Ирина Скобцева о своём муже – великом артисте и режиссёре Сергее Бондарчуке
Искусство Сергея Бондарчука – эпоха в кинематографе. Как Шолохов в литературе, Свиридов в музыке, на экране он был и остаётся художником-гигантом.
Пятый съезд кинематографистов СССР в мае 1986 года, на волне перестройки, порешивший постыдный передел нашего кино, разжаловал Бондарчука, тогда секретаря правления Союза, в «рядовые». После, выступая на встречах со зрителями, Сергей Фёдорович выходил к переполненному залу со словами: «Перед вами бывший народный артист СССР, бывший Герой Социалистического Труда, бывший лауреат Ленинской и Государственных премий… Перед Вами раб Божий Сергей». И долго стоял молча, оглушённый аплодисментами…
По словам его жены, известной киноактрисы Ирины Скобцевой, великий актёр и режиссёр не верил в Бога, «сидящего на облаках». Но жил и творил по-православному. Солдат Великой Отечественной Андрей Соколов из шолоховской «Судьбы человека», герои толстовской «Войны и мира», чеховской «Степи», пушкинского «Бориса Годунова» в фильмах Бондарчука болели бедами Отечества, превозмогая утраты и тяготы судьбы, сострадали ближнему и побеждали зло. Ирина Константиновна, по её признанию, постоянно жила в поле притяжения его души, помыслов и дел, которые с годами обрели исполинские очертания. Её не стало совсем недавно, 20 октября – день в день с мужем, двадцать шесть лет спустя… Несколькими годами раньше мы встречались и говорили о Сергее Фёдоровиче в доме на Тверской, где многое напоминало о нём…
– Ирина Константиновна, Бондарчука многие считали молчуном, замкнутым, закрытым человеком. Вы знали его «изнутри» как никто другой, переживали вместе славу и неприятности. Каким же был Сергей Фёдорович?
– По-детски наивным и доверчивым. Заслушивался, если ему интересно, другими. Но стоило его задеть каким-то серьёзным несогласием, как в нём вскипала буря протеста.
В нашей вгиковской мастерской я часто спрашивала студентов, что такое рассеянность. Вспоминался почти анекдотический случай. Кажется, Пирогов с Менделеевым ехали на научную встречу в одной пролётке, дорогой разговаривали. А когда вышли, у входа в здание поздоровались друг с другом. Подобной мерой высшей внутренней сосредоточенности отличался и Сергей Фёдорович. Он жил в своём собственном мире. И, как все большие художники, не имел ни дня, ни ночи отдыха. Ведь творческий человек не забывает о своей профессии ни на минуту, что бы он ни делал. Когда мы поженились, Серёжа поставил передо мной условия: не расставаться и иногда по три дня молчать.
– У вас была идеальная семья?
– Я избегала бы таких оценок. Но за всю жизнь мы с мужем ни разу не поссорились. Очень помогло нам то, что мы занимались одним делом, оба любили его, и интересы наши совпадали. На съёмки я брала детей, всегда со мной были чайник, плед, в любых походных условиях ставила вазочку с цветочками – и получалось вроде как дома…
Мы никогда не гонялись за дорогими вещами, антиквариатом, редкостями. Просто этого не признавали. Вот из-за чего могли ехать даже в другой город, так это из-за книг. Собирали библиотеку вместе, всю жизнь. А быт?.. Быт чаще всего ложился на мои плечи. Хотя Сергей Фёдорович был очень трудолюбивым, рукодельным, любил косить траву, обрезать деревья, но во всём поступал как человек творческий, увлекающийся, а значит, не всегда делал то, что нужно в данный момент. Однажды я взбунтовалась, упрекала его: «Всё на мне – покосившийся забор на даче, протекающие котлы отопления…» Серёжа спокойно подождал, пока я перекиплю, и вдруг сказал: «Представь себе – пустыня или пустой двор и небольшой чистый родничок. Пока он бьёт, всё вокруг благоухает, растёт, радует глаз – всё хорошо! А родничок – это когда два человека соединяются и живут вместе».
– Родничок – ещё и символ вечной жизни, её необоримости, без чего не обходится ни одна картина Бондарчука. В фильме «Они сражались за Родину», например, есть такой образ: опавшая прошлогодняя листва забила маленький зелёный росток, а он упрямо пробивается к свету…
– Бондарчук не любил формулировать словесно, что хочет сказать в своих фильмах. Говорил: «Если я буду повторять всё время: не надо курить, курить вредно, меня никто не послушает. Но если я покажу развёрзнутую грудь и чёрные лёгкие, эмоционально это воздействует сильнее».
Жизнь – смерть, зло – добро, день – ночь, эти вечные категории постоянны в фильмах Бондарчука так же, как макромир и микромир. Сергей Фёдорович очень увлекался космической философией, верил в вечное начало и бесконечность мира. Серьёзно изучал Циолковского и Вернадского. А вот современную литературу читал мало. Просил меня: «Ты прочти и скажи, что надо прочитать».
– В конце 70-х прошлого века мы встречались с Игорем Таланкиным. Это было после выхода на экран его фильма «Отец Сергий», где Сергей Фёдорович, как всегда, поразительно сыграл толстовского героя. Тогда режиссёр заметил, что картины Бондарчука в полной мере оценят не современники, а потомки. Но давно уже ясно, что его «Война и мир» – киноэпопея веков…
– Все фильмы Бондарчука пророческие. Через классику он говорил о сегодняшнем и завтрашнем дне. О том, что происходит и ещё предстоит. В «Войне и мире» даже попытался сымитировать атомный взрыв. И это звучит как предупреждение потомству.
Вот в Новгороде, на открытии нового кинотеатра показывали третью, отреставрированную серию «Бородино». В который раз смотрела и думала: разве это не про нас, не про сегодняшний день, когда уже в новом веке люди истребляют друг друга, когда кругом войны и кровопролития, трагедии и накопление зла. Практически через всё творчество Бондарчука проходит тема мира и войны. А снимал-то он свои картины ещё в спокойное, мирное время, думая о нас, будущих.
– Что жаждала его душа и против чего протестовала?
– Он не прощал предательства, не выносил вранья, не терпел, когда его заставляли быть неискренним. Имел свою точку зрения на искусство, его смысл и задачу. И если это подменялось политикой, сиюминутностью, сильно раздражался. Протестовал против конъюнктурного кинематографа. Однажды тогдашний министр обороны Гречко предложил ему сделать фильм «Битва за Кавказ». Бондарчук тихо-тихо устранился и начал снимать «Они сражались за Родину». В результате вызвали в наш «Пентагон» и шесть часов «разбирали»…
Если один у нас в искусстве уподобляется не иначе как распятому Иисусу Христу, то другой, уж наверняка, ногой открывал все двери. Второе приписывалось Бондарчуку. Хотя ничего подобного не было. Сергею Фёдоровичу хождение по вышестоящим инстанциям претило. Никак не могли ему простить и народного артиста СССР, присвоенного сразу после заслуженного РСФСР по личному указанию Сталина, когда тот увидел его в «Тарасе Шевченко». Хотя случай такой был не единственным.
И во ВГИКе Бондарчук был многим неугоден своей личностью. Вроде бельма на глазу. Какие у нас проходили выпуски! А со стороны – злоба, шипение: пусть уж лучше середняк у нас будет. Вот и получили. Не забыть, как в начале перестройки к нам в мастерскую вползали разные педагоги, приспешники новых перемен, и заставляли писать на нас доносы. И такой ужас пришлось пережить нам вместе.
– В чём находил Сергей Фёдорович отраду и утешение, на что переключался в тяжкие минуты? В вашем доме столько его живописи, работ по дереву…
– Он был талантлив во всём, за что бы ни брался. Представить только: всю «Войну и мир» раскадровал, зарисовал по кадрам! А потом четыре года съёмок, изо дня в день в образе Пьера и – за кинокамерой. До сих пор не перестаю удивляться, как в нём всё совмещалось. И никогда не пожалуется на усталость. Зато, если уж уснёт, спит как сурок.
Рисовал всё, что попадало на глаза. Бутылка – бутылку, трубка – трубку, лимон – лимон… Очень любил рисовать арбузы. Или вот в саду: засохла вишня, а весной вдруг появился цветущий побег. Разве мог он пройти мимо такого явления! Замечательно копировал. А вырезать любил из берёзы – она мягкая. Как-то на даче у нас упала сосна. Серёжа отпилил корень и верхушку и сделал фигуру апостола Павла – метра четыре. Работал под музыку. Тихо-тихо включал Малера, Бетховена, Чайковского… Очень любил записи Караяна – мы привозили их отовсюду, где только бывали. Часто говорил: если бы не стал режиссёром, был бы художником.
– Что не сыграл и не снял Сергей Фёдорович? Помнится, он так хотел экранизировать «Тараса Бульбу»…
– И даже начал снимать. Но наш посол в Польше прислал письмо в ЦК: не надо портить отношения между народами. И съёмки прекратились.
У Бондарчука было много планов. Он очень хотел снять «Вишнёвый сад», считал, что это вполне современная пьеса. Итальянцы начинали с ним работать над «Божественной комедией». Один известный американский продюсер предложил Бондарчуку снять «Преступление и наказание». Но когда нашему министру культуры поступило такое предложение, он положил его под сукно…
Беседовала Татьяна Маршкова
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
