на нужный им рабский лад,— Гайдар, Новодворская, Бурбулис, Г. Попов, Таня Макаров, вся их братия,— без физической брезгливости нельзя смотреть на этих вырожденцев, но они-то и хотят нас переделать. Но ума не хватает, могли бы потоньше работать. Даже Троцкий, куда уж ненавистник всего русского, и тот сыграл в «национальность», отказавшись от предложения Ленина быть его первым заместителем, ссылаясь на свое еврейство, чем, по его словам, могут воспользоваться в своей пропаганде «контрреволюционеры». А может быть, и то, что, оставив в памяти русского народа имя Гайдара как величайшего преступника, разрушившего экономику страны, ограбившего народ, его трудовые сбережения, некие диспетчеры сознательно рассчитывали на такую реакцию в массе, как антисемитизм?

Это особый тип. И здесь я должен заметить, что как это ни гадко, но иногда надо смотреть телевизор, ибо можно увидеть нечто такое, что надобно знать. Я и увидел это 31 мая текущего года по петербургскому телевидению в диспуте «мэра» С.-Петербурга со своим первым заместителем — Яковлевым. Оба — кандидаты на пост губернатора города. Пусть эта запись останется для будущего, когда, надеюсь, положение в стране переменится, и людям будут показывать, кто правил нами, какие невежды, демагоги, нахрапистые авантюристы вроде Собчака. Он беспрерывно наскакивал на оппонента, предъявляя ему с деланным пафосом бесконечные обвинения, в том числе политические (в частности, за недостаточную преданность Ельцину), всячески изворачивался, когда тот с фактами в руках уличал его во лжи, клевете, полнейшем незнании дела. Все, кто бывал в Петербурге, говорят, в какую мерзость запустения превратился этот еще совсем недавно прекрасный город. И это — при «мэре» Собчаке, краснобае с «профессорскими повадками», любителе резонерствовать, красоваться на приемах, произносить тосты за прекрасных дам, за господ зарубежных гостей и способном только порхать мотыльком (судя по его разговору с Яковлевым), когда дело касается серьезных проблем города. Это тот самый Собчак, который в свое время, как председатель некоей комиссии Верховного Совета СССР, потусовался в Тбилиси и пустил легенду о русских

•солдатах, якобы расправлявшихся саперными лопатами с несчастными грузинами, разжигая тем самым их ненависть к России. В подобной провокационно-интриганской роли Собчак выглядит куда как авантажнее, незаменимее, нежели там, где помимо этого требуются способности к творческой, созидательной работе. Оппонент «мэра» был в недоумении оттого, как можно в лицо телезрителям так врать и не смущаться (поистине, «хоть с... в глаза, а ему все божья роса»). И телезрительница при мне подивилась, что Собчак «ни с чем пирожок», и как не стыдно ему перед семьей. Но семья-то как раз и более, чем все другие, «особчачена». Несколько лет тому назад супруга «мэра» с гордостью оповестила в интервью, какая умница их пятилетняя дочка: когда она смотрит выступающих по телевидению, то тут же попадает в точку: «Это наш!», «Это не наш!». Вот ведь какую взрастили идеологическую крошку, куда до этого «тоталитарному воспитанию», это похлеще любой «классовой ненависти».

Узнав, что Собчак накануне выборов губернатора в затруднительном положении, в Петербург прикатили его «демократические» собратья Гайдар, Чубайс, Старовойтова... Осведомленный читатель, конечно, догадывается, что можно ждать от нашествия этого кагала.

В «Независимой газете» от 1 июня 1996 года напечатана примечательная заметка «Скотный двор в угодьях НТВ», из которой мы узнаем, как телепостановщик Шендерович со своим коллегой представляют в «Куклах» простых людей «в виде омерзительных животных», «в чеченском сюжете свиное рыло (прапорщик) разговаривает с каким-то упырем (солдатом)»; «президент с человеческим лицом затевает беседу с козлом, означающим, по мысли творцов, простой народ»; «авторы относятся к лицам значительным по-человечески, прочие же для них — скотный двор имени Джорджа Оруэлла». А в политике эти шендеровичи не иначе смотрят на «простых людей», на народ, на нас, русских, как на скотов,— наподобие тех местечковых своих предков, о чем рассказал покойный литературовед Альтман (см. статью В. Кожинова «Загадочные страницы истории XX века», журнал «Наш современник», N 5, 1996 г.); «Вообще русские у евреев не считались «людьми», русских мальчиков и девушек прозывали «шейгец» и «шикса», то есть «нечистью». Для русских была даже особая номенклатура, он не ел, а жрал, не пил, а спивался, не спал, а дрыхал, даже не умирал, а издыхал. У русского, конечно, не было и души, душа была только у еврея... Христа бабушка называла не иначе, как «мамзер» — незаконнорожденный... А когда на улицах Уллы был крестный ход и носили кресты и иконы, бабушка спешно накрыла меня платком: «чтоб твои светлые глаза не видели эту нечисть». А все книжки с рассказами о Богородице, матери Христа, она называла презрительно «матери-патери»... (стоит отметить, что «патери» — это, по всей вероятности, неточно переданное талмудическое поношение Христа, чьим отцом якобы был некий Пандира-Пантера)».

Только таким врожденным расизмом можно объяснить ту наглую самоуверенность и надменность, с какой все эти выползшие при смуте из щелей гайдары-собчаки так безнаказанно глумятся над нами. Кстати, проигравший на выборах в губернаторы Петербурга Собчак заявил: «То, что произошло со мной на выборах, больше можно сопоставить с судьбой Уинстона Черчилля». Вот так-то! Ни больше — ни меньше! В этом и весь «интеллект» Собчаков, усвоивших девиз героев-умников писателя Гранина:

«Бей по морде интеллектом!» (русских, разумеется).

В «Апокалипсисе», в откровениях Иоанна Богослова Антихрист прельщает людей всеми благами и «правами человека», освобождая их от тяжкого духовного труда, заданного свыше, от сознания высокого, вечного предназначения человеческой души. Так и «демократы», суля русскому народу «американский рай», хотят, чтобы он вытравил из своего сознания, исторической памяти все, что составляет его сущность как бытийной личности, занимающей свое никем не заменимое место в божественном замысле творения. «Жить как в Америке, как на Западе» — этим лозунгом была одурманена вся страна на рубеже 80 — 90 годов, этого требовали заправилы «Демократической России» — не только бывшие диссиденты, но и г:атерые коммунисты Б. Ельцин, Г. Попов и прочие. Шумный радетель за могучую Россию В. Жириновский пожелал тогда стать не кем иным, как только либерал-демократом. И доныне продолжается «демократическое» оболванивание масс, подкрепляемое «научными данными». Так, в журнале «Общественные науки и современность» (N 2, 1996 г.) профессор социологического факультета МГУ Елена Шестопал, в качестве итога своего «исследования по возрастным группам от 13 лет до 85 лет», заключает: «Большинство опрошенных на вербальном уровне позитивно воспринимает демократические ценности, отождествляя себя с демократией и демократами». Особенно трогательны тринадцатилетние демократы — как раз тот, с двухлетнего возраста «продукт» перестройки и реформ, на который ставил ставку один из идеологов разрушения России Гавриил Попов, видя в подрастающем поколении, в их новом, «рыночном», генотипе гарантии необратимости сатанизации страны.

Но что-то не сработало, и вот в «демократической» прессе мелькают признания, вроде: «Именно эта любившая Америку интеллигенция... ныне отходит от рычагов общенационального влияния...» («Независимая газета», 1 июня 1996 г.). Как всегда, у этой «интеллигенции» роли распределены таким образом, что одни из них говорят одно, а другие совершенно противоположное (про «запас»—на случай поворота событий). А. Янов, некогда работник «Молодого коммуниста», а ныне профессор какого-то американского университета призывает ввиду якобы фашистской опасности в России спасать в ней демократию с «помощью политики соучастия» Запада. «В принципе оккупация есть лишь одна из возможных форм политики соучастия»,— без всякой дипломатии режет правду-матку этот «американец» (журнал «Мировая политика и международные отношения», N4, 1996г.). Но иные из здешних собратьев А. Янова, вчерашних ярых «западников», сегодня рядятся в «антизападников», в борцов за «самостоятельный российский путь», заклиная при этом, что никакого перераспределения собственности не может быть, «собственность никто не отдаст», это развяжет гражданскую войну и т.д. Вот уж поистине, на воре шапка горит: награбленное у народа назвали «священной частной собственностью», а возвращение этого богатства законному владельцу — «перераспределением собственности», грозящим «гражданской войной».

Но гражданскую войну и начали эти грабители с благословения антинародного «демократического» режима. Один из английских философов, современник английской революции XVII века писал: «Война есть не только сражение или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения». («Философия эпохи ранних буржуазных революций». «Наука», М., 1983, с. 556.)

В данном случае, в «воле к борьбе» проявляется тот заряд социального протеста, который затем разразится революционной бурей и гражданской войной. Нынешние «реформаторы» в России, оправдывая развязанную ими кровавую вакханалию в стране, не прочь сослаться на «период первоначального капиталистического накопления». Не говоря уже о цинизме такого оправдания, наши новоявленные «идеологи богатства» не видят ничего дальше личной мошны. Один из таких «идеологов» Шумейко так и объявил: каждый должен быть богатым, тогда и общество, страна будут богатыми. Сказано это было еще до того, как десятка полтора следователей подготовили для Верховного Совета России документы о коррумпированных деяниях Шумейко;

отстраненный от дел, он после событий 3 октября 1993 года был оправдан и вернулся на высокий пост, лоснясь совместно со своей «идеологией богатства». Шумейко мог бы выкрикивать лозунг «Убей бедного!» — очень популярный в то время. Но вот мнение о богатстве одного из тех реформаторов, с которыми связана протестантская этика предпринимательства, Кальвина: «Желание быть богатым — это желание быть вором». Богатство — это не самоцель, не борьба за деньги любой ценой. Не отрицается богатство, нажитое честным путем: «...нужно, чтобы мы были бедными в наших сердцах, чтобы у нас не было гордости нашим богатством, чтобы мы не пользовались им для угнетения слабых... и, наконец, чтобы мы были всегда готовы, когда это будет угодно Богу, снова стать бедными».

Конечно, эти слова великого церковного реформатора ныне мало кого тронут и в Европе, и у нас, но когда-то это было...

«Демократическая» радиация народила новую человеческую породу — нравственного мутанта, с которым России невольно приходится вступать в таинственное третье тысячелетие.

М. Лобанов. 1996-2001 гг.


 
Ссылки по теме:
 

  • Раздел "Политика, экономика, общество" православного каталога "Русское воскресение"

  •  
    Поиск Искомое.ru

    Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"