С настоятелем Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в Москве архимандритом Лонгином (КОРЧАГИНЫМ) беседует православный публицист, кандидат филологических наук, постоянный автор “РВ” Лидия МЕШКОВА
Л. Мешкова:
Есть места, свои у каждого, которые пробуждают “генную память” русского
человека. Сколько помню себя, еще в раннем детстве, когда бы ни проезжала по Садовому
кольцу, любила, не отрываясь, смотреть на эту церковь на горушке, в заповедном
уголке старой Москвы. И лишь много позднее узнала, что местность эта за
Сретенскими воротами Земляного города была пожалована Троице-Сергиевой Лавре в
начале 17-го века. А после войны с Наполеоном Митрополичьи палаты Троицкого
Подворья стали резиденцией московских архиереев, где жил до самой своей кончины
святитель Филарет (Дроздов), и именно здесь митрополит Московский Тихон
(Белавин) 5 ноября 1917 года узнал о своем избрании на Патриарший престол.
И вот теперь нередко прихожу
на Подворье на богослужения, неспешные, благоговейные, совершаемые по
монастырскому уставу… При Подворье сегодня действует иконописная мастерская,
воскресная школа и детский церковный хор, издательство, библиотека, магазин
“Троицкая книга”, мастерская по пошиву облачений. Храм Троицы Живоначальной
преобразился необыкновенно. А ведь еще в середине 90-х годов он представлял
собой, особенно внутри, удручающее зрелище (как, впрочем, многие памятники, “охраняемые
государством”). Расскажите, пожалуйста, отец Лонгин, о том, как происходила
передача храма Церкви. Не все знают и не все помнят об этих событиях, вокруг
которых шума тогда было предостаточно…
Архимандрит Лонгин: В декабре минувшего года исполнилось десять лет, как
Святейший Патриарх подписал указ о моем назначении настоятелем Подворья
Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в Москве. Это было время, когда в жизни страны
происходили перемены, которые еще незадолго перед тем казались совершенно
невозможными, но никто, впрочем, не представлял вполне, что же все-таки будет
дальше. И вот в ту пору – пору первых так называемых “демократических свобод” –
Моссовет принял постановление о передаче Русской Православной Церкви и другим
религиозным организациям их храмовых зданий. В нем перечислялись все выявленные (то есть
известные и описанные) закрытые, полуразрушенные и просто разрушенные,
перестроенные, приведенные в “некультовый” вид храмы, каких в Москве было
множество.
И на основании этого списка Святейший Патриарх
благословлял открытие храмов; создавались исполнительные органы, приходские
общины, “двадцатки”, начиналась понемногу приходская жизнь. Так открывалась
большая часть ныне действующих в Москве храмов, которых, замечу, ничтожно мало
для многомиллионной столицы России.
Храмы открывались, но среди
них почти не было таких, в которые можно было свободно заходить, в которых
можно было бы наводить порядок и служить. Большинство из них были заняты, в них
размещались различные организации, жилые помещения. Наш храм, а также часть
нынешнего братского корпуса были заняты репетиционно-хозяйственной базой
Московского государственного симфонического оркестра, руководителем которого являлся Павел Коган.
Оркестр находился в храме с середины 60-х годов и обезобразил его до крайности,
превратив частично в репетиционное, частично в складское помещение с
размещавшимися здесь же буфетом и туалетом. Центральный, летний храм был разделен перекрытиями на три
этажа. А зимний храм использовался для репетиций.
Когда я пришел сюда
впервые, ко мне просто не могли отнестись всерьез: ведь ничего, кроме указа о
моем назначении, у меня не было. Но даже и после того, как в мае 1993 года мы
получили от Правительства Москвы документы, подтверждающие наши права на
церковь и остальные здания Подворья, оркестр с храмом расставаться не желал.
Нельзя сказать, чтобы оркестрантам было здесь удобно, нет, храм ветшал на
глазах, внутри все было ободранное, обвалившееся, в подвале много лет стояла
вода и периодически выступала из-под пола и портила инструменты, инвентарь,
книги. Однако руководство оркестра упорно не желало возвращать храм Церкви.
Л. Мешкова: Видимо, потому, что было приятно поганить храм Божий…
Архимандрит Лонгин: Как бы там ни было, они и слышать не хотели не
только о передаче нам храма, но и о том, чтобы временно как-то сосуществовать.
Однако стал собираться народ, прихожане, и я начал служить в субботние,
воскресеные и праздничные дни в доставшихся нам чудом двух комнатах в домике
настоятеля рядом с храмом. Причем жить нам – мне и командированному вместе со
мной в Москву лаврскому послушнику – многие
месяцы приходилось буквально, где придется. Так продолжалось около года:
мы все ходили вокруг закрытого храма, пока не созрело, в конце концов, решение
взять храм силой, хотя тогда он уже принадлежал нам по праву. За это время было
несколько согласительных комиссий, но и они от оркестра ничего не добились.
И вот во время его летних
гастролей мы с прихожанами,
общественностью совершили, как написал потом об этом “МК”, “акт
вандализма”. В ночь накануне возвращения оркестра мы, взломав двери, вошли в
храм. Описав находившееся там имущество оркестрантов, разрушили перегородки и
на следующее утро отслужили на переносном престоле первую Божественную
литургию. Было это в день памяти святой равноапостольной княгини Ольги.
Потом приехал оркестр,
разразился скандал. Вызывали милицию, ОМОН, дежурного по городу. Однако у меня
на руках находился целый пакет документов, посмотрев которые, дежурный сказал
Когану: “Ну вот, вам же было предписано поделиться помещением. Теперь
договаривайтесь с батюшкой”. И оркестр наконец-то уехал в предоставленное ему
гораздо лучшее помещение. А мы стали восстанавливать поруганный и
обезображенный храм.
Л. Мешкова: Слушая ваш рассказ, я подумала, что деятельность
любого христианина, когда она направлена на служение Богу и Церкви, в какие-то
моменты неизбежно становится вызовом миру, лежащему во зле. И к этому мы,
православные, должны готовить душу всегда. Но как уберечь себя от духовных
ошибок, как идти срединным путем уклонения от любых крайностей, “царским
путем”, как называли его Святые Отцы, в наше время все более и более
усиливающейся апостасии, ожесточенных внешних нападок на Церковь и
непрекращающихся попыток расколоть, разложить ее изнутри?
Архимандрит Лонгин: Любому церковному, любому православному человеку
нужно совершать дело служения Богу, служения Истине, совершать всегда, до
самого пришествия антихриста, и не смущаться ничем. Потому что с нами Бог. И
этим мы должны жить. А мы нередко живем так, как будто Бога над нами нет. И
оттого делаемся чрезмерно самонадеянными, начинаем думать, что мы сами, своими
силами спасем, победим, увеличим, умножим… Спасем Россию, весь мир. Это –
одна, весьма распространенная, крайность.
В другую крайность впадают
православные, сознание которых становится сознанием людей, окруженных врагами:
кругом засады, со всех сторон, куда ни глянь. И это тоже губительно для души.
Не только над нами, но и над всеми Бог: и над нашими друзьями, и над нашими
врагами. Господь Вседержитель все держит в Своей длани, весь мир, не только
нашу землю, но и каждую душу; волос, как известно, не падает с головы человека
без Его святой воли (см.: Лк. 21, 18). Об этом мы должны помнить всегда, и тем
более, когда наблюдаем, как на наших глазах разворачивается очередная сцена
исторической драмы. Помнить, и не гадать о том, когда наступит конец времен.
Хотя, действительно, за эти
десять лет можно было увидеть столько, сколько раньше за столетия. Время
сократилось, оно сжимается очень ощутимо, и многих это приводит в
растерянность, порождая страхи, апокалипсический ужас. В самом деле, происходит
очень много страшных событий и вещей. К сожалению, не психика даже, а душевное
устроение людей этого не выдерживает, поэтому такое огромное число сломавшихся,
“потерявшихся” в этой жизни, особенно среди неверующих.
Л. Мешкова: Вот вы сейчас упомянули о глобальных событиях,
происходящих в мире. Но ведь их негативное воздействие на умы и души во сто
крат усиливает лживая либеральная пропаганда, которая обрабатывает мозги почище
геббельсовской. Когда я слышу в святые предрождественские дни, как либеральный
экстремист Познер смеет выстраивать ряд: “марксизм-ленинизм, “Майн кампф”,
Православие”, то больше чем уверена, что он не только оскорбляет чувства
миллионов православных людей, но и вызывает омерзение у всех тех, кто просто не
лишен здравого смысла. Когда я вижу в той же передаче перекошенное злобой лицо
Каспарова, изрыгающего клеветы и хулы на нашу Святую Церковь и на нашу
православную культуру, то надеюсь, что не только мне одной приходит на ум
мысль: “Вот он, оскал либерального экстремизма”.
Архимандрит Лонгин: Заметьте, среди прочих признаков близкого завершения
человеческой истории, на которые указывают Святые Отцы, есть и такой: очень четкое размежевание: те, кто со Христом,
и те, кто против Христа. И посмотрите,
какое происходит сейчас разделение в обществе именно по этому принципу.
Л. Мешкова: Хочу добавить, батюшка, что все более очевидной и
определенной становится поляризация сил
в культурной сфере. Мы живем своими непреходящими ценностями, своей великой
православной культурой, освящающей весь мир, а ненавистники Православия
насаждают свою “культуру”, унавоживающую пошлые и бессмысленные “поля чудес”.
Архимандрит Лонгин: На мой взгляд, это лучше, чем было десять лет назад,
когда все кричали о любви к Православию, зарабатывая себе славу борцов с
тоталитарной системой, когда люди, ненавидящие Церковь, монашество, сюсюкали
перед телекамерами, делали умиленные лица. Сейчас мы видим, по крайней мере,
кто есть кто. Свой журналистский профессионализм г-н Познер поставил на службу
ненависти к Русской Православной Церкви. Не знаю, ненавидит ли он христианство
вообще, или, скажем, только православных, а католиков жалует, но подозреваю,
что ненавидит он и всех христиан. Но ведь это его беда, он просто несчастный
человек, которого остается лишь пожалеть. При всей переменчивости его жизненной
философии эта ненависть – одна из немногих неизменных ее доминант. И это,
надеюсь, видят и понимают все нормальные телезрители.
Людей, подобных Познеру,
было много и при советской власти, много их и сегодня. Они ненавидят и Россию,
и наш несчастный народ. Мы, люди Церкви, имеем право и обязаны вести полемику с
такими, как он, имеем право и обязаны объяснять, что их ложь продиктована
именно этой антихристовой ненавистью. Мы должны говорить: люди, не верьте этой
злобной лжи, не слушайте ее. Такие, как г-н Познер, как бы “запрограммированы”
на создание определенной среды, в которой не знают и знать не хотят о Боге
истинном.
Л. Мешкова: И ставят знак равенства между верой в Бога и
гуманизмом, мол, это одно.
Архимандрит Лонгин: Что бы ни было, мы не должны терять внутреннего
спокойствия. Предоставим суд над этими людьми Богу, а сами будем делать свое
дело. Во все времена Церковь окружал чуждый, враждебный ей мир. Мы
преувеличиваем иногда степень воцерковленности мира в средние века, представляя
взаимоотношения “Церковь – мир” духовно благополучными. Нет. Церковь всегда
была в сложных отношениях с миром, не только языческим, но даже с миром, формально
христианским. Оттого и говорит апостол, что каждый, желающий жить благочестиво,
непременно будет гоним (2 Тим. 3, 12). И совсем необязательно
императорами-идолопоклонниками или коммунистическими функционерами.
Однако я считаю, что многие
люди, пришедшие сегодня в Церковь, совершенно напрасно переоценивают мощь
враждебных ей сил. В свое время, еще
будучи учеником одной из сухумских школ (я родом из Сухуми), впервые заинтересовавшись религиозными
проблемами, я в школьной библиотеке, вызывая насмешки ее сотрудников и
учителей, перечитал всю имевшуюся там атеистическую литературу. Я помню
огромное море всевозможных книжонок, брошюрок, изданных в годы хрущевских
гонений на Церковь. Это было собрание невероятной клеветы, гадких измышлений с
названиями, вроде таких: “Как я был семинаристом” или “В сетях липкой паутины”.
Какой только грязи не выливалось там на Церковь, на верующих, на
монашествующих, на тогдашнего Святейшего Патриарха Алексия (Симанского)! Ведь
стряпались брошюры и о нем. И где все эти бойкие сочинители мерзостей о нашей
Святой Церкви теперь? Нет их, а Церковь
существует. И где вся изданная ими макулатура? Ее давно пожгли, никому
она, написанная, кроме всего прочего, еще и дубовым языком, не нужна. А мне эти издания не принесли никакого вреда, я
просто извлекал из них те крохи информации о Церкви, которые там действительно
содержались, извлекал для себя то, что Бог послал мне на тот момент, начиная в
ранней юности самостоятельное воцерковление.
Православный христианин
обязан очень четко понимать, что происходит в мире, у него должно быть
глубинное, внутреннее зрение идущих
процессов, он не должен обольщаться никакими красивыми фразами, никакой
болтовней о “политкорректности”, о “европейском строительстве” и прочем. Но ни
в коем случае нельзя впадать при этом в уныние и отчаяние, превращаясь в
затравленное существо, пугающееся каждого куста, собственной тени. Снова
повторю: надо избегать как самонадеянности, так и безнадежия.
Л. Мешкова: Не могли бы вы сказать, что особенно типично для
внутренней жизни современного человека? Ведь вам, как духовнику, приходится
принимать исповедь у людей разного душевного устроения, разного уровня
развития…
Архимандрит Лонгин: Для внутренней жизни современного человека типичны,
наверное, вообще все недостатки, какие только существовали во все времена. Но
помимо того, сегодня люди растеряны, болезненны, выбиты из колеи, привычный для
них образ жизни оказался нарушен. У молодого поколения нет, можно сказать,
нравственных ориентиров, оно существует вне каких бы то ни было общепринятых
моральных устоев, не говоря уже о христианских.
Особенность нашего времени
заключается в том, что в Церковь приходит все больше и больше потерявшихся и,
прямо сказать, больных людей. Еще лет тридцать-сорок назад в нашей Церкви было очень много людей, для которых, несмотря
на тогдашние условия жизни, православная вера являлась смыслом, стержнем их
существования; благодаря этому они смогли устоять и в революцию, и в
гражданскую войну, и в разруху, и в безбожные времена яростного крушения и поругания
храмов. Несмотря ни на что, они оставались добрыми, счастливыми людьми, с
большим запасом оптимизма и внутренней устойчивости. Кем были бабушки и дедушки
нынешних зрелых людей? Православными христианами – с детства, так что
православная вера придавала осмысленность всей их жизни, прибавляла им силы,
чтобы все вынести, все вытерпеть.
Сегодня же Православие
является для многих людей последней соломинкой. Они приходят в Церковь из мира,
уже полностью опустошенные, выжатые им, зачастую духовно больные (и само собой,
духовно невежественные), побывавшие везде, где только можно. Для таких неофитов
христианство и тесно, и узко, и неудобоносимо, они бросаются из крайности в
крайность. Они действуют на общецерковную атмосферу негативно, потому что не
имеют ни малейшего представления о том, как надо жить, будучи чадами Церкви.
Приходит такой человек в церковь, начинает круто поститься, усердно молиться,
поклоны класть, каноны, акафисты читать, а в душе нарастает вместе с тем
недоуменный вопрос: “Ну а дальше-то что, жить-то как?!”. В его сознании “просто
жизнь” отделяется от жизни церковной, чего в прежние века никогда не было.
Должна быть одна жизнь у человека православного, жизнь – и внешняя, и
внутренняя – по нашей правой вере. Человек работает, воспитывает детей, делает
все необходимые, каждодневные дела, и в то же самое время, в каждый час своей
будничной жизни он – православный христианин. С утра до вечера и с вечера до
утра. А современные люди часто не могут это совмещать. Безволие и лень – вот,
если угодно, господствующие страсти нынешнего времени, особенно препятствующие
человеку жить по-христиански.
Л. Мешкова: А как вы относитесь к попыткам воссоздать такой
памятник эпохи тоталитаризма, как Совет по делам религий?
Архимандрит Лонгин: Я считаю, что у Церкви и государства должны быть
четко определенные отношения. В Болгарии недавно был принят закон о
вероисповеданиях. Болгарская Православная Церковь боролась за него несколько
лет и победила. В этом законе Православие признано не просто традиционной религией,
а единственной традиционной религией, что, разумеется, справедливо и для
России, в которой Православие является государствообразующим исповеданием.
Л. Мешкова: Против чего оголтело выступает вся либеральная
русофобская рать, все антиправославное лобби в Правительстве и Думе…
Архимандрит Лонгин: Да. И в Болгарии Православие получило определенные
льготы и преимущества. В Грузии же вообще пошли по пути весьма оригинальному,
заключив так называемый конкордат между Православной Церковью и государством. В
Белоруссии есть свой опыт, интересный для нас. Фактически во всех странах
бывшего соцлагеря восстановлена, хотя бы частично, историческая справедливость
по отношению к Церкви. В чем она заключается? Везде – в Болгарии, Румынии,
Чехословакии, Польше, в той же Грузии, а также в Прибалтике – Церкви возвращены
ее права и имущество. У нас же сегодня решение этого вопроса всячески
задерживается, бесконечно затягивается, нам не хотят отдавать того немногого,
что уцелело из церковной собственности, несмотря на десятилетия
государственного вандализма. У нас в России нет ни одного храма, ни одного
здания, которое принадлежало бы Церкви, у нас все передано в так называемое
безвозмездное бессрочное пользование, которое сейчас вообще хотят перевести в
аренду. Представьте: вы получили руины, восстановили их, выбиваясь из последних
сил, собирая на это средства по миру, а теперь извольте платить налоги за то,
что используете “в культовых целях” эти “здания” и “постройки”, принадлежащие
государству. И попытка создания любого “Совета” означает только одно –
стремление заморозить ситуацию с передачей церковной собственности
единственному законному владельцу и растянуть ее на годы, на десятилетия, на
века, как уж получится по их замыслу.
Необходимо решить два
главных вопроса – о церковной собственности и о праве Церкви на участие в
образовании подрастающего поколения, о ее праве на воспитание детей, о праве на
окормление военнослужащих Российской Армии, на социальное служение во всех его
видах. Кто-то, может быть, удивится и спросит: “О чем вы говорите? Ведь мы же
видим в новостях сюжеты о священниках в воинских частях, о детских приютах при
монастырях и умиляемся, глядя на это...”. Так вот, вся эта вызывающая и
одобрение, и умиление деятельность сегодня… незаконна, ибо по существующему
законодательству никакого права мы на нее не имеем. И потому эти главные
вопросы – о праве на собственность и социальное служение – должны быть решены
однажды и навсегда, решены на конституционном уровне. А все остальное будет уже
решаться само собой.
И тогда пусть государство
создает какой угодно орган и как угодно его называет. А в нынешней ситуации он
может быть только надзирающим за Церковью, контролирующим ее и отнимающим у нее
необходимые ей средства. Сейчас это будет просто большой насос, качающий из
Церкви деньги. Да, надо будет “нести”. Через год нам скажут: “Несите давайте”.
И в этом никто не сомневается. Как несли раньше все старосты всем
уполномоченным, несли, везли, в конвертах или без – как умели. Собственно
говоря, это едва ли не главная цель, которая преследуется теми, кто сегодня
лоббирует создание Совета.
Надо называть вещи своими
именами. На самом деле: у нас до сих пор де-факто и де-юре Русская Православная
Церковь не восстановлена в своих исконных правах, которых она была лишена после
переворота семнадцатого года. Ибо пока вопрос о церковной собственности не
решен, говорить об отмене дискриминации нашей Церкви невозможно. Я имею в виду
Церковь как общественный институт, конечно, а не Церковь как Тело Христово.
Реальное отделение Церкви от государства может быть произведено только
экономическим путем. В противном случае это будет то же самое “отделение”, что
и в ленинском декрете о Церкви, до сих пор фактически не отмененном защитниками
и поборниками либеральных свобод. И пока мы можем смело называть нынешнее
“демократическое Российское государство”, что бы нам ни заявляли, полноценным
правопреемником Советского, в котором на протяжение всего его существования
попирались права Церкви и верующих.
Л. Мешкова:Отец Лонгин, есть ли у нас сегодня хоть какие-то
основания говорить о возможном в обозримом будущем духовном возрождении России?
Архимандрит Лонгин: Да, я убежден, что основания для этого у нас есть.
Стоит ли говорить о возрождении былого государственного могущества, не знаю. И
тем более, в каких границах: Российской Империи, Московского царства или же
Киевской Руси?.. Об этом гадать бесполезно. Как трудиться будем, как каяться
будем, как Богу молиться будем, так и жить будем. Что же касается возрождения
духовной жизни, то оно происходит. Сегодня в церковь ходит в сотни раз больше
людей, чем ходило лет десять-пятнадцать назад. Это при том, что те, кто ходил в
церковь раньше, уже ушли или уходят в мир иной. Открываются храмы, в них
приходят люди. И если, несмотря на недостаток в наших сердцах христианской
любви, они смогут увидеть силу нашей “веры непостыдной”, силу Божию,
совершающуюся в нашей немощи, несмотря эту немощь, то мы не просто привлечем их
к Православной Церкви, мы подвиг апостольства будем совершать своей жизнью.
И знаете, нужно еще
разобраться, что конкретно необходимо возрождать. Если познакомиться
поглубже с историей Русской Церкви в Синодальный период, в XVIII, XIX веках, то
задумаешься, есть ли там, что возрождать. Скорее, надо просто
благодарить Бога за то, что сегодня люди приходят в Церковь, и не обязательно
называть это возрождением, а просто православным просвещением народа,
воцерковлением его. Надо благодарить Бога за то, что при всех нестроениях, при
всех стараниях антицерковных сил разодрать на тысячи разных кусочков и сект
Святую Церковь, она стоит – боримая, воинствующая и единая. И пока люди
обращаются к Богу, освящаются спасительными Таинствами, получают через них
благодатные Божии дары, и мир будет стоять, несмотря на все беззакония.
Православные люди иногда, и в наши дни тоже, поддаются, я бы сказал,
адвентистским настроениям, дескать, завтра, послезавтра, в таком-то году явится
антихрист, сын погибели. Из истории Церкви известно, что даже люди святой жизни
впадали в подобные заблуждения. Случались ошибочные суждения на этот счет и у
Святых Отцов. Например, если правильно помню, у преподобного Ефрема Сирина,
который писал, что в такое-то время, при таком-то императоре придет антихрист.
Л. Мешкова:Но этого не
случилось, потому что еще много было на земле праведников, не так ли?
Архимандрит Лонгин: Верно. В богословии есть такое понятие –
предпотопное человечество. Чем характеризовалось его состояние? Нежеланием и
неспособностью каяться в своих грехах. В какой-то степени люди тогда
уподобились бесам. Находясь в предпотопном состоянии, к Богу не идут. Мы
сегодня про наш народ этого сказать не можем. Идут люди. Слава Богу за все.
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
