"Они рассчитывали нас запугать, но только еще больше и тесней соединили в нашем горьком и святом неразрушимом чувстве к России..."
В трагические октябрьские дни меня не было в Москве, и
расстрел «Белого дома» я видел, как многие и многие, в трансляции американское
телекомпании. Видел сотую, может быть, тысячную долю происходящего,
пригашенного и приглушенного к тому же съемкой с безопасного расстояния и
чужим голосом диктора, и все же «событие» произвело такое впечатление, что
сравнить его не с чем. Ничего подобного в России за последние три четверти
века не бывало, и психика наша, далеко не избалованная действительностью, не
справлялась с восприятием. Это было не потрясение, не ужас, не страх, при
которых чувства способны еще к реагированию, здесь же было что-то оглушающее,
как при внезапном сильном ударе, какое-то глубокое оцепенение, сплошной ожог,
беспощадная пригвожденность к экрану, внимание, переходящее в беспамятство. И
одно только в полубессознательном состоянии выписывалось огненной лентой из
картины бьющих в упор танков: а что там, там, за экраном, внутри Дома и вокруг,
кто-нибудь покажет когда-нибудь эту картину и какими силамиее можно
вынести?
Когда все было кончено, я отстранился от телевизора
обугленный, не способный ни думать ни о чем, ни воспринимать и, помню,
подойдя к окну, уставился в пустую неосвещенную улицу — как в продолжение
только что виденного.
Один лишь телефонный звонок раздалсяза весь
вечер: женщина, рыдая, с трудом произнося слова, просила простить ее за
какую-то вовсе не обидную для меня мелкую размолвку.
Они рассчитывали нас запугать, но только еще больше
и тесней соединили в нашем горьком и святом неразрушимом чувстве к России. Не
берусь судить, стало нас больше или меньше, но мы невольно обрели особое,
роднящее нас воедино выражение. За считанные дни прошли такую науку души и
сердца, какая не давалась и годами. На следующее утро мы узнавали друг друга
всего лишь по взглядам, впитавшим нашу боль и решимость. Не забудем, не
отступимся, не простим! Убийцы, повязав Друг друга кровью по знаменитым
заповедям Шигалева и Нечаева, нас же, сами, очевидно, того не сознавая, связали
чувством нравственного долга.
Почти сразу же «Литературная Россия» начала
публикацию «закадровых» событий, документальную запись происходившего в «Белом
доме» и вокруг. Зверство есть зверство, а «цивилизованное» зверство в
демократических масках особенно отвратительно, но для меня самым чувствительным
ударом, как от удара дубинкой по голове для просвещения мозгов, явилась очевидность
того, насколько быстро, в считанные годы новая власть воспитала собственные
легионы безжалостных, на все готовых карателей и мародеров, и во что, в какую
шкуру «доблестные защитники порядка и отечества» превратили во время
октябрьских событий омоновскую, милицейскую да и военную форму тоже.
Валентин Распутин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"