Строчка Некрасова постоянно сопровождает посмертную судьбу великого критика, есть и немало статей о нем с таким заголовком. Одно издание 2013 года – сборник статей о Белинском «Истинный рыцарь духа» – дает повод выделить теперь слово «особенно»: если Лермонтов любил Отчизну «странною любовью», то и «особенная любовь» может быть весьма своеобразной.
Свежая книжка о Белинском собиралась к 200–летию, состоит из около трех десятков статей – от известных воспоминаний Тургенева, Гончарова, Дружинина до статей наших современников: то ветеранов, как Л.М. Крупчанов, Н.Н. Скатов, И.П. Щеблыкин, то литераторов сравнительно молодого поколения, каковы на этом фоне А.И. Казинцев, Р.М. Сенчин… Это все очень позитивное и в хорошем смысле традиционное, а вместе с тем и свежее развитие толкований о Белинском. Кажется естественным, что книга в аннотации обращена к учителям, студентам и школьникам. Все это правильно – за исключением материала на страницах 437–465.
Вот тут-то Белинский любим как-то уж очень «особенно»… Не указывая пальцем на этот материал, предположим такое: «Белинский был особенно любим» Ф.В. Булгариным или, скажем, бароном Брамбеусом (см. «повесть» В. Ушакова «Пиюша» в «Библиотеке для чтения», июль1835 г. с образом Виссариона Кривошеина) как объект глумления или изничтожения… Почему бы и нет?
Не трудно представить, что западет в сознание школьника, только входящего в мир русской литературы, когда тот прочтет на с. 448, что Белинский «ругал мне Христа по–матерну»: мне – это пишет Достоевский, а вся «особенная» статья принадлежит руководителю Общества Достоевского, доктору наук, знаменитому телеведущему И.Л. Волгину… С тем и воспримет наш школяр Белинского под двойной харизмой Достоевского. Волгин даже вынес это «по-матерну» в заголовок! А вдруг школяр окажется еще и христианином – в стране торжествующего православия? Так броской цитатой будет убит «истинный рыцарь духа» Белинский, как это дали в названии всей книги ее составители… Так «рыцарь духа» или «Христа по-матерну»??
Спец по Достоевскому, чтоб придать полную убедительность словам о Христе, еще и задаст вопрос: «Был ли Толстой знаком с отзывами обсуждаемого лица о Христе?» (455). Выскажу уверенность, что с таковыми словами Белинского Лев Толстой не был знаком, поскольку тот писал о Христе несколько иначе, отнюдь не по-матерну: это «Бог любви, мира, прощения, спасения» (одно из позднейших писем В.П. Боткину,1847 г.), или «сам Спаситель сходил на землю и страдал за личного человека» (письмо1840 г.), в письмах же Белинский именует себя христианином, а в статьях Лев Толстой мог прочесть и такое: «Есть книга, в которой все сказано, после которой ни в чем нет сомнения, книга бессмертная, святая, книга вечной истины, вечной жизни – Евангелие» (статья о Фонвизине), или «Я верю и верил всегда, что <…> могут быть одолжены нравственным совершенством только благодетельному влиянию христианской веры, единой истинной веры на земле» («Ничто о ничем»)… Довольно ли, чтоб убедиться, что есть Христос для самого Белинского, без фантастического реализма Достоевского?
Где же «по-матерну»? Это гипотетически «мог бы» прочесть Толстой только у самого Достоевского – из письма Страхову, но важнее того: эта фраза перешла в письмо из замыслов романа «Бесы», так там высказывался о Белинском старший безумец Верховенский, да все и осталось в черновиках, т.е. это элемент художественного вымысла, который отпечатался в частном письме 1871 года, и подлинность его такова же, как и сообщение Тургенева тому же Страхову, что сам Достоевский признавался в своем надругательстве над ребенком (ср.: телевизионная версия «Достоевский» режиссера Хотиненко не обошла и такое)… Это странный феномен художественного сознания Ф.М. Достоевского, который тут сделали кульминацией статьи о Белинском...
Да, Белинский владел и матерным словом (как Пушкин!), но нет никаких данных, чтоб это слово было обращено к Христу! Это совершенно невозможно представить конкретно, как положено с цитатой. Так что это не цитата, а выходка Верховенского.
Заметим, даже в знаменитом антицерковном письме Гоголю (1847) Белинский скажет о Христе столь высоким словом: «Христа-то зачем вы примешали тут? Что вы нашли общего между ним и какою-нибудь, а тем более православною церковью? Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения»…
Если И.Л. Волгин задумался, знал ли Толстой слова Белинского о Христе, которые тот не произносил, то задумаемся, как «по-матерну» Белинский бы отозвался на глумливые наговоры вокруг своего имени…
Кстати, забавно, наш телеведущий сошлется только на негативные слова Толстого о Белинском, сказанные собеседникам, а рядом на с. 403 И.Р. Монахова приведет запись из дневника Толстого: «Статья о Пушкине – чудо. Я только теперь понял Пушкина». Так можно ли однозначно представить, что Толстой презирал Белинского? Да и у Достоевского есть много совсем других, убедительных слов о Белинском, не один же «пароксизм» 1871 года, когда работая над «Бесами» Достоевский зачислил Белинского в нигилисты – наравне Грановским, Тургеневым, Чернышевским, Герценом, Огаревым... Между прочим, едва ли не первым, кто получил у нас в критике ярлык «нигилиста», был А.С. Пушкин… Да если таким способом изгонять бесов, то мы лишимся половины русской культуры, а оставшаяся половина будет напоминать выжженное поле…
И основное в монтаже Волгина удивляет неточностями и смещениями, причем смещениями всегда в одно сторону… В чем цель этой статьи? Очень туманно.
Вот автор вынесет в заголовок оборванные слова А.В. Луначарского о Белинском «С глазами, вперенными в туман…» – это поза какого-то идиота, а полностью было так: «Мы находимся посредине полноводья этой реки, но у истоков ее все еще видна колоссальная фигура Белинского, с глазами, вперенными в туман. Он стоит там, величественный пророк с орлиными очами, первый апостол нашего народного сознания…» Орлиные очи, а не глаза идиота! Кстати, Луначарский это сказал в 1923, а не 1924–м году, как у Волгина (с. 439).
Вот Волгин примешает и В.И. Ленина, который якобы посчитал письмо Гоголю «выражением настроений крепостных крестьян» (с. 439), что как-то нелепо для всего содержания письма, но Ленин-то в статье о «Вехах» говорит иначе: «Или настроение Белинского в письме к Гоголю не зависело от настроения крепостных крестьян?» «Зависимость» или «выражение» – зачем и Ленину приписывать идиотизм?
Полная чушь и в хлесткой фразе, что «Белинским начали бить рапповцев и троцкистов, Ахматову и Зощенко»: это что, противники Белинского? Да рапповцы и троцкисты сами клялись Белинским! И что за «троцкисты», А.К. Воронский, что ли? Тогда правда из этой каши со с. 439 в том, что троцкист Воронский «бил» рапповцев Белинским – и был абсолютно прав. И что до выступления А.А. Жданова в 1946 году, там помянут Белинский, но чтоб им «били» Ахматову, это уж слишком… Да это все нюансы истории литературы, которую мало сейчас знают, а вот чуткое сознание школьника, скорее, вникнет в такой пассаж Волгина: Белинский якобы «говорит о женщине страстно исключительно об ее гражданской и общественной роли» (с. 442). А на самом деле для Белинского, даже не вдаваясь в его семейную жизнь, женщина была источником и высоких, и плотских страстей, и это никакая не «гражданка»: «Страстность непременно должна составлять основу существа женщины, и духовность должна только очеловечивать страстность» или «Осталось для меня в женщине только одно – роскошные формы, трепет и мление страсти» (Боткину, 1841). Образ женщины у Белинского – вообще великолепная и сложная тема, а в статье о нем – такой тупик…
Большая и многогранная фигура Белинского выставлена телеведущим каким-то чудаком и уродом, лишенным нормальной человечности, словно преследуется цель оттолкнуть от Белинского, сделать невозможным приближение к нему. Он «монах» и сектант (с. 446), одержимый одним социализмом и ругающий матом Христа…
Полнее всего говорил о себе Белинский сам, литературоведческий материал должен бы побуждать обратиться к первоисточнику, а не заслонять трюками. Давно пора бы написать и об удивительном юморе и горьком смехе Белинского, прежде всего обращенном к самому себе, смех сближает читателя и писателя, упрощает отношения. Вот этот «монах» пишет о своих вкусах: «Говорят, ты учишься философии… Отпусти тебе, Боже, этот грех! Жрешь ли ты устриц? Я недавно съел больших 56 – словно только шесть. Как подешевеют – рискну на сотню. Вообще мы теперь стали попроще, едим, пьем и прочее» (1842, Каткову и Ефремову).
Волгин как бы взялся компенсировать им же выдуманное положение, будто в мемуарах о Белинском все мед да патока (с. 442: «недоброжелатели предпочли отмолчаться»), а вот вам, школьники, и ложка дегтя или дерьма… Надо почтительнейше возвратить недоброжелателю эту ложку. Вообще это очень странное заключение у Волгина, если он же признает за мемуарное свидетельство письмо Достоевского, да и в самой книжке 2013 года мемуары Тургенева или Гончарова не столь льстивы, чтоб заявить, что «во всей мемуаристике о Б. мы не встретим ни одного сколько-нибудь негативного отзыва о герое» (с. 441).
Читая статью Волгина, школьник с большой легкостью впитает и брошенные походя намеки и детали: Белинский-де недоучка (с. 443), картежник (с. 441), пьяница (с. 442), «государство отрицал», «аккуратно записывает в тетрадочку мужицкие байки про попов» (с. 440), сам князь Вяземский (большой, кстати, матерщинник) презирал его статьи (с. 447) и проч. И это в книге с заголовком «Истинный рыцарь духа» – зачем умножать и без того обильную шизофрению современного сознания? Сейчас смешно читать набившие оскомину упреки Белинскому в плохом знании иностранных языков (с. 443: «почти не владеющий»), если ни одно издание его статей не обходится без перевода его слов с латыни, французского, немецкого, английского. Иначе не поймет читатель 21 века… Да чтоб нынешний литератор так знал языки, как Белинский! Я бы всерьез воспринял этот упрек, если современный критик это выскажет Белинскому, допустим, на латыни, да хоть как-то покажет свое знание языков, которые, действительно, Белинскому давались нелегко, но кто бы судил? Тургенев еще как бы имел такое право, хотя это и не совсем справедливо выглядит, если знать, как сам Белинский себя преувеличенно корил и сколько трудился над изучением языков…
Собрать попреки Белинскому несложно: все равно никто так критически не говорил о нем, как он сам в своих письмах: «Я не сын века, а сукин сын» (Бакунину, 1840). И должно быть неловким припечатывать кающегося грешника, как неловко приводить параллель, что Белинский – духовный отец Петра Ст. Верховенского (с. 450), зная, как потрясла Белинского смерть его трехгодовалого сына, незадолго до собственной безвременной кончины… Вот серьезный, научный анализ саморефлексии в Белинском определенно ждет своего часа.
Опять вернусь к тому, что книга 2013 года обращена издателями к школьникам, да и сам Волгин заявил, что Белинский – кумир 7–8–9-классников (с. 439: только если б это было так)… Я вот тоже такой школьник, закончивший московскую школу № 19 имени В.Г. Белинского, которая имела в официальном именовании «школа с преподаванием ряда предметов на иностранных языках». Школа, история которой насчитывает более 160 лет, получила почетное имя в середине 1930–х годов в знак высокого уровня преподавания русской литературы, основной курс которой вел знаменитый словесник Д.Я. Райхин, автор в том числе и книжки «В.Г. Белинский в школе» (несколько переизданий). И мне внушают, что языковая спецшкола носит имя неуча? Почтительнейше возвращаю и эту ложку меда…
При входе в школу уже встречал нас большой портрет Белинского, с прижизненного – работы К. Горбунова (1843), – точный облик выраженного страдания, напряженного одухотворения. Портрет оставлял в душе сильное чувство, не всякое лицо способно так запечатлеться. Пусть рядом были у нас и обычные черты школярства и подросткового безобразия – но был и этот образ, подобный строгой иконе. Представить на этом месте какую-нибудь глумливую рожу из телевизора – и в душе была бы лишняя прореха.
Теперь на фасаде школы и мемориальная доска в честь критика, установленная к 200-летию. Кажется, в Москве больше нет таких знаков, и жаль, что администрация МГУ не откликается на инициативу В.А. Недзвецкого, одного из старейших своих профессоров (участника и в сборнике 2013 года – с глубокой и яркой статьей), об увековечивании памяти о Белинском в стенах когда-то до срока покинутого им университета: это как-никак один из самых знаменитых студентов МГУ, а большое видится на расстоянии…
И последнее по поводу статьи И.Л. Волгина. В конце своей статьи тот почему-то заявит, что Белинский не может быть «объектом научных изысканий» (с. 461). Научные изыскания по части Белинского от этого не прекратятся, Белинский еще даст немало научных открытий, больших и малых, вот, скажем, по-моему, еще ничего не написано по поводу удивительно глубокой концепции литературной эволюции в теории Белинского (повторим, как и об образе женщины в его сознании!), да что там, Белинский – это настоящий университет знаний, наравне с известными словами Пушкина о Ломоносове, а ставить ему на вид, что-де не кончил курса, – это старая и беспомощная пошлость… Школьнику было бы полезно знать позицию Белинского по самообразованию: «Время, проведенное в университете, есть потерянное, погубленное время… Кто же учится для самой науки, тот должен учиться у себя в комнате, а для университета заниматься не более того, сколько нужно для получения аттестата» (письмо Д.П. Иванову).
Закончим еще таким «изысканием». И.Л. Волгин венчает юбилейное писание о Белинском тенью известного Ю.И. Айхенвальда, даже сравнивает судьбы этих критиков – явно с укором нашему «объекту». Айхенвальд устроил в 1913–14 гг. поток поношений Белинскому, этот известный и переиздававшийся «материал» привлекает и Волгин. У Айхенвальда множество бездоказательных, на грани ругани ярлыков в адрес изничтожаемого Белинского, пересказывать это не имеет смысла, интересно лишь задуматься над источником гнева.
Среди нелепостей, сказанных Айхенвальдом, есть и такое, что Белинский-де «презирает славянские народности» («Силуэты русских писателей», ч. 2. М., 1998, с. 201). Откуда это взялось, что за чушь? – хочется сказать… Думается, здесь у Айхенвальда допущена забавная «проговорка», дело в том, что слово «презирать» Белинский дал не в отношении славянских народностей, а, к сожалению, в отношении народности самого Юлия Исаевича. Научного изыскания ради надо говорить так, как было, не обходя и заблуждения Белинского, вот одно из них: «Недаром все нации в мире, и западные и восточные, и христианские и мусульманские, сошлись в ненависти и презрении к жидовскому племени: жид – не человек; он торгаш par excellence» (письмо Боткину, декабрь 1847, вот ссылка на советское издание, чтоб избежать преследования в духе 282 статьи УК РФ: Собр. соч., т. 9, с. 700. М., 1982; оставим неучам без перевода). Переписка Белинского была почти полностью издана в 1908–1914 гг., вот эту-то реплику и не мог простить Айхенвальд, только хитроумно сместил объект презрения. Вот, кстати, и еще одна перспектива для научного изыскания: Белинский и нацвопрос… Только не надо мнение Айхенвальда о Белинском выдавать за истину: тут сошлись два горячих темперамента. Белинского в 1914–м взялся защищать молодой еще Н.Л. Бродский…
То, что Айхенвальд завершает статью Волгина логично и симптоматично. Плохо то, что в духе телешоу этот отработанный материал преподносится с оттенком сенсации, без понимания и не к месту. Это надо отнести, конечно, и к реплике Достоевского: все давно известно, Волгин не сказал сейчас ничего нового по сравнению, скажем, с исследованиями Н.О. Лосского «Личность Достоевского», или Г.И. Чулкова (у него характерное заглавие – «Последнее слово Достоевского о Белинском». М., 1928), или В.Я. Кирпотина «Достоевский и Белинский», а тут школьник зависнет на том, что «Христа по-матерну». Не стоит выдавать и за собственное наблюдение (с. 443), будто известное рассуждение о русском мальчике и звездном небе из «Братьев Карамазовых» навеяно образом Белинского, – это развернутая гипотеза не Волгина, а Чулкова…
Здорово, что вышла книга о Белинском! Белинского страшно недостает в наши дни, это особенно подчеркнуто в статье Р.М. Сенчина. Только вот ложку дегтя надо возвратить…
Антон Аникин, выпускник школы № 19 им. В.Г. Белинского
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
