Чем глубже погружаемся мы в трясину многобожия – современную и хорошо проверенную на Западе форму атеизма, чем более отвратительна культура, сводимая к половым извращениям и низовой лексике, чем привычнее становится цинизм, торгашество и презрение ближнего, тем чаще, истеричнее и оглупляюще шепчут, кричат, визжат через СМИ о духовности.
Размывание объема и обессмысливание содержания понятия «духовность» объясняется рядом причин, на некоторые из которых здесь следует указать. Во-первых, действует остаточный принцип, доставшийся нам в наследство от времени, когда марксизм являлся государственной философией и идеологией. Считалось, что существует две формы производства – материальная и духовная. В последнюю зачислялись все способы и результаты непроизводственной деятельности. Автоматически и из-за стыдливого нежелания использовать марксистскую терминологию, понятием духовности и сейчас описывают формы общественного сознания. Эта терминологическая некорректность, кроме путаницы, и сострадания к «прозревшим» марксистам ничего не приносит.
Во-вторых, философское, политическое и культурное недавнее подполье, вдруг обретшее статус «элиты», свои ценности теперь навязывает в качестве подлинных, общегосударственных и общенациональных, в то время как общество, нация и государство сущностно не способны «вместе и вдруг», как командуют на флоте, поменять традиционные представления и ценности. В этом смещении и перемещении ценностей – объективное основание всеобщего «одушевления» и «одухотворения», равно нивелирующих и ценности «андеграунда» и ценности традиционного национально-государственного бытия.
В-третьих, не надо забывать и игнорировать тот факт, что переструктурирование общества и политико-идеологической системы вывело к власти, в систему управления и пропаганды огромный массив «Ноmо novus», вряд ли добредших по уровню образования до знаний старшеклассников. Они-то во многом способствуют тому научному и
культурному одичанию, которое, кажется, становится стратегической целью радикальных реформ и специфического «вхождения в мировое сообщество».
В-четвертых, но по значимости первостепенно, в нестабильном обществе явно прослеживается целенаправленная работа определенных сил по растворению духовности во всем многообразии человеческой и, «главное, античеловеческой деятельности, следовательно, отождествления собственно духовности с ее противоположностью, чтобы, в конце концов, общество добру и злу внимало равнодушно.
Стоит ли после этого говорить, что подобные проблемы легко прослеживаются там, где говорят и действуют «во имя культуры» и «нравственности». Все смешалось, как в доме Облонских, в России, и наведение порядка только и способно, вероятно, избавить наше общество, образование и науку от «коктейлей», в которые превращают веру, добро и красоту.
Наша задача не исправлять нравы – здесь статьи и монографии мало чем могут помочь. Смысл данных заметок – в восстановлении традиционного содержания понятия «духовность установлении взаимодействия и возможного взаимопроникновения духовности, нравственности и культуры (искусства) в личной и общественной жизни. Упаси Бог от новаторства, когда люди придумывают какую-то небывалую «экологическую этику», например, не потрудившись разобраться в содержании православной нравственности. Что уж там говорить об «общечеловеческих ценностях», оказавшихся гробами повапленными, куда стремятся втиснуть наше русское великое культурно-историческое наследие.
Итак, духовность. Для социальной психологии и общественного сознания социальной психологии и общественного – сознания русской этнической целостности на протяжении тысячелетия духовность воспринималась, понималась и переживалась как православное познание мира, православное осмысление взаимоотношений Бога и человека, как православное осмысление судеб человечества и человека, как приуготовление к жизни будущего века. Духовность – осмысление через Вечность временного бытия, и в этом смысле православная духовность есть наполнение божественным смыслом тварного мира. Одновременно православная духовность есть осмысленный выбор свободной воли человека для приуготовления к Вечности и сознательный отказ от дьявольских искушений, откуда бы они ни исходили и какие бы формы ни принимали.
Мы вполне сознательно употребили понятия «православная духовность» и «русская этническая целостность». В первом случае речь идет о духовности христианства, избежавшего соблазнов католичества и обмирщения протестантства, т.е. духовности, сохраненной в деяниях праведников и мучеников и приумноженной Единой Святой Соборной и Апостольской Церковью. Во втором случае говорится о том, что русские на всех стадиях этногенеза духовно окормлялись Православием, ставшим нашим выбором, судьбой и целеполаганием. Такое единение веры и этноса создало национальный характер, национальную психологию, идеалы и нормы поведения, т.е. определенный культурно-исторический тип, который индивидуален настолько, насколько неколебима этническая самоидентификация и конфессиональная связь. Эта гармоническая неслиянная неразрывность веры и этнического самосознания и делает нас на протяжении тысячелетия собственно русскими. В то же время расчленение сформировавшейся провиденциальной целостности порождает, с одной стороны, общечеловеков, готовых дойти до окончательных пределов экуменизма, а с другой – истерический национализм, пропускающий, опускающий, отвергающий тысячелетнюю историю во имя иллюзорной расовой чистоты и «ведической» премудрости язычества.
Таким образом, понятие «духовность» есть понятие исключительно теологическое и описывающее религиозное состояние человека, его и людьми. Верное в самом общем виде, это объяснение понятия «духовность» корректируется двумя другими вышеназванными понятиями – «Православие» и «русская этническая целостность». Только единство этих понятий позволяет точно соотнести духовность с нашей историей и современностью и понять взаимодействия и отторжения, которые в духовной жизни общества сейчас наблюдаются. Прежде всего, не подлежит сомнению безрелигиозность основной массы населения России, но отсюда совсем не следует, что эта масса атеистическая. Эмоционально-психологический склад характера, традиционность общества, нормы поведения и культурно-исторические предпочтения продолжают находиться в системе православного мироощущения, и потому мы эту массу людей корректно можем назвать безрелигиозной, но православно ориентированной. Поэтому попытки внедриться
на русской канонической православной земле и среди русского населения различных видов христианства западного толка, восточных культов и идолопоклонства надо назвать недвусмысленно антинациональными и антидуховными. Если же к этому добавить, что сатанинские секты (сущностно богоборческие и открыто антидуховные) ведут работу почти легально, то можно творить о том, что под видом религиозного воспитания идет сознательная война против Православия и православных основ русской истории и русской национальной жизни. Когда же культы и секты – неправославные и противоправославные – внедряются в школы, то это не делает чести ни системе «образования», ни людям, которые ее возглавляют. Их руками совершается преступление перед человеком, народом и Богом, о чем иные не догадываются, а иные знают, но продолжают действовать.
Из сказанного следует, что все иные формы нематериального производства, обладая относительной самостоятельностью, смысл и содержание имеют постольку, поскольку пронизаны духовностью – прямо или опосредованно. Обратимся к нравственности. Даже рассуждая об исторически преходящих формах и нормах нравственности, марксизм, чтобы избежать всеобщего релятивизма, вводил некоторые этические константы, не пытаясь объяснить причины и истоки их появления и вечного присутствия в человеческой истории. Православное сознание, напротив, признавая исторически преходящие нормы нравственности и поведения, на первое место ставится абсолютность нравственных норм, их сакральное происхождение и незыблемость. Нравственность в этом смысле производна от духовности, хотя и не сводится к ней целиком. Православная этика отрицает самодостаточность нравственности, и Ф.М. Достоевский был прав, когда утверждал, что нравственность, предоставленная самой себе или отданная науке, может извратиться до последней погани – реабилитации плоти и сожжения младенцев. Поэтому нравственность как «самодостаточная» этика или этика, порожденная противодуховным сознанием, готова к воспроизводству всех мерзостей мира, их оправданию и восхвалению.
Об этом особенно следует вспомнить сейчас, когда формирующийся в России капитализм, отвергнув марксистскую этику (в той или иной мере специфически копировавшую христианские нравственные нормы), приступил к утверждению общества без нравственности или нравственности, мерилом которой является богатство. Это, конечно, не новаторство – крайние формы протестантизма эту «мораль» уже исповедовали в период первоначального накопления, и на этой основе было создано буржуазное общество – автоматизированное и нравственно релятивистское настолько, что растворило нравственность в юриспруденции, обезличив и десакрализировав теплоту человеческих чувств, сочувствия и взаимопонимания. По существу, в России создается внеморальное общество, и эта целевая установка лучше всего свидетельствует о качестве и смысле пропагандистских «токований» о духовности и нравственности. А уж когда договариваются до того, что богатство отождествляют с нравственностью и добром, а бедность с грехом, безнравственностью и антиобщественным поведением, то без натяжек следует говорить о перевернутом, превратном мире, вползающем на русскую землю из адовой бездны.
То, что было сказано о выводимости нравственности из духовности, полностью относится к культуре и конкретно к искусству. И эта сфера нематериальной деятельности человеческий смысл имеет в России лишь тогда, когда она православно одухотворена (повторим еще раз, что это нисколько не умаляет относительную самостоятельность искусства и собственно эстетические критерии его оценки). Более того, эстетическое и религиозное в культуре и искусстве имеет такие тонкие энергии связей, что прямое назидательство в искусстве может упразднить собственно художественность произведения. Искусство и, шире, культура духовность исповедуют, изображают и выражают через художественный образ' и конструируемую картину мира и человеческих судеб, причем достаточно часто это осуществляется помимо авторских мировоззренческих, идеологических и политических установок и предпочтений. Так было в творчестве Андрея Платонова в «Чевенгуре», «Котловане» или «Реке Потудань», показавшем трагедию народной жизни и воскрешение к жизни с той высокой духовностью, которая не вмещалась в рамки формализма, жанрового своеобразия, но озаряла благодатным добром героев, их страсти и внешне превратные идеалы жизнеустроения. Так было и в великом эпосе нашего века «Тихом Доне», где народная драма и драма героев поднимались доподлинно православного понимания добра и зла и православной эсхатологии (еще раз повторим, что этому способствовала не прямо выраженная
позиция автора, а высочайшая художественность и правда жизни, которая не может не быть духовно, православно объяснена и освящена).
Другое дело, что сила художественного таланта, оставившего или не знавшего духовность, может быть направлена на чистую форму или открытое восхваление бездуховности и антидуховности. За примерами далеко не надо ходить – бесспорный талант Даниила Андреева был растрачен на эзотерическую поэтику, а вся так называемая «духовность» свелась к борьбе (сознательно или неосознанно здесь не суть важно) с православным вероучением. А уж когда средства массовой информации прямо пропагандируют сатанинскую «культуру» и прямо воспевают антидуховность средствами молодежной «культуры», то надо говорить об открытом богоборчестве, ставшем повседневностью и разлагающем, унижающем молодое поколение русского народа.
Наша краткая характеристика терминов «духовность», «нравственность», «культура», «искусство» потребовалась, во-первых, для разграничения их, понятий, содержания и объема, чтобы не происходило преднамеренной или по неведению путаницы и ложного обозначения того, что принадлежит к явлениям, данным понятием описываемым. Во-вторых, наши рассуждения имели целью показать, что эти понятия иерархически связаны между собой и первенство духовности ничего иного не означает как первооснову всех иных форм и способов человеческого нематериального производства. И это не умозрительная «система категорий», наподобие гегелевской, а отражение реальных отношений Горнего мира и человеческого, Духа и человеческой деятельности. Абсолютность духовности предполагает производность от нее нравственности, которая не нуждается в каком-либо посредничестве. Художественная культура требует и духовного, и нравственного основания, следовательно, более отдалена от духовности и в силу этого ее «степень свободы“ порождает и большие соблазны в формотворчестве, превращениях нравственности и в соблазнах антидуховности.
Сказанное вовсе не означает, что каждое из описанных в терминах содержание самодостаточно или что духовность подчиняет и растворяет в себе нравственность и культуру. Нам дарована способность искать и находить добро и отдавать его людям, мы способны увидеть и воспеть красоту, разлитую в мире. Каждая из форм и способов нематериального производства выполняет свою провиденциальную задачу. Проблема, значит, не в многообразии форм и способов человеческой деятельности, а в верности Пути и Истине и ни в чем другом.
На этом можно было бы закончить данные заметки о терминологии, если бы жизнь не преподносила горькие уроки тотального обмана и подтасовок в сфере духовности, нравственности и культуры, которые в своем единстве являются целенаправленной работой по уничтожению национальной идентичности русского народа, лишению его исторической памяти, размыванию границ между добром и злом, преднамеренному превращению православной нации в народонаселение с политической, т.е. атеистической и потенциально сатанинской идеологией. Работа адовая идет полным ходом, и это наглядно представлено и в системе образования по Соросу, и системе образования по «Полю чудес», и в отвращении от Православия по Муну, Аум Сенрике и инфернальным культам. Все это выдается за так называемый плюрализм и свободу совести, хотя на самом деле данные деяния, по существу, освобождают от совести и тоталитарны по форме и средствам. Ответ им статьями и монографиями – весьма слабая попытка освободиться от плюрализма и отвергнуть консенсус с тьмой, где скрежет зубовный. Нужна национальная воля и государственная мудрость, чтобы торжество духовности, нравственности и красоты было торжеством человечности и праведности.
1996 г.
Профессор Эдуард Володин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
