Сибирь начинается за Уральскими горами. Еще лет за четыреста до Ермака езжали сюда новгородские купцы, переходили Уральские горы и выменивали у сибиряков меха — собольи, куньи, лисьи. Меха эти они продавали в России и отпускали в чужеземные царства. Торговля эта была им очень выгодна, но путь в Сибирь был труден: от Новгорода надо было пройти больше трех тысяч верст. Шли больше все водою, по рекам. Сибирь тогдашние новгородцы называли Югорскою землею. Лет за сто до Ермака к Сибири подходили и рати русские. Говорят, будто рати эти и за Урал переходили, но Сибирь не завоевали, хотя великий князь Иван III Васильевич, при котором это было, прибавил к своему титулу именование «государя югорского».
Когда царь Иван Грозный покорил царство Казанское, сибирский князь Едигер услышал про это и подумал: «Русский царь — сильный царь; при случае, пожалуй, и пригодится, и помощь подать может, коли какой другой князь вздумает отнять у меня Сибирь». Подумав, Едигер через посла сказал царю Ивану Грозному: «Возьми меня со всею моею землею под свою руку, только защити от всех моих неприятелей. А я тебе дань буду платить мехами, и за данью ты присылай своего человека». Царь согласился. Стал Едигер дань присылать по тысяче и больше собольих шкурок, но присылал не всегда исправно. Но, правда, и присылать дань не за что было. Если б на Едигера кто напал, царь Иван Грозный не собрался бы помочь ему, потому что слишком далеко было от Москвы до Сибири: когда-то наша рать пришла бы на подмогу, когда нужно было пройти тысячи три верст по местам глухим без жилья, где и съестных запасов достать было трудно. Так оно и случилось скоро.
Пришел в Сибирь из степи, из Кайсацкой орды, князек Кучум, разбил Едигерево войско, самого Едигера и брата его Бекбулата убил и завладел Сибирским царством. Иван стал с Кучума дани требовать. Сперва было Кучум обещал дань платить. А после, когда приехал к нему царский посол, Кучум убил его. С этого времени о дани и думать было нечего.
Царство Кучумово было там, где теперь Тобольская губерния. Природные жители Сибири были вогуличи и остяки — народы совсем почти дикие. Кланялись они идолам и жертву им приносили. А когда жертву приносили, то говорили идолу: мы вот даем тебе, боже, рыбы, оленей, и ты нам дай за это вот то-то и то-то (называют, чего им нужно: иной просит, чтобы зверей ему побольше убить, иной, чтоб болезнь прошла). Ели они мясо, рыбу, коренья, кровь любили пить из животных; ездили на собаках и оленях. Кроме этих природных жителей, были пришлые — татары, ногаи, кайсаки. Эти были веры Магометовой — Аллаха почитали и Магомета считали его пророком.
Иные из сибиряков жили оседло, другие кочевали с места на место — как кому было сподручней. Занимались они ловлею пушных зверей в густых сибирских лесах, на степях стада пасли, хлеб сеяли. Подать платили звериными шкурами. Всяких зверей в Сибири и теперь много, а тогда было еще больше. В реках, кроме рыбы всякой, были бобры и выдры. В лесах было тьма соболей, белок, куниц, лисиц, горностаев. Всего в Сибири было вдоволь — и земли хорошей, и лугов, и лесов всяких, и зверя, и рыбы, и воздух был здоровый. В горах находили железо, серебро, золото, медь, свинец, самоцветные камни. Одним словом сказать — в Сибири было приволье человеку. Только северные места очень холодные, да там и жилья почти не было.
Городов в Сибири не было таких, как теперешние наши города. Самый столичный город, Сибирь, был гораздо хуже иного нашего уездного городка. Да мало было в Сибири и тогдашних городов — все больше были села да кочевья.
Сибирские татары часто переходили Уральские горы и нападали на наших поселенцев в Великой Пермии (между Камою и Двиною*), грабили их, скот и добро отнимали.
Места те были заселены очень худо, а земли было вдоволь, потому московские князья с радостью давали тут землю всем, кто брался ее заселить и обработать. Даже от податей освобождали на несколько лет и от расходов на проезд княжеских чиновников. Льготы эти денежным людям были на руку — и земли разбирались понемногу. Самые богатые поселенцы в тех краях были купцы Строгановы. Раз попался в плен к казанским татарам великий московский князь** Василий, так Строгановы почти одни выкупили его. Такие они были богачи. Потомки этих Строгановых жили и при Иване Грозном в тех же местах и соль там варили. Земли было у них много, и промысел они большой держали. Захотелось им еще увеличить свой промысел. Они попросили у царя, чтоб он пожаловал им пустопорожней земли по Каме и Чусовой рекам. Царь дал им эти земли и льготы дал на двадцать лет: подати никакой не платить, чиновников не возить, своих поселенцев судить самим во всем. Взяли Строгановы эту землю, нашли в ней рассол, стали и тут соль варить, пашни пахать, леса рубить. А чтобы поселенцам их не было обиды от неприятелей никаких, Строгановы построили два городка, обнесли их стенами, купили пушек, ружей, всякого военного снаряда. Дела их пошли хорошо. Стали они думать, как бы им и за Урал пробраться, в Сибирь. Тут Кучум стал посылать своих татар грабить наши поселения и проведать дорогу к городкам, что Строгановы поставили. Махметкул, родственник Кучумов, пяти верст всего не дошел до этих городков, и дорогой всех грабил и русских, и остяков. Строгановы сейчас стали просить царя: «Сибирский салтан обижает наших поселенцев, и остяков, что к тебе перешли от него, тоже обижает, бьет, жен и детей их в полон уводит. А без твоего ведома мы не посмели послать своих наемных казаков в догоню за татарами. Позволь нам вперед татар нагонять и бить, и в Сибири городки делать и боевой снаряд держать на свой счет, вырабатывать железо, медь, олово, свинец, пашни пахать и угодьями владеть. А льготы нам дай на двадцать лет, как давал на прежние земли». Царь и это им позволил. Тогда Строгановы стали думать: откуда бы нам людей взять, которые пошли бы воевать с татарами? В то время по Волге ходило много казаков, которые жили разбоем и никому спуску не давали: царское ли судно с товарами шло, купеческое ли, нашей ли земли, чужой ли — все грабили. По Волге плавать было опасно; иногда и конвой не помогал, потому что казаки разбивали и конвой. Царь увидел, что с казаками никакой управы нет, слов и советов не слушают, в одно ухо впускают, из другого выпускают, и послал он войско против казаков — многих переловили и казнили, а многие ушли. Из всех этих казацких разбойничьих шаек самая большая была у Ермака.
II
Ермак был среднего роста, борода черная, волосы кудрявые, глаза светлые и быстрые. Ни сильней, ни умней, ни становитей его не было в целой шайке. Роду было он простого. Дед его был посадский человек, жил в городе Суздале, и кое-как со дня на день перебивался. Звали его Афонасием Григорьевичем, по прозвищу Алениным. Переехал этот Афонасий во Владимир, лошаденками обзавелся и стал извозчиком. Случилось ему свести знакомство с муромскими разбойниками — и стал он возить их. Дело было прибыльное, да недолго возил он их: вместе с ними в тюрьму попал. А у него росли два сына, Родион и Тимофей. Посидел Афонасий в тюрьме и бежал оттуда. Захватил своих детей и жену и переехал жить в уезд Юрьева-Польского. Тут он умер. Дети остались совсем без хлеба. Прослышали они, что на Чусовской реке, в вотчинах Строганова, можно хлеб зарабатывать, переехали сюда, и назвались Польскими. У Родиона родились — Дмитрий и Лука, у Тимофея — Гаврила, Фрол и Василий. Василий был особенно боек, силен и речист. Нанялся он на барки и ходил по Волге и Каме. Работа эта наскучила ему. Затосковал он по вольной жизни и ушел к донским казакам. Те были люди вольные — и царю служили, на татар в Крым ходили, а то и царя не слушались: и делали что хотели. Называться стал он не Василием, а Ермаком. Так его товарищи прозвали, когда он еще на барках ходил. Как артельный таган называли ермаком, так и Василия Ермаком прозвали, потому что был он кашеваром. Так он на всю жизнь Ермаком и остался.
За удаль выбрали Ермака старшиной Качалинской станицы и велели ему охранять рубеж от Астрахани до Дона; но Ермак охранял недолго: он набрал себе молодцев на подбор из казаков, ушел с ними на Волгу и стал разбойничать. Кто ни ехал по Волге — никому спуску не было: государеву ли казну везли, купцы ли свои товары, послы ли чужеземные ехали к царю либо от царя, — Ермак суда останавливал и выбирал из них все добро. С Волги поехал он на море Каспийское, напал на персидских и бухарских послов и ограбил их. Царь услыхал про Ермака и присудил к смертной казни его и его четырех атаманов. Присудить-то было легко, да казнить было трудно. У Ермака в шайке было больше пятисот человек, он увернулся от царского войска и ушел вверх по Волге. Задумал он из Волги пройти в Каму, на родимую свою сторону, а с Камы в Сибирь ехать. Про Сибирь он много слышал, захотелось ему самому поглядеть на нее и побиться с татарами. «А будет мне удача в Сибири, — думал Ермак, — пожалуй, и завоюю ее. Тогда и у царя заслужу, и у добрых людей».
Приплыл он к одному городку, который Строгановы поставили. Строгановы обрадовались казакам, стали дарить и поить их. «Мы, — говорили они, — все для вас сделаем, только не давайте наших городков и поселенцев в обиду. А то совсем разоряют нас татары да вогуличи. Вот остяки народ смирный, обходительный, с теми жить можно».
Казаки подумали, подумали и остались у Строгановых. Но Ермаку не хотелось навсегда оставаться у них. Он стал расспрашивать про Сибирь, про дорогу туда, про татар, которые нападали на Строгановых. «Если татары приходят сюда из Сибири, стало быть, и нам можно туда пробраться, — думал Ермак. — Вот только оружия у нас нет хорошего». Стал он говорить об этом Строгановым, а они и рады были, говорят ему: «У нас уж и царская грамота есть на Сибирские земли».
— Что грамота, — говорит Ермак. — Надо достать сперва Сибирь — ведь она земля не царская. Я, пожалуй, тебе на целый свет грамоту дам — поди-ка возьми его.
Строгановы дали ему оружие, припасов съестных, лодки. Ермак все обещал воротить им, если дело кончится благополучно. Взял Ермак себе толмачей, которые татарский язык знали, расспросил про дорогу, отстоял молебен, икон взял с собой, трех попов, да белого монаха и пошел в Сибирь. Вышел он 1 сентября 1581 года. Атаманами у него были: Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк.
В тот самый день, когда Ермак ушел, на строгановские поселения напали вогуличи. Пожгли деревеньки, соляные варницы, хлеб всякий, а крестьян с женами и детьми в полон забрали. Строгановы жалуются царю на вогуличей: «Пришли, — говорят, — нам ратных людей, а то приходим мы в конечное разорение от неприятелей». Царь послал. А один воевода, сердившийся за что-то на Строгановых, и отпиши царю: «Строгановы, — говорит, — воров казаков у себя держат. В тот день, как вогуличи напали на их поселение, казаки эти в Сибирь ушли».
Царь рассердился и пишет к Строгановым: «Как смели вы держать у себя воров казаков. Казаки нам, кроме худа, ничего не дали. А уж если вы призвали их к себе, так пускай бы они у вас и жили, неприятелей отбивали. А теперь они пошли в Сибирь, только опять все дело испортят, с царем сибирским поссорят меня, да отобьют от меня остяков, что мне дань платят. Приказываю вам сейчас вернуть Ермака. Пускай в Перми живет и отбивает неприятелей, коли хочет мою милость заслужить».
Поздно вздумал царь ворочать казаков. Ермака и след простыл.
III
Народная песня вот как говорит о сборе Ермака к походу в Сибирь:
Как на Волге-реке, да на Камышенке
Казаки живут, братцы, люди вольные:
Все донские, гребенские со яицкими.
У казаков был, братцы, атаманушка,
Ермаком звали, Тимофеевичем.
Не злата труба, братцы, вострубила,
Не звонка ли, не громка ли речь возговорила —
То возговорил, братцы, Ермак Тимофеевич:
«Уж вы думайте, казаки братцы, попридумайте,
Как проходит у нас лето теплое,
Настает, братцы, зима холодная,
Еще где нам, братцы, зимовать будет?
Нам на Волге жить — все ворами слыть.
На Яик идти — переход велик.
На Казань идти — грозен царь стоит,
Грозен царь стоит, братцы, немилостивый.
Он послал на нас рать великую,
Рать великую, в сорок тысячей.
Так пойдемте же, да возьмем Сибирь».
Поход свой начал Ермак по речке Чусовой, потом перешел в реку Серебрянку, которая впадала в Чусовую. А Чусовая река быстра, камениста, и казаки плыли против воды, а потому гресть было трудно. Устали они, и видят на берегу камень — сажень в 20 вышины, да в 30 ширины. А в камне дыра в рост человека. Казаки пошли к камню, посмотрели в дыру, а там большая пещера. Они вошли в нее и отдохнули там. Говорят, будто они в этой пещере зазимовали.
В песне тоже так поется.
И нашли они пещеру каменну
На той, на Чусовой реке, на висячем большом каменю;
И зашли они сверх того каменю,
Опущались в ту пещеру казаки,
Много-немало двести человек;
А которые остались люди похужее,
На другой стороне на такую же пещеру убиралися.
И тут им было хорошо зиму зимовать.
Камень этот по сию пору называется Ермаковым камнем.
Дальше видят они высокие скалистые горы — внизу лес, кедры, а верхушки под самые облака ушли. Это были Уральские горы. Когда вышли они в Серебрянку-реку, то поплыли между горами. В ином месте речка суживалась, нависали над нею скалы, лес нависал, а вода в реке была такая чистая, как серебро. Этой рекой шли они два дня и остановились. Плыть было трудно, потому что река была мелка и вода лодок не поднимала. Ермак, однако, ухитрился. Велел он с лодок паруса поснимать и растянуть их поперек реки — вода подымалась и судно проходило. С реки Серебрянки начинался так называемый Сибирский путь. Ермак стал говорить своим: «Мы мало людей встречали до сих пор, и вреда они нам никакого не делали — все больше только глазели на нас. А дальше что будет — Бог весть. Пожалуй, еще погонят нас назад, и нам укрыться будет негде. Давайте-ка построим тут городок». Построили они тут земляной городок (крепостцу земляную), вытащили свои лодки из воды, и поволокли их до реки Жаровли. Тут опять пустили лодки на воду и пошли Жаровлею и Тагилем до реки Туры. С этой речки начиналось Сибирское царство.
— Ну, теперь держать ухо востро, — говорит Ермак казакам. — Стало люднее. Прежде всего кочевой народ мы встречали — им что: нынче здесь, завтра там, стоит стадо перегнать с одного места на другое да становище перенести. А тут пошел народ землепашцев, станет за землю свою стоять.
Жили по этой реке вогулы, остяки и татары — и начальником у них был князь Епанча, подданный царя Кучума. Когда увидал он казаков на реке, собрал своих людей, пришел на берег и стал стрелять стрелами. Казаки зарядили свои ружья, да как выстрелят разом, так и повалились Епанчевы татары, кто со страху, кто ранен был, кто убит. В первый раз от роду слышали они, как из ружей стреляют, и думали сперва, что это гром. Потом, когда опомнились, вскочили и бросились бежать.
Ермак велел причаливать к берегу. Причалили казаки к берегу, вышли из лодок и погнались за татарами. Многих перебили, разорили городок Епанчин (теперь Туринск) и несколько татарских деревенек (улусов). После дальше пошли — где встретят татар, сейчас в них стреляют, а татары со своими луками ничего против казаков не могут сделать.
Вошли казаки в реку Тавду и поймали тут несколько татар. Один татарин был получше одет. Ермак спросил его: кто он и откуда?
— Я Таузак, состою при Кучуме-царе, — отвечал татарин.
— Расскажи мне все, что знаешь про Кучума-царя, и я тебя не трону и отпущу, а если не скажешь правды, велю тебя убить. Вон, погляди, какие снаряды у нас.
Тут Ермак велел казакам поставить железную кольчугу и стрелять в нее. Пули так насквозь ее и пронизывали. Татарин испугался и рассказал все, что знал.
— Кучум живет в городе Сибири, а город этот стоит на реке Иртыше. Сам Кучум теперь слеп, однако все еще он сильный царь и всех в страхе держит; под его начальством много князьков, и все ему дань платят. Есть у него и храбрые воины, особливо родственник его Махметкул. Это такой богатырь, какого другого, все нашу землю пройти, не сыщешь. Кучума-царя многие не любят и не любят вот за что: народ тут все больше язычники, а Кучум стал насильно вводить Магометову веру. Войско у него есть и всяких снарядов военных много, а только нет у него вот таких луков, как ваши. А были бы у него такие луки, он бы все земли покорил. Сибирь-город с бухарцами торгует — приезжают они к нам из своей земли с разными товарами и берут у нас меха. А идти к Сибири вам теперь Тавдою рекою, а Тавда в Тобол вошла, стало быть, пойдете вы после Тоболом, а из Тобола прямо в Иртыш — тут скоро и Сибирь будет.
Разузнал все это Ермак и говорит татарину: «Ну, ступай теперь к Кучуму и скажи ему, что я скоро в гости к нему буду».
Таузак пришел к Кучуму и говорит ему: «Пришла напасть на царство твое — едут к нам русские. Это все люди сильные, крепкие, и луки у них страшные. Когда они из луков стреляют, то огонь из них и дым большой выходит, и гремят они, словно гром на небеси. А стрелы, что из луков их выходят, не видать, а только уязвляют они до смерти и защититься от них никакими ратными сбруями невозможно — даже кольчуги железные на вылет пробивают». Слушает Кучум и скорбит. Ему уже давно говорили про небесные знамения. Одни сказывали, что видели на воздухе город с христианскими церквами, и вода в Иртыше кровавою казалась. Другие сказывали, что приходит от Иртыша волк белый, а от Тобола черная собака и грызутся между собою. Шаманы (волхвы) сибирские говорили: «Волк белый — рать Кучумова, а собака черная — русские. Быть войне!» Они ходили по улицам и кричали: «Погибнет царство Сибирское от русских».
Кучум стал высылать против казаков отряды. На Тоболе-реке в узком месте велел протянуть через реку железные цепи, цепями этими остановить лодки Ермака и напасть на него. Так и сделали. Цепи не пустили Ермака дальше, и он три дня бился с татарами и никак их не мог одолеть. Тогда он поднялся на хитрости. Велел навязать пуков из хвороста и одеть эти пуки в залишнее казацкое платье и расставить их в лодках. Потом вышел на берег с казаками и ударил на татар. Те стали было биться опять, да увидели, что в лодках еще казаков много (они не разглядели, что это чучела) и бросились бежать. Ермак тогда поплыл дальше.
Видит Кучум, одолевает его Ермак, и разослал гонцов во все царства, чтоб все шли на войну. Собралось у него войско. Велел он родственнику своему Махметкулу идти с конницей на русских, а себе велел сделать засеку возле Иртыша, под горою Чувашью. Засеку сделали неподалеку от города Сибири — вал земляной насыпали, камнями его укрепили. Махметкул пошел против Ермака, а Кучум остался в Сибири и думает: «Если не справится Махметкул с русскими, тогда я сам выйду из Сибири, засяду в засеку и не пущу их в город, и всех перебью».
Махметкул дошел до одного урочища; называлось оно Бабасан и было между Тавдою и Иртышем; тут увидал он казаков на берегу. Велел он своей рати скакать на казаков. Татары поскакали на них, стрел пустили в них целую тучу, копья бросали. Казаки увидели множество неприятелей и сперва было смешались, но Ермак бросился вперед и ободрил их. Стали казаки стрелять по татарам и многих из них повалили. Сначала татары испугались выстрелов, но потом оправились и начали биться с казаками. Долго они бились — досталось и казакам. Видит Ермак, что татар не перебьешь всех, сказал своих казакам: «Видно, не дождаться нам, пока побегут от нас татары, а пороху мы и так много истратили. Давайте садиться в лодки и поплывем — ничего они нам не сделают». Сели казаки в лодки и поплыли, а берега реки крутые-прекрутые. Татары идут по берегу и все стреляют с кручи в казаков. Так и обдает их стрелами, словно дождем. Однако вреда больше не сделали татары казакам и бросили их. А Ермак проплыл немного по Тоболу-реке и увидел, что на берегу стоит татарский городок. Он вышел с своими на берег и бросился на городок. Начальник этого городка, Карача, вывел своих татар против Ермака, и стали они драться. Ермак разбил татар и их городок, взял тут золота, серебра, каменьев самоцветных, меду много — все это перенес на лодки и поплыл далее по Тоболу.
Возле самого устья, где Тобол в Иртыш впал, Ермак увидел опять множество татар пеших и конных. «Какая их пропасть, — думает Ермак. — Хорошо бы уплыть от них без боя, а то зарядов жаль — понадобятся еще пуще этого. От пеших-то еще можно бы уплыть, а вот от конных-то как уплывешь? Разве попробовать». Поплыли было казаки, дружно веслами заработали, а на них так и сыплются сверху с крутых берегов стрелы, звенят по их кольчугам, впиваются в дерево, а иная и поранит казака. Выйдут казаки из терпения, надоедят им эти стрелы, пустят они вверх несколько выстрелов. Татары отстанут на минуту, потом опять стреляют. Минуты не проходит, чтоб десятков стрел не прожужжало мимо ушей. Ермак видит, что надо отбить татар, а то не пройти так под их стрелами. Велел он причаливать. Вышли казаки на берег и бросились на татар. Началась жестокая битва. Татары убили несколько казаков, а переранили их своими стрелами и пиками всех до одного. Храбро бились татары, крепко стояли они за свою родную землю, однако казаки пересилили их, и татары побежали. Ермак велел казакам опять садиться в лодки и плыть вверх по Иртышу.
IV
В тот же день, к вечеру, казаки подплыли ближе к Чувашьей горе. Кучум, проведав, что везде разбивают казаки его войска, сам вышел с большою ратью из столицы своей и стал на горе Чувашьей. А Махметкул засел в укреплении под горой, и все ждали казаков.
Солнышко было уже низко — казаки тихо подвигались против воды по быстрому Иртышу. Ермак стал думать, что ночью не годится плыть, что, наверно, где-нибудь засели татары: столица была близко, стало быть, не пропустят же они их без боя. Да и устали казаки — отдохнуть бы не мешало. Заметив невдалеке городок Атик-Мурзы, Ермак взял его уже почти ночью и засел там со своими казаками. Только что стали было они на покой собираться, как вдруг заметили татар под Чувашьей горой. Несколько тысяч собрал тут Кучум. На казаков напал страх. Заговорили они, зашумели. «Сбирайтесь в круг! Сбирайтесь в круг!», — закричали они. Собрались в круг и начали совет держать: «Назад ли идти или вперед?»
— Надо, братья, убираться отсюда подобру-поздорову, — заговорили некоторые. — Татар видимо-невидимо — они одолеют нас, как мух перебьют.
— Известно, отходить надо, — послышались голоса. — Что тут думать еще долго. Чего нам на верную смерть лезть? Тут и гадать нечего — о двух головах пропадешь. Только свою шкуру загубишь, а чужой не добудешь. Да и чего нам еще? Поработали — и будет. Добра у нас вдоволь, а жадность Бог наказывает. Пожалуй, за крохой погонишься, да ломоть потеряешь.
— Полноте, братцы, что вы затеваете недоброе? — заговорили те, кто посмелей был. — Авось Бог не выдаст, свинья не съест.
— Говорите — одному придется против двадцати стоять? Нас всех-то пятисот не будет, а там тысячи…
— Экая невидаль, что против двадцати драться придется. Разве прежде не дрались?
— Бог поможет. К удалому и Бог пристает…
— Да нет, братцы, что тут слушать? Давайте в лодки садиться, да назад. Пускай, кто хочет, остается…
— С Богом. В лодки, ребята! Сбираться в лодки! — зашумели казаки.
Видит Ермак — дело плохо: люди его совсем струсили и не шутя хотят убраться домой. Он вошел в круг и стал уговаривать их и увещевать. К нему пристали те, что были посмелее. «Куда нам бежать? — говорил Ермак. — Пришли мы сюда водою, а отсюда как пойдем? Уж вода мерзнет. И какая про нас слава пойдет? Скажут: ходили только разбойничать; разбойники были, разбойники и есть. Нет, братцы, постоим до конца — тогда и при жизни добром нас помянут, и по смерти нашей слава о нас не оскудеет и вечна будет».
— Быть так, — сказали казаки. — Оставаться, так оставаться. До смерти стоять будем, а там — что Бог даст.
Солнце только что начало всходить, а Ермак был уже на ногах. Это было 23 октября, на пятьдесят третий день похода казаков. Ермак стал торопить дружину свою к битве. Когда все собрались, он сказал им:
— Помолимся Богу, чтоб сохранил Он нас от нечестивых и окаянных врагов.
Сотворили казаки молитву и вышли из городка. Одни говорили: «Господи, помоги нам!» — другие — «С нами Бог!» и смело пошли к засеке. Стрелы так и осыпали их градом. Начался бой. И с той, и с другой стороны падают убитые и раненые. Казаки все подходят ближе, а людей у них валится все больше. Видят это татары и думают: «Одолеем их». Пробили сами в трех местах засеку свою и бросились на казаков. Казаки схватились с ними врукопашную, и сеча началась страшная. Бились долго, наконец казаки ранили Махметкула. Татары подхватили его и увезли за Иртыш. От этого сделалось смятение у татар, а казаки подвинулись вперед.
А царь Кучум стоит на горе и ждет, чем кончится бой. Когда сказали ему: «Уступают наши», он велел своим муллам (священникам) творить молитву, просить Аллаха о помощи!
Муллы творят молитву, призывают на помощь Аллаха, а казаки все вперед продвигаются, все смелее и смелее. Видят остяки, что дело плохо, не сломить казаков и побежали. Вслед за ними побежали и татары. «Наши бегут!» — говорят Кучуму те, что возле него стояли. «Горе, горе мне! — кричит Кучум. — Горсть казаков тысячи моих воинов победила», — и сам побежал в страхе. Устали казаки от этого боя и не гнались уже за татарами, а пошли в свой городок, сторожей поставили и крепко уснули. На утро посчитали товарищей — 107 человек убито в бою. Погоревали, пошли они к городу Сибири и через три дня были у него. Город небольшой — с одной стороны крутой берег Иртыша, а с другой стороны — тройной вал и ров. Дома из деревьев и из нежженого кирпича. Подошли казаки и слушают: ничего не слыхать, словно все в городе вымерли. Ермак думает: «Наверное, проклятые, засаду сделали и притаились. Нужно все наперед высмотреть, а то попадешься как кур во щи». Послал он несколько казаков все выглядеть вокруг города. Казаки все выглядели, пришли назад и говорят: «Ни души нет нигде».
— Ну, верно, бросили татары город, — говорит Ермак. — Пойдемте с Богом.
Вошли казаки в город. Он точно был пуст. Кучум приезжал сюда после сражения, захватил кое-что на скорую руку из своего добра и убежал в степь.
Казаки нашли в Сибири много серебра, золота, камней самоцветных, куньих, собольих и лисьих мехов — и все это поровну разделили между собой.
V
Три дня жил Ермак в Сибири — никто к нему не приходил, а запасы все вышли; казаки начали говорить: «Пропадаем мы тут совсем. И хлеба нет, и пуль мало осталось». Но вот на четвертый день приходит к нему остяцкий князь со своим народом, приносит много мехов и рыбы и говорит: «Я был в бою под Чувашьей горой и увидел, что тебя победить нельзя. Сказал об этом своему народу — и вот мы пришли к тебе с подарками. Будь нашим заступником». Казаки обрадовались, Ермак ласково обошелся с князем и сказал: «Ступайте, живите на прежних местах, никто вас не тронет». Остяки ушли. За остяками стали приходить с Иртыша и Тобола татары с женами и детьми. Они было разбежались, испугавшись казаков, а теперь опять пришли просить у Ермака защиты. За татарами вогуличи пришли. Всех Ермак обласкал, успокоил: «Живите только смирно, — говорил он им, — а я ни своим людям, ни Кучумовым не дам вас трогать». Ермак никогда не позволял казакам своевольничать и крепко их наказывал. Еще на походе в Сибирь двадцать казаков собрались было убежать в Россию. Ермак узнал про это, велел посадить их в мешки, да накласть в мешки камней и песку, и опустить в воду. Так эти казаки и утонули в мешках. За меньшие преступления в платье виновным накладывали песку и становили в воду на несколько часов.
Сибиряки были довольны Ермаком, хвалили его, что он малую дань с них положил, и все пошло тихо и смирно. Только раз, в начале декабря, пошло двадцать казаков рыбу ловить в одно озеро. Половили и легли соснуть в куренях. Вдруг, откуда ни возьмись, нагрянул на них Махметкул и всех до одно перебил. Когда узнал об этом Ермак, сильно рассердился. «Сейчас, — говорил он казакам, — собирайтесь в поход — не хочу я этого дела так оставлять. Отмщу я им знатно». И точно, догнал он татар, до ночи бился с ними и разбил. Татары убежали.
Вся зима прошла тихо. Казаки на охоту ходили — зверей били: белок, куниц, лисиц, соболей. Весна пришла, реки разлились. В это время пришел к Ермаку один татарин и говорит: «Царевич Махметкул стоит на реке Вагае, верст за сто отсюда». Ермак тотчас же снарядил казаков и послал их на Вагай-реку. Казаки подошли к стану Махметкула ночью, когда многие уже спали, и стали бить татар, окружили шатер Махметкула со всех сторон, взяли его живьем и к Ермаку в Сибирь привели. Ермак обрадовался, говорил ласковые речи царевичу, утешал его и стал отпускать ему самый лучший корм, а своим приказал, чтоб никто не смел обижать царевича. Царь Кучум стоял в это время на реке Ишим, которая в Иртыш течет и от города Сибири вдвое дальше, чем Вагай. Услыхав про плен Махметкула, Кучум горько заплакал и сказал: «Теперь я совсем пропал». А тут к этой беде еще две прибавились. Пришли и сказали Кучуму: «Ты убил князя Бекбулата, сын его убежал тогда с матерью. Теперь этот Бекбулатов сын, князь Сейдяк, идет на тебя войною — хочет отмстить тебе за смерть отца своего». После этого Карача, думный его и приятель, покинул его со своими людьми. Кучум заплакал опять и сказал: «Кого Бог не милует, тому и честь на бесчестье приходит, того и любимые друзья оставляют».
Узнал Ермак, что Кучуму плохо, оставил в городе Сибири часть казаков, а с другими опять пошел воевать татар, остяков и вогуличей по Иртышу и Оби. Тут он взял татарскую крепость, многих повесил непокорных, а другим велел целовать в знак верности свою саблю, которая вся была в крови. Взял потом он еще несколько волостей и подошел к остяцкому городку. В этом городке правил князь Демьян, и воинов у него было две тысячи. Ермак стал осаждать крепость, но Демьян держался крепко, и казаки стали говорить Ермаку: «Бросим, его не возьмешь». Тогда один чуваш, бывший у Ермака провожатым, сказал ему: «Остяки оттого твердо держаться, что идол у него есть золотой. Стоит этот идол на блюде с водою, остяки молятся ему, пьют воду из-под идола и от воды той храбрей делаются. А идол этот будто из Киева достался остякам, когда князь Владимир крещение принял. Отпусти меня к ним. Я украду этого идола и принесу к тебе». Ермак отпустил его. На другой день чуваш приходит и говорит: «Остяки в большом страхе. Поставили они идола на стол, а вокруг него в чашках зажгли серу и жир. Сами стали вокруг стола и все молятся и колдуют: сдаться ли казакам, или еще стоять. К ночи они стали говорить, что сдадутся». Ермак повел их на приступ и взял город. А идола долго искал, не нашел. Дальше Ермак покорил еще несколько остяцких князьков и шел Обью до тех пор, когда увидел, что дальше идти нечего. Начинались болота и голая степь, совсем пустая. Тут Ермак повернул назад. Он и радовался, что много покорить успел, и жаль ему было людей убитых, особливо храброго атамана своего Никиту Пана.
Воротившись в Сибирь, Ермак увидел, что нужна ему подмога, потому что людей у него осталось мало. Пришел он в Сибирь с восемьюстами, а теперь разве только триста мог насчитать. Надо было послать весть о себе. Он и послал гонца к Строгановым. «Царя Кучума Ермак одолел. Махметкула в плен взял, и город взял и много других городков». И к царю Ивану Грозному с такой же вестью послал храброго своего атамана Ивана Кольцо. Кольцо поехал смело, хоть и знал, что царь велел его непременно изловить и казнить за разбой на Волге.
Иван Кольцо приехал в Москву. Царь велел его сейчас привести к себе. Кольцо упал царю в ноги и сказал: «Не вели казнить, вели речь держать». Царь отвечал: «Говори, с чем приехал?» Кольцо сказал: «Кланяется тебе Ермак царством Сибирским и царевичем Махметкулом и прислал тебе гостинец: 60 сороков соболей, 20 черных лисиц и 50 бобров…» Встал Кольцо и подал Ермаку грамоту о покорении Сибири. Царь говорит: «Бояре, читайте грамоту…» Бояре стали ее читать. Царь прослушал ее и очень обрадовался, велел молебен служить, звонить во все московские колокола, нищим подал богатую милостыню. Вся Москва зарадовалась: «Бог новое царство послал», и все только об Ермаке и говорили.
Царь Иван Грозный расспрашивал атамана Кольцо, как они завладели Сибирью, хвалил казаков, наградил их деньгами, сукнами, камками, а Ермаку послал дорогую шубу с своего плеча, серебряный ковш и два дорогих панциря и величал его князем Сибирским. На подмогу к казакам царь отправил двух воевод — князя Семена Болховского и Ивана Глухова с тремястами ратников.
Болховский и Иван Кольцо приехали в Сибирь и объявили милости царские: «Царь забывает, — говорил Кольцо, — все наши прежние вины, жалует нас деньгами и подарками», — и сейчас раздал царские подарки. Казаки стали рассказывать Ивану Кольцо, как они воевали без него в продолжение 1582 и 1583 годов, как усмиряли татар, какие новые улусы покорили. «Мы, — говорили казаки, — ходили без тебя с Ермаком Тимофеевичем на Тавду и на Пелым, вогуличей воевали и столько их побили, что страсть. Шамана там ихнего видели. Он при нас ножом себе живот разрезал, потом при нас же залечил. Хлеба привезли с собой, добычи всякой. Теперь все там покорено». Ермак пир задал на радостях — ели и ели досыта, и никто ни о каком горе не думал. А горе было за плечами. Болховский мало привез с собой запасов в Сибирь — думал, что у казаков наготовлено их вдоволь; а казаки вовсе не ждали, что царские войска зимой придут, и запаслись только для себя на зиму. Запасы потому скоро вышли, начался голод, цинга всех одолела. Стали умирать и казаки, и ратники московские, умер и воевода Болховский. За вьюгами, трескучими морозами и метелями надо было выходить на охоту — хоть все помирай. Спасибо, весна скоро наступила — и птицы прилетели, на оленей и лосей охота настала. А тут еще татары, остяки и вогуличи навезли казакам рыбы, и мяса, и мехов. Голод миновал.
Махметкула Ермак отправил в Москву: так царь приказал. Царевича приняли там ласково, и он стал служить в нашей службе, с нашими неприятелями воевал, и царь ему вотчины дал.
VI
Прошло немного времени, вдруг присылает Карача Ермаку меха, подарки: «Я, — говорит, — хочу быть верным слугой московского царя. Только пришли в мой улус казаков, а то обижают меня и людей моих неприятели мои — огаи. Казаков я приму с честью, награжу их, а зла против них никакого и в уме не держу». Ермак сперва подумал: «Уж не хитрит ли Карача?» — и не верил ему, а после поверил. «Что ж, — подумал он, — ведь Карача отстал от Кучума и бросил его. Может, и в самом деле он образумился. К тому же Карача Богом клянется, что худого ничего против казаков не замышляет». Посоветовался Ермак с казаками; казаки говорят: «Должно быть, образумился. Надо послать ему помощь». Тогда Ермак снарядил Ивана Кольцо и дал ему сорок человек под команду. Только что пришли туда казаки, без всякой опаски там расположились, как вдруг, врасплох, напал на них Карача со множеством татар своих, и всех до одного перебил. Узнав об этом, Ермак заплакал о храбром атамане и о казаках, как о своих родных детях, и винил себя за то, что поверил Караче. А татары обрадовались такой потере Ермака и стали везде нападать на казаков. Карача собрал большую силу, подступил к городу Сибири и обложил его со всех сторон: хотел уморить казаков голодом. Ермак до июня месяца храбро выдерживал осаду, но тут стали выходить запасы; а из Москвы еще ничего не было прислано. Вылазки Ермак не делал — жалел он людей своих, и так у него их немного было; стрелять в татар было ни к чему: стояли они не под самым городом, и близко к валу не подходили. Стало быть, выстрелы только даром бы пропадали. Когда же не удалось казакам дольше отсиживаться, Ермак решил сделать вылазку и выбрал для этого темную ночь. Казаки тайно вышли из города и тихонько подошли к стану Карачи. Татары спали себе мирно, ничего не ждали, а казаки все идут и думают: «Отплатим вам за Кольцо и за братьев наших», — подошли, бросились на татар и начали их резать. Спросонок татары заметались как угорелые, ничего не понимают, бегают из стороны в стороны, кричат. А казаки бросаются на них и убивают; двух сыновей Карачи убили — кровь так и покрыла землю.
Стала заниматься заря. При свете татары ободрились немного, кинулись на казаков; но казаки овладели Карачиным обозом, укрепилась за ним и оттуда отражают ружьями и саблями татар. До полуден бой продолжался. Тут татары побежали с Карачею.
Ермак пошел за ним в догоны и стал покорять народцы, жившие по Иртышу вверх. Он покорил тут много городков. Один князь татарский привел к нему дочь свою, красивую татарку, и говорит ему: «Вот моя дочь, возьми ее к себе в жены». Ермак поглядел на татарку — видит красивая девушка, однако удержался и не женился, и казакам своим не велел к ней дотрагиваться: «Бабы, — говорит, — в нашей жизни — только помеха». Пошел он дальше и зашел за реку Ишим. Тут жил бедный народец в шалашах. Ермак сжалился над этим народцем, никого не тронул и даже дани никакой не положил с него. Дальше начинались степи, и жил там народ кочевой, переходивший с своими стадами с одного места на другое. Ермак не пошел и вернулся назад.
В начале августа пришли к Ермаку гонцы от торговых людей бухарцев и сказали: «Послали нас к тебе бухарские купцы. Едут они к тебе с товарами всякими и дошли из своей бухарской земли до Иртыша, а тут Кучум остановил их и дальше не пускает. Приказали они нам умолять тебя, чтоб ты их выручил».
Ермак выбрал сейчас же из казаков самых надежных, самых храбрых, приготовил большую лодку, взял запасов съестных, поехал по Иртышу. Доехал он до Вагая-реки, нигде бухарцев не встретил. Стал думать Ермак: уж не обманули ли его, не подставные ли то были гонцы. Казаки устали гресть — плыли все против воды. Отдохнуть бы — так впору; но место было незнакомое — как остановиться? Велел Ермак плыть назад — под воду лодка пошла ходко. Ночь наступила. На небе тучи сбирались, ветер подул сильный — волны так и заходили по реке, а тут еще дождь хлынул как из ведра. Такая тьма настала, хоть глаз выколи.
— Надо привал сделать, — заговорили казаки. — Некуда ехать в такую непогодь.
Подошли они близко к Иртышу и причалили не к берегу, а к острову, который от одного берега был недалеко.
— Здесь, как в крепости, выспимся, — говорят казаки. — Река глубокая — на остров никто не пройдет. У татар лодок нету. Можно всем спать, и сторожей ставить ни к чему.
Так и сделали. Лодку привязали к берегу, а сами раскинули шатры и заснули в них крепким сном. Буря бушевала, дождь все шел. Не знали казаки, что Кучум следил за ними, что был он на берегу с войском. Не слыхали казаки, как один татарин вброд на лошади проехал к островку и выглядывал, уснули ли казаки и есть ли у них страж. Выглядев, татарин уехал опять на берег, подошел к Кучуму и сказал ему:
— Все казаки мертвым сном спят.
А этого татарина Кучум приговорил за что-то смертью казнить и обещал простить его, если он найдет брод и выследит казаков. Услыхав, что казаки спят, Кучум обрадовался, однако сразу не поверил татарину и сказал ему: «Поезжай опять на остров и привези мне какой-нибудь знак — тогда я поверю тебе и прощу».
Татарин опять поехал. Ползком пробрался он к одному шатру, просунул под него руку — попались ему три лядунки с порохом. Он и привез их к Кучуму. Тогда Кучум велел татарам идти на казаков.
В полночь татары перебрели реку, подкрались к шатрам и стали рубить казаков. Ермак вскочил, схватил саблю и стал отбиваться ею от татар и многих срубил. Но татары пуще нападают на него, и он закричал: «Ко мне, братцы», — но все уже были перебиты. Ермак бросился к лодке, но лодку отбило бурею от берега. Тогда он кинулся в воду и поплыл к лодке. Тяжелая броня, которая на нем была, не давала ему плыть, тянула ко дну, а татары пускали в него стрелы. Ослабел Ермак и утонул.
Только один казак убежал от татар и принес в город Сибирь эту горестную весть.
Ермак погиб 5 августа 1584 года. Говорят, что через неделю после этого тело Ермака прибило к епанческим юртам. Один татарин ловил рыбу и увидел труп в воде, закинул петлю и вытащил его на берег. Смотрит, должно быть, не простой человек: в желтых доспехах, с золотым орлом на груди. Сказал он другим татарам. Татары собрались, стали разглядывать труп и узнали Ермака. Они очень обрадовались и оповестили Кучума. Кучум приехал, труп Ермака положили на рундук и стали в него стрелять стрелами. Хоть над мертвым да натешимся, думают татары. Всего исстреляли и зарыли в землю, а доспехи его взяли себе.
Горько заплакали казаки по атамане своем и говорили: «Пропали мы теперь совсем. Умер атаман-князь, а без него и мы не воины. Перебьют нас татары, как ворон, и тела наши собакам побросают. Уйдемте на Русь. Нечего нам тут делать».
И ушли казаки из города Сибири вместе с царским воеводою Глуховым. Город опустел. Кучумов сын Алей пришел в него, а за ним и сам Кучум. Радовался старик, что воротил свое царство, но скоро пришел Сейдяк, отца которого Кучум убил, и выгнал его из Сибири.
Есть народная песня, в которой рассказывается происшествие, очень похожее на гибель Ермака. Вот она:
Издалеча-далева, из чиста поля
Лежала, пролегала дорожка торная,
Что никто по той дороженьке не прохаживал,
Никто следичку по широкой не прокладывал.
Только шли, прошли казаки с моря синего,
Со такою со добычей, шли по промыслу.
Становилися казаченьки в улутавские луга,
Что во те же, во кустички, во терновые,
Расседлали добрых коней, потреножили,
Потреножили добрых коней, в поле пустили.
Уж как сами казаченьки глупо сделали,
Не поставили караулу, сами спать легли,
Не почаили из Ултаву грозной высылки.
Поглядел-то, подсмотрел молодой шельма киргиз,
Он кидался, он бросался во все стороны,
Ко тому же ли, ко султану, к азиятскому:
«Уж ты, гой еси, наш батюшка, азиятской земли хан!
Не прикажи казнить, прикажи речь говорить.
Еще дай ты мне силы-армии много-множество,
Много-множество силы-армии, сорок тысяч человек,
Сорок тысяч человек на пятьсот казаков».
Они билися, рубилися день до вечеру,
Разосеннюю темну ноченьку до белу свету,
Недостало у казаченек свинцу-пороху.
VII
Убежавшие из Сибири казаки встретили по дороге царского воеводу Мансурова. Его послал в Сибирь с сотнею человек и с пушкою уж новый царь — Ивана Грозного не было в живых. Мансуров узнал от казаков, что Ермак убит. Казаки с воеводою опять воротились в Сибирь, но взять города не могли. Сейдяк держался крепко. Мансуров построил деревянный городок на Оби реки. Остяки подошли под городок и хотели его взять. С собой притащили они своего идола — Славутеем его называли — и прислонили его к дереву, и стали молиться ему, чтоб помог он одолеть русских. Мансуров приказал выстрелить из пушки в идола. Эти остяки еще не слыхали пушечного выстрела, сильно сробели. А когда увидали, что идол их разбит выстрелом, стали говорить: «Сильны русские стрелять — даже бога нашего сокрушили. Видно, не одолеть нам их». И больше к городку не приходили.
Когда в Москве узнали о смерти Ермака, царь послал в Сибирь воеводу Чулкова с тремястами человек. Чулков пришел в Сибирь и недалеко от города Сибири заложил городок Тобольск. С Сейдяком он не ссорился. Он, Сейдяк, сам захотел напасть на Тобольск. Вышел он из города своего с татарами и с Карачей и пошел прямо к Тобольску. А чтоб русских обмануть, стали ястребов пускать на птиц. «Пускай, — думает он, — русским покажется, что я на охоту вышел». А Чулков и себе думает: «А что, если я перехитрю тебя?» Послал он к Сейдяку просить его к себе в гости — о замиренье, мол, говорить, как бы жить татарам и русским в дружбе между собою. Сейдяк согласился. Подошел он с татарами к городу, взял с собой сто человек и с ними вошел в город. За ним пошел Карача и какой-то еще Салтан-царевич.
Сели за стол. Только гости что-то не пьют, не едят. Чулков и говорит им:
— Князь Сейдяк, верно ты зло какое на нас, христиан, мыслишь, брезгаешь нашим питьем и еством.
— Я не мыслю на вас никакого зла, — отвечал Сейдяк.
— А если не мыслишь, — сказал опять Чулков, — то выпей-ка за здравие. И ты, Карача, выпей, и ты, Салтан-царевич.
— Что ж, мы выпьем, — говорят татары, — наливай!
Чулков поднес чару Сейдяку. Стал пить Сейдяк и поперхнулся. Карача тоже поперхнулся, за ним и Салтан-царевич.
— А, так вы с злым умыслом пришли сюда, — крикнул Чулков. — Сам Бог вас обличает. Ребята, держите татар, вяжите их!
Сейдяк с Карачею и Салтаном-царевичем кинулись в окно. Казаки догнали и связали их, потом стали бить татар, что с Сейдяком пришли. Многих перебили, а другие покорились.
Город Сибирь опустел. В нем никто не стал жить — так он и стерся с лица земли.
Кучум все еще надеялся воротить царство. Писал к нашему царю, чтоб замиренье сделал, и все себя царем величал; а наш царь сказал ему: «Приходи ко мне служить в Москву, я тебя пожалую. А царства Сибирского тебе, как ушей, не видать».
Кучум отказался. Тогда русские захватили в плен семью его и в Москву отослали. Царь обласкал ее. А сам Кучум к ногаям, в степь, убежал. Ногаи подумали: «Русские выгнали Кучума из царства, теперь он к нам прибежал. А нам нельзя его держать. Узнают русские, что мы Кучума держим, пожалуй, и над нами сделают то же, что над ним». Взяли и убили его.
Так покорилось Сибирское царство: воротили опять то, что Ермак завоевал.
Ермака и казаков убитых до сих пор поминают в тобольских церквах.
Ермаку поставлен в Тобольске памятник на высоком холме. Подножье гранитное, одиннадцати с половиной аршин вышины, а верх мраморный, в семь сажень вышины. С четырех сторон памятника высечены следующие надписи:
С одной стороны — «Покорителю Сибири, Ермаку».
С другой — «Воздвигнут в 1839 году».
С третьей — «1581» (год прихода Ермака в Сибирь).
С четвертой — «1584» (год смерти Ермака).
В Сибири у всякого крестьянина, даже самого бедного, висит в избе портрет атамана-князя Ермака.
Публикуется по: Русские замечательные люди. Рассказы А. Суворина. СПб, 1866.
Алексей Сергеевич Суворин
Ссылки по теме:
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Сибирь начинается за Уральскими горами. Еще лет за четыреста до Ермака езжали сюда новгородские купцы, переходили Уральские горы и выменивали у сибиряков меха — собольи, куньи, лисьи. Меха эти они продавали в России и отпускали в чужеземные царства. Торговля эта была им очень выгодна, но путь в Сибирь был труден: от Новгорода надо было пройти больше трех тысяч верст. Шли больше все водою, по рекам. Сибирь тогдашние новгородцы называли Югорскою землею. Лет за сто до Ермака к Сибири подходили и рати русские. Говорят, будто рати эти и за Урал переходили, но Сибирь не завоевали, хотя великий князь Иван III Васильевич, при котором это было, прибавил к своему титулу именование «государя югорского».