Роль старчества в становлении философских воззрений Ивана Киреевского
Исследование
Как и большинство ранних славянофилов Иван Васильевич Киреевский получил блестящее светское образование, которое совершенствовал в Западной Европе. Эта "страна чудес", по выражению Хомякова, манила русских образованных людей блеском философской мысли, знаменитыми именами, взлетами старой христианской культуры. После лекций профессоров московского университета и службе в Архиве министерства иностранных дел Иван Киреевский в 1830 году отправляется в Германию, где слушает лекции светил немецкой философии - Риттера, Шлейермахера, беседует лично с кумирами московской вольнолюбивой молодежи Гегелем и Шеллингом. "Я окружен первоклассными умами Европы!" - писал он восхищенно в одном из писем в Россию.
Однако 9 месяцев пребывания за границей постепенно охладили его восторженное поклонение перед западной мыслью. Он увидел, что логический ход развития этой философии ведет в конечном итоге в тупик.
Разочаровали его и лекции знаменитого протестантского теолога Шлейермахера, из которых Киреевский пытался узнать "зерно религиозных мнений". В методе его мышления Киреевский заметил досадное противоречие между философом и христианином. "Его сердечные убеждения, - писал он о Шлейермахере, - образовались в нем отдельно от умственных: Он верит сердцем и старается верить умом. Его система похожа на языческий храм, обращенный в христианскую церковь, где все внешнее, каждый камень, каждое украшение напоминает об идолопоклонничестве, между тем как внутри раздаются песни Иисусу и Богородице" (1). Здесь он впервые подходит к вопросам, которые будут занимать его всю жизнь - о цельности внутреннего человека, о снятии противоречия между рассудком и верой, о правильном пути постижения Истины.
Приезжает он на родину с ощущением необходимости поиска новых оснований, на которых можно было бы поставить русское просвещение. Теоретически обозначив эту задачу в своей статье "19 век" /1835 г./, он не был еще готов внутренне к ее решению. Но тут благоприятную роль сыграло событие в личной жизни Ивана Васильевича. В 1834 году он женится на Наталье Петровне Арбеневой. Воспитанная в традициях русского христианского благочестия, она вела строгую церковную жизнь и находилась под старческим руководством схимника московского Новоспасского монастыря Филарета ?в схиме Феодора?. Знакомство с этим старцем, которое затем переросло в тесное духовное общение, изменило жизнь Ивана Киреевского.
Отец Филарет (1758-1843) принадлежал к выдающимся отечественным подвижникам, которые с начала XIX века вслед за преподобным Паисием Величковским начали возрождать забытое к этому времени старчество. Переводы, сделанные святым Паисием древних Святых Отцов об умной молитве и духовном делании, с конца XVIII века стали в списках проникать в Россию вместе с его учениками и оказали неоценимое влияние на глубины русской монашеской жизни, а через нее и на все общество. Москва стала одним из центров распространения этого учения. И плоды его не замедлили сказаться. В Симоновом и Новоспасском монастырях возросли из учеников Паисия благодатные старцы, то есть подвижники, которые опытно познали законы духовной жизни, стяжали дар рассуждения и способность молитвою постигать волю Божию о человеке, а потому могли духовно руководить обращавшимся к ним. Среди них наибольшей известностью пользовался отец Филарет. Мирское имя старца - Федор Пуляшкин. Он был сыном купца, но рано осиротел и работал приказчиком в торговом доме своего дяди в Санкт-Петербурге. Уже в 13 лет он почувствовал монашеское призвание и поступил в Александро-Невскую Лавру. Оттуда по благословению старца-схимника перешел в Саровскую пустынь, где несколько лет нес различные тяжелые монастырские послушания ? в одно время с послушником Прохором - будущим Серафимом Саровским?. Монашеский постриг с именем Филарета он принял в 1786 году в московском Симоновом монастыре. А оттуда был вызван Петербургским митрополитом Гавриилом снова в Александро-Невскую Лавру и рукоположен в иеромонаха в 1789 году.
Преосвященный Гавриил высоко ставил духовную опытность и знание иноческой жизни отца Филарета. Когда митрополит получил из Молдавии сделанный старцем Паисием перевод с греческого "Добротолюбия" и отдал его для пересмотра и исправления ученым Александро-Невской семинарии, то поручил им за советом обращаться к духовным старцам, проходившим самим делом высокое учение о духовной созерцательной жизни и умной молитве, предлагаемое в "Добротолюбии". В числе этих старцев был отец Филарет. "Они, - говорил мудрый архипастырь ученым исправителям, - хотя и не знают так как вы греческого языка, но лучше вас знают из опыта духовные истины, не постигаемые одним только книжным учением, и потому правильнее вас могут понимать смысл наставлений, содержащихся в этой книге" (2). С 1794 года отец Филарет - иеромонах московского Новоспасского монастыря, в котором подвизался без малого полвека, вплоть до своей кончины в 1842 году. Проведя несколько лет в строгом безмолвии, старец примерно с 1809 года посвятил себя открытому служению ближним. Келия его ежедневно была наполнена множеством народа всякого звания, от высших сановников до простолюдинов. Все несли свои скорби, недоумения, тревоги, а уходили духовно обновленные, получив истинно отеческое назидание и утешение.
Прозорливость старца была поразительна: он часто отвечал прямо на мысль, еще не высказанную. Господь открывал ему души приходящих к нему людей.
Н.П. Киреевская начала посещать старца Филарета с 6-ти летнего возраста вместе со своей матерью ?Е.Н. Арбеневой?. Под его руководством она научилась понимать Евангелие и святоотеческую литературу. Привыкла обращаться к нему во всех затруднительных обстоятельствах своей жизни. После смерти старца она написала о нем воспоминания, в которых повествует о случаях чудесного исцеления безнадежно больных по молитвам отца Филарета.
Можно представить, какую скорбь причинило этой любящей женщине то равнодушие к Православной Церкви, которое она наблюдала у своего мужа в первые годы супружества. Увлеченный тогда Шеллингом Киреевский читал вслух жене его труды и, в свою очередь, удивлялся, что она не выражает восхищения. Наталья Петровна на то отвечала, что эти мысли ей известны из творений Святых Отцов Церкви и давала читать мужу книги, полученные от старца Филарета. Известно, что старец собственноручно переписывал святоотеческие творения, не изданные в то время. Среди них труды преп. Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова. Хранил он и некоторые рукописи и переводы старца Паисия Величковского.
Этот чистый источник мудрости стал постепенно утолять духовный голод Киреевского, питал его алчущий ум. Но сердце оставалось еще прохладным. Вера не согревала его.
Сохранилось одно важное свидетельство духовного обращения Ивана Киреевского. Эта история была записана А.И. Кошелевым со слов Н.П. Киреевской:
"И.В. Киреевский никогда прежде не носил на себе креста. Жена его не раз его о том просила, но Иван Васильевич отмалчивался. Наконец, однажды он сказал ей, что наденет крест, если он буде ему прислан от отца Филарета, которого ум и благочестие он уже давно уважал. Наталья Петровна поехала к отцу Филарету и сообщила ему это. Старец, перекрестившись, снял с себя крест и, давая, сказал Наталье Петровне: "Да будет он Ивану Васильевичу во спасение". Когда Наталья Петровна приехала домой, то Иван Васильевич, встречая ее, спросил: "Ну что сказал старец Филарет?" Она вынимает крест и отдает его Ивану Васильевичу. Он спрашивает ее: "Какой это крест?" Наталья Петровна говорит ему, что отец Филарет снял его с себя и сказал, что да будет он ему во спасение. Иван Васильевич пал на колени и говорит: "Теперь чаю спасения для души моей, ибо я в уме своем положил: если отец Филарет снимет с себя крест и мне его пришлет, то явно будет, что Бог призывает меня ко спасению". С этой минуты заметен был решительный поворот в мыслях и чувствах Ивана Васильевича" (3).
Старец Филарет оживил в нем несознаваемую им самим веру.
В лице старца Филарета Киреевский нашел мудрого руководителя, который полностью отвечал его умственным и душевным запросам.
В письме к своему другу А.И. Кошелеву он писал: "Существеннее всяких книг и всякого мышления найти святого православного старца, который мог бы быть твоим руководителем, которому ты мог бы сообщать каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение Св. Отцов. Такие старцы, благодаря Богу, есть еще в России и если ты будешь искать искренно, то найдешь. Они есть и в Москве:"(4).
Сама личность старца Филарета открыла для русского мыслителя те идеалы и истины, которые он позднее стал развивать в своих трудах. Это прежде всего вопрос о "внутренней цельности бытия". В одной своей краткой рецензии на повесть Ф. Глинки Киреевский так описывает образ старческого жития и влияния его на народную жизнь: "В тишине уединенной кельи смиренный инок, отрекшийся от всех посторонних целей, не развлекаясь волнением надежд и страхов, радостями и страданиями жизни, предавался вполне изучению высших духовных истин, соединяя умозрение с молитвою, мысль с верою, дело самоусовершенствования с делом самопознания и стараясь таким образом не одним отвлеченным понятием, но всею полнотою своего бытия утонуть в постижении высшей премудрости, открывшейся ему в Божественном Писании и в богомудром помышлении Святых Отцев. Вокруг смиренного инока собирались мало-помалу слушатели-ученики, вокруг них народ из всех классов общества:"(5). Он делает вывод, что "монастыри наши находились в таком отношении к умственному просвещению всей земли, в каком находятся университеты Европейские к народам Западным: они составляли центр и определяли характер народного мышления"(6). Здесь он видел корень различия просвещения Европы и просвещения России. Тема отдельного труда, написанного им в 1835 году.
Знакомство со старцем Филаретом, а через него с творениями великих подвижников духа, окончательно утвердило у Киреевского критическое отношение к западному рационализму. Именно в нем он увидел главную причину религиозного упадка, оскудение духовных сил общества.
"Все высокие умы Европы, - писал он А.С. Хомякову в 1839 году, - требуют новой духовной силы вне разума, требуют новой пружины жизни вне расчета - одним словом, ищут веры и не могут найти ее у себя, ибо христианство на Западе исказилось своемыслием" (7).
Уже в том же письме он употребляет понятия, которые подтверждают факт изучения Киреевским святоотеческих творений. Он упоминает "глубокомысленные философские писания" Исаака Сирина, которые в то время еще находились в списках XII и XIII веков. Называя наши монастыри "святыми зародышами университетов", он указал, что именно там "были переведены, читаны, изучены и переписаны: все святые отцы греческие" (8). Видимо тогда уже у Киреевского запала в сердце мысль об издании этих бесценных рукописей, которые в подавляющем большинстве своем были неизвестны христианскому миру. А вместе с тем, истины, в них выраженные, могли быть, по утверждению Киреевского, "светлым указателем пути". Внутренне он уже был подготовлен к этой работе, когда в начале 40-х годов он сблизился с иеросхимонахом Макарием ?Ивановым 1788-1860? - одним из православных ныне Оптинских старцев.
Михаил Николаевич Иванов происходил из дворянского сословия. Любил чтение и музыку, но в управлении помещичьим хозяйством себя не нашел. Родственники сетовали, что из-за его доброты и безотказности по отношению к крестьянам и соседям, они терпят убытки. Будущий старец принял это как знак Божьего Промысла и, оставив все братьям, поступил в монастырь, что отвечало его давнишнему заветному желанию. Подвизался сначала в Площанской пустыни, с усердием и молчаливым смирением проходил все послушания. Но душа не успокаивалась на внешнем делании. Молодой инок искал наставников во внутреннем делании, цель которого - приближение к Богу через подвиг очищения собственного сердца и молитву. Он общался с учениками великого старца Паисия, а когда был в Москве, заезжал в Новоспасский монастырь к отцу Филарету. По его совету отец Макарий перешел в Оптину пустынь. Духовная беседа и глубокий разум Новоспасского старца, проникнутые светом и благодатью любви, навсегда запечатлелись в сердечной памяти отца Макария. В его келии всегда находился живописный портрет о. Филарета. После смерти старца Филарета отец Макарий стал духовным наставником четы Киреевских. Иван Васильевич давал прочитывать старцу все свои статьи, как самому авторитетному рецензенту, ибо полностью доверял его опытному духовному взгляду. "Я вполне покоряю мое суждение Вашему", - писал он отцу Макарию. И в другом письме: "Для меня особенно важны будут Ваши замечания о том, что я говорю о св. отцах восточной церкви, и о России, как она была в древние времена. Хотя я думаю, что говорю истину, однако чувствую в то же время, что судить об этом могут только такие люди, как Вы. А мне бы не хотелось сказать ничего неистинного или неверного, особливо об учении св. отцов" (9).
В свою очередь старец Макарий так говорил братии скита о замечательном русском мыслителе: "Вот и светские мудрецы указывают нам исход - отеческие писания. Недавно Иван Васильевич Киреевский прислал мне свою книжку, в которой он гласно признается, что, исчерпав всю мудрость западных философов убедился, что истины несть у них, а она таится в писании отцов Православной Церкви" (10).
Однажды во время пребывания старца Макария в имении Киреевских Долбино, где он любил отдыхать, Наталья Петровна показала ему рукописи переводов Паисия Величковского, доставшиеся ей в наследие от Новоспасского старца Филарета. Среди них были неизданные творения преп. Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, собственноручно переписанные о. Филаретом. Оказалось, что и отец Макарий хранит некоторые переводы святоотеческих писаний. У Киреевских возникла мысль о необходимости издания этих духовных сокровищ. Получив благословение митрополита московского Филарета ?Дроздова ? и заручившись его содействием и помощью, они начали издание в Оптиной пустыни. Под руководством старца Макария и при ближайшем участии И.В. Киреевского с 1847 года впервые начали издаваться на современном русском языке творения величайших аскетов древности - аввы Дорофея, Максима Исповедника, Феодора Студита, Варсонофия Великого, Симеона Нового Богослова, Нила Сорского и других авторов, составивших многотомное "Добротолюбие". Явление миру этих рукописей имело беспримерное значение. Истины православия, идеалы монашеского жития и внутреннего духовного делания стали проникать в общество, оживили и одухотворили религиозную жизнь не только иноков, но и мирян, ищущих спасения и, в конечном итоге, изменили застоявшийся, во многом поверхностный взгляд на Православие.
Киреевские помогали этому изданию своими денежными средствами, занимались корректурою и связями с типографией и цензурою. Иван Васильевич специально основательно изучил греческий язык и сам многое переводил, исправлял переведенное другими.
При подготовке рукописей к изданию самой трудной задачей было наиболее точно передать мысль оригинала, ведь искаженный перевод или даже просто неточное слово могли повредить наставляемым в духовном делании. И здесь были незаменимы советы старцев, которые опытно прошли этот путь.
Поразителен пример духовной связи Ивана Киреевского со старцами. Приступая к изданию творений преподобного Исаака Сирина, переводчики столкнулись с рядом трудных, малопонятных мест. Об одном из них отец Макарий спросил мнение Ивана Васильевича. Вот его письменный ответ: ": тому 16 лет, когда я в первый раз читал Иссака Сирина, Богу угодно было, чтобы я именно об этом месте просил объяснения у покойного о. Филарета Новоспасского, который сказал мне, что это место толкуется так, что под словом "Главо и основание всея твари" понимается Михаил Архангел. Видно надобно было отцу Филарету передать это Вам; но так как Вы не были тогда при нем, то Бог вложил мне в мысль спросить его мнения об этом" (11).
Изучая творения святых отцов Церкви, Киреевский находит новое содержание для философии. Для него открылась стройная система, точнее религиозный метод, исследующий путь человека к Богу. Перед ним встает сложнейшая задача создания, как он сам говорит, "верного философского языка, согласного с духовным языком словенских и греческих духовных писателей" (12).
В эпоху господства рационализма одним из ключевых понятий религиозно-философской системы Киреевского становится "разум". Понятие многозначное и сложное, представляющее особенные трудности при переводе.
Он отмечает: "Слово греческое гнозис, которое Паисий переводит "разум", в Лаврском ?переводе - И.П.? Исаака Сирина переводится "познание"" (13). Далее он советуется с митрополитом Филаретом, о чем сообщает о. Макарию в письме: "О слове разум он сказал, что ничего не может сказать, не сличивши с греческою книгою. Когда же я сказал ему, что это по-гречески гнозис, то он отвечал, что в таком случае мудрено переводить иначе, как "ведение" (14). И выбирается вариант, предложенный святителем.
Само понятие "ведения" у Исаака Сирина употребляется в разных значениях. Подвижник различает три способа ведения, определяемые телом, душой и духом. Первое - "голое ведение" - исключает всякое понятие о Божественном, и по причине преобладания тела - все попечение его о сем только мире. Оно мечтает, что бывает по его промышлению: В нем надмение и гордыня, потому что всякое доброе дело приписывает себе, а не Богу (15). О духовном ведении, истинном, он говорит, что оно заключается "в приятии Духа, которого прияли Апостолы" и оно "постигает природу мысленного и бесплотного", а не чувственного.
Интересно сравнить эти рассуждения со взглядами Киреевского, ведь Исаак Сирин - один из любимых его духовных писателей, безусловно повлиявший на становление философских воззрений мыслителя.
В статье "О характере просвещения Европы и его отношение к просвещению России" он употребляет понятия "самовластвующий рассудок", "разрушительная рассудочность", "отвлеченный разум", который "верил, что собственным отвлеченным умом может сейчас же создать себе новую разумную жизнь и устроить небесное блаженство на преобразованной им земле" (17). Он видит и ужасается последствиями в мировой истории этого преобладающего "головного ведения" ? по Исааку Сирину?: "Страшные, кровавые опыты не пугали его; огромные неудачи не охладили его надежды; частые страдания налагали только венок мученичества на его ослепленную голову; может быть, целая вечность неудачных попыток могла бы только утолить, но не могла бы разочаровать его самоуверенности" (18).
В этих словах предостережение человека эпохи "отщепившегося рассудка" ?выражение Ивана Ильина?, наступившей в результате оторванности разума от сердечной веры. Тяжелые последствия этого процесса Киреевский наблюдал и в религиозной жизни. Он считал, что причина отпадения Римской церкви от Вселенской заключается именно в "торжестве рационализма над преданием, внешней разумности над внутренним духовным разумом" (19). "Она отпала от нее потому, что хотела ввести в веру новые догматы, неизвестные церковному преданию и порожденные случайным выводом логики западных народов" (20). Иное отношение между разумом и верой в Православной Церкви, для которой рассудок никогда не является провозвестником истины. "Никакой патриарх, - пишет Киреевский, - никакое собрание епископов, никакое глубокомысленное соображение ученого, никакая власть, никакой порыв так называемого общественного мнения: не могут прибавить нового догмата, ни изменить прежний: и выдать, таким образом, изъяснение человеческого разума за святое учение церкви" (21). "Человеческий разум, - пишет он, - получив одинаковые права с Божественным откровением, сначала служит основанием религии, а потом заменяет ее собою" (22). Поэтому западный человек, желающий спасти свою веру, вынужден вовсе отвергнуть философию и разум. "Но что это была бы за религия, которая не могла бы вынести света науки и сознания? - восклицал Киреевский. - Что за вера, которая несовместима с разумом?" (23). Ошибка рационального мышления, считает Киреевский, заключается в притязании на полное знание в то время, как оно должно осознавать себя лишь как орудие познания.
Вот что мы читаем у Исаака Сирина: "Ведение есть ступень, по которой человек восходит на высоту веры, и как скоро достигает оной, более не нуждается в нем" (24). "Вере дай место в уме своем" (25). Сравним с высказыванием Киреевского: "Для нее ?веры - И.П.? развитие разума естественного служит только ступенями, и, повышая обыкновенное состояние ума, она тем самым вразумляет его:". "Вера - высшая разумность, живительная для ума" (26).
Опираясь на святоотеческие труды, он вводит в философию целый ряд новых понятий, среди которых - "верующий разум". "Разум должен возноситься до того уровня, на котором он мог бы сочувствовать вере",(27) - писал Киреевский. Он полагал, что правильное развитие всегда сопряжено со смирением разума ?"распятие ума" - читаем у Исаака Сирина?. "Пока разум не освободится от помыслов многих и не придет в единую простоту чистоты, дотоле не возможет ощутить духовного ведения", - учит Исаак Сирин.
И Киреевский вводит новое основополагающее понятие во всей философии - "цельность разума", т.е. собранность всех отдельных частей души воедино. "Цельность разума" - как синоним святоотеческого "целомудрия". Вот что читаем у Исаака Сирина: "Чувства целомудренные и собранные воедино порождают в душе мир, и не попускают ей входить в испытание вещей" (29). У Киреевского: "Чистая, цельная жизнь ручается за цельность "разума" (30). Господство раздробленного мышления наблюдал он на Западе: "Западный человек: в каждую минуту жизни является как иной человек. В одном углу его сердца живет чувство религиозное, которое он употребляет при упражнения благочестия; в другом - отдельно - силы разума и усилия житейских занятий; в третьем - стремления к чувственным утехам; в четвертом - нравственно-семейное чувство; в пятом - стремление к личной корысти:" И все они являются разрозненно друг от друга. "Не так русский человек: каждое важное и неважное дело свое ?он ? всегда связывал непосредственно с высшим понятием ума и с глубочайшим средоточием сердца", освящая каждое свое занятие молитвой (31).
Именно в достижении цельности бытия и видит философ смысл человеческой жизни. В этом заключается как бы кульминация его мировоззрения: ": для всякого возможно и необходимо связать направление своей жизни со своим коренным убеждением веры, согласовать с ним главное занятие и каждое особое дело, чтоб всякое действие было выражением одного стремления, каждая мысль искала одного основания, каждый шаг вел к одной цели. Без того жизнь человека не будет иметь никакого смысла,.. никакое действие не будет иметь нравственного характера, и человека собственно не будет. Ибо человек - это его вера" (32).
Этот идеал гармонии рассудка и чувства, равновесие духовных сил человека Киреевский нашел в учении Св.Отцов Церкви. С сыновней любовью и восхищением наблюдал он осуществление этого идеала в личностях двух великих старцев - Филарета Новоспасского и Макария Оптинского, сыгравших такую огромную роль в его жизни.
В молодости Иван Киреевский видел свое призвание в активной литературно-общественной деятельности. Но она не удалась. Журналы, в которых он начинал печатать свои статьи, закрывались. В цензуре о нем закрепилось мнение как о неблагонадежном. Со времени запрещения "Европейца" в 1832 году - почти 20 лет вынужденного печатного молчания, не считая короткого времени издания "Московитянина". И только в 1852 году "Московский сборник" публикует его статью о характере просвещения Европы, а за 4 дня до смерти в 1856 году журнал "Русская беседа" приступает к изданию программной статьи "О необходимости и возможности новых начал для философии". Но это было только начало задуманного им большого труда.
Однако время внешнего бездействия оказалось исключительно благоприятным для формирования его внутреннего человека, созревания философских убеждений. Именно в это время он занимается исключительно важной работой по изданию святоотеческих трудов. Эта его деятельность до сих пор не оценена вполне.
Не злободневная журнальная критика и политические вопросы, а мир вечных истин всецело занял его ум, душу - и всю жизнь. Развитие философских взглядов Киреевского - это отражение его внутреннего личного возрастания. Путь к внутренней цельности. Незадолго до смерти, в годовщину своего 50-летия, он писал старцу Макарию: "Благословите меня хотя в этом 50-м году моей жизни начать жить лучше и цельнее:" (33).
Сам он со смирением говорил, что во всем, что он пишет в своих сочинениях, нет чего-либо нового, до него не известного, что, напротив, он повторяет старые мысли, только требующие напоминания и повторения. Его задачей, которую он не успел завершить, было перевести "живительные истины", заключенные в творениях восточных отцов, на язык современного философского мышления и тем самым включить их в оборот научной и общественной жизни, перестроить систему русского просвещения на основах национальной духовной традиции. И то, что он смог сделать в этом направлении, он сделал благодаря тесному многолетнему общению с лучшими представителями русского просвещенного монашества.
В письме к другу он писал: "Если, сохрани Бог, в России когда-нибудь сделается что-нибудь противно Православию, то будет враждебно России столько же, сколько и вере ее. Все, что препятствует правильному и полному развитию Православия, все то препятствует развитию и благоденствию народа Русского; все, что дает ложное и не чисто православное направление народному духу и образованности, все то искажает душу России и убивает ее здоровье нравственное, гражданское и политическое" (34).
Не завещание ли это нам замечательного русского религиозного мыслителя Ивана Васильевича Киреевского?
Примечания
1. Киреевский И.В. Избранные статьи. М.,1984.С.295
2. Очерк жизни старца Филарета. М.,Новоспасский монастырь,1997.С.7
3. Киреевский И.В. Полн. собр.соч. М.,1911. Т.I.С.285-286
4. Русский архив.1894.Т. II.С.344
5. Избранные статьи.С.190
6. Там же
7. Избранные статьи.С.120
8. Избранные статьи.С.125
9. Киреевский И.В. Полн. собр.соч.Т.2.С.284
10. Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Макария. М.,1997.С.137
11. Киреевский И.В. ПСС.Т2.С.284
12. Четвериков С. Оптина пустынь. PARIS. YMKA PRESS. С.116
13. Там же.С.110
14. Там же.С.117
15. Аввы Исаака Сирина слова подвижнические. М.,1993.С.126
16. Там же.С.132,264
17. Избранные статьи.С.202
18. Там же
19. Там же.С.119
20. Там же.С.241
21. Там же.С.258
22. Там же.С.240
23. Там же
24. Исаак Сирин.С.119
25. Там же.С.319
26. Избранные статьи.С.261
27. Там же.С.262
28. Исаак Сирин.С.216
29. Там же.С.25
31. Избранные статьи.С.262
32. Там же.С.229-230
33. Бродский Н.Л. Ранние славянофилы.М.,1910.С.XI III
34. Четвериков С., С.134
35. Киреевский И.В. ПСС.Т 2.С.277
Ирина Плотникова, ст. научный сотрудник музея "Абрамцево"
Ссылки по теме:
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Как и большинство ранних славянофилов Иван Васильевич Киреевский получил блестящее светское образование, которое совершенствовал в Западной Европе. Эта "страна чудес", по выражению Хомякова, манила русских образованных людей блеском философской мысли, знаменитыми именами, взлетами старой христианской культуры. После лекций профессоров московского университета и службе в Архиве министерства иностранных дел Иван Киреевский в 1830 году отправляется в Германию, где слушает лекции светил немецкой философии - Риттера, Шлейермахера, беседует лично с кумирами московской вольнолюбивой молодежи Гегелем и Шеллингом. "Я окружен первоклассными умами Европы!" - писал он восхищенно в одном из писем в Россию.