Имя выдающегося поэта Владимира Кострова давно известно читателям. Профессор Литературного института им. А.М.Горького, председатель Международного Пушкинского комитета, он живёт и работает сегодня, отражая российскую действительность в слове, не боящемся правды века сего. Снова и снова с нравственной отвагой он следует заветам классиков, «чтоб жизни чистый смысл отпарить в чёрной бане» и «светлый храм увидеть впереди».
Владимир Костров со вниманием и трепетом относится к русскому слову, в каждой из его многочисленных книг вы найдёте и близкое сердцу простодушие скитальца, и глубокую мысль учёного, и дерзкую любовь поэта.
Многие известные композиторы написали песни на его стихи. Он является лауреатом ряда Литературных премий. А совсем недавно Владимир Костров удостоился звания лауреата премии Правительства России за значительные достижения в области культуры.
Член-корреспондент РАН Н.Н.Скатов, говоря о «конструктивном» поэтическом принципе, который с наибольшей полнотой воплотил Пушкин, совершенно однозначно высказывается о поэзии Владимира Кострова: «Само пушкинское творчество есть некий плод общенационального коллективного усилия. Именно такой традиции — быть «эхом русского народа» — наследует поэзия Кострова. Поэтому же она, как правило, избавляет себя от того, что можно было бы назвать поэтическим экспериментаторством: это вступило бы в противоречие с самой сутью костровской поэзии».
Его стихи объясняют смысл движений души, подобно тому, как ясно и точно передают известняки следы древних существ. Отрадно, что эти «слепки», сгустки духовной энергии можно читать и перечитывать, находя в слове, в «чистом-чистом русском звуке» новые силы для будущей жизни, для горького и радостного познания мира.
Отвечая на вопросы, Владимир Костров поделился своими размышлениями о сути происходящего со всеми нами и о судьбе русской поэзии в новом столетии.
— Вот уже полвека ваше имя широко известно в нашей стране. А для людей моего поколения вы были наставником в поэтическом деле. Как вы сегодня определяете место поэта в жизни? Изменилось ли что-либо за последние годы в вашем мироощущении как человека и поэта?
— В последние годы сама форма жизни стала иной, изменившись не в лучшую сторону. Уходят многие вещи, которые казались нам само собой разумеющимися. Тогда как на первый план выдвигаются такие понятия, которые были всегда для нас неприемлемыми.
Наша задача — сохранить и передать дух русской литературы, восходящий к нам от девятнадцатого столетия, через век двадцатый, через советскую поэзию.
Значение поэта в наши дни, думаю, не менее важно, чем в годы расцвета интереса к рифмованному слову. Ведь поэтическое мироощущение, поэзия как таковая — это один из способов переориентировать общество. Всё-таки не деньги движут человечеством, хотя они, конечно, важная часть жизни, но не главная. Есть вещи, которые важнее, чем чисто материальные и технические приобретения. Вот это, собственно, и есть завет наших классиков.
Я считаю, что большие беды грозят стране, если государство не пересмотрит некоторые постулаты, предъявленные в годы перестройки.
— Вот вы говорите о заветах классиков. Пушкин, конечно, всегда остаётся с нами. А что происходит с другими величинами девятнадцатого века. Взять, к примеру, Н.А.Некрасова — сегодня это почти забытый поэт. Даже его «Деда Мазая» убрали из школьной программы…
— Некрасов, действительно, очень большой поэт. Он был подлинным демократом, так как писал на языке народном и для народа.
Я думаю, что из школьной программы его произведения убирают люди, которым мешают те идеи, что лежат в основе его творчества. Некрасов никогда не проповедовал обогащение, наоборот, он постоянно призывал к самоотречению во имя Отечества, во имя народа, вообще, во имя человечества. Как раз об этих принципах некоторые сегодня хотят умолчать, отодвинуть с поля зрения читателя. Может быть, им легче таким образом выдвинуть на первый план себя. Но у них ничего не выйдет, т.к. великое творчество всегда связано с великими идеями. Одна из таких идей — народность.
— И ваши стихи наполнены такой народной красотой.
— Это ведь главное качество русской литературы — внимание к человеку труда. Стремление, чтобы этот человек понял поэта. Не «кудреватые мудрейки» нужны, а прямой разговор с народом о главных ценностях жизни.
Великим пророчеством Пушкина я считаю его «Сказку о Золотом петушке». Свободу человека, безопасность его, духовную жизнь нельзя купить. Ведь Золотой петушок так и клюнул царя, в конце концов. Это предостережение на века.
— В своё время Я.Смеляков, сопроводивший предисловием первую большую подборку ваших стихов в журнале «Юность», обратил внимание на сочетание в них лирического и аналитического начал. Быть может, действительно, открытия в поэзии происходят на таком стыке «лирики» и «физики»? Да и в науке на вашем счету есть изобретения. Например, получившая широкое применение сегодня поляризационная плёнка…
— По образованию, я инженер-химик. Наука мне не чужда. В 58-ом году мне удалось синтезировать новый ряд веществ — дитретично-алкилметаны с тремя четвертичными атомами углерода.
Наука и искусство переплетены очень органично: для того, чтобы литература осталась в памяти народа мы создаём художественный образ, который отвечает чаяниям человека, связанным с его конкретной жизнью. Учёный же, для того, чтобы понять процесс, прибегает к художественным метафорам. В сущности, большие теории — это большие метафоры, которые потом могут корректироваться. Ведь если вы не можете чего-то объяснить, то этого открытия как бы и не существует. Метафора должна отвечать действительности. Поэтическая действительность проверяется во мнении народа. Научная действительность проверяется в практической деятельности.
Известно, что Пушкин был учёным, членом общества русской словесности, академиком. Его исторические работы по своему значению — дай Бог, многим знатокам истории.
Поэтическое открытие — это нечто, что вскрывает некоторые положения, некоторые отношения между людьми, некоторые отношения в природе. Основа у науки и искусства примерно одна и та же. Атомы Бора — ведь это красивая метафора. Но как она проясняет суть явления!
— Когда-то вы, мальчик из далёкой провинции, из крестьянской семьи, поступили в МГУ без всякой протекции. Сейчас это кажется почти сказкой. Вы не жалеете, что не оказались тогда в Литературном институте, например?
— Нисколько не жалею. Полученные знания и опыт всегда помогают мне в осмыслении того, зачем я пишу, для кого я пишу.
— Владимир Андреевич, вам, выросшему на русском поле, с детства знакомому с нашей «розой ветров», конечно, много приходилось размышлять о непростых судьбах крестьян, что отразилось во многих ваших стихах. Проходят годы, десятилетия, а мы о сельских жителях всегда говорим с грустью. Огромное пространство России пустеет или заселяется пришлыми людьми. Что делать?
— Не могу сказать точно. Знаю одно — надо не отступаться. В масштабах страны создавать условия, чтобы люди могли жить в деревне. Придётся заново осваивать наши территории.
Большинство великих писателей и художников в детском возрасте могли созерцать природу. И Пушкин — не городской мальчишка. Он наблюдал закат, любовался восходом… В природе огромный эстетический и этический заряд. Уход в бетонный город страшен для человека. Природа на несколько порядков разнообразнее и поучительнее, чем городские конструкции. То, что построено нами — «вторая природа» — часто некачественно, примитивно, машиноподобно. Я против «глобального города», против того, чтобы человек порывал с природой.
— Вы говорите «не отступаться». Но писатель, подчас, не только не может влиять на умы политиков, но даже книгу издать не может достойным тиражом.
— Это наша боль. Нужна государственная политика поддержки художественного начала. Даже в Америке писатели закреплены за колледжами, университетами. Существуют благотворительные фонды. А ведь там, также как и в других странах запада, поэтов в нашем понимании мало. Большей частью, это маргинальные люди, полностью оторванные от общества.
Поддержка писателей — большое государственное дело. Во всех крупных монархиях поддерживали материально какую-то часть художников, писателей, музыкантов.
— У нас тоже, случается, поддерживают. Только зачастую, не ту часть…
— Согласен, что иногда на первый план выходят люди, которые запросто эксплуатируют авторитет русской литературы. Называется «русским писателем» — а посмотришь, словарный запас у него не превышает 1000-1500 слов. Тогда как в арсенале Пушкина было 15000, Тютчева — 6000!
Можно представить, как обедняется лексика такого «писателя». В большинстве своём он оперирует словами-терминами. И если в науке с этим ещё кое-как смириться можно, то для литературы это губительно. Русский язык — синонимический язык. Есть масса слов, которые дают живую окраску. Вместо «идёт» скажите «бредёт» — и термин обретает эпитетную окраску. Или вместо «охлаждать» я применяю «остужать». Чувствуете, какие разные оттенки.
— Ваши творческие открытия в поэзии были отмечены многими премиями. Думается, вам удалось «расщепить литературный атом». И вот в этом году вы получили Государственную премию России. Значит, всё-таки государство обратило свои взоры к народному поэту.
— Для меня это было несколько неожиданно. Может быть, и в руководстве страны оказались любители моей поэзии.
Если у меня есть дар, я не считаю его «частным делом». Дар нужно возвратить своему народу. Ему надо служить. Как говорил Франциск Ассизский — надо суметь то, что простые люди не сознают, но чувствуют, выразить во внятном слове. Порой и афористично, точно. Словно бы дать им голос. Об этом же и Пушкин высказывался.
— В одном из частных писем Пастернак писал, что не согласен наблюдать как можно «больше поэтов, хороших и разных», поэтов должно быть мало, а лучше всего — вообще один. Как вы считаете, имеют ли право на существование микроталанты?
— Они просто и не спросят нас. Существуют и всё. Крупный талант всегда является результатом серьёзной литературной волны. Создаётся некая среда, в которой и появляется гений. Ни Данте, ни Овидий, ни Гёте не были одиночками. Большая поэзия — всегда выражение серьёзных сдвигов в стране.
Вот говорят — «графоманы». Послушайте, например, музыкальные радиопередачи. Туда пишет вся Россия. Если человек сочиняет стихи, не требуя для себя каких-то суперусловий, то это только хорошо. Все дворяне когда-то писали стихи. Можно и рисовать, и музицировать. Уж это лучше, чем пить водку…
— Вы много пишете о любви, а ведь сегодня любить — это роскошь, иногда не подвластная самому богатому из богатых. Но вы утверждаете непреложно, что мы «прохрипим не проклятья — о любви разговор поведём. Мы — последние века. Мы — братья по ладони, пробитой гвоздём». И это есть тот ветер, что дует в наши паруса. Большая поэзия не терпит «маленьких любовей».
— Человек знает хорошо только то, что любит. Ведь если не любишь — не понимаешь. Творчество всегда диктуется любовью. Нельзя стать поэтом на одной публицистике.
Но и уповать на одну поэзию примитивно. Это только бикфордов шнур. Она поджигает общественное сознание и, таким образом, может совершать перемены. Сейчас я вижу очень много молодых литераторов, прилично пишущих и тонко чувствующих слово. Время постмодернистской эклектики уходит. Читатель начинает понимать, что ему нужна благородная поэзия, ищущая правды, Бога, если хотите.
— И всё же, как сберечь живое слово?
— Один из способов — писать, находить такие слова, которые рождали бы отклик в сердцах простых людей. Повернуть искусство к человеку, а не удаляться в дебри «космизма», делая миру «одолжение».
Сегодня среди серьёзных писателей много тех, кто отстаивает тезис: «Добро есть красота». А ведь нас заверяют, что и отвращение, например — тоже чувство, достойное внимания. Прочитав иной роман, весь содрогаешься от отвращения. Здесь уж не до искусства!
— Во многих литературных изданиях сегодня звучит призыв объединиться всем писательским союзам. Как вы к этому относитесь?
— Конечно, во всех союзах есть талантливые писатели. И я вижу некое объединение в форме конфедерации. Как известно, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Поэтому, нам объединяться надо, не меняя своих идеологических установок и эстетических предпочтений. А отстаивать свои профессиональные интересы мы должны все вместе. Это уже будут заботы единого писательского профсоюза.
— Расскажите о своей работе в качестве председателя Пушкинского комитета.
— Моя главная работа была в начале этой самой «катастройки». Вот тогда много трудов стоило найти возможность финансирования и организации проведения Пушкинских праздников. Нам удалось добиться Указа о Пушкинском дне России. Приходилось очень много работать. А сейчас частично финансирует праздники министерство культуры.
— А что намечено Пушкинским комитетом в связи с Годом русского языка?
— Чудовищно то, что в состав комитета по празднованию Года русского языка в России не включён ни один писатель! Пушкин, конечно, как никто выразил русскую идею и воплотил великие возможности русского языка. Есть сегодня некоторые надежды на поддержку нас на местах губернаторами.
— Многие ваши стихи положены на музыку. Мелодия и душа — они слиты воедино…
— Действительно, мои стихи поются. Замечательную музыку написала А.Н.Пахмутова. Её «Золотой диск» открывается песней «Мы — последние». Написан целый ряд романсов, песни для некоторых кинофильмов. Известным композитором Романом Леденёвым созданы хоровые произведения.
В своё время мы дружили семьями с Георгием Свиридовым. Это философ русской культуры. Его книгу нам стоит читать и перечитывать в самые трудные моменты нашей жизни.
— Что вам сегодня хотелось бы сказать современному российскому писателю, поэту?
— Меня беспокоит (это трагедия), что из поэзии уходит этика, представление о справедливости отношений между людьми. Без этики, без высоких смыслов поэзия станет просто филологической игрой. Утратит свою суть.
Многое из нашей жизни ушло, мы становимся не людьми высокого закона правды, а какими-то уголовниками в обществе, где «закон-тайга». Абсолютная свобода художника представляет из себя разложение. «Разлагается» не только сам художник, но и читатель. Иногда, кажется, лучше бы этот человек не был талантлив…
— Или не был бы абсолютно свободен?
— Возможно, и так. В природе существуют некие константы — скорость света, квант действия. Такими же константами должно быть добро и зло. Вечная борьба поэзии — борьба со злом. Бог и дьявол борются за душу человека, и кажется, последний побеждает. Но всегда проигрывает в главном. Что-то последнее у нас остаётся. Быть может, совесть… Будить совесть — задача поэзии. Поэт — «он весь — дитя добра и света». Он во все века «милость к падшим призывал». Эти заветы классиков мы и должны передать следующим поколениям.
Беседовала Елена Сапрыкина
Владимир Костров
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
