Анатолий Дмитриевич Улунов хорошо известен писательской и читательской Самаре. Известен, как поэт, как прозаик, как военный человек, как нынешний член Правления Самарской областной писательской организации, как врач... Всего тут я перечислять не буду, Улунов в данный момент интересует меня как поэт-офицер. А это, о чем будет сказано ниже, совершенно особая категория поэтов. Недавно Анатолий Дмитриевич отметил свой юбилей. Без помпы, какой обычно сопровождаются юбилеи. А вот новая книга стихов и прозы Анатолия Улунова, которая называется «Раненое сердце», вышла, стала достоянием читателем. А не так давно пополнила и мою домашнюю библиотеку. Книга в определенной степени этапная для автора. И не потому, что – юбилейная. А потому, что представляет Улунова не только в качестве поэта, но и прозаика, а одно, как правило, нельзя отделить от другого.
Заложи мне, ямщик, вороных,
Допотопного прошлого дроги.
Понукай веселей лошадей
По заснеженной, впроседь, дороге.
Погоняй пристяжных напрямик,
Где в проталинах первые лужи.
Где за битого снова дают
Две судьбы и безгрешные души.
Унеси в беспросветную рань,
По которой ни зги, ни дороги.
Где, как прежде, познанья горшки
Обжигают, конечно, не боги…
Тихо памяти стелется грусть,
Догорает желаний зарница.
Вороных запорошенный след
Отражением лунным искрится.
Романсовое начало, которое явно проглядывается во многих стихах Анатолия Улунова, видимо, проистекает не только из музыкальности поэзии, как сути поэзии. Но и из офицерской судьбы Анатолия Улунова. Причем, судьбы офицера, что говорится, не тылового, не паркетного, а самого что ни на есть настоящего, боевого, слышавшего свист пуль. Читая эти улуновские стихи, поневоле представляешь въяве наших офицеров, которых боевой долг перед родиной привел далеко за пределы родины. Анатолию Улунову волею офицерской судьбы довелось воевать на том же Кавказе, как в свое время офицерам лермонтовской эпохи. И так же, наверное, как когда-то оторванные от России русские офицеры в редкие часы боевого досуга пели русские романсы, как бы духовно связывающие их с родиной, так и многие стихи Анатолия Улунова, русского офицера, вызревали-выковывались-кристаллизовались, словно в тигле, в этих тяжелых походно-боевых условиях. Конечно, стихи Улунова про «вороных» также навевают ассоциации со знаменитой апухтинской «Парой гнедых» – о том, что ничто не вечно под лунным небом. Такие стихи-романсы напевали боевые офицеры, потому что когда ходишь под вражескими пулями, поневоле задумываешься о том, как прекрасна и как уязвима жизнь человеческая. Это даже не столько романсовые, сколько философские стихи. И хотя вроде вышеприведенное стихотворение тематически никакого отношения к офицерству Улунова не имеет, оно корнями своими произрастает именно из этой офицерской поэтической сути. Среди наших выдающихся поэтов-офицеров много можно назвать славных имен, начиная с Лермонтова. Даже то, что Улунову для того, чтобы сказать о жизни, мало одного лишь поэтического жанра, тоже заставляет говорить о нем именно как о писателе-офицере. Насмотревшись на ужасы войны, как в свое время на них насмотрелся Лермонтов, человек ощущает, видимо, что для того, чтобы сказать правду о своей жизни, своей судьбы и своей эпохе, одной поэзии мало. Вот и Лермонтов не обошел вниманием прозу – на радость русской литературе и нам, читателям. Вот и замечательный, но к сожалению, уже покойный, наш современник, поэт и офицер Юрий Беличенко был не только великим, не побоюсь этого определения поэтом из категории офицеров. Беличенко известен и рядом своих блистательных прозаических произведений, не менее выдающихся, чем его офицерские стихи. В частности, романом о Лермонтове. Писатели-офицеры – совершенно особая категория писателей, совершенно по-особому относящаяся ко многим «гражданским» вещам, которые для них словно бы отступают на второй план. Зато на первый план выходит любовь к тому, что противостоит смерти – красоте родной природы, любви, дружбе… Поскольку статья моя приурочена все-таки к юбилейному приятному поводу, то и говорить мне об Улунове в данный момент сподручнее именно с поэтической точки зрения. Ну, а уж где он пишет о русской природе, и вовсе выступает патриотом русским, хотя ни одного лобового строчки-лозунга в его стихах не сыщешь. Но патриотизм не в том, чтобы часто упоминать слово Россия. А в том, чтобы любить ее, любоваться ею, ощущать себя частью ее, как частью матери, тебя породившей.
В дымке тумана тропинка лесная,
Белое облако, синяя даль.
Есть у красы притяженье земное –
Роща одетая в зимний хрусталь.
Ночью на девичьи плечи березки
Бросила изморозь снежную шаль.
И позумента морозною стежкой
Вышита нежным узором вуаль.
Утром серебряных струн отголоски
Чувством наполнили душу мою.
Жизнь продолжается и сокровенно
Снова о вечном я песню пою…
Поэты-офицеры часто бывают эстетами. Как никто, они умеют ценить красоту, потому что понимают, как она хрупка. Умеют ценить женскую сущность русской природы, потому что призваны защищать ее, защищать родную природу, Россию, как любимую женщину, от покушений врагов. Вот и в этом стихотворении, которое написано фактически о женщине, женщине-природе, Анатолий Улунов выступает как любящий мужчина, который умеет увидеть в природе, как в женщине, ту красоту, что не заметна, что говорится, «на гражданке». И как военный, опять-таки, он едва ли не в первую очередь ценит чистоту природу, ее детскость, незащищенность, которую призван оберегать самим своим фактом существования мужчины и офицера. Эта «роща, одетая в зимний хрусталь» словно сошла с картин русских художников. Звенящая и зовущая, царственная и прекрасная. Созданная, чтобы ею любовались, оберегали. И женщину в своих стихах Анатолий Улунов часто сравнивает с тем, что так хрупко и так прекрасно. С цветком:
Милая, желанная, родная,
Полевой лазоревый цветок.
Неразгаданная, сердцу дорогая,
Ты мое знаменье и мой рок.
…Даже если черный ворон станет
Надо мной крылом своим витать,
Губы, твоей ласкою согреты,
Будут имя нежное шептать.
Как много написано якобы мужских стихов о любви – слюнявых, из строки в строку повторяющих слово «любовь», но по сути о любви не сказавших ни слова. Улунов в своей лирике не злоупотребляет этим словом, он как бы даже стесняется произнести заветные слова любовного признания. Зададимся вопросом – почему? Любить не умеет? В том-то и дело, что – умеет! Просто слова признания в любви – очень важные для него, мужчины и защитника, слова. Будучи произнесенными, они становятся присягой, которую уже нельзя нарушить и за верность которой офицеры обыкновенно платят жизнью. Присяга военная ведь тоже – признание в любви и верности родине, признания в готовности любить и защищать ее. У Улунова стихи сдержанные и немногословные. Словно затаенные. И это одно из их лучших качеств.
На войне, как известно, начинаешь ценить самого близкого человека – мать. И слова матери для любого мужчины, побывавшего в пекле войны, не рядовые женские нотации. Это – завет, напутствие, завещание, пропуск в то, чтобы остаться человеком даже в нечеловеческих условиях войны.
Отвечает мне ласково мать:
«Чтоб душа не томилась в неволе,
Постарайся себе не солгать,
Человеком останься, не боле!»
Не буду оригинальным, если скажу, что любой из нас черпает силы для жизни настоящей из прошлого. Да, жить мы стремимся будущим. Но только прошлое дает нам силы для будущего. А прошлое – это наше детство. Впрочем, для настоящего поэта детство никогда не становится прошлым, покрытым музейным нафталином. Оно просто не может стать таковым, если это – настоящий поэт. Для Анатолия Улунова детство – не отвлеченно абстрактные туманные воспоминания. Это – реальность, которая всегда с его лирическим героем.
Я хочу в лопоухое детство
Ненароком вернуться опять.
И привычное времени бегство
Развернуть и отправиться вспять.
Там в веснушках вихрастое лето
Прячет снасти свои в камыше.
И задорное слышится где-то
То, что дорого русской душе.
На завалинке дремлет умильно
Память, рыжим свернувшись клубком.
И черемуха снегом обильно
Занавесила маленький дом.
Расписные узорами ставни
И калитка, и старый плетень –
Снова рядом во времени давнем,
Словно только что прожитый день.
Я бы сказал – конкретное стихотворение. Да боюсь, осудят ревнители изящной словесности. Но, тем не менее, скажу. Потому что в этом стихотворении все действительно очень конкретно – завалинка, черемуха, расписные ставни, старый плетень, рыбачьи снасти, камыш… Даже память, свернувшаяся рыжим клубком, очень зрима. При желании ее можно ласково погладить и ощутить ее тепло. Заметь, внимательный читатель, память у Анатолия Улунова не спит крепким либо вовсе непробудным сном. Она лишь дремлет, вот-вот готовая проснуться, накопив в чуткой дремоте силы для дальнейшего служения – служения Родине, жизни, любви...
Эдуард Анашкин (село Майское Пестравского района Самарской обл.)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
