Версия

О событиях сентября - октября 1993 года

КРОВАВАЯ драма Дома Советов, разыгранная 3—5 октября, — не только наша национальная боль, но уже и факт истории, который, удаляясь в прошлое, будет все настойчивее требовать пристально, правдивого изучения и осмысления.

Как бы кому ми хотелось этого, но сущность, детали, подробности трагедии не канут в забвении, получат свое объективное освещение; история, именно она, расставит все по своим местам, вынесет беспристрастный приговор. Тем более, что уже ныне — при почти всеобщем «застенчивом» молчании «демократических» изданий — нет-нет да печатно прорываются признания участников и очевидцев кошмарных событий, в последовательном развитии которых в сентябре-октябре угадываются спланированные действия, твердая рука…

Вот и Александр Краснов, бывший председатель Краснопресненского райсовета Москвы, а позже — председатель совета председателей райсоветов, заявил на страницах «Московской правды» от 3 декабря 1993 года: «Я безоговорочно поддержал Конституцию и законность. Считаю, что президент совершил государственный переворот, и наше общество вернулось в восьмидесятые годы с тою лишь разницей, что руководящую роль КПСС заменила президентская ветвь власти».

Свою версию (материал так им и назван — «Версия») произошедшего в октябрьские дни в Москве изложил давний автор «Новой книги России», известный политолог, доктор философски» наук, профессор Эдуapд Федорович Володин.

Полагаем, что и версия Володина, поскольку он наблюдал за всей ситуацией, развернувшейся вокруг «Белого дома», находясь непосредственно в нем, в том числе и в часы прицельного обстрела из танковых пушек, — способствует выяснению многих обстоятельств, содержит аналитические обоснования будущего политического противостояния…

НАКАНУНЕ

В середине июля очередное заседание аналитиков оппозиции было посвящено прогнозом развития событий на осень. Наша группа слала сообщение о возможности новой попытки государственного переворота — причем с применением силовых структур. Мы исходили из ряда предпосылок, среди которых можно назвать приобретенной властью с декабря 1992 года вкус к конституционному нигилизму, наработка методов физической расправы с уличной оппозицией; полный крах для власти «конституционного процесса»; нарастание финансово-экономического кризиса и прогнозируемый провал уборочной, за что осенью необходимо придется отвечать перед Съездом, и другие обстоятельства... Именно в середине сентября обозначался, по нашему мнению, пик кризиса власти и именно в это время власть должна была перейти к действию.

Эту точку зрения с разными вариациями разделили коллеги из других организаций, кроме, естественно, известного нашего парадоксалиста, который уверенно заявил, что среди имеющихся у него двадцати вариантов поведения властей нет места для силового варианта, так как у правителей нет этих самых сил для введения чрезвычайного положения даже в пределах Садового кольца. Забегая вперед, отмечу, что наш парадоксалист оказался прав: сил для «чрезвычайки» на просторах Садового кольца у власти не нашлось, но и блокирования Дома Советов оказалось достаточно для проведения военной акции на уничтожение людей и закона.

Не могу судить, в какой мере аналитический прогноз моих коллег был использован оппозицией и законодательными структурами, но события сентября дают возможность предположить, что полного осознания надвигающегося не было ни у уличных вожаков, ни у ораторов от «первого—шестого микрофонов». Как всегда половинчато и двойственно было воспринято мнение специалистов высшей, уверяю, квалификации, что еще раз заставляет скептически отнестись к прогностическим способностям уличных и микрофонных витии.

Между тем власть развела бурную деятельность. В июле-августе активизировалась ее работа в армии, и визиты в Кантемировскую и Таманскую дивизии были лишь всенародным оповещением этой лихорадочной работы. Продолжалось укрепление Главного управления охраны: ряд служб Министерства безопасности пришли в названное управление, само министерство теряло организационные рычаги и переставало контролировать развитие политическом обстановки. Наконец, август и начало сентября были отмечены наплывом советников, стажеров, туристов и специалистов из стран «передовой демократии», что, по аналогии с 1991 годом, предвещало всплеск соответствующей политической активности, не замедлившей обрушиться на страну.

УКАЗ № 1400

По своему содержанию Указ № 1400 мало что добавлял к мартовскому ОПУСу. Отмена Конституции, разгон Съезда и Верховного Совета были намечены еще весной, а летом шла доработка очередного демократического новаторства президента и его команды.

Значение же роли ВС и Съезда подчеркивается еще и тем, что среди защитников Дома Советов оказались представители всего спектра оппозиции и вообще политически не связанные с нею люди, пришедшие спасать не персоналии депутатского корпуса, а свободу и честь народов России.

Что было в активе у президента?

Относительная неожиданность Указа, что не позволяло дать ему немедленную правовую оценку и ввести в действие предусмотренный Конституцией механизм пресечения государственного переворота. На стороне Ельцина было руководство МВД, ОМОНа и частично спецназа, что подтверждается всеми последующими событиями и особой жестокостью омоновцев при избиении демонстрантов. В руках у президента находилось Главное управление охраны, но надо помнить, что подчиненные ему войска были чем-то вроде гвардии или последнего козыря в азартной игре. Немаловажно и то, что московские власти со времен Г. Попова подчинялись только Ельцину и плевали на решение Советов всех уровней. И, само собой, тоталитарная система пропаганды, как всегда, учитывалась важнейшим условием политического оболванивания и психологической обработки людей.

В активе у Верховного Совета была Конституция и верность ей оппозиции и активной части населения. Этого, конечно, мало для практической борьбы с государственным переворотом и, надо думать, инициаторы и авторы Указа такую малость брали в расчет, но не придавали ей сколько-нибудь серьезного значения.

Более оснащенным был механизм сопротивления, если вспомнить ранее заявленную позицию Съезда и решения Конституционного суда. Можно было рассчитывать и на конституционность поведения Совета Федерации (к чему еще придется вернуться) и Советов всех уровней. Должно было учитываться и конституционное поведение всех силовых структур, если бы они сохраняли верность Конституции и конституционному строю, но именно в сослагательном наклонении приходится говорить о позиции «силовиков» и летом и в начале сентября — эта позиция тогда уже виделась предположительной и гипотетической.

При «вычитании» Конституции и такой абстракции, как верность ей (а это «вычитание» было произведено авторами Указа № 1400), сильная позиция оказалась у президента и плачевна — у Верховного Совета и оппозиции. Вступало в действие право сильного на беззаконие, право на своеволие бесчестия, право на новый порядок как составную часть нового мирового порядка, опирающегося только на силу и беззаконие, как нормы жизни в условиях «радикальных, реформ».

ПЕРВАЯ ФАЗА

Как уже было упомянуто, в активе президента была относительная неожиданность Указа № 1400. Значение фактора внезапности состояло в том, что только Съезд мог дать адекватный конституционный ответ неконституционным действиям, но он мог собраться только через определенное время и, что особенно важно, у Съезда должен быть кворум для принятия решений, В соответствии с планом переворота предусматривался выход из депутатского корпуса радикалов якунинско-шабадского толка, безразличие к судьбе Конституции деловых центристов, которым обещались теплые места и белый хлеб с черной икрой. Учитывалась и невозможность выбраться из провинции части депутатов. Без кворума Съезд мог принимать любые решения — сервильная пропаганда при одобрении мирового сообщества всегда сумела бы убедить потребителя в обреченности депутатского корпуса. Через какое-то время съезд выдыхался и чеканная формула «караул устал» подвела бы черту...

Именно такой расчет повлиял на темп переворота и последующих президентских действий. Немедленный разгон ВС и общая блокада Съезда не предусматривались планом — и потому было разрешено проводить заседания ВС и подъезжать депутатам из градов и весей России. Здесь и произошла первая «незапланированная» осечка: съезд состоялся и кворум был обеспечен, в том числе и за счет рядовых «демократов», которые не были посвящены в то, что знали их более опытные заединщики. Поэтому открытие Съезда надо зачислить не в графу достижений авторов переворота, а в раздел актива ВС и оппозиции, рассматривавших верность Конституции как свое политическое обеспечение.

Реакция ВС и Съезда на Указ № 1400 была однозначной — президент, совершивший антиконституционное действие, отрешается от должности, его пост временно переходит к вице-президенту, все последующие решения президента не имеют законной силы. Это была единственно возможная конституционная реакция — и депутаты справились со своими обязанностями.

Но каждое решение и действие должны иметь не только правовое или политическое обеспечение. В тех условиях громадная роль принадлежала силовым структурам — и за них началась борьба. А так как только МВД (и то в его верхушке и частях ОМОНа) доказало верность президенту, и в силу того, что руководство МБ мало что могло приказать, в то время как Грачев из кожи вон лез, доказывая верность Ельцину и только лично ему, — то смена силовых министров была для ВС и Съезда попыткой повлиять на силовые структуры для сохранения конституционного строя. Это была разумная акция, но только в том случае, если бы верность сохранялась у всех руководителей войск и подразделений силовых структур. События же показали, что «силовики» ушли в глухую оборону, держались за места и привилегии — даже в ущерб чести и верности присяге.

И вот тут надо сделать одно любопытное примечание. Две ветви власти разыгрывали только силовую карту. Заложниками Ельцина и ВС равно становились бывшие и вновь назначенные силовые министры, в то время как остальные министры как бы ушли в тень или, по-другому, равно устраивали авторов переворота и их противников. Можно предположить, что с «остальными» велись активные переговоры, но более точным было бы мнение, что при всей ожесточенности борьбы антиконституционных и конституционных сил социально-экономическая и внешнеполитическая проблематика никого на данном этапе не интересовала. Борцы за власть молчаливо согласились с тем, что любой силовой вариант не должен затрагивать экономику и внешнюю политику. Если это так, то перед нами классический пример верхушечного переворота и верхушечного отпора ему, где широким народным массам место отводилось на политической галерке или — в качестве демонстрантов и группы скандирования («за» или «против», но без собственного мнения о собственных интересах!).

Итак, перчатка была брошена и поднята. После решений ВС и Съезда позиции четко определилась и началась фаза реализации плана переворота и способов противостояния ему. История с захватом штаба СНГ запутана и не прояснена по фактуре, но сам поход на штаб, перестрелка и заведомая обреченность операции позволяют считать, что это было спровоцированное планом переворота действие оппозиции или людей, которые якобы эту оппозицию у штаба СНГ представляли. «Группу захвата» у штаба СНГ уже ждали, дали ей отпор и затем в духе и по меркам психологической войны повели пропаганду по дискредитации не «захватчиков», а оппозиции и Съезда. На этой истерике и шла подготовка к штурму Дома Советов. Ночь с 27 на 28 сентября явно была временем, когда намечался штурм, и это понимали все, кто собрался в Доме Советов. Естественно, что, защитники Дома Советов находились в состоянии повышенной готовности — моральной и психологической, но штурм не состоялся.

Отказ от штурма имел политические причины, среди которых особо следует назвать непроясненность мнения «передовых демократий» о происходящем в России, определившуюся негативную реакцию субъектов Федерации на Указ № 1400, неэффективность пропагандистской кампании по поводу попытки захвата штаба СНГ. Расстрел Дома Советов был бы воспринят как надругательство над законодателями и при всей благосклонности Запада к режиму заставил бы зарубежных политиков отвернуться от российского «друга демократии».

Но не только политическими мотивами объясняется отказ от штурма. Он был отменен, как мне представляется, только и исключительно из-за военно-технических причин. В самом деле, на время намеченного на ночь штурма у президента в подчинении — вплоть до готовности расстреливать — были разного рода боевые формирования да подразделения ОМОНа. Не имея опыта штурма правительственных зданий в России, ОМОН мог сделать одно — навалить горы трупов, но не уничтожить сопротивления, ВС и Съезд приобретали бы тогда огромный политический и моральный авторитет, в то время как режим был бы скомпрометирован.

ПАУЗА

Вплоть до 2 октября противостояние можно назвать паузой перед трагедией. Внешне как будто ничего не произошло. Президентское окружение вяло пропагандировало новый поворот в «конституционном процессе» и грубо покупало или стремилось купить депутатский корпус. ВС и Съезд вяло заседали, вяло «реагировали», вяло призывали к решительным действиям по защите Конституции. Казалось, все — и те, и другие — уперлись в невидимую стену, не могут ее преодолеть и имеют только одно желание — вернуться к 21 сентября, все последующее представив как бы «не бывшим». Этот нулевой вариант активно обсуждался непосвященными правительственными пропагандистами, он был взят на вооружение центристским болотом, о нем доходили слухи из кругов, близких к Конституционному суду. Этот тупик ощущали и защитники Дома Советов с той лишь эмоциональной реакцией, которая не принимала ну левой вариант — после ожидания штурма, холодания под дождем и в ночные часы, оторванности от родных и близких в условия, почти что концлагеря.

На самом деле президентская команда развила бурную деятельность, Для нее возвращение к нулевому варианту означало политическую смерть и уход из властных структур после политико-правовых разборок, если бы сидельцы Дома Советов остались на своих местах. Исходя из этого, и велась бурная деятельность. За время паузы был сработан план штурма Дома Советов и Ерин смог стянуть в Москву омоновцев из 49 областей и республик (впоследствии — отмечалось — особо лютовал североосетинский ОМОН). Наконец-то появились подразделения спецназа; подтягивались добровольческие формирования типа бейтара. чтобы во время штурма изображать народ, поднявшийся на «смертельную» битву с «коммуно-фашизмом». За эти же дни внешнеполитическое ведомство при соучастии спецслужб довело до сведения ведущих руководителей Запада, какая «коричневая» угроза вырастает в России.

А что же ВС, Съезд и оппозиция? Поразительно, но вяло текущий внешний политический процесс отражал и вялость действий по организации отпора антиконституционному режиму. Если находившиеся в осаде депутаты физически не могли участвовать в организации сопротивления, то и суетившиеся вне спирали Бруно (запрещенной международными конвенциями) депутаты и руководители оппозиции кроме декламации оказались ни к чему негодными. Парламентаризм вырождался в болтовню, политическую импотенцию... События потребовали от политиков новых качеств, они поставили проблему наличия или отсутствия политической воли, и здесь парламентарии — каждый в отдельности и все вместе — испытания новыми обстоятельствами не выдержали. Миф о способности народных избранников отстаивать Конституцию «до последней капли крови» был развенчан в эти дни политической паузы.

Не лучшим образом вела себя и внепарламентская оппозиция. Вместо активной организационной работы, создания структур защиты конституционного строя, налаживания системы пропаганды и агитации оппозиционеры писали прокламации для личного пользования и призывали на митинги, как будто на митингах в экстремальных условиях решается проблема власти.

Особого внимания заслуживает развенчание в это время мифа о сознательности рабочего класса и его политическом авангарде. За время сидения в Доме Советов не было ни одной политической забастовки и ни одно предприятие, ни один цех не выступили против. Можно что угодно говорить о политической пассивности рабочих и называть различные причины, эту пассивность обусловившие, но фактом остается полная апатия «передового и наиболее организованного класса» происходящим событиям, и, смею утверждать, что в обозримом будущем так называемый «рабочий класс» надо списать из политического расклада.

«Авангард», по традиции именуемый «коммунистическим движением», не выдержал испытания на политическое руководство. Все та же политическая трескотня — с постоянным призывом-рефреном о бдительности и заклинаниях о политических провокациях... Не было попытки непосредственно обратиться к «гегемону» о поддержке Конституции, а если они были, то их нулевой результат красноречиво свидетельствует о сути взаимопонимания и взаимодействия «авангарда» и «гегемона» Именно поэтому события сентября — начала октября 1993 года можно рассматривать как закат коммунистического движения в качестве политически оформленного «авангарда рабочего класса» — и в этом качестве оно само себя списало с политической арены, без всякой надежды на возрождение.

Верховный Совет, Съезд и оппозиция словно бы покорно ждали запланированной трагической развязки скрученного Указом № 1400 политического клубка. Однако и такой вывод справедлив лишь частично. Гораздо важнее то, что и парламент и оппозиция ждали 5 октября, когда Совет Федерации, судя по уже сделанным заявлениям, должен был потребовать нулевого варианта, что в перспективе означало подписать приговор всей политической авантюре, затеянной режимом*.

ВТОРАЯ ФАЗА

Для взрыва затянувшейся паузы и последующей расправы должен был найтись повод. И он был найден в выступлениях демонстрантов, давно уже запланированных на 2—3 октября. Стоит на это обратить внимание в связи с готовившимся на 5 октября заседанием Совета Федерации. Практически датами демонстраций власть была поставлена в условия в «вчера — рано, завтра — поздно». Поэтому будущим историкам необходимо знать, КТО назначил дату заседания Совета Федерации. Это облегчит поиск скрытых пружин переворота и персонально причастных к нему лиц. До этих дат милиция, ОМОН и спецназ проявляли максимум усердия в избиении демонстрантов—ради сохранения блокады дома Советов. Пик жестокой агрессивности органов правопорядка приходится на вечер 2 октября, но это и первый день всплеска активности демонстрантов после паузы, совпавшей с политической паузой в противостоянии исполнительной и законодательной властей. В »тот вечер бьют с особым остервенением — и получают соответствующее сопротивление. Раненые насчитываются десятками, строятся подобия баррикад, но поздним вечером они пустеют. Все понимают, что решающие события произойдут завтра, 3 октября.

Вплоть до прорыва демонстрантами оцепления и снятия блокады Дома Советов ВС и Съезд ничем себя не проявляли. Казалось, все идет так, как и раньше, и потому пока оставим сидельцев и посмотрим на поведение демонстрантов. Для данной версии нет нужды описания сборов, построения в колонны и шествия. Демонстрация сознательных граждан регулируется их руководителями до тех пор, пока не созданы экстремальные условия, в которых стройные ряды превращаются в бурлящий поток, а совокупность участников демонстрации становится толпой со свойственной ей психологией, иррациональностью поведения и одномерным восприятием происходящего и внешних раздражителей первой и второй сигнальных систем. Поэтому до пика столкновений с ОМОНом и спецназом демонстранты могли произносить самые разные речи, могли скандировать «Банду Ельцина под суд», но все изменилось после избиений и прорыва сквозь цепи ненавистных людям «мордоворотов». Толпа пошла на таран и главной задачей стало прорваться к осажденному Дому Советов. Вот в этот переломный для поведения людей период избиения и прорыва агенты спецслужб (а о том, что они были в толпе, открыто заявил их начальник В. Севастьянов) принялись выкрикивать: «Останкино, Останкино, Ос-тан-ки-но!», — и, чем ближе подходила толпа к Дому Советов, чем легче она «прорывала» ряды «деморализованных» охранников режима, тем сильнее «останкинский синдром» охватывал каждого демонстранта и всю толпу. Поэтому, когда окрыленные победой люди влились на площадь Свободной России перед освобожденным Домом Советов, не надо было никаких убеждений — люди считали естественным и единственно возможным для них актом гражданского мужества отправиться в «Останкино» для праведного захвата «империи лжи».

Легкость, с какой 3 октября люди прорвали цепи режима, точный учет психологии толпы, внедрение в ее сознание сигнала «Останкино» и лично мною наблюдаемое «бегство» омоновцев, управляемое по команде, от гостиницы «Мир» к станции метро «Баррикадная», — позволяют уверенно говорить, что разработчиками плана второй фазы переворота была блестяще спланирована и осуществлена акция по деблокаде Дома Советов. Демонстрантов, их энергию, решительность и жертвенность использовали для того, чтобы они двинулись на «Останкино», но прежде обязательно побывав около осажденного ВС и Съезда. Походом на «империю лжи», в «Останкино», как бы бросался вызов правопорядку, и те, кто вел людей через половину Москвы, должны были (по плану!) взять на себя ответственность за все последующее, и событиями у телецентра переводили политическое противостояние в разряд уголовщины. И когда люди пришли к «империи лжи», когда потребовали своего конституционного права изложить свою точку зрения на происходящее, — их расстреляли расчетливо и омерзительно цинично. Расстреляли оказавшихся в зоне огня и случайных прохожих. Расстреляли для того, чтобы истошно завопить о начавшихся беспорядках, «коммуно-фашистском» мятеже, угрожающем «всему цивилизованному сообществу и молодой демократии в России». Расстреляли, чтобы получить право на убийство всех оставшихся в Доме Советов.

Но были ли демонстранты, защитники Дома Советов, ВС и Съезд всего лишь пешками в политической игре? Так ли уж одновариантно было поведение толпы и дальнейшее движение в «Останкино»?

Как мне представляется, выход из западни был — и не все выглядело безнадежно. За время паузы мы неоднократно просчитывали варианты поведения и действий различных структур власти, СМИ и «улицы». По всем вариантам, суммированным в графиках, получалась следующая картина. Кривые ВС и Кабинета министров были почти параллельными, кривая СМИ была прямой и никак не колебалась, кривая «улицы» почти ничем не отличалась от кривой ВС. По графикам выходило, что к 5 октября все линии теряют «особое лицо» и политический конфликт разрешается заседанием Совета Федерации. Единственный, кто мог взорвать вялое противостояние, была «улица». При пике активности 3 октября изменилась бы кривая ВС и она должна была повлиять на линию Кабинета министров. У защитников Дома Советов, следовательно, мог быть собственный политический ход, взрывавший план устроителей переворота. С Останкино можно было подождать и день, и два, и неделю—на него повлияла бы только реальная политическая власть ч никто больше. Но и простое стояние людей около Дома Советов взрывало план провокации, и все завершалось бы пресловутым нулевым вариантом.

Была и другая возможность. Вместо похода в кровавую мясорубку можно было принять КОНСТИТУЦИОННОЕ решение о приходе на свои рабочие места силовых министров. В силу того, что среднее звено и часть высшего руководства не были посвящены в планы кровавой операции под кодовым названием «Останкино», можно было уверенно рассчитывать, что силовые министерства подчинились бы своему новому законному руководству. С этого момента начиналась бы новая фаза борьбы за восстановление конституционного строя.

Оба означенных варианта требовали от руководства умения управлять улицей или обладания политической волей для действий на основе Конституции, но не в стенах Дома Советов. Оппозиционные лидеры с «улицей» не справились, парламентарии так и не поняли, что государственный переворот невозможно пресечь даже самыми возвышенными заклинаниями от «первого—шестого микрофонов». Бойня стала неотвратимой.

УБИЙСТВО

О том, кто убивал, написано много и многие фамилии капаны. Я же отмечу, что первыми выстрелами снесли крест и иконы на площади, где верующие защитники молились, откуда, как правило, начинались Крестные ходы. А затем полдня из орудий, пулеметов и других стволов расстреливали церковь, освященную 3 октября в двух комнатах здания ВС. Убийцы были нехристями и богоборцами — все как один. И в будущем отвечать придется им и за братоубийство, и за жестокость вплоть до озверения, но прежде ответят—за расстрел храма и икон.

Садистски убивали беззащитных людей перед Домом Советов, у которых не было оружия, которые и не предполагали, что такое можно ожидать от воина русской армии. И они были правы — расстрел вели, по сути, наемники в форме Российской армии и охранные отряды режима.

Бойня началась у стен здания и продолжалась внутри Дома Советов. Что делалось внутри, я описывать не берусь: это настолько страшно, что почти на грани невероятного. Полагаю, что когда общественные комиссии представят свои материалы, все содрогнутся свершенному во имя радикализации «конституционного процесса». Свидетели живы.

Заканчивалась бойня на следующий день на улицах и во дворах Москвы, на стадионах и в застенках. И этому тоже есть свидетели.

И когда 5 октября наступила развязка — началась «раздача слонов» героям расстрелов, было объявлено, что продолжается построение «правового государства». «Прогрессивная» интеллигенция из Бетховенского зала Большого театра пошла почивать сытой и довольной: «гадина была раздавлена».

КОМУ ВЫГОДНО?

«Победители» ликуют, «побежденные» приходят в себя. Внешне это размежевание как будто определилось, парламентарии и партии ищут свое место в двух созданных трагедией 3-5 октября лагерях. Вот эта проблема «лагерей» и является важнейшей для осмысления произошедшего и правильного понимания будущих событий.

В определенном плане «победители» представляют из себя высшее звено исполнительной власти, опирающееся на МВД, поддерживаемое вненациональной интеллигенцией, электронными СМИ, — при политической пассивности общества, дезориентированного за последние годы политически и идеологически, утратившего собственные ценностные ориентации и цели исторического действия. Вся долговременная пропаганда преимуществ капитализма не выработала в обществе ценностной ориентации «на капитализм» — слишком мало прошло времени для формирования новой устойчивой психологии. Но для временного успеха и для безразличного отношения к силовым методам решения политических проблем дезориентированное общество вполне приемлемо (правда, всегда приходится помнить, что в таком состоянии общество спокойно отнесется с таким же безразличием к силовым действиям других групп и организаций, чем, в конце концов, и объясняется социальная нестабильность, после 3-5 октября явно получившая углубление и ускорение).

«Побежденные» — Верховный Совет, Съезд и блок оппозиционных партий от коммунистической до монархической ориентации. При том, что Советы, то есть не только выборные органы, но сама система представительной власти, отменены были по Указу, а не в соответствии с органическим движением жизни или эволюцией государственного устройства, — проигрыш Советов надо считать крайне проблематичным, в том числе и по временному параметру. Проиграли действительно народные депутаты и их руководство, так до конца и не осознавшие, что в условиях государственного переворота нужна политическая воля не только для принятия политических решений, но и для их реализации.

«Побежденные» — это партии и движения, которые приняли участие в защите Дома Советов. Но их поражение совсем не в том, что они не смогли защитить здание, не в том даже, что события переворота выявили слабую социальную базу и организационную неспособность повести за собой народ. Поражение их в том, что ни одна партия, ни одно движение не выработало идеологии и системы пропаганды, которые могли бы стать привлекательными и подвигнуть людей к сопротивлению любым антиконституционным действиям.

Между тем при всем многообразии партий и движений при защите Дома Советов именно государственные ценности и неприятие антинациональных сил объединили людей, дали им силы для сопротивления. Как бы дальше ни развивались события, первый шаг для будущего объединения оппозиции был сделан в эти драматические дни — и тогда же были определены основные принципы этого объединения. Государственная целостность и независимость, обороноспособность, внешнеполитическая активность независимого и сильного государства, многоукладность экономики при сохранении социальной справедливости—вот принципы будущего объединения оппозиционных сил, где место идеологии или второстепенно, или не предусматривается вообще.

Сказанное означает, что в эти драматические дни состоялся верхушечный переворот, и социальные слои, массы людей не были приведены в движение. Сказанное также означает, что победы и поражения не было — власть, совершив переворот, ничего не добилась, кроме верхушечного упразднения органов советской власти и временной дезорганизации оппозиции. Оппозиция, временно лишившись связей, лишь частично устранена из активной политической жизни. Она продолжает существовать и имеет перспективы роста — и, в связи с экономическим состоянием общества, и в связи с политической нестабильностью, которая этой экономикой и этим режимом порождается и расширенно воспроизводится.

И ясно одно: переворот был совершен благодаря тому, что за ним стояли компрадорская буржуазия и спекулятивный криминальный капитал. Вот кто был движущей силой в этих событиях и вот кто потребует от «победителей» политического обеспечения для собственной свободы действий.

Со стороны же противников режима в сильном государстве, независимости политики, в экономическом процветании и социальной стабильности заинтересован не только народ, но и национальная буржуазия, уже осознавшая опасность правления «победителей» для своего существования. Можно быть уверенным, что национальная буржуазия уже (теперь-то!) осознала свои политические цели — и наступает время для ее открытого вхождения в политическую борьбу.

При таком измерении происходящего оказывается, что в стране состоялась первая проба сил между компрадорской и национальном буржуазией. Борьба внутри одного «класса» пойдет за будущее России. За выбор пути, обладание экономическими рычагами политической власти. И если в сентябре—октябре компрадоры выложили все свои карты на стол и показали, какими методами они будут добиваться политического господства, то национальная православно ориентированная буржуазия еще и не начинала свою игру. Все еще впереди!

*Время заседания Совета Федерации тоже много значит ель но, вместо однозначной и немедленной реакции на Указ № 1400 члены Совета Федерации занимались собственными политическими раскладами и поисками выгоды. Созрели они до общего сбора и конституционных решений к тому времени, когда режим вышел в последний изгиб лабиринта собственного изготовления. Он уже знал, что будет делать, в то время как Совет Федерации полагал, что конституционная нива только еще прорастает злаками для будущей жатвы.

В рамках КОНСТИТУЦИОННОГО сопротивления режиму у парламента оставался важнейший козырь, которым побивались все карты, имеющиеся на руках устроителей переворота. 5 октября переворот можно было бы считать пресеченным. У режима же оставался последний день — 4 октября, когда он еще мог завершить свой план. Как однажды уже было сказано, «вчера было рано, завтра будет поздно».

Эдуард Володин

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"