… Только что вернулся из деревни и пишу тебе в Ельце, дома, на рассвете памятного всякому русскому человеку 22 июня. Год назад встречали мы его у тебя в Можайске. И опять чувствую, что наваливается на нас гнетущая сила. И уже совсем рядом она. Не валом идет из-за границы, а будто бы изнутри пухнет и растет, и обволакивает, и душит.
Не думал я, что судьба ближайшего будущего России видна из окошка деревенского дома. Оказывается, вполне видна. Знал, чувствовал, – без деревни Россия пропадет, верил – не будет этого, не случится. Но ведь вот оно – прямо на глазах наших свершается, прямо нынче.
Хочу обрисовать совершенно безнадежное положение с сельскими школами в России на примере той же школы в Бунинских Озерках. Не понимаю, как такое могло прийти в голову – и кому! Ты помнишь, как в наш приезд во время выездного Пленума СП жители вручили Валерию Николаевичу такое обращение:
Обращение
Мы, жители села Озерки Становлянского района Липецкой области, обращаемся ко всем, от кого зависит судьба нашей школы. Наша школа – одна из старейших школ Липецкой области, находится возле усадьбы великого русского писателя, лауреата Нобелевской премии, Ивана Алексеевича Бунина, помнит его, и является историческим памятником. Сегодня мы обеспокоены судьбой наших детей и самой деревни, поскольку нашу школу закрывают, а детей переводят в школу села Петрищево, до которой 12 км. и возить туда детей обещают автобусом каждый день. Называют причины закрытия – отсутствие спортзала, теплого туалета, расходы на ремонт школы, ее отопление. Но подобным образом закрывали школы в соседнем Измалковском районе и зимой дети по неделе не учились из-за непроезжей дороги. Еще 10 лет назад нам обещали сделать пристройку к школе, разместить в ней спортзал и классы, а вместо этого школу закрывают, несмотря на то, что у нас рождаются дети, население деревни стабилизируется и даже растет. В тяжелые времена 90-х годов в Озерках ликвидировали машинный двор, закрыли клуб, поголовье скота перевели в то же Петрищево. За годы реформ вокруг Озерок исчезло 13 деревень. В нашей деревне остались школа, магазин, почта, строится музей Бунина.
Нашей деревне более 300 лет, и она пережила самые тяжелые времена, войну. С закрытием школы решится судьба деревни, поскольку семьи, имеющие детей, будут вынуждены уезжать из деревни. Думаем, что причины закрытия школы и затраты на нее нельзя и сравнить с тем ущербом, которые понесет утрата Россией не просто очередной деревни, а родины великого Ивана Бунина.
Мы предлагаем сохранить школу в Озерках, присвоить Озерской школе имя Ивана Бунина и просить ректора Елецкого госуниверситета им. Бунина взять над школой шефство.
Жители с. Озерки.
Его подписали все жители деревни. Когда собирали подписи, запомнились слова одной из женщин:
– Если школу отстоим – ей-Богу, обещаем, что соберем праздник на все Озерки. Накроем столы посреди деревни и будем три дня праздновать!
После писательской конференции в Ельце, перед выездом в Озерки, я, не имея другой возможности высказать эту боль на аудитории, еще на ужине в университете поднялся с тостом. Тост – не выступление, слово мое, как помнишь, было коротким, и я всего-то и смог прямо перед глазами ректора и руководством культуры области высказать основные мысли обращения – чтоб школу не закрыли, а присвоили ей имя Бунина, и чтобы университет взял бы над ней шефство. Ректор во главе стола на мои слова согласно кивал головой. Было ли это искренне или дипломатично – не знаю.
Еще бы хотелось сказать, и что в рамках тоста не скажешь: что в области при случае и без случая рады упомянуть и погордиться именами земляков – Бунина, Пришвина, Лермонтова, и тем, что у всех у них местные корни. Но «музей» в Озерках – частное владение, землю под ним проданли бизнесмену, который без внимания культуры и госорганов строит на усадьбе то, что (ты видел сам) назвать музеем язык не поворачивается. Кропотово-Лермонтово, прародина Лермонтова – забыто и даже не обозначено никакими памятными знаками, а Хрущево-Левшино, где родился и дожил до 1918 года Пришвин – распахано вместе с могилами его предков. Руководители от культуры хотя бы трактор, распахивающий из года в год кладбище, остановили? А на усадьбе Лермонтовых, хотя бы аллею, шедшую к месту усадебного дома и ныне заросшую прочистили? Нет, растет там дикий лес. А есть ли в области хоть примитивная программа по сохранению этих усадебных, мемориальных мест, связанных с тремя величайшими именами: Бунин, Пришвин, Лермонтов? Задай этот вопрос в области, и тебе с готовностью отрапортуют, что в области готовится идея создания заповедника «Бунинская Россия», где всему найдется место. Сказать им на это, что все не так, вроде язык не поворачивается. Только есть у этой идеи какая-то странная закономерность. Подняли ее лет пять назад. В Липецк созвали заинтересованных лиц, совещание провели. А потом как-то затихли. Прошло какое-то время – опять об этом заговорили. Через какое-то время – опять заседание. Приглашали на них по-первой и меня. Только заметил я, (и вслух заметил!), что все эти разговоры подозрительно проходят всегда накануне разных выборов областного масштаба. То губернаторских, то думских. И вместе с ними прекращаются. Уверен: подойдут следующие, и опять какое-нибудь совещание пройдет на тему, о том, как расцветут «культурные традиции края липецкого» с созданием заповедника…
Сам момент вручения обращения в Озерках ты помнишь: мы, вышедшие из автобуса, толпа жителей с детьми, – одетые по-праздничному, а между нами, узкой полоской, желая хоть как-то попрепятствовать нашему сближению до расстояния рукопожатия – руководители района и области: культура, замы глав, административные руководители, а по другую сторону этой административной межи двухлетний ребенок на руках мамы, протягивающий Валерию Николаевичу листок с Обращением. Прямо через эту разъединяющую жидкую цепочку. Ох, как же не хотели в области этого момента, как кричали мне перед вашим приездом в телефонные трубки вдруг снизошедшие до простого писателя высокие лица из области:
– Ты что там затеваешь! Политических акций мы не допустим! Губернатор выделяет деньги на писателей, а вы на них политические акции устраиваете!
Они даже не давали слова в ответ сказать, даже вопрос задать – а что, разве им мешает школа, что она им – не нужна?
Ах, как жаль, что этот вопрос я им задать не успел. Я даже и не предполагал, что ответ на него держать должны не только эти руководители районно-областного масштаба, что все это – продуманные действия, и решилось это не в близких нам кабинетах, а там, в первопрестольной, и что действия по разорению малых школ благословлено на самом высочайшем уровне – от Президента и Госдумы до прочих областных и районных начальников!
В суете встречи в Озерках не успел я выслушать завуча школы, лишь мельком увидел ее взывающие глаза, и весь, какой-то растерянный, вид. Кивнул ей издалека, поздоровался. Суетно было. А надо бы было выслушать ее, да толкал тогда своими казанками под локоть, под ребра, начальник областной культуры, шипел в ухо:
– Ну! Давай, давай, где твои гармонисты! Начинай!
Валерий Николаевич, через шум матани, разговаривал с озерцами. Играли гармонисты, плясал народ; разорвав ненужную после вручения бумаги цепь, демократически кинулся в круг с частушкой обл. начальник, радуясь, что все миновало. Что миновало – не знал я тогда. Ушла куда-то, растворилась в толпе завуч школы, остался в памяти только мелькнувший, растерянный, и тем и запомнившийся ее взгляд. Возбужденная сумятица встречи постепенно улеглась, гости стали разъезжаться. Уехали и мы с чувством: ну вот, слава Богу, дело сделали, бумаги теперь в надежных руках, и дойдет слово простых деревенских жителей до того, до кого надо. И неужто у кого-то, от кого зависит судьба школы, хватит теперь ума и совести, чтобы закрыть ее и отнять у деревни ту последнюю соломинку, которая держит ее на плаву жизни. Не верилось.
Но, зная о своем правом деле, не думал я, не гадал, что игра с образованием в малых деревенских школах, с судьбой деревень и сейчас, как и во времена Хрущева, идет по-крупному. Не мельчатся наши власти, не размениваются на масштабы какой-то одной школы в отдельно взятой деревне. Гроссмейстеры большой политики давно поставили ей мат. Припечатали, прихлопнули ее так, что и не вывернуться теперь не только школе, а и русской деревне. Выяснилось это лишь спустя две недели. Если бы не поездка в Тюмень, знал бы я об этом раньше.
Вернувшись из сибирской поездки, поехал я в деревню, – накоротко, обыденкой – картошку прополоть. Возвращался я, как обычно, угадывая время после вечерней дойки, и заехал в Озерки к завучу – она, кроме прочей живности, держит и корову.
– Здравствуйте. Молочка дадите?
– Здравствуйте, А.В. Только что подоила, баночку налью.
– Ну и какие слухи у вас про школу?
– Да вы знаете, я не успела вам тогда ничего сказать… У нас ведь в тот день, когда вы с писателями приезжали, днем собрали срочное совещание в районе. Собрали все школы и объявили, что приняли закон о малых школах. Что по всей стране, в других регионах уже малые школы закрывают, и только нашего губернатора ругают, что он медлит. Теперь зарплата учителей по закону зависит от количества учеников. И у нас, даже если школу оставят, то мы теперь будем получать по 700 рублей в месяц.
– Вон оно что!
– Да. Такой закон приняли. Госдума приняла.
– Так его же, наверное, для Москвы и других больших городов приняли!
– Конечно. Там – выгодно, детишек много. Президент объявил, что нужны крупные школы, что в малых школах дети плохо развиваются, что им мало общения, что одаренных детей в деревнях сегодня нет.
– Не может быть!
– Да, нам на совещании так и объявили. И зав облоно тоже так думает. Он же тоже в большой школе учился. Поэтому для нас, учителей в деревнях, с этим законом положение безвыходное.
– Как же так!? И что же теперь – всех учителей вместе с учениками переведут в Петрищево?
– Да нет, у них там свои учителя. Сильно денег и у них не прибавится, а мы, озерские учителя и вовсе останемся без работы. Или уезжать куда-то надо с семьями, или натуральным хозяйством жить.
– Так что же, мы школу зря отстаивали?
Завуч смущенно улыбается, пожимает плечом.
– Выходит, так. Я, когда вы приезжали, только что с того совещания вернулась, хотела подойти, сказать об этом. Но мамы с маленькими детьми меня опередили, обращение уже передали. Теперь на весь район оставляют всего около десяти школ.
– А значит, из полусотни сел и деревень останется десяток. К этому, должно быть, все ведут депутаты?
– Выходит, так. Даже если и не закроют школу – будем жить на 700 рублей. Хотите, говорят, оставим вам школу, но содержать ее у района денег нет. Ни на зарплату, ни на отопление. А закроют школу – буду искать работу в соседнем районе, может, там с учителями нехватка. Тогда уедем, наверное. Я ведь еще не старая. Хотя… вряд – ли. С тремя школами созванивалась – нигде мы не нужны. Видно уж при коровах, поросятах и огороде здесь доживать буду.
Она так и не взяла от меня 20 рублей за трехлитровую банку молока.
– Вы и так столько для нас делаете, – отказывалась она, продолжая все так же смущенно улыбаться.
Уходил я в прохладных сумерках, прижимая к груди эту теплую банку парного, только что надоенного молока. А в груди было холодно. Страшно холодно.
Что же мы, писатели, делаем для деревни? И что же с ней творят власти! Задавать им вопрос о школах бесполезно – у них сразу в руках окажутся бумаги с холодными расчетами, доказывающими нерентабельность таких школ. Это – по бумагам. А налицо – вот что: школа в малой деревне не нужна – раз! Значит и дети наши русские – потомки Ломоносовых – нашим «родным» властям не нужны – два! А, значит, и деревня им не нужна – три!
Так для чего нужен в Ельце университет, гордо носящий имя Бунина, того самого, что много раз бывал в этой бедной Озерской школе, стоящей у порога его родной усадьбы? Обучать восемь с лишним тысяч студентов – будущих педагогов – для школ? Для каких? Закрытых? Действительно ли все они будут педагогами? Где? Или просто полторы тысячи выпускников ежегодно с высшим образованием для работы в непрофильных сферах – бизнесе, конторах, банках? Выходит, еще один вывод – учителя тоже не нужны – это уже четыре.
Возвращался в Елец в темноте. Смурно и на душе от определившегося окончательно осознания: вместе со школьным вопросом вопрос о русской деревне сегодня решается раз и навсегда.
Что же делать будем, Сергей Иваныч?
Донеси ты эти мои слова до Валерия Николаевича. Может, он где-нибудь хоть слово во спасение деревенских школ замолвит. Он же тоже болеет за школы и на пленуме поднимал вопрос о том, чтобы литературе снова вернуть статус обязательного предмета. Может, услышат, может, еще опамятуются. Не верю я, что у всех кабинетных образованцев головы чугунные, да души галстучными удавками задавлены. Есть же и живые души, сострадательные – к деревенским детям, к деревенским школам, к деревенским учителям. А нашим здешним я уже не верю. Они законы эти безбожные усердно исполняют и оттого спят спокойно. Ни о Филиппках, ни о Ломоносовых им сны не снятся. В больших городских школах они «неактуальны». Из другого они мира.
Кланяйся от меня Марине, Валерию Николаевичу, Сергею Перевезенцеву и всем братьям и сестрам по Союзу. С опечаленным сердцем
22 июня 08 г .
P . S . После 22 июня обязательно придет 9 мая!
Александр Новосельцев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
