Бердяевские чтения, которые организовал и провел в этом году близкий к Кремлю Институт социально-экономических и политических исследований стали заметным событием нашей общественной жизни. Чтения прошли в три заседания в разное время и в разных местах, но все три форума были посвящены различным аспектам консерватизма, как идеологии и политической практики. Как считает председатель совета директоров Фонда ИСЭПИ Дмитрий Бадовский, консервативная повестка сегодня актуальна во всем мире. «Все это – естественная реакция на агрессивную леволиберальную повестку, задаваемую сегодня администрацией США и правительствами ряда других стран. Экспансионистское продвижение демократии в вариации Вашингтона – это навязывание миру диктатуры меньшинств. Эта диктатура является уже даже не постхристианской системой ценностей, а постценностной. Когда эта постценностная повестка навязывается миру как новый стандарт, то отпор со стороны консервативной, ценностной повестки вполне закономерен». Дмитрий Бадовский подчеркнул, что консервативная повестка важна и для собственного развития России. «Что такое консерватизм? Это спокойствие, поступательность, тщательное взвешивание шагов и последствий, их цены. Ценностный подход развития общества – это рассмотрение общества не только через призму справедливости, но и различения добра и зла».
В чтениях участвовали в основном ученые и специалисты из столицы. Единственный представитель из региона, который на равных принимал участие во всех мероприятиях , доктор исторических наук, директор Зональной библиотеки Воронежского госуниверситета Аркадий Минаков. Мы попросили его рассказать нашим читателям о содержании чтений, его участниках, итогах.
– Аркадий Юрьевич, для начала будет уместно рассказать о заслугах в Ваших и Ваших коллег из Воронежского университета, благодаря которым, насколько я понимаю, Вы и удостоились чести быть приглашенным на Бердяевские чтении?
– Думаю, дело в том, что в Воронежском государственном университете в начале нулевых годов сложилась группа исследователей-гуманитариев, в основном историков, которая занялась активным изучением русского консерватизма. Начало этому процессу было положено трудами профессора Л. М. Искры, который, начиная еще с 1987 года опубликовал ряд статей и монографий, посвященных русским ученым Б. Н. Чичерину и К. Д. Кавелину, взгляды которых интерпретировались им как либерально-консервативные. В течение последующих двух десятилетий к исследованию истории консерватизма подключились целая группа историков и философов, создавших труды о раннем русском консерватизме, Ф. В. Ростопчине, С. Н. Глинке, А. Н. Голицыне, Д. П. Руниче, А. Д. Градовском, К. Н. Леонтьеве, П. Е. Астафьеве, А. С. Суворине, М. О. Меньшикове, Д. В. Скрынченко и др. На протяжении нулевых годов этой группой был проведен ряд конференций, в ходе которых возникли многочисленные научные связи с исследователями, работающими с консервативной тематикой в столице, в различных регионах страны и за рубежом. Сборники и коллективные монографии, подготовленные воронежцами, как правило, вызывали серьезный резонанс в научном сообществе, рецензии на них появились во всех ведущих отечественных исторических журналах и некоторых западноевропейских славистских изданиях. В мае 2006 года на заседании Ученого Совета исторического факультета было принято Положение о Центре изучения консерватизма при историческом факультете ВГУ. Воронежский центр завязал научные связи с соответствующими центрами в МГУ и СПбГУ, в Германии. В течение нескольких лет шла интенсивная работа над уникальной «Энциклопедией русского консерватизма» (руководитель проекта – В. В. Шелохаев, в состав редколлегии помимо меня входили известные исследователи русского консерватизма, такие как А. В. Репников и А. А. Иванов), вышедшей в издательстве РОССПЭН в 2010 году. Примерно пятая часть статей в энциклопедии была написана воронежскими исследователями. В 2012 году был создан сайт «Российский консерватизм», в настоящее время являющийся наиболее полной электронной базой данных по истории русского консерватизма.
В итоге Воронежский центр изучения консерватизма стал широко известен в академическом сообществе, точнее, в той его части, которая занимается изучением русской общественной мысли.
Вероятно, поэтому в феврале 2014 года я был приглашен на круглый стол, посвященный современному консерватизму в России (организаторы – Управление общественных проектов Администрации Президента РФ, Исполком ОНФ). Дискуссию вел лидер Объединенного народного фронта Станислав Говорухин. В ней приняли участие кинорежиссер Карен Шахназаров, экономист Сергей Глазьев, историк Наталья Нарочницкая, научный редактор журнала «Эксперт» Александр Привалов, ведущий «Умников и умниц» Юрий Вяземский, архимандрит Сретенского монастыря Тихон (Шевкунов), политолог Вячеслав Никонов, философ Михаил Ремизов и другие знаковые фигуры современной русской мысли и культуры. Единственным иногородним участником дискуссии был я, выступив с докладом «Консерватизм – блистательное интеллектуальное направление русской мысли». Далее последовали приглашения на серию Бердяевских чтений, прошедших весной-осенью этого года в подмосковных Снегирях, Ялте и Москве.
– Долгое время в нашей стране консерватор было слово ругательное. Да и сам консерватизм как идеология упоминался только в негативном ключе. Что такое консерватизм в Вашем понимании, и почему ему так не везло в России?
– Консерватизм – блистательное и интеллектуально мощное направление русской и европейской мысли, представленное знаковыми в истории культуры и общественной мысли именами, начиная с его отцов-основателей – Эдмунда Бёрка, Жозефа де Мeстра, Хуана Доносо Кортеса – и гениальных основоположников русского консерватизма – Гавриила Державина, Николая Карамзина, его продолжателей и апологетов – зрелого Александра Пушкина, Федора Тютчева, Николая Гоголя, Михаила Глинки, Федора Достоевского, Дмитрия Менделеева, Петра Столыпина, Виктора Васнецова, отца Павла Флоренского, Ивана Ильина, Алексея Лосева, и сотен других не менее масштабных фигур из национального русского пантеона.
Консерватизму нечего бояться своей репутации и зависеть от стереотипов массового сознания. К консервативным убеждениям, как правило, приходят уже в зрелом возрасте, часто пережив бурное увлечение мировоззренчески прямо противоположными учениями. Есть четко прослеживаемая закономерность: подавляющее большинство видных идейных консерваторов начинали как левые радикалы или левые либералы. Наиболее яркими примерами выступают былые ультрарадикалы: фурьерист Федор Достоевский и идеолог террористической «Народной воли» Лев Тихомиров.
Немного истории. Первоначально консерватизм появился в конце XVIII века как реакция на рационализм и индивидуализм Нового времени, теорию прогресса (которая ассоциировалась с уверенностью в постоянном увеличении в мире свободы, знаний, богатства, порядка, нравственности), воплощением которых стала так называемая Великая Французская революция. Он заявил о себе как идейное течение, ставящее своей целью актуализацию позитивных традиций и ценностей прошлого, обеспечивающих органическую непрерывность развития общества. Одной из важнейших ценностей для консерватизма является религия, которая, согласно воззрениям консерваторов, придает смысл истории и отдельной человеческой личности. Религиозное мировосприятие предполагает признание необходимости общественной иерархии (в обществе всегда будут «верхи» и «низы», всегда будут отношения господства и подчинения, принуждения и насилия). В силу признания объективного факта естественного неравенства для консерваторов характерен поиск технологий, которые позволяли бы сформировать качественную элиту, сориентированную на решение общенациональных задач, а не на удовлетворение собственных узкоэгоистических интересов или создание утопического общества всеобщего равенства без элиты.
С точки зрения большинства консервативных доктрин, главенствующее значение имеют интересы целого, а не отдельной личности. Важны прежде всего надиндивидуальные ценности (Бог, государство, нация, церковь, общество, семья и т. д.). Для консерватизма всегда был характерен культ школы, армии, патриотизма, самобытной национальной культуры, исполнительности, дисциплины и порядка, права, то есть тех общественных институтов, традиций и явлений, которые выступали основными проводниками и хранителями традиции. Сюда же можно добавить и такую черту консерватизма, как понимание конкретно-исторической обусловленности уровня прав и свобод.
Консерватизм противостоит идеологиям, в основе которых лежат ценности противоположного порядка: атеизм, материалистическая ориентация политики, моральный релятивизм, культ рассудка, антитрадиционализм, универсализм, космополитизм, индивидуализм, равенство, культ личных прав и свобод, приверженность теоретическим моделям, культ перемен, революция. В случае необходимости социальных перемен консерватизм требует при их осуществлении чрезвычайной осторожности и постепенности. Причем было бы неверно трактовать консерваторов как противников всего нового. Они выступают лишь против абсолютизации принципа новизны, заведомого примата нового перед уже проверенным старым, что обычно характерно для радикального либерализма и еще более левых течений.
Необходимо констатировать, что в нашем обществе, которое за XX век пережило сильнейшее красное смещение в политическом спектре, традиционные ценности и институты оказались в значительной степени скомпрометированы. Произошла его атомизация. Оказалось разрушено в значительной мере национальное самосознание, подорван авторитет государства и закона, в значительной мере разложена и традиционная семья, с очень сильным сомнением можно говорить о прочности массового патриотизма.
С 1917 года заветными понятиями в тезаурусе левой идеологии являлись «справедливость» и «равенство». Идеи «Манифеста коммунистической партии» Карла Маркса или «Государства и революции» Владимира Ленина, посвященные созданию общества всеобщего равенства, звучали для многих завораживающе. Для достижения «равенства» и «справедливости» необходимо было ликвидировать частную собственность, порождающую отношения эксплуатации, господства и подчинения, и, соответственно, основные последствия частнособственнических отношений – государство, право, религию, семью. На практике попытка реализации таких идей обернулась страшным насилием над действительностью, миллионами жертв, уничтожением целых классов, насильственной коллективизацией, ГУЛАГом и т. д. Все особенности советского периода вытекали из глубинной логики леворадикальной идеологии. В итоге грандиозный левацкий эксперимент завершился саморазрушением советского государства в конце 1980-х – начале 1990-х годов и естественным образом изжил себя.
С 1991 года в нашем государстве и обществе начала безраздельно господствовать либеральная идея, ключевым словом которой является «свобода». Либеральный эксперимент в сравнении с советским, безусловно, расширил сферу экономических, политических и личных свобод. Однако качество свободы, не ограниченной моралью и традицией, оказалось чудовищным. Цена, которую государству и обществу пришлось заплатить за нее, оказалась непомерно высока: распад государства – крупнейшая геополитическая катастрофа XX века, расчленение русского народа, обнищание огромного числа людей, колоссальное социальное неравенство, возникновение олигархата, нравственная и интеллектуальная деградация, демографический спад и прочее.
В силу того что левая и радикал-либеральная идеи оказались на практике скомпрометированными в сознании народа в самых разных социальных слоях, снизу доверху, все настойчивее стал появляться интерес к консерватизму как альтернативному проекту. Сейчас, как представляется, оформился достаточно мощный запрос части элит и масс на идеологию и систему ценностей, которые обеспечивают стабильность и порядок, без потрясений и революций, и которые в то же время не исключают свободы и прогресса. И опираются на позитивные традиции прошлого. Государство и общество начали неуклонное движение к той мировоззренческой системе, в которой ключевым понятием является «традиция».
– Теперь вкратце расскажите о самих чтениях. Инициатива ли это самого Института социально-экономических и политических исследований ? Или это прямой заказ Кремля на выработку новой государственной идеологии? По какому принципу отбирался состав участников? Скажем, почему там не оказался «модный» ныне Дугин?
– Формально организатором чтений выступил некоммерческий фонд – Институт социально-экономических и политических исследований, директор которого Дмитрий Бадовский подчиняется непосредственно Вячеславу Володину, а тот, в свою, очередь, главе Администрации Президента Сергею Иванову. Поэтому вряд ли Бердяевские чтения были инициативой только самого фонда. В декларации ИСЭПИ, появившейся накануне чтений говорилось: «Важным обстоятельством является не наличие многообразных версий консерватизма, а то, что его идея сегодня затребована политической практикой и вошла в повестку дня духовных дискуссий. Центральным условием, определившим востребованность идеи консерватизма, является поиск национальных путей развития России, которые бы показали свою эффективность в современном конкурентном мире… Основные вопросы, которые мы будем обсуждать: что есть консервативная позиция, консервативное мировоззрение сегодня? Почему на него сейчас так велик спрос и в России и в мире? Почему та позиция, которую отстаивает наша страна, встречает всю большую поддержку и понимание, в том числе в Европе и в США?» То есть повестка чтений была задана, что называется «сверху».
Поскольку я принял участие во всех Бердяевских чтениях, проводимых Институтом социально-экономических и политических исследований, то могу сделать следующие выводы. Сложилось «ядро» чтений, то есть состав основных докладчиков, которые постоянно принимают в них участие: Владислав Никонов, Ольга Васильева, Леонид Поляков, Валерий Федоров, Сергей Марков, Михаил Маслин, Александр Ципко, Игорь Волгин, Борис Межуев, Михаил Ремизов, Алексей Козырев, Василий Ванчугов, Анатолий Черняев, Александр Ширинянц, Олег Матвейчев, Ольга Малинова, Кирилл Бенедиктов, Александр Репников, Станислав Хатунцев. Можно назвать еще два десятка очень достойных и известных в гуманитарном сообществе фамилий. Тенденции к расширению состава участников чтений я пока не заметил, но она неизбежна будет нарастать. Фактически создана постоянно действующая площадка, на которой будут регулярно встречаться представители академической мысли, общественные деятели, социологи, политологи, историки.
Я был приятно удивлен той творческой и предметной атмосферой, которая царила на каждом заседании, она очень стимулирует дальнейший научный поиск. Причем речь шла не о каких-то бесплодных и бесполезных псевдонаучных выкладках, а о поиске и анализе тех идей и знаний, которые жизненно необходимы для государства и общества. Организация чтений традиционно проходит на очень высоком уровне (сам был организатором конференций, круглых столов, семинаров и могу судить об этом вполне компетентно). К примеру, в конце августа в Ялте заседания секций проходили в шатрах рядом с Массандровским дворцом. Времени на прогулки и купания практически не было, разве что ночью. Была поразительная атмосфера творческой раскованности и поиска, никакого официоза и апологетики. Ночью (больше свободного времени не было!) купались в теплом море, читали стихи, слушали музыку, дискутировали в предельно свободном стиле.
Выпускаемые по итогам чтений «Консервативные тетради» – безусловно, событие в современной общественно-политической жизни, они войдут в историю русской мысли как первая уверенная и вполне удачная попытка создания сверху современного консервативного дискурса в России. Так, один из участников, отвечая на вопрос о том, какие силы в современной России являются носителями консервативных ценностей, сказал: «Cейчас главным субъектом-носителем является государство». На чтениях преобладают политологи и философы, историки были в очевидном абсолютном меньшинстве. А жаль! К своему удивлению, обнаружил, что коллеги-гуманитарии, философы и политологи, в большинстве своем даже и не подозревают, что в современной отечественной исторической науке возникло целое направление, изучающее русский консерватизм в его самых различных ипостасях, что есть уже десятки глубоких и интересных книг и сборников, в том числе Энциклопедия русского консерватизма, которые могли бы быть им весьма небесполезны во многих отношениях. Историки внимательно читают политологов и философов. А вот политологи и философы, похоже, историков не знают. Мне кажется, что Бердяевские чтения ребром поставили вопрос о реальной междисциплинарности в научном и идейном поиске. Сам я сделал доклады о рождении русского консерватизма, о его основных течениях, о современной историографии русского консерватизма.
Надо полагать – на Бердяевских чтения была собрана приемлемая для Администрации Президента часть консервативной и пара-консервативной интеллектуальной элиты. Абсолютно преобладали политологи, социологи и философы, историков было немного – помимо себя назову А. В. Репникова и С. В. Хатунцева. Почему не было Александра Дугина? Могу предположить, что он «стилистически» и идейно слишком отличается от абсолютного большинства участников чтений. Ядро его взглядов составляет так называемый «традиционализм» Генона и Эволы, я, признаться, поклонников таковых взглядов на чтениях не наблюдал.
– Почему форум назван именем Бердяева, имя которого после большого всплеска интереса к нему в 90-х годах, стало как-то забываться?
– Приведу цитату: «В мире все больше людей, поддерживающих нашу позицию по защите традиционных ценностей. Конечно, это консервативная позиция. Но, говоря словами Николая Бердяева, смысл консерватизма не в том, что он препятствует движению вперед и вверх, а в том, что он препятствует движению назад и вниз, к хаотической тьме, возврату к первобытному состоянию». Из этих слов Владимира Путина в прошлогоднем послании Федеральному собранию, похоже, и возникла идея Бердяевских чтений. Почему Бердяев? Он – фигура сложная, многогранная, мыслитель прошел очень непростую и извилистую идейную эволюцию. В силу этого – он «свой» для тех, кто находится под обаянием идей марксизма, поскольку ранний Бердяев – это «творческий» марксист, «свой» для консерваторов – поскольку после революции, оказавшись в эмиграции, он создает классические для русского консерватизма тексты «Философии неравенства» , и «Нового средневековья», «свой» для советских патриотов – поскольку в предвоенные и послевоенные годы исповедовал и развивал близкие этому течению взгляды, «свой» Бердяев и для либералов – большего апологета экзистенциальной свободы в русской мысли вряд ли можно найти. Словом, он куда более удобен для прагматичного официального консервативного бренда, чем бескомпромиссные Победоносцев, Леонтьев, Тихомиров или Ильин.
– Форум состоялся . Что дальше? Какое продолжение у этого важнейшего для страны диалога? Что можно ещё предпринять для актуализации консервативного тренда?
– Бердяевские чтения, убежден, окажут большое влияние на складывание и оформление, условно говоря, консервативной интеллектуальной и научной элиты в современной России. Первые Бердяевские чтения не ограничились лишь виртуальным обсуждением проблем консерватизма. Запущены два консервативных интернет-портала: «Русская Idea» и «Актуальный русский консерватизм», предназначенных для обсуждения консервативной повестки. ИСЭПИ учредило премию "Наследие русской мысли имени Н.А. Бердяева". Она будет вручаться в двух номинациях: ученым-философам – за "значимые научные труды" и студентам гуманитарных вузов – "за интересные научные разработки".
Фактически речь идет о создании некоего консервативного медиа-пространства, осторожного формирования политического слоя, который бы руководствовался консервативными мотивациями, поддержки ряда научных и просветительских проектов. Насколько консервативный дискурс выиграет от государственной поддержки и укоренится в сознании элит – покажет уже ближайшее будущее.
С моей точки зрения, главной задачей ближайших лет для историков, привлекаемых к работе ИСЭПИ, могло бы быть создание обобщающей коллективной монографии, посвященной истории русского консерватизма с конца XVIII-го и до начала XXI века, освещающая все основные сюжеты, начиная с деятельности Гавриила Державина, Николая Карамзина, Павла Шишкова и заканчивая нашими днями, включая внутренний и внешний политический курс, связанный с инициативами президента Владимира Путина, деятельностью ИСЭПИ, проведением Бердяевских чтений и выпуском «Консервативных тетрадей». Назрела необходимость издания научного междисциплинарного журнала под условным названием «Консерватизм в России и мире», в котором могли публиковать итоги своих исследований историки, философы, политологи, культурологи, филологи и так далее. Подобное издание позволило бы объединить усилия различных направлений гуманитарных наук: историков, политологов, философов для создания, с одной стороны, концептуально-выверенных, с другой, – базирующихся на строгой позитивистской фактологической базе работ.
– Можно ли говорить о том, что Россия в качестве госудрственной идеологии примеряет консерватизм? Можно ли ожидать, что московский тренд в сторону консерватизма каким-либо образом повлияет на реальную политику центральной и региональной власти?
– Думаю, что пока говорить о каком-либо серьезном влиянии консервативной идеологии на региональные власти говорить не приходится. Как, впрочем, и о влиянии на значительную часть представителей центральной власти. Речь идет об очень осторожном и тактичном поиске и формулировании системы ценностей, опирающихся на национальную традицию, ядром которой выступает христианство и некоторые другие традиционные конфессии (в определенных регионах) и традиционная культура. Эта система ценностей по идее должна лечь в основу будущей государственной идеологии. Проблема в том, что таковой формально нет, поскольку государственная идеология запрещена Конституцией, хотя, по факту, многое в поведении центральной власти, ее экономического блока, ведущих СМИ, системы образования и т.д. определяет система либеральных ценностей, неприемлемая в своих крайних проявлениях (характер и результаты приватизации, национальная политика, не учитывающая интересы русского большинства, прозападная позиция по ключевым вопросам внутренней и внешней политики, защита ЛГТБ, апология "современного искусства", чудовищные по своим последствиям эксперименты в области образования, разработанные в Высшей школе экономики – цитадели россиянского либерализма и пр.) для большинства современного общества. Судя по всему Администрация Президента сделала лишь первый шаг: начала собирать и структурировать консервативную и пара-консервативную элиту в сфере гуманитарного знания, создала дискуссионную площадку в виде ИСЭПИ, привлекла политологов, философов, социологов, в незначительной мере – историков, призванных сформировать относительно четкое представления о традиционных ценностях в современных условиях, и соответственно, современной консервативной идеологии. В общем, не будем гадать, тенденция лишь наметилась.
– Вы очень осторожны в своих прогнозах относительно консервативного поворота. Почему?
– К сожалению, нынешняя ситуация во многом напоминает ту, которая существовала в Российской империи. Со времени радикально западнических реформ Петра I российская государственность была отнюдь не консервативной по своей природе. Ее космополитические и западноориентированные верхи, в том числе династия Романовых, часто делали все для того, чтобы ограничить и свести на нет как консервативные политические движения, так и деятельность консервативных идеологов и деятелей культуры. В частности, абсолютное большинство в русской печати второй половины XIX века представляли газеты и журналы леворадикального и либерального направлений. Консервативные издания влачили жалкое существование, подвергались диффамации, моральному (и не только!) террору и травле, в том числе на высшем уровне, и, по сути, были маргинализованы.
Дореволюционная власть апеллировала к русской традиции, русской идентичности лишь тогда, когда имел место цивилизационный вызов, угрожающий самому существованию империи. Например, русский консерватизм окончательно оформляется как течение общественной мысли в огне войны 1812 года, когда на первый план выдвинулись выдающиеся деятели этого направления, такие как Александр Шишков и Федор Ростопчин . Тогда русский консерватизм впервые артикулировал себя, одержал блистательную идейную победу и способствовал грандиозной военной победе над одним из величайших полководцев в мировой истории. Русские консерваторы временно спасли власть в 1905-1907 годах, когда Россия уже погружалась в красную Смуту. Но после того как произошла частичная стабилизация, либеральная бюрократия, при пассивном отношении монарха, расколола русское консервативное движение и сделала все для его компрометации. В феврале 1917 года государство защищать было уже некому.
Исторический опыт показывает, что парадигма верховной власти, которая обращается к консервативно-патриотическим ценностям лишь в моменты смертельной для нее опасности и, напротив, максимально их ограничивает, а то и подавляет в относительно спокойные для нее периоды, глубоко порочна и опасна, более того, в определенных условиях чревата социальной и национальной катастрофой. Неужели, чтобы традиционные ценности были актуализированы и востребованы, необходима угроза революции или большой войны?
– Каким образом и с помощью каких институтов можно воспитать в обществе уважение к консервативным ценностям?
– Исключительную роль в формировании такой системы ценностей играют два института – школа, в самом широком смысле, и средства массовой информации. Именно они транслируют систему ценностей, которая создает и поддерживает традицию. Но мы видим, в каком катастрофическом положении, к сожалению, пребывают и наша школа, и наши университеты. Нищенское финансирование и соответствующие зарплаты, бездарные учебные программы и учебники, необходимость предоставлять гомерическое количество отчетов, справок, графиков, планов, не дающих времени и сил учителям проводить занятия, перегруженность школьников ненужными предметами, невозможность соблюдать элементарную дисциплину, отсутствие возможности ставить объективные оценки – за неудовлетворительные оценки учителей наказывают, система ЕГЭ привела к тотальной коррупции и разрушению образованности как таковой. Все больше и больше школьников старших классов просто не умеют удовлетворительно читать и писать и в жизни не прочитали ни одной книги. Затем подобный контингент поступает в вузы, у которых также возникают системные проблемы, по своей остроте и качеству мало чем отличающиеся от проблем средней школы. Никакого здорового национального самосознания, вкуса к традиционным ценностям нынешние школа и университет по определению не могут сформировать. Нужны серьезные изменения, поворот к действенной модели национального образования и воспитания.
Что касается средств массовой информации, то очень значительная их часть по-прежнему занимает ультралиберальную позицию, сформированную в 1990-х годах. Вряд ли СМИ в том виде, в каком они функционируют сейчас, могут транслировать систему традиционных ценностей, скорее наоборот.
Исключительную роль призваны сыграть гуманитарные науки – история, литература, русский язык, философия. Как историку мне ближе всего история. К сожалению, нынешний правящий слой историю как школьную дисциплину и как науку пока в целом игнорировал и игнорирует. История и филология воспринимается им как некие артефакты, подлежащие максимальной финансовой и кадровой оптимизации, что на практике приводит к разрушению преподавания и изучения данных дисциплин.
Нынешняя школьная версия истории назойливо внушает представление о вечно отсталой стране, постоянно балансирующей на грани распада и бунта, и которой постоянно необходима догоняющая модернизации по западноевропейским лекалам. Она скучна и непривлекательна, почти полностью деперсонифицирована. Историческая наука в национально-консервативной интерпретации предполагает создание национального пантеона, системы образов и символов, апеллирующих к патриотическому сознанию каждого человека, – широкую и красочную панораму героев и ключевых событий национальной истории. Такая система образов и символов должна стимулировать патриотические мотивации, а не подавлять их, способствовать формированию духовно здорового социума.
Внедрять государственные, патриотические, консервативные ценности невозможно без реализации ряда четко артикулированных проектов, например, изучения русского или западноевропейского консерватизма. В школьные и в университетские программы должна быть введена такая дисциплина, как история христианства, история христианской церкви. Я апеллирую к опыту университетов дореволюционной России, где в 1869 году на историко-филологических факультетах была введена история церкви. Развертывание ее преподавания и научной деятельности в соответствующей сфере готовило почву для русского религиозного возрождения, которое состоялось, когда большая часть национальной элиты оказалась за пределами страны, в эмиграции.
Святослав Иванов (Воронеж)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
