В Москве шел дождь. В Архангельске в храме Всех Святых священник служил панихиду по приснопоминаему рабу Божиему Александру Роскову, а на Вологодском погосте птичий хор пел гимны на его стихи, сияло солнце и легкий ветерок едва-едва шевелил листву. Поедом ели людей комары, но никто их за это не убивал. Родные, друзья, коллеги, читатели неспешно, с горящими свечами шли за священником к могиле поэта Александра Роскова, где снова служили литию и пели вместе с птицами «Святый Боже…», открывали на его могиле памятник, который изваяла к годовщине памяти скульптор Надежда Капитоновна Шек.
Во всем этом негромком торжестве была тихая благодать. Никто не выпрыгивал из себя, не кричал громких слов. Напротив, одни читали стихи Александра, а другие – слушали… И слез уже не было… Выплакали за долго короткий год, что отделял нас от Александра здешнего и Александра горнего…
Был Вечный покой, что написал в известной картине Левитан.
Были невеселые стихи Саши про будни:
... А на кладбище сельском такая стоит тишина,
что звенит в каждом ухе, и входишь в ворота с опаской.
Тихо здесь до того, даже слышно, как трескает на
ещё свежих крестах голубая и синяя краска.
В голубое и синее красят здесь люди кресты –
в цвет Господних небес и ворот благодатного рая.
Возле холмиков старых рябин и черёмух кусты,
осыпаясь на них, жёлто-красным огнём догорают.
И кузнечик стрекочет, и шмель на могилке жужжит.
Бабье-летний денёчек паучью повысветил пряжу...
Полдеревни – пол-нашей на кладбище этом лежит,
и ещё полдеревни сюда обязательно ляжет.
От оградки к оградке, от холмика к холмику я
потихоньку пойду, осторожно куря сигарету,
земляков узнавая на снимках... И детства друзья
глянут вдруг на меня с аккуратных надгробных портретов.
И один, и второй... Вот и третий... В знакомых глазах –
ни намёка на смерть, на загробную жизнь – ни намёка.
На живого – меня, на живые поля и леса
они смотрят с крестов из-под дождиком вымытых стёкол.
На могилах по рюмке стоит из простого стекла –
поминальная рюмка и тут же – бутылка пустая.
Не за ней ли, друзья, ваша горькая жизнь протекла? –
Ну-ка, память свою я у ваших крестов полистаю.
Колька, Сашка, Серёга... Мальчишки... Потом – мужики...
И – один за другим – на погост, не своими ногами.
Приезжая сюда, я уже не подам вам руки,
не спрошу «как дела?» и не выпью по рюмочке с вами.
Я-то вот он – живой... И я в вашу пришёл тишину
потому что хожу, как и всякий из смертных – под Богом.
И у ваших могил потихонечку вас помяну,
посмотрю вам в глаза за стекло, Колька, Сашка, Серёга...
Цвет такой у крестов – как у неба сентябрьского цвет.
Тишина на погосте такая – звенит в каждом ухе.
Смерть – особый предмет. Но и жизнь есть – особый предмет,
жизнь кипит в каждой твари – в шмеле вон, в кузнечике, в мухе!
Есть у Господа нашего тайное дело одно:
да, с одной стороны сотворил не бессмертными нас Он.
А с другой стороны – хорошо то, что знать не дано
нам ни года, ни дня, ни – тем более – смертного часа...
И с этим сложно-подчиненным, но и столь же простым и ясным, как Божий день, чувством мы прощались с Сашиной могилой, с его добрым лицом на камне, уходили с такого не городского погоста в надежде, что пусть там, но обязательно встретимся…
Сергей Котькало
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"