Живая сила традиции

Выступление на секции XХII Всемирного Русского Народного Собора «Культурное наследие. Новые вызовы»

Беда нашего времени — размытость понятий, соответственно спутанность сознания. Так человечеству долго не протянуть. Надо всматриваться в понятия. Мудрые греки говорили об этимологии — учении об истине, спрятанной в слове. Конфуций советовал возвращать ум к ясности методом «исправления имен». Один из его примеров: от какого понятия право? — от правды. Конечно! Ведь и первый свод законов носил на Руси имя «Ярославовой правды». Один только этот совет спас бы человечество от помешательства либерализма, вознесшего права человека над правдой бытия.

Невнятно мыслим мы традицию. Путаем ее с наследием, опредмеченным опытом традиции. Сама же традиция — не предмет, а процесс. Простой перевод слова — передача.

Однако в историю человечества это слово вошло в беспредельно высоком его понимании, которое требует подключения ресурсов церковнославянского языка. Речь шла о Предании в церковном смысле слова. О Священном Предании, которое, отчасти записанное, становится Священным Писанием, но продолжает его окружать, неся ключи к пониманию.

В XVI веке традиция стала яблоком раздора. Вокруг него разгорелась война. Поврежденная[1] традиция католицизма спорила с полным отрицанием традиции у протестантов. Католики настаивали на единстве Писания и Предания. Лозунг протестантов — «одно лишь Писание»! Однако, на чем настаивает Писание? «Никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (1 Пет. 1:20). То, что говорится Святым Духом, Святым Духом и прочитывается. «Как могу разуметь (Писание), если кто не наставит меня?» — смиренно отвечал апостолу Филиппу вельможа Ефиоплянин, и, наставленный им, сподобился принять святое крещение и Духа Святого. Но во втором тысячелетии Запад затыкал уши, дабы не слышать голоса исходного вселенского православия. Отвергнув поврежденную традицию католиков, протестантизм водрузил на освободившееся место свою собственную традицию, которая тут же начала неостановимо дробиться на сотни и тысячи деноминаций и конфессий.

Теоретическим путем проблема синергии Священного Писания и Предания не была осмыслена на Западе: носители разных точек зрения просто разбежались по углам.[2]

Не будучи решена в центральной области религиозной жизни, проблема разбилась на микроскопические ртутные капельки в жизни светской. И в каждой приходится решать ее заново. Вот пример.

В позорные годы развала России, оказавшись в Пассау (Бавария) на конгрессе по семиотике, я зашел в готическое здание иезуитской гимназии, имел разговор с директором, сославшись на процессы перестройки в стране (мы действительно организовали Православный лицей в Москве). На вопрос, куда поступают выпускники, он ответил: куда угодно. — В университеты тоже? — Конечно. — Мог бы я ознакомиться с учебными планами? — Как Вы себе это представляете? Это невозможно по времени. Ну, хорошо, посмотрите план такого-то класса по такому-то предмету (забыл, по какому). Полистав невероятной толщины печатный том, я ужаснулся, представив, как эти Гималаи знаний переливаются в головы ученикам, но вежливо поблагодарил директора за беседу. Перед нами чисто католическое понимание традиции с максимальной заботой учителей о фундаментальном усвоении предметов.

Ныне в мире (если отбросить немногие неприкасаемые элитные учебные заведения) побеждает противоположная тенденция — образовательный «ширпотреб» (по Болонской системе, в частности). Роль педагогов организационная, сводится к минимуму. Ученик один на один перед горой информации. «Одна лишь информация» — протестантский принцип, ведущий к поверхностности, крайне опасный в ситуации фейкового бытия и сознания. Пациент такой образовательной системы, гордо мысля себя хозяином информации, на деле оказывается ее рабом, и легко поддается манипуляциям с его сознанием. «Когда услышите о войнах и военных слухах…». Христос говорит о наших временах. Военные слухи — это телевизионные картинки, не имеющие ни малейшего отношения к действительности (например, при разрушении Ливии, при создании на территории разрушенных стран ИГИЛ). Перед глобальной информационной индустрией (с абсолютистским центром в США) человек с фейковым образованием беспомощен.

Светская сфера жизни динамична по природе. С ускорением расширяется она в наши дни, — так что людям без Царя в голове начинает казаться, что ею можно ограничить жизнь человечества. Видя буйство новаций на материальной периферии бытия, они с готовностью цитируют слова Гераклита: все течет и изменяется. Забыв, что гераклитовский Логос (Смысл) никуда не течет и не изменяется. «Я не изменяюсь!» — прямо говорит Бог в Ветхом Завете. Только потому мы и сохранились. «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут», — говорит Христос.

Люди периферии, пребывающие вдали от смысла, — «как прах, возметаемый ветром» (Пс. 1:4). Люди основательные, понимая, что без главного, центрального, вечного существование невозможно, защищают традицию.

Что стало с пониманием традиции в светской области? Оглушённое обилием новизны, оно произвело крайне распространенное сочетание «традиции и новаторство». Какое недомыслие! Сколько книг написано на эту тему, сколько конференций проведено! Но исходный абсурд помрачает ум. Традиция — передача в поколениях сияния творческой силы, несущей миру веяние свежести.  Новаторство — коренное свойство традиции. Потому оба понятия нелепо писать через запятую, соединять союзом «и». Вечно обновляемой живой традиции, подобной «вечной новизне Евангелия» (Пушкин), противостоит лишь косность.

Откуда же сама косность? Она от антитрадиции, от омертвелости духа в людях, плодящих и передающих штампы. «Новационные» выверты либерализма поначалу ошарашили. «Мам, ты знаешь, в школе нам сказали: дети имеют право жаловаться на родителей, не покупающих игрушки. Вот это да!» — «А ты представь, — ответила мудрая мама, — меня посадили в тюрьму. Тебе было бы хорошо? А если б и не посадили — могла бы ты так же чисто смотреть мне в глаза, как сейчас?» — «Мам, я никогда, никогда ничего не буду говорить!»

 Истинные же достижения в светской области — в противовес выкрутасам — не придумываются, а приходят как научные открытия и откровения. Богослов Исаак Ньютон поставил физику с головы на ноги, введя в науку объяснительный принцип силы, который взял из Библии, — и тут же понеслась она вперед рука об руку с технологиями. «Музыка есть откровение, более глубокое, чем мудрость и философия». Бетховен не говорил красиво, он передал нам знаемое из опыта. Бога ли, Святого Духа, источника истинных новаций на земле, упрекать в косности?

После шести дней творения мира из ничего Бог дело творения исторической жизни передал нам, дав и заповедь возделывания (то есть «культуры») рая. Нам с Богом или нам без Бога? Без благодати Божией мы стали б возделывателями ада на земле. Возделывать же рай (разумеется, не в сельскохозяйственном смысле, а как святые мысли Божии, как волю Промысла, как божественную красоту и любовь) можно только в единении с Богом.

Мы синерги, соработники у Бога, — пишет апостол Павел. Традиция передает по поколениям опыт этой творческой и сотворческой жизни.

Присмотримся, как она это осуществляет.

Глагол «передавать» — многовалентный. Кто передает? Кому, как? И, главное, что? Ведь несопоставимо разные вещи: передать мяч в футболе — или свет по поколениям. Несложно передать в дар наследникам материальное наследство: дом, производство, денежные накопления, права на гонорар и пр. Но как передать священный огонь возвышенной жизни, энергии вдохновения, силу творческого духа? Они ведь не вещи, а творящие энергии высшей жизни. Традиция — это когда мысль возгорается от высшей мысли, любовь расцветает от любви и красотой покрывается земля.

Вдохновение от духа. Китайский иероглиф «лин» (дух) сверху вниз читается как Небо, покрывать, вода, три рта или личности,[3] производящий чудо. Как передать чудо? Только сотворив его. Красота — тоже чудо. Сочинение музыки Рахманинов называл священнодействием, а исполнители, по его мысли, не смеют выйти на сцену без чувства миссии. Миссия — посланничество. Миссия музыки состоит в подъеме человечества к мужественной и вдохновенной жизни с Богом. Кто вправе послать, кроме самого Духа вышней красоты? Он же помогает исполнителю во всякое мгновение его творческой жизни на сцене. Не «выражением», не «изображением» вдохновения чудотворит музыкант, но только самой реальностью вдохновения в блаженстве творчески-окрыленной свободы. Красота постигается в энергиях восхищения, восторга, радости, света, окрыления воли для отважной и одухотворенной жизни. Богословие определяет красоту как явление славы Божией. Служение славе Божией, соответственно и освежение духа Бах почитал последней целью музыки. Радоваться славе Божией — то же, что благодарить и славить. «Радость — это Сам Христос, — говорит св. Порфирий Кавсокаливит. —  Это такая радость, которая делает тебя другим человеком. Это та радость, которая простирается на века». Вот какой радостью красоты просветила мир музыка христианской цивилизации. На вертикальной оси бытия и слово, и всякая интонационная подробность музыки становится откровением. То же происходит с цивилизациями.

Бытие есть общение. Синергийная вертикаль богообщения пронизывает все звенья земной горизонтали общения. Какой бы узел в системе музыкальной коммуникации ни взять: от кого, к кому, что и как передается — в каждом из них мы видим не одного лишь человека, но и возвышающее и воспитывающее его вдохновение. Синергийная вертикаль — ключ ко всему!

Синергия начинается с нашей инициальной энергии. Об этом и заповедь: ищите! «Пребудьте во Мне и Я в вас». Не может любовь Божия действовать насилием. Величайший грех гордыни состоит в том, что мы не хотим пребыть в любящем нас Боге, но упрямо пытаемся устроиться без Него. По мере же нашего стремления к Богу и Его благодатные энергии просвещают ум светом истины, сердце наполняют красотой и любовью, волю окрыляют желанием подвига. Тогда вновь с большим дерзновением мы устремляемся к источнику жизни и получаем ещё большие откровения. Так осуществляется то, что в Писании передается словами «от силы в силу» и «благодать на благодать». Пределов возрастанию нет. Прп. Порфирий Кавсокаливит замечательно пишет: «Чем больше любишь Христа, тем больше думаешь, что не любишь Его, и тем больше жаждешь Его полюбить».

Музыка отражает динамику синергии во всех элементах музыкального развития. К примеру, экспозиция в сонатной форме экспонирует процесс преображения души: начинаясь с инициальной энергии в главной партии, проникаясь молитвенностью и просветляя сердце и ум свежестью красоты и любви в побочной партии, экспозиция, наконец, завершается в заключительной партии, где начальная воля преображена, став волей полетной, вдохновенной, дерзновенной в пламенении энтузиастических энергий.. Преображенная в экспозиции душа далее испытывается в разработке, а, испытанная, утверждается в радости репризы.

Само сочинение музыки Чайковский описывает как синергийный процесс. Композитор жаждет и ищет вдохновения в неотступности мысли и в упорном труде. «Вдохновение — такая гостья, которая не любит посещать ленивых». Самое ужасное — поддаться «неохоте писать» (когда не все получается). Да, сочинение — великий труд. Внезапно налетающее вдохновение нужно обязательно встретить в состоянии готовности, — и только при этом условии наступает чудо: озарение в единый миг охватывает все произведения во всей его неземной цельности и красоте.

В надежде ищет красоту шедевра исполнитель, как бы опрашивая всякую деталь: как она хотела бы быть исполненной в перспективе красоты целого? Тогда вознаграждается труд искания: откровение, бывшее композитору, посылается и исполнителю. Оно — то же самое, что давалось композитору, — а в то же время и неуловимо иное, обновленное, ибо учитывает бесконечную множественность новых обстоятельств: от акустики зала и состояния слушателей до своеобразия  эпохи и исторического момента.

Вот, кстати, секрет традиции как передачи света и вдохновения. Дух красоты единит поколения, народы, цивилизации, не подавляя их своеобразия. Но есть обязательное условие: смиренная жажда неотмирной красоты. В противном случае Святой Дух красоты не сотворит чуда, а исполнение оскорбит слушателей пошлостью.

Когда, например, герой музыки XVIII века, одетый в современный нам костюм, курит папиросу, — это, казалось бы, не самый яркий пример глумления над традицией, на чем помешалась постмодернистская режиссура, ищущая гнуси. Но действие антитрадиции мертвости духа все же здесь присутствует. Одежда несет в себе дух эпохи. Эпоха Моцарта не гордилась богохульством, ни мерзостью поступков, чего не скажешь об эпохе либерализма, полной кривлянья и вранья. Возникает нестерпимый снижающий диссонанс в сочетании божественной красоты музыки и нашего времени, ищущего низости. Великий актер Михаил Чехов в своих терминах описал бы ситуацию как борьбу двух эпохальных атмосфер при том, что атмосфера притона побеждает.

Судьба цивилизаций и мира зависит от отношения к традиции — к тому высшему бытию с Богом, которое люди хотели бы передавать друг другу и последующим поколениям. Кризисность Новейшего времени очевидным образом связана с заменой традиции жизни на антитрадицию смерти, культуры рая на антикультуру ада. Фундаментальная неоднородность истории, на которую Христос указал в образе поля с произрастающей пшеницей и плевелами, становится все очевиднее. Цивилизационные сдвиги неспроста. Мир разделится на верных и  тех, кто примет печать ада. Русская цивилизация имеет шанс стать центром притяжения позитивных сил. Хотя она и пострадала от своей похвальной, но не совсем по разуму любви к Западу, и все еще болеет западным богоборческим либерализмом, сохранила она в глубине своей идеал православной традиции. Иегуди Менухин говорил: учиться играть нужно только у русских. И сам был носителем русской традиции на Западе. Русская культура дышит онтологизмом, жаждет жить сердцем, в котором плещется океан светоносного бытия. «Мы потому и можем мыслить, что есть беспредельная мысль, как потому дышим, что есть безпредельность воздушного пространства» (св. Иоанн Кронштадтский). Как далеко отстоит мысль великого чудотворца от затхлости заквасившего Запад картезианства с его «cogito ergo sum» (мыслю, следовательно существую)! Наш долг пред Небом и миром — вернуться к беспредельной высоте православной традиции. Прп. Серафим Саровский пророчествовал: глас всемирного покаяния изойдет именно из России.

Вячеслав Медушевский, профессор Московской государственной консерватории

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"