О России

На страницах альманаха «Маковец»

Не разваливать надо было Союз по планам американ­ских специалистов-советологов, с голоса которых дей­ствовали отечественные расчленители, заходясь в требо­вательной истерике, а держаться вместе. Отпустив на волю вольную, разумеется, тех, кто свою совместную жизнь с Россией считал невозможной. Но и здесь прислу­шиваясь к мнению народному, а не к мнению национал-расплевательства. Держаться вместе до тех пор, пока про­изойдет общественное отрезвление, поскольку в горячке да во взаимных обличениях разумного решения быть не может. А там — как будет соизволение Божье и народное. Но именно отрезвления-то и боялись. Вообще вся пере­стройка, перекройка, перетряска творились в неимовер­ной спешке, горячке, в возбуждении и опьянении, в мсти­тельной запальчивости и угаре, как будто дело касалось не великого государства, имеющего тысячелетнюю исто­рию, а умыкнутого с чужого воза достояния. В том, как происходил раздел, было что-то разбойничье, воровское, неприличное — скорей, скорей, чтобы не спохватились и не вернулись к месту преступления. Когда-нибудь исто­рики постараются разгадать этот удивительный феномен: как мелкие жулики с легкостью провели мирового мас­штаба сделку, превратив нас всех в жертвы своих полити­ческих манипуляций.

Что выиграла от раздела Россия? Потеряла свои исто­рические земли, оставила «за границей» как заложников десятки миллионов русских, обратила дружеские чувства в ненависть к себе, разбила великое множество судеб и вдобавок еще выплачивает контрибуции, как потерпев­шая поражение в войне.

Нельзя допустить дальнейшего развала России. Пока не будет правительства, защищающего национальные интересы России, надежды невелики. Пока не придут к вла­сти государственники, подобные Столыпину, и приори­теты собственного народа не возобладают над приорите­тами чужих корыстных замыслов, ничего хорошего ждать нельзя.

* * *

В России больше восьмидесяти процентов русских, надо, не боясь национализма, обратиться к их националь­ному чувству. От национализма культурного, озабочен­ного воспитанием народа в лучших (в лучших!) нацио­нальных традициях, никому опасности быть не может. Напротив, это — сдерживающее начало от агрессивности, которая сейчас, к несчастью, поразила весь мир. Что пло­хого, если мы учим: нельзя мне поступать дурно, ибо я русский.

* * *

Национальная униженность — это ведь не только пре­дательство национальных интересов в политике и эконо­мике и не только поношение русского имени с экранов те­левидения и со страниц журналов и газет, но и вся обста­новка, в том числе бытовая, в которой властвует, с одной стороны, презрение, с другой, уже с нашей, — забвение. Это и издевательство над народными обычаями, и осквер­нение святынь, и чужие фасоны ума и одежды, и вывески, объявления на чужом языке, и вытеснение отечественного искусства западным ширпотребом самого низкого по­шиба, и оголтелая (вот уж к месту слово!) порнография, и чужие нравы, чужие манеры, чужие подметки — все чужое, будто ничего у нас своего не было.

Я не могу, не умею быть нетерпимым к любому нацио­нальному чувству, если оно не диктует себя всем, так по­чему же считается преступлением мое национальное и патриотическое чувство? Господь, создавая народы, каж­дому вручил свой голос, свое лицо и обряд — так и да­вайте, не мешая, а только обогащая друг друга, пользо­ваться ими во имя исполнения данных нам заветов.

* * *

Зачем патриотизм? А зачем любовь к матери, святое на всю жизнь к ней чувство? Она тебя родила, поставила на ноги, пустила в жизнь — ну и достаточно с нее, дальше каждый сам по себе. На благословенном Западе почти так и делается, оставляя во взрослости вместо чувства кой- какие обязанности.

Любовь к Родине — то же, что чувство к матери, веч­ная благодарность ей и вечная тяга к самому близкому су­ществу на свете. Родина дала нам все, что мы имеем, каж­дую клеточку нашего тела, каждую родинку и каждый изгиб мысли. Мне не однажды приходилось говорить о патриотизме, поэтому повторяться не стану. Напомню лишь, что патриотизм — это не только постоянное ощу­щение неизбывной и кровной связи со своей землей, но прежде всего долг перед нею, радение за ее духовное, мо­ральное и физическое благополучие, сверение, как све­ряют часы, своего сердца с ее страданиями и радостями. Человек в Родине — словно в огромной семейной раме, где предки взыскуют за жизнь и поступки потомков и где крупно начертаны заповеди рода. Без Родины он — ду­ховный оборвыш, любым ветром может его подхватить и понести в любую сторону. Вот почему безродство стара­ется весь мир сделать подобным себе, чтобы им легче было управлять с помощью денег, оружия и лжи. Знаете, больше скажу: человек, имеющий в сердце своем Родину, не запутается, не опустится, не озвереет, ибо она найдет способ, как наставить на путь истинный и помочь. Она и силу, и веру даст.

* * *

Родина — это прежде всего духовная земля, в которой соединяются прошлое и будущее твоего народа, а уж потом «территория». Слишком многое в этом звуке!.. Есть у человека Родина — он любит и защищает все доброе и слабое на свете, нет — все ненавидит и все готов разру­шить. Это нравственная и духовная скрепляющая, смысл жизни, от рожденья и до смерти согревающее нас тепло.

Я верю: и там, за порогом жизни, согревающее — живем же мы в своих детях и внуках бесконечно. Бесконечно, пока есть Родина. Вне ее эта связь прерывается, память слабеет, родство теряется.

* * *

Я понимаю себя и всегда понимал все-таки как писа­теля русского. Советское имеет две характеристики — идеологическую и историческую. Была петровская эпоха, была николаевская, и люди, жившие в них, естественно, были представителями этих эпох. Никому из них и в го­лову не могло прийти отказываться от своей эпохи. Точно также и мы, жившие и творившие в советское время, счи­тались писателями советского периода. Но идеологически русский писатель, как правило, стоял на позиции возвра­щения национальной и исторической России, если уж он совсем не был зашорен партийно.

* * *

Этот век явился для России веком трагическим, страш­ным. Никакой другой народ тех ломок, потерь, напряже­ний, какие достались народу нашему, не выдержал бы, я уверен. Ни времена татарского ига, ни Смута XVII века ни в какое сравнение с лихолетьем России в XX веке идти не могут. Страшнее внешних ломок и утрат оказалась внутренняя переориентация человека — в вере, идеалах, нравственном духовном прямостоянии. В прежние тя­желые времена это прямостояние не менялось. Не меня­лось оно и в поверженных во Второй мировой войне Гер­мании и Японии, что значительно облегчило им возвра­щение в число развитых стран, а ущемленное националь­ное чувство — ущемленное, а не проклятое и не вытрав­ливаемое, — стало в этих странах возбудителем энергии.

Исключительно страшен психический надлом от по­гружения России в противоестественные, мерзостные условия, обесценивание и обесцеливание человека, опу­стошение, невозможность дышать смрадным воздухом.

Вымирающая Россия — отсюда, от этого выброса без спа­сательных средств в совершенно иную, убийственную для нормального человека атмосферу Здесь причины эпиде­мии самоубийств, бездомности, кочевничества, пьянства, болезней и тихих нераскрытых смертей — от ничего, под тоскливый вой души.

* * *

Вопрос: что лучше для народной нравственности — атеистическое государство, предлагающее под своей вы­веской евангельские заповеди, или государство неограни­ченных свобод, где не утесняется вера, но махровым цве­том расцвело зло, направленное как против веры, так и вообще против нравственности?

Церковь освобождена от теснений, но отдана на растер­зание всем, кому она мешает. Православие стараются рас­колоть, растлить и обезобразить с помощью «свобод». Этим и сейчас занимаются вовсю, против него еще больше будут стянуты все воинствующие силы.

В грязном мире, который представляет из себя сегодня Россия, сохранить в чистоте и святости нашу веру чрезвы­чайно трудно. Нет такого монастыря, нет такого заповед­ника, где бы можно было отгородиться от «мира». Но у русского человека не остается больше другой опоры, возле которой он мог бы укрепиться духом и очиститься от скверны, кроме православия. Все остальное у него отняли или он промотал. Не дай Бог сдать это последнее. Пом­ните, у Василия Шукшина: «Народ весь разобрался». Но тогда он еще не «разобрался». У Шукшина это было пред­чувствие возможного, а теперь убери или даже ослабь ду­ховную связующую силу — и все, больше связаться нечем.

* * *

Я странный человек, я изначально не люблю телевиде­ние. Даже когда оно было приличным. «Доставка на дом» всего и вся меня не устраивает. Спектакль нужно смотреть в театре, книгу обсуждать с друзьями, на футбол ходить на стадион. Сидеть несколько часов подряд, уставившись в светящийся угол, и потреблять то, что на тебя вывали­вают, — это и неестественно, и как-то глупо. И можно было с самого начала не сомневаться, что огромные воз­можности телевидения будут использованы во вред чело­веку. Как есть женщины, не способные к постоянству, так есть и искусства, придуманные в недобрый час, предрас­положенные к уродству. А сегодняшнее российское теле­видение — самое грязное и преступное в мире. Я его пере­стал смотреть, разве что изредка новости, и участвовать в нем желания не испытываю. Там «свои». Одержимые одной задачей, составляющие один «батальон» лжи и разврата.

«Дьявол с Богом борются, и поле битвы — сердца людей» — эти слова Достоевского будут вечным эпиграфом к человеческой жизни. В каждом человеке сидят два суще­ства: одно низменное, животное и второе — возвышенное, духовное. И человек есть тот из двух, кому он отдается.

* * *

У меня впечатление, что молодежь-то как раз не «вышла» из России. Вопреки всему, что на нее обрушилось.

Молодежь теперь совсем иная, чем были мы, более шумная, открытая, энергичная, с жаждой шире познать мир, и эту инакость мы принимаем порой за чужесть. Нет, она чувствительна к несправедливости, а этого добра у нас за глаза, что, возможно, воспитывает ее лучше патриоти­ческих лекций. Она не может не видеть, до каких мерзо­стей доходят «воспитатели» из телевидения, и они помо­гают ей осознать свое место в жизни. Молодые не взяли на себя общественной роли, как во многих странах мира в период общественных потрясений, но это и хорошо, что студенчество не поддалось на провокацию, когда вокруг него вилась армия агитаторов за «свободу».

Еще раз повторю: сбитых с толку и отравленных, от­ъятых от родного духа немало. Даже много. Но немало и спасшихся и спасающихся, причем самостоятельно, почти без всякой нашей поддержки. Должно быть, при поддержке прежних поколений, прославивших Россию.

Составитель В.А. Десятников

Валентин Распутин

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"