Беседа главного редактора газеты «Слово» В.А. Линника с председателем Союза писателей России В.Н. Ганичевым
– Валерий Николаевич, Газета «Слово» благодарна Вам за то, что Вы согласились встретиться с нами в канун Вашего 75-летия – дата весьма солидная. Вершина, с которой многое видно, – прошедшее, настоящее, будущее. Какие чувства испытываете Вы сегодня как Председатель Правления Союза писателей России, как крупный общественный деятель, сопредседатель Всемирного Русского народного Собора, недавно был он и членом Общественной палаты, наконец, просто, как человек?
Взгляните на моих коллег. Вот Сергей Михалков – ему 96-й год, он чувствует себя отменно, дай Бог ему здоровья. Это внушает надежду на то, что ещё можно поработать и многое успеть сделать. Надеюсь, что и вся дальнейшая жизнь будет в делах, в событиях, во встречах с людьми. Ну, а уж когда придёт день назначенный свыше… Знаете, не умудрился я подвести итоги…
– Видимо, рано ещё…
– Да (Ганичев смеётся)…. Я наметил некие творческие задачи, которые должен исполнить. Например, хочу издать двухтомник о России и русских. Этим я всегда занимался, многое пытался осмыслить. Накопился материал, который я бы хотел выпустить. Дело только за издательством. Я хотел бы закончить – первичные съёмки все произведены – хроникально-документальный фильм о святом праведном Фёдоре Ушакове. О нём уже создана большая литература. А в 2001 году он пришёл к нам как святой праведный…
– Вашими радениями…
В том числе. Но, конечно, по воле Божией. Мне хочется снять все те места, где он пребывал, – во-первых, на ярославской земле – святой земле Иринарха, земле Сергия Радонежского, Александра Невского, Ростова-Великого. Не случайно он оттуда вышел. Мы снимали и в Петербурге, куда он приехал. Икона его дяди, тоже святого преподобного Фёдора, бывшего преображенца, находится в Александро-Невской лавре. По моей версии. Федя Ушаков приезжал туда, когда его, недоросля, определяли в Морской кадетский корпус. И, конечно, Кронштадт, откуда он отправлялся в море, которое он сделал самым главным для себя в жизни. Потом – южное окно, полудённое окно России в Европу – это Херсон, Николаев, и, конечно, Севастополь. Для него Севастополь был святым городом, местом стоянки его корабля, на котором он одержал блистательные победы, и его местопребыванием как командующего Черноморским флотом. Он был и строителем, и созидателем, и украсителем этого города. Севастополь был местом и его молитвенного поклонения. В Никольском соборе он всегда бывал после любого выхода в море и обязательно после победы вместе со всем экипажем.
И – затем Калиакрия, Варна, где он одержал свои самые блестящие победы…В 2005 году я был на открытие памятника в Калиакрии, болгарское ТВ показывало, откуда зашли корабли Ушакова, как он наголову разбил турецкую эскадру. После этого и был спешно заключен Ясский мирный договор. А если бы был указ – то Ушаков зашёл бы в Константинополь. Это случилось в 1791 году, 30 июля. А 10 июля 2005 года в день победы был открыт памятник. Присутствовали– надо отдать должное болгарам – министр, командующий Черноморским флотом, хотя другого моря у Болгарии нет. Общественность, воины, представители нашего посольства.
И, может, самая яркая страница в военной и стратегической, политической биографии Ушакова, его святой и праведной жизни – освобождение Ионических островов, единоверных греков, взятие штурмом города-крепости Корфу и утверждение там первой христианской греческой республики после 300 лет оттоманского ига. Поэтому греки на Ионических островах с огромным уважением относятся к памяти Ушакова. На греческий язык перевели мою книгу об Ушакове. Митрополит Керкирский и Семи островов, обращаясь ко мне, сказал, что «вы открыли нам эту историю. Сегодня мы знаем, что есть два святых, которые нас спасают. Это Спиридон, мощи которого в прошлом году были в России и которым поклонились полтора миллиона наших соотечественников. Мы были поражены – на островах всего 100.000 человек, а здесь – полтора миллиона! И святой праведный Ушаков, которому в 2002 году был возведён памятник».
Я там бываю каждый год на Ушаковских днях, там тоже снимали. Прошлый год приезжали ребята – победители конкурса «Вера. Отечество. Флот. Ушаков», привозили экспонаты, сочинения, письма, что произвело большое впечатление на греческую общественность.
Снимали мы и в Москве – морском городе, ибо наш народ всегда тяготел к морю. Недаром Чёрное море называли Русским морем. В центре Москвы на Сухаревской площади стояла Сухарева башня, где в 1701 основана была Петром Навигацкая школа. Рядом стоит церковь Троица-в-Листах, куда, конечно, ходили навигаторы молиться. Мы и там снимали, у них колоссальная икона Фёдора Ушакова и частица мощей. В 1715 году она как Морская академия была переведена в Санкт-Петербург, а затем преобразована в морской Шляхетский корпус, куда в 1761 поступил Фёдор Ушаков. Вот какая тянется нить…
И, конечно, Санаксарский монастырь, где был упокоен он и его дядя. Там их святые мощи. Святое для моряков и для нас место. Рядом с Рыбинском в деревне Хопылёво начиналось детство Ушакова, там его крестили в храме, который до сих пор не восстановлен. Я обращался к общественности: как же так, друзья, в Саранске стоит один из самых красивых храмов, посвящённых Ушакову, восстановлен Санаксарский монастырь, памятники стоят и в Севастополе, и в других местах. А у вас храм не восстановлен – беда. Так вот Ласточкин, директор «Объединения «Сатурн», собрал большой слёт в 500 человек и клятвенно пообещал храм восстановить. Родилась идея создать в этом месте Дом духовно-патриотического воспитания, музей, куда бы приезжала молодёжь со всей страны. А в Союзе писателей с 2003 года существует Центр духовно-патриотического воспитания имени святого праведного воина Федора Ушакова, который открывал митрополит Кирилл. Прекрасно работают центры в Волгограде, Нижнем Новгороде, Николаеве, Архангельске. Ушаков соединяет и даёт колоссальные возможности для духовного насыщения современного молодого человека.
– Знаю, с каким увлечением Вы можете рассказывать об Ушакове, который были канонизирован благодаря Вашим радениям. Но при всём при этом это только часть Вашей деятельности, причём далеко не самая большая. Я не перестаю удивляться тому, как Вы успеваете делать всё , что вы делаете. Знаю, что молодые устают от тех нагрузок, которые Вам с легкостью удаётся выносить. А вы постоянно в разъездах, встречах, выступлениях. Понимаю, что природа, генетика должны были сказать своё слово. Как Вам удаётся при этом выглядеть так хорошо?
– Насчёт генетики и природы, то мои родители Николай Васильевич и Анфиса Сергеевна – люди замечательного советского разлива. Оба они были люди крещёные…
– Валерий Николаевич, моя мать тоже Анфиса, только Васильевна…
– Интересно, это редкое имя. Вот у Василия Ивановича Белова мать тоже Анфиса. А моя мама – воспитанница детдома, её родители в гражданскую войну погибли. Из Шадринска детдом перевели в Вологду, а позже, уже в Череповце, она познакомилась с моим папой Николаем Васильевичем, машинистом, водившем поезда на Октябрьской железной дороге. Он вступил в партию в 1924 году по ленинскому призыву, затем его направили в совпартшколу в Ленинграде. После окончания послали его в Пестово на лесопильный завод, где я и родился в августе 1933 года. Тогда в Ленинградской, а теперь в Новгородской области. С 1935 по 1945 годы он работал в Сибири на Иртыше, в то время реке необъятной ширины. Помню, как однажды мы ехали в санях в сильнейший мороз из Омска за 200 километров в Большеречье – железной дороги не было, Мы с братом всё время высовывались из тулупов, поскольку нам всё было интересно. Доехали до постоялого двора, где были начищенные полы, самовар, нас раскутали, отправили на полати, откуда мы смотрели на чудодейство, когда вывалили из мешка мороженые пельмени, а потом на наших глазах рубили молоко. Всё это было удивительно…
А потом был райцентр Нижняя Тавда. Мама лежала в больнице, я к ней бегал. Деревня на ночь загораживалась жердяными воротами – чтобы не забрёл лось или медведь. И рядом по сибирскому обычаю стояла крынка молока и лежала краюха хлеба – каторжникам. Или путнику, чтобы не тревожил людей. Недалеко от Омска, километрах в 40-50, на станции Марьяновка во время войны я пошёл в первый класс. Помню, как в 1941 году каждые пять минут через станцию шёл состав на запад и встречный на восток. На запад зачехлённые орудия, танки, солдаты в теплушках, а на восток передвигались заводы, эвакуированные и арестованные из Прибалтики. Один из них протянул руку с монетой: «Мальчик, купи газету». Но мы же не могли врагам народа… Зато когда ехали наши эшелоны, то мы вместе с женщинами, со школой шли на станцию, несли картошку, огурчики, читали им стихи, пели какие-то песни.
Запомнил один случай, который только позже со всей ясностью вошёл в моё сознание. В 1941 году отец попросился на фронт, он тогда возглавлял район. Считал, что на фронте в каком-то смысле легче. Секретарь обкома ему сказал: «Уберёшь урожай, а потом рассмотрим». Урожай уродился замечательный, собрали всё. Но представитель Комитета обороны при проверке спросил: «Вы почему не сдали семенной фонд? Не верите, что страна снабдит вас семенами на следующий год? Под расстрел пойдёшь по законам военного времени!». Фактически объявляет ему приговор. В это время звонит первый секретарь обкома партии: «У нас срочное задание от Комитета обороны – развернуть в Марьяновке аэродром. Из Таганрога эвакуируют лётную школу, надо срочно разместить. Николай тут всех и всё знает, пусть он этим и займётся. А дело его рассмотрим потом».
За месяц, точно как в романе Анатолия Иванова, сделали всё. Аэродром был построен. После этого вынесли только строгий выговор предупреждением. А на следующий год самый большой в Сибири урожай…
– У него?
– Да. Причём именно потому, что у него семенной фонд остался нетронутым. И он получил орден. Вот такое время – от расстрела до ордена один шаг. Я у него после ХХ съезда спросил: «Отец, а что тебя в 37-м году не тронули?». Он ответил: «Ты знаешь, я тогда получил задание: поехать из Омска в Салехард на рыбные заготовки, на полгода или восемь месяцев. А дальше уже и посылать некуда». Вот так.
А после войны его направили в Полтавскую область, миргородские, гоголевские места, я овладел украинской мовой. Закончил там среднюю школу. Для нас естественным был переход с русского на украинский язык, так и с украинского на русский. В школе были две замечательных учительницы: преподаватель русского языка Надежда Васильевна и преподаватель украинского Ганна Никифоровна. Великая русская литература и выдающаяся, замечательная украинская литература входили в наши сердца без всяких директив и указов. Они не противоречили друг другу, помещались рядом. Когда хотел, отвечал по-русски, когда хотел по-украински.
– Я тоже год в Харькове учился в украинской школе…
– Ну, а я потом окончил Киевский державный университет имени Тараса Шевченко и получил назначение в город Николаев, город судостроителей, корабелов, рабочий город. Ровные красивые улицы с судостроительными и морскими названиями – Артиллерийская, Котельная, Конопаточная, Большая Морская, Адмиральская.Там-то и зародилась у меня идея Ушакова…
– Очень интересно…
– Ведь этот город возник всего 150-180 лет назад. Я вдруг делаю для себя открытие: ведь до середины XYIII века здесь была дикая степь. Это были земли, захваченные у Древней Руси Османской империей, крымскими ханами. Оттуда на Русь шли набеги, забирали ясырь, невольников, женщин, продавали потом на рынках. Пётр I не совладал: пробил окно в Европу, а осада Азова и потом Прут не удались…
– А до этого ещё одна осада Азова князем Голицыным…
– Да-да. А Екатерина потом писала: за что я ни возьмусь, Пётр уже всё начинал. У меня в «Россе непобедимом» первая глава начинается с того, что она встречается с Ломоносовым, и он ей говорит: «Вот, матушка, есть у России окно на Запад, а должно быть полудённое окно – на юг».
Для меня, это стало, если хотите, генеральной линией. За две русско-турецких войны – 1768-1773 и 1788-1791 – эти земли были отвоёваны, заселены, возникли красавцы-города: Екатеринослав, Одесса, Николаев, Херсон, Мариуполь, Мелитополь, Ростов-на-Дону, Симферополь, Севастополь. Невероятный рывок России на юг! Недаром вся эта земля была названа Новороссией! И это сродни, а может быть и равно великому подвигу освоения Сибири! Россия вышла на юг, в Европу, Азию, Африку морским путём. И когда сейчас идут всякого рода спекуляции – «А це же наше!» Да не було це ваше, это было общее, Древняя Русь, а потом Россия, Новороссия. А потом у Потёмкина, великого стратега, преобразователя, была идея сделать Екатеринослав третьей столицей. Мы не знаем, как бы повернулась история, если бы это произошло. Но он умер в 1791 году…
Я там начинал учительствовать, преподавал историю в строительной школе. У меня оставалось три месяца отработки после распределения, когда мне говорят: «Можете возвращаться – часы у вас вычитаны. Или можете остаться, но для вас есть только место мастера производственного обучения». Я был комсорг курса, как же мог отказаться? Согласен, говорю, и три месяца ходил на стройку в Николаеве вместе с бригадой ребят. Он быстро поняли, что это меня надо учить: вот, Валерий Николаевич, отвес, вот ватерпас, мастерок и всё такое. Уже в 1967 году я работал в комсомоле, мы строили 25 шахт на Украине, когда Польша отказалась поставлять нам уголь. Полтора месяца я возглавлял наш отряд комсомольцев-строителей, и все эти ребята были там. Дело молодое – подраться надо было с одесситами, с херсонцами. Но про меня говорят: это наш преподаватель, его не трогайте. Говорю им: хватит бузить, садитесь, буду рассказывать вам про историю. Потом не раз бывало, что они меня зовут: заходите ещё, про историю расскажите. Словом, это были хорошие ребята, только надо было ладу дать.
После этого меня пригласили в обком комсомола, знали, что я читал лекции ещё в университете. Сделали заведующим лекторской группой, потом избрали секретарём Николаевского обкома комсомола по идеологии и культуре. А уже оттуда в 1960 году пригласили в ЦК ВЛКСМ в Студенческий отдел. И я рад, что попал именно туда. Мы встречались с крупнейшими учёными, всё время бывали в вузах. Помню беседы с великим математиком академиком Александровым из Новосибирска, с Воробьёвым, ректором Томского университета. Или с Юрием Ждановым, ректором Ростовского университета (сыном Андрея Жданова). С ним любая встреча была экзаменом: «А что идёт в московских театрах? А какая музыка? Какие книги стоит прочесть?». И приходилось ехать вооружённым, читать, сидеть в библиотеке. Впрочем, тогда это было обычное дело. По утрам первым вопросом было: «А ты читал?».
– Когда Вы пришли в ЦК комсомола, первым секретарём был…
– Сергей Павлов. Считаю, что это был один из настоящих руководителей. Когда я пришёл, он ещё не полностью освободился от замашек московского комсомольского хулигана. Спортсмен был, и всё такое. Но потом очень вырос, впитывал всё. Он работал с Анатолием Васильевичем Никоновым, главным редактором «Молодой гвардии», они часто писали доклады, и тот приносил ему много книг. Когда Павлов уходил в 1968 году, это был настоящий руководитель, мудрый, энергичный, понимающий главные вопросы современности. Его не очень любили, потому что он, бывало, распекал министров за то, что они плохо занимаются делами молодёжи. Помню, на совещании строителей Сибири и Дальнего Востока он просто кричал на министра Непорожнего: «Мы вас заставим! Постройте общежитие, дайте тепло! Сколько можно ездить на молодёжи!». Поэтому его не все любили, но понимали, что он умеет вдохновить молодых. И в международных делах он не боялся споров, столкновений мнений.
Надо что-то придумать, говорит он мне, для Форума молодёжи в 1964 году. Чтобы показать в Колонном зале солидарность молодёжи мира, осудить расизм. И мы придумали суд над Фервурдом, тогдашним президентом расистской ЮАР. Сделали это со всей комсомольской страстью и напором: обратились в Организацию Объединённых наций, в Комитет по расизму, в Международную Ассоциацию юристов, попросили прислать документы, людей. И поплыло: и плётки как вещественные доказательства, и документы, и юристы, и жертвы. В Колонном зале было что-то невероятное. Я даже испугался такого накала. Приходили люди: буду говорить правду и только правду о том, что происходит в ЮАР. Демонстрировали фильмы. Приехал председатель Международной Ассоциации юристов-демократов, вёл суд академик Чиквадзе, директор Института права АН СССР, величественный, представительный мужчина. Единогласное решение суда: осуждение расизма. Голосовал весь Форум, все споры левых и правых остались позади. Потом меня посылают в Гану для продолжения заседания вместе с юристом Зивсом. Был такой…
– Я его знал. Он говорил: «Знаете, что Зивс по-латышски рыба»…
– Нас встречал один из лидеров Движения неприсоединения президент Нкваме Нкрума. Большой, крутолобый, обнял нас с Решетовым, председателем КМО: «Советская молодёжь борется с расизмом. Хорошо!». Когда мы собирались преподносить подарки, случился конфуз. Мы привезли с собой медвежонка, а генерал, начальник президентской охраны ни в какую: «Не пропущу!». А медвежонок был непростой, со звуком. Прибежал министр по делам молодёжи: «Это советские, они не будут стрелять в Нкваме Нкрума». Ну, ладно, сказал он, пусть проходят. Тут меня угораздило наклонить медвежонка, он как заурчит «Ур-ур-ур». Начальник охраны бросился на него, спасая президента. Конечно, нас с подарком не пропустили. На следующий день мишку вернули со вспоротым брюхом, из которого только пружины торчали.
Во всяком случае через год мне звонок: «Вы что же, так и хотели? – «Что такое, в чём дело?». – «Фервурда убили после вашего Форума». – Я отвечаю, что мы такой цели не ставили. Потом оказалось, что всё наоборот: его убил правый, белый расист, недовольный его политикой уступок чёрным.
– Основная начальная линия Вашей жизни более-менее ясна. А вот как вы встретились свою любовь? Которая стала главной и единственной.
– В городе Николаеве, который называли городом невест, потому что моряки Черноморского флота приходили именно туда на зимние квартиры, на ремонт, и их поджидали девушки. Жёны ждали встречи со своими сужеными. Я уже был секретарём обкома, это 1958 год, и вдруг в «Правде», в «Известиях», в «Учительской газете» появляется одна фотография: стоит красивая девушка и дирижирует пионерским хором. И подпись: «Светлана. Город Николаев…»
– Фарфоровый завод…
– Совершенно верно. Потом меня попросили рассказать о фестивале. Спрашиваю: «А где же эта девушка?». Он там все выступали, пели, танцевали, нечто вроде теперешнего КВН. Потом мне сказали, что ты специально присудил ей первое место. Познакомились, потанцевали. Она всё обвиняет меня, что я танцевал плохо, всё время наступал на ноги, а возможно, это были знаки внимания. Во всяком случае, через год, в 1959 году, мы поженились…
– Значит, на будущий год золотая свадьба…
– Да. Кстати, за месяц до рождения дочери Марины мы поехали в Одессу. Мама Анфиса говорит мне: «Куда вы собрались, будете трястись в дороге?» Да там всего-то 120 километров, поехали. Походили по городу. Решили вернуться обратно на пароходе Одесса-Сочи, всего-то двое суток. Билетов не было, сказали, приходите утром. Когда вернулись, ночью начались схватки. Поймали такси, помчались в Николаев. Что делать – молодой был. Кинулись в роддом, и появилась девочка. Поскольку ей суждено было родиться в море, назвали её Мариной.
Вот так завязан у меня Николаев. В моём романе «Росс непобедимый» есть одна глава о том, как Фалеев, строитель города, произвёл одновременно общую свадьбу в день невест. Но число я поставил именно это – 26 сентября…
– Своё число…
– Своё.
– От личного к общему, Валерий Николаевич. Как бы Вы охарактеризовали то, что происходит сегодня в русской литературе?
– Думаю, что в ней происходит то же, что и в обществе. Она полна несбывшихся надежд и представлений о том, что у нас должно было быть в стране, в народе. Полна вариантов художественного взгляда, которые предлагают наши писатели. Некоторые из них – драматические, трагические и безысходные. Некоторые погружены в море мелких подробиц, хотя и важных в жизни человека. И небольшая часть всё-таки несёт заряд надежды, ободрения что ли…
– Прошу прощения, перебью. Сейчас говорят о разных направлениях. Обозначили такое направление, как православный реализм. Есть у нас модернизм и постмодернизм. С кем вы как писатель, к какому течению себя относите?
– Я вообще скептически отношусь к разделению литературы по всякого рода сусекам и направлениям. Навряд ли Пушкин или Достоевский причисляли себя к какому-либо направлению. Они писали и выражали своё состояние и отношение к действительности, пытались осмыслить её на художественном уровне – образами, героями. Если задумаешься, кто ты – модернист, реалист – всё это будет схема. А вот ты оглянись окрест, подумай: а надо ли?
Помню, в 1991 году Артур Чилингаров пригласил меня полететь в Южную Антарктиду, там наш корабль «Сомов» оказался затёрт льдами. Потрясающий перелёт через Кувейт, Бирму, Таиланд, Шри Ланку, Сейшельские острова, Танзанию, Йоганнесбург в Южной Африке и в Антарктиду. Опустились на вертолёте на корабль, который эвакуировали…
– И какое там литературное направление?
– Вот-вот. Все инженеры, механики оказались читающими людьми. Они спрашивают меня: «Скажите, а кто даёт Вам право писать? Почему Вы вдруг взяли на себя эту миссию?». Честно говоря, меня этот вопрос обжёг. Подумал: а что, если ты действительно не считаешь своей внутренней обязанностью, долгом, необходимостью писать, то имеешь ли ты право писать? У нас, к сожалению, этим вопросом многие не задаются. Сейчас, может быть, книг-то выходит значительно больше, чем раньше. Скажем, когда я работал директором издательства «Молодая гвардия», мы выпускали в год 600 названий. Это немало. Сейчас выпускают больше. Правда, тиражи у нас были 40 миллионов в год. Впереди был только «Политиздат», издававший Ленина, классиков, речи руководителей. Кстати, Ленин тогда шёл на первом месте в мире…
– Да, впереди была только Библия…
– Да, Библия, Ленин, Толстой. А бывало, и Ленин, Толстой, Библия…
Сейчас, думаю, в мире сложились другие пропорции, но вопрос остаётся: кто дал право писать? Для гениев это – Божественное предназначение. Для людей талантливых это, в том числе, осознание необходимости сказать то или иное слово. Для массового литератора и писателя – а такой есть сейчас – это просто переоценка собственных возможностей. Но начинают писать и претендовать.
В нашем Союзе есть приёмные комиссии, проводятся собрания на местах. Словом, есть своё, если не сито, то своя требовательность. А у некоторых наших коллег её нет. Написал, и пожалуйста. Сейчас издать книгу не так трудно. Раньше критерием были одна-две книги, и нужно было пройти через издательства, через советы, то сейчас, если есть деньги, то издать книгу не проблема. Поэтому не книга сейчас критерий. Критерием остаётся великая классическая литература, которая нас и спасает.
В 1999 году мы собирали писателей, работающих в историческом жанре. В своём приветствии нам Патриарх Алексий II сказал, что русская классическая литература в немалой степени спасла нравственность наших людей в годы атеизма. Литература внутри себя сохранила все те ценности, законы и требования, которые в то время не могли быть проповедуемы через церковь.
В этом-то, хочу сказать, и заключаются смысл, задачи и цель нашего Союза писателей. Следовать великому направлению классической литературы, она наша спасительница…
– Основной поток сегодняшней литературы, на мой взгляд, идёт мимо этих заветов классики. В культуре в целом – и это видно невооружённым глазом – осуществляется политика оглупления. В этом году большая дата, юбилейная – 50 лет Союзу писателей России. Как Вам видится в связи с этим ситуация в литературе?
– Вы правы. Положение всей культуры, духовной составляющей нашей жизни и, естественно, литературы – то, что можно называть литературой, а не неким потребительским товаром, – тяжёлое. На одном из съездов Совета издателей приводилась такая цифра: 37 процентов опрошенных сказали, что они ничего не читают, не читали и читать не будут! Здесь три ужасных составляющих. Во-первых, не читали. Были такие люди во все времена, это верно, но мало кто признавался…
– Это было стыдно…
– Это было стыдно и не престижно, вроде ты существо низшего порядка. Сейчас, оказывается, можно. За этим скрывается и социальная составляющая. В советское время книги стоили очень дёшево, тогда полнокровной жизнью жили наши библиотеки, причём на всех уровнях – городские, сельские, колхозные, профсоюзные, школьные. И никто не считал, что это какая-то блажь, нет – «Любите книгу – источник знания». Но сейчас, я думаю: слава богу, что иногда некоторые книги не читают. Это никакой не источник знаний. Это может быть источник пошлости, эротики, цинизма…
– Глупости…
– Глупости, маразма, невежества. И в этом смысле настоящая литература оттеснена. Хотя разве так не бывало и раньше? Можно подумать, что прежде не появлялась чушь. И в советское время была так называемая секретарская литература, самая разношёрстная. И во время великого XIX – золотого – века нашей литературы Некрасов мечтал о времени – «Приди, желанное, когда мужик не Блюхера, и не милорда глупого – Белинского и Гоголя с базара понесёт». А народ-то читал тогда меньше …
– И Бову-королевича..
– Да, это, может, и не самая плохая книга. Сейчас-то Гарри Поттера читают, что, по-моему, значительно хуже.
Великой была наша культурная революция. Мы иногда смеёмся над китайской культурной революцией – но это был один тип, разрушительный. А наша культурная революция была такой, что в ходе её наш народ выучился читать. Что, как теперь оказывается, не обязательно.
Так что это одна часть. А вторая часть связана непосредственно с мастером , с художником, с ответственной творческой личностью. И здесь много составляющих. Во-первых, смысл социальный – почему вы пишете? Во-вторых, мастерство, в третьих, язык, которому стали уделять всё меньше внимания.
Сколько же у нас на семинарах для молодых писателей было разговоров о языке! Такие великолепные словотворцы, как Югов, автор «Ратоборцев» и «Даниила Галицкого», несли слово как величайшую ценность. Леонид Максимович Леонов 40 лет писал свою «Пирамиду»! Его однажды спросили, чем отличается американская литература от русской? Он в ответ спросил: «Скажите, а сколько лет американский писатель пишет роман?» – «Ну, максимум, год-два, – ответили ему. – «А я 40 лет пишу. Вот вам и разница!».
Это свидетельство таланта, работоспособности…
– И колоссальной ответственности перед читателем и перед литературой…
– Именно так. Эта книга ещё не прочитана нашим обществом по-настоящему, её предстоит прочитать.
Конечно, у нас есть такой высший слой нашего Союза, которым мы все гордимся: Валентин Григорьевич Распутин, Василий Иванович Белов, Владимир Васильевич Карпов, Семён Иванович Шуртаков. Владимир Личутин помоложе, но тоже словотворец большой…
– Вот Виктор Лихоносов с нами ездил в Липецк…
– О, нежный голос России! У них миллионы почитателей, мы ими гордимся.
И есть, есть те, кто идут на смену. Меня особенно восхищает наш поэтический ряд. Конечно, у нас есть Костров, есть Горбовский – это высокий уровень. Но есть помоложе. Например, Евгений Семичев из Новокуйбышевска, замечательный самарский поэт. Его всегда прекрасно встречают, потому что стих его наполнен высоким звучанием и смыслом. Или драматический, может, даже трагический поэт Николай Зиновьев. Мы его открыли, когда ехали по Транссибу, и сейчас он зашагал…
– Мы уже дважды печатали его в «Слове»…
– У него нелёгкая поэзия…
– Да, очень требовательная...
– Очень. И есть у нас чудесная Светлана Сырнева из Вятки. Она легче, красивее, но тоже задевает нерв нашей боли. В Кемерово есть прекрасная Любовь Никонова, я бы назвал её духовной поэтессой. Или громоподобный Виктор Смирнов из Смоленска, в каком-то смысле продолжатель традиций Твардовского, Исаковского и Рыленкова. Виктор Дронников из Орла. Уже в каком-то смысле мэтр, но живой, молодой. Рядом с ним Ирина Семёнова, тонкая замечательная поэтесса…
– Какие областные отделения Вам ближе всего, Валерий Николаевич?
– Люблю и стараюсь как можно чаще бывать в Орле, в Орловской писательской организации. Недаром мы проводили там свой съезд, когда создавали свой Союз писателей фактически на новой основе. Очень нам помог Егор Иванович Строев. Тогда, в 1994 году мы назвали Орёл третьей литературной столицей России. Так это и осталось. Так оно и есть, если вспомнить такие имена, как Толстой, Тургенев, Фет, Пришвин, Леонид Андреев.
– Бунин...
– И Бунин, и вся сегодняшняя литература.
Я восхищаюсь Белгородской писательской организацией. Один из главных писателей, который, правда, не выдаёт свой художественный талант, – губернатор области Евгений Степанович Савченко. Он весь наполнен пониманием того, чему служит литература. У него в областной организации проходят литературные конкурсы, писательские встречи, знаменитые Прохоровские патриотические чтения, ежегодный конкурс школьных сочинений, конференции с обсуждением книг. В обсуждении моей книги «Фёдор Ушаков» участвовали 500 ребят! Сто лучших собрались в Белгороде. Комок стоял в горле, когда один из выступавших сказал, что эта книга определила выбор его жизненного пути: он станет продолжать дело Ушакова, служить на море.
– Ну, и, наверное, иркутская организация …
– Конечно. Знаете, в советское время говорили, что есть у нас три роты: донская, где был Шолохов, иркутская, где Распутин, и вологодская, где Василий Белов. И до сих пор это так. Где, как говорится, есть праведник…
– Там и село стоит…
– И земля стоит. Иркутская – это прекрасная организация. У них Распутин…
– Председателем там Василий Козлов…
– Замечательный поэт. Есть там и Байбородин, истинный поисковик слова. Читать его – наслаждение. Или Ким Балков, в нём тунгусско-бурятско-русская смесь, как у самого Валентина Григорьевича. Так что эта организация у нас замечательная. Куда ни повернёшься – плохих организаций у нас нет…
– Кемеровская...
– Да, и кемеровская. К сожалению, среди писателей иногда происходят и споры, и ссоры, что хуже, и раздоры, что уж совсем плохо. Но тем не менее все эти годы нам удаётся удержать наш Союз, всё семь с половиной тысяч писателей. Ведь когда в 1958 году образовался Союз писателей РСФСР, хотелось из всего литературного фронта выделить тех писателей, которые живут в России. Это делалось не ради противостояния, а для усиления тех писателей, которые живут на периферии.
Сейчас мы поставили перед властями вопрос: хорошо, что есть звание «народный поэт или писатель» в наших бывших автономных республиках – Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев и т.д. Но почему нет русского народного поэта и писателя? Я сказал об этом на вечере Василия Белова, и это было встречено аплодисментами. Мы направили письмо Президенту и в Государственную Думу. Пусть хотя бы люди такого масштаба, как Белов, Распутин, Михалков будут народными, ибо они такие и есть, мы ничем не погрешим против истины.
– Абсолютно так…
– Но начинаются разговоры: дескать, зачем нам, ведь сразу полезут разные, кто захочет…
– Ну, Млечин захочет…
(В.Н. Ганичев смеётся).
– Мы сейчас рассматриваем книги на премию Александра Невского. Это премия дарована нам петербургским предпринимателем, реставратором и историком Александром Ебралидзе. Три года премия работает на наше общее дело. Вначале было 50 работ, второй год 100, в этом году уже 150. Такие книги, как «Карамзин» Смирнова, «Иван Грозный» Перевезенцева, «Дмитрий Донской» Лощица, «Генералиссимус» Владимира Карпова – всё это необычные, выдающиеся книги. В нынешнем году мы рассматриваем «Чаадаева» и «Паскаля» в серии ЖЗЛ Бориса Тарасова, ректора Литературного института. Третья его книга «Рыцарь самодержавия» – о Николае I . В представлении многих он был Николай Палкин. А автор показывает высокое служение державе. Да, оно было драматическое, может быть даже трагическое, но это было именно служение…
– Недавно я сказал Василию Ливанову, нашему знаменитому Шерлоку Холмсу, насколько блестяще он сыграл Николая в фильме Мотыля «Звезда пленительного счастья». Вроде небольшая роль, но как ярко сделана…
– Это так и есть. Ему удалось показать реальную личность, а не штамп.
Рассматриваем также книги Феликса Кузнецова, петербургского писателя и историка Казина, Александра Звягинцева с его блестящими книгами о русских юристах.
Недавно я прочёл пришедшую ко мне самотёком с Украины книжку почти детского направления – «Илья Муромец». Там дети начинают играть, и потом сюжет выходит на самого Илью Муромца, его историю, и так это замечательно, выпукло, интересно, с таким количеством подробиц, с таким занимательным драматургическим развитием сюжета. Вот Бог послал! А у нас Гарри Поттер запрудил всё. И самое интересное, что эта книга пронизывает историю Украины и России единством. Недаром ему по интернету пришли благодарности: «спасибо, всем классом читали», «я сыну читала на ночь и сама читала до утра» и т.д. Но и такой отзыв был: «Шо ж ты написав москальску книгу? Ганьба тоби!» – потому что автор показал единство наших народов. И я этого парня, фамилия его Лигун, нахожу, звоню ему, прошу прислать биографию. Он пишет: я родился в городе Нежине, дышал одним воздухом с Гоголем.
– Как вы оцениваете прошедший Год русского языка?
– К сожалению, он прошёл не так, как хотелось бы нам. Президент предоставил обществу шанс воспользоваться этим. Но ни чиновники, ни высшая школа, ни средняя не сумели сделать из этого всенародное дело.
Но мы в Союзе писателей сделали, пожалуй, самое большое, что было в прошлом году: Всемирный Русский Народный Собор целый день посвятил русскому языку: специальное заседание в ЦДЛ, блистательные выступления профессора Троицкого, Семёна Шуртакова, представительницы из Германии, профессора Галимовой из Архангельска, Валентина Распутина. А позднее, как вы знаете, провели «Дни русской литературы» в Центральном Федеральном округе, на которых присутствовали писатели из многих областей России. Была конференция славистов и русистов в Белгородском университете, на Прохоровском поле провели конференцию «Русский язык – язык Победы», выступали перед читателями. И, конечно, – что очень важно – в Белгороде поставлен знак, памятник, мемориал «Русскому слову». Такой знак-памятник можно ставить и в Холмогорах, и в Тарханах, и в Иркутске и так далее. Но белгородцы – молодцы!
– Это действительно прекрасный символ – трогательный, проникновенный, но ведь реальная ситуация с русским языком ухудшается…
– Но мы всё-таки тормозим эту тенденцию. Не могу не отметить, что нашими общими усилиями удалось сохранить букву «Ё». Это наталкивалось на улыбки, ухмылки, иронию... В течение 3-5 лет мы писали письма, нас осаждал профессор Чумаков. Молодец!…
– Кстати, он наш постоянный автор, не один материал на эту тему опубликовал в «Слове».
– Да. И в конце прошлого года мы получаем письмо из Комиссии по русскому языку при правительстве РФ: обязать во всех официальных документах употреблять букву «Ё».
То есть можем! От нас отщипнули букву ять, фиту, и так можно было бы продолжать опускаться до уровня элочки-людоедки. Что наше телевидение и наша пресса, к сожалению, и делают.
– Нужен ли Закон о творческих союзах, Валерий Николаевич?
– Он не просто нужен – настоятельно необходим, если мы хотим, чтобы как-то соединялись наши мастера, если они считают важным то, чем они занимаются. А к ним отношение на уровне общества собаководов, филателистов т.д. Поймите, я с уважением отношусь с этим занятиям. Но относится к творческим людям как к общественным организациям?
Иногда приходится слышать, что творческие союзы – это некое наследие тоталитаризма. Выдумка, ерунда! Вспомните передвижников, «Могучую кучку» XIX века, литературный фонд, который создал Пушкин. Закон нужен для единения, для обретения новых возможностей, для решения экономических и юридических вопросов и, в первую очередь, для творчества. Доверяйте слову друг другу.
– Реально проложить какие-то мосты между существующими сегодня писательскими организациями? Или это вещи, не связанные между собой?
– У нас сегодня всего две общероссийских писательских организации. Когда господин Швыдкой говорит: «А у вас много писательских организаций», он лукавит – их всего две: Союз писателей России (семь с половиной тысяч членов) и Союз российских писателей (примерно две тысячи). Остальные – районные, локальные, региональные, клубы – тоже имеют право на существование, почему нет. Скажем, Пен-клуб – их там 15-20 человек. Почему не иметь писательский футбол-клуб? Мы сейчас рассматриваем вопрос о создании некоей ассоциации, в которую объединились бы две крупнейшие писательские организации. Мы не сливаемся друг с другом, но есть же литературные даты, есть общие установки.
Мы, кстати, и с региональными взаимодействуем. Обращается к нам, скажем, Московская писательская организация (председатель господин Филатов) с предложением провести вечер памяти Расула Гамзатова. Почему нет? Мы любили Расула, готовы сами провести такой вечер, но если они предлагают, естественно сделать это совместно.
Драматизировать, придумывать противостояния не следует… Хотя они рождаются из жизни, из социальных и материальных возможностей, вопросов недвижимости. Вот, скажем, сейчас тлеет конфликт международных литфондов. Дело в том, что в 90-е гг. литфонды вышли из Союза писателей и с тех пор не являются его структурами. И когда нас спрашивают: ну что там у вас происходит? Это не у нас, это в отдельных организациях литературных фондов происходят свои конфликты. Им их и решать. Другое дело, что там участвуют члены наших различных союзов. Ну, и пусть решают, коль они вышли. В принципе я считаю, что литературные фонда должны возвратиться в Союзы писателей…
– Вы там «за красных» или «за белых»?
– Мы, как Чапаев, за Интернационал, – смеётся Валерий Николаевич. Мы за юридическую истину. Каждый – и справа, и слева – апеллирует к нам. Но пусть решают они. К сожалению, мы не получали никаких особенных привилегий от этих литфондов, что неправильно. Они один союз обслуживали, второй, третий, а нас нет…
– Валерий Николаевич, мы понимаем, что день рождения у Вас. Но не могли бы Вы сегодня сделать подарок газете «Слово» – стать членом нашего Общественного совета?
– Честно говоря, приму за честь, потому что газета «Слово» в последнее время завоевала признание. У вас есть принципиальный и требовательный читатель. К вам обращаются наши интеллектуальные и духовные силы. Вы имеете собственную точку зрения. Вы не подлаживаетесь ни под модные вульгарно-революционные воззрения. В нашей жизни немало бед, горечи, опасностей. Если воспевать только их, это – одна сторона. Если трубадурить, говорить, что всё замечательно и хорошо – это другая крайность. А вы как-то нашли своё место в реальном соотношении светлого и тёмного. Мы не должны терять надежду. Периодически возникает такое уныние. Вот мы и присудили в прошлом году премию «Имперская культура» одному батюшке за книгу «Уныние Богу противно». Не надо предаваться унынию…
– Хотя иногда бывает крайне тяжело…
– Ой, как тяжело. Очень.
Игорь Янин, сопредседатель Союза писателей РФ, участвовавший в нашей беседе, напоминает: «Валерий Николаевич, Вы присудили главному редактору «Слова» премию «Святое русское слово».(Общественный комитет по наградам(В. Шевченко) и Союз писателей)
– Да, я вспоминаю, как Ваша газета освещала Год русского языка. Может, ни одна газета с таким вниманием, так последовательно и постоянно не вела эту тему, как вы. Во-вторых, вся Ваша газета сегодня – если не эталон, то, по крайней мере, приближается к уровню, который должен быть у эталонной газеты. Вы и сами, конечно, прекрасный журналист и писатель. Поэтому Вам одному из первых, в ряду таких блистательных литераторов, как Егор Исаев, как Виктор Лихоносов и другие, с радостью присудили эту премию и вручили её в Липецке на Пушкинской поляне – новом месте, которое вместе с Михайловским, с Болдино, с Полотняным заводом входит сейчас в обиход наших пушкинских мест.
Так что я очень рад и ещё раз Вас поздравляю.
«В этом году, – напоминает Игорь Янин, – газете «Слово» 10 лет».
Да? А мне кажется, что она уже очень давно выходит…
– Валерий Николаевич, вы сопредседатель Всемирного Русского Народного Собора? Как бы Вы оценили его место в общественной жизни России?
– Собор – это плод усилий нашей Церкви, в том числе и писателей. Это большая заслуга. Я участвовал во всех движениях, которые в конце 80-х – начале 90-х гг. искали пути к соединению русских людей. Я бывал на Конгрессе у Бабурина, Аксючица и Астафьева, я бывал в Русском Соборе генерала Стерлигова, бывал в объединении «Держава» генерала Руцкого. Но, как говорил Гоголь, ни одно движение на Руси не будет жизнеспособно, если не получит одобрения нашей православной Церкви.
Всемирный Русский Народный Собор получил это одобрение. Митрополит Кирилл был в нём с самого начала, с III съезда Главой Собора стал Святейший Патриарх. Собор – это трибуна наших русских людей, это возможность высказаться по самым животрепещущим вопросам, что чрезвычайно важно. Потому что нас занимают социальные вопросы, политические вопросы, а в целом русский народ осветить как-то не решались.
Я считаю для себя большой честью, что мне поручалось открыть своим выступлением все 12 Соборов…
– Я это видел, участвуя в работе нескольких Соборов…
– Наш Союз писателей является соучредителем Собора, а это – большая честь. Кто-то обижается: а почему мы? Да потому что с самого начала, с первых дней, с большой ответственностью наши писатели участвовали в работе Собора.
Только что я получил письмо от Святейшего Патриарха. Я написал во многие инстанции о 50-летии Союза писателей. Кто-то ответил, кто-то отделался отписками… А Святейший Патриарх, у которого в эти дни проходил Архиерейский Собор, у которого было великое множество дел, написал: «Как я рад поздравить Союз писателей с золотым вашим юбилеем. Все мы с большим уважением относимся к русским писателям, к нашей русской литературе. Я согласен встретиться с писателями, обязательно сделаем это осенью. Согласен, если одна из наших встреч пройдёт в Храме Христа-Спасителя». Я подумал: какое внимание со стороны Святейшего, какое понимание!
Наш союз писателей – это Союз единомышленников, державников, государственников, людей, продолжающих традиции русской классической литературы, людей духовных. Вот так я бы выразил нашу платформу. Всё остальное -направление, творческий почерк и так далее – у каждого может быть своё.
– Святейший недавно сказал, что государству следует принести покаяние за убийство царской семьи, которое произошло 90 лет назад. Какую роль мог бы, по Вашему мнению, сыграть в этом Всемирный Русский Народный Собор?
– У меня нет сомнений, что покаяние должно в какой-то форме быть, особено у тех, кто до сих пор ещё не высказал свою точку зрения. Но!.. В Белгороде и в Липецке мы приняли Обращение писателей и деятелей культуры, в котором было сказано, что да, покаяние должно быть, но не лучшим ли будет покаянием, если мы восстановим все порушенные в годы лихолетья храмы? Обращение было принято в Белгородской области, поэтому это не кажется фантастическим. За последние 10 лет в области было восстановлено 211 храмов, осталось восстановить 14! Администрация и общественность области, которая вся была перепахана войной, взяли на себя обязательство до 2010 года восстановить их все! Значит, можем! Покаяние должно быть созидательным, как говорит губернатор области Савченко.
– Валерий Николаевич, спасибо за беседу. Примите самые сердечные поздравления от газеты «Слово» с Вашим 75-летием, наши пожелания долгих лет подвижнического служения во имя и во славу России!
Виктор Линник
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
