Новая книга Дианы Кан – литературное событие не только для Самарской области, но для всей читающей России. Выход сразу двух книг Дианы Елисеевны – событие, приятное вдвойне. Книга «Покуда говорю я о любви» представляет избранные лирические стихи поэтессы и вряд ли выйдет за пределы Самарской области, т.к. издана по программе «Народная библиотека Самарской губернии» для библиотек Самарского региона. В книге «Обреченные на славу» творчество поэтессы представлено более полно, но к сожалению тираж этой книги в двести пятьдесят экземпляров вряд ли можно считать достаточным для поэтессы, известной далеко за пределами региона проживания. Имеет место говорить об обратной пропорции касаемо творчества Дианы Кан: чем более становится она известна и уважаема, как поэтесса, тем меньше почему-то тиражи книг Дианы Кан. Предыдущая ее книга «Междуречье», вышедшая в 2007 году тиражом в пятьсот экземпляров, по сравнению с «Обреченными на славу» – просто феномен тиражности! Ну да это размышления не о литературе, как таковой, а о тех трудностях, с которыми сегодня приходится сталкиваться настоящей литература при выходе на читательскую аудиторию. Обе новые книги Дианы Кан предваряет глубокое исследование творчества Дианы Кан, автором которого является известный литературный критик из Воронежа Вячеслав Лютый. Творчество Дианы Кан многогранно. Ее никак не назовешь поэтом одной темы. Каждый читатель найдет, что сказать о стихах этой замечательно талантливой поэтессы. Меня вот уже несколько лет занимает немаловажная, на мой взгляд, для понимания творчества Кан тема, пока остающаяся за рамками внимания литературной критики. Говоря об образно-народных истоках творчества поэтессы, нельзя обойти вниманием тему воды, реки и напрямую связанную с ними тему русалок. На Троицу, за которой, как известно, следует русальная неделя, я взялся вновь перечитать сборники Дианы Кан, имеющиеся в моей домашней библиотеке. В русальную неделю по древним русским поверьям русалки выходят из воды, гуляют по полям, раскачиваются на деревьях (предпочитают ивы и березы), могут очаровать и увлечь за собой в реку беспечного путника и поминай, как звали его... Всю русальную неделю, уверен наш народ, купаться категорически нельзя. А если уж идешь на реку, прихвати с собой «окаянную траву» полынь, запах которой отпугнет русалок. Это, конечно, легенды, в которых заключена глубинно-родниковая поэзия национальной жизни народа. На мой взгляд, именно изначальным «русафильством» творчества Кан объясняется столь явное тяготение ко всякого рода «русальным» деревьям – березе, иве.
Быть просто березой на вашем пути –
Такой, чтобы вам ее не обойти,
Такой, чтобы взгляда не отвести
Хочу быть березой на вашем пути.
Быть грустною ивой над синим прудом,
Чтоб нежить в тени солнцем мучимый дом,
Чтоб думать, склоняясь, лишь о вас, об одном,
Быть грустною ивой над синим прудом.
Это стихотворение включено в первую книгу «Високосная весна». Спустя многие годы «древесно-русально-речное» преломление темы любви в стихах Дианы Кан просматривается не менее отчетливо. Вот, например, одно из новых стихов поэтессы, опубликованное в Москве:
С южным ветром встречается огненный ветер востока.
И, обнявшись, идут шалобродить в окрестных лугах.
Растревожат и разбередят молодую осоку,
И заснут у задумчивой ивы в зеленых кудрях.
Убаюкает их, приголубит печальная ива,
Хоть никто из двоих ей не сужен, не нужен, не мил…
Традиционно в тему несчастной женской любви у Дианы Кан вплетена «русальная» речная тема. Лирическая героиня Кан стремится не просто уподобиться священным в народных поверьях славян деревьям – березе, иве. Героиня стихов Дианы воплощается в эти околоречные растения – становясь берёзой, ивой, осокой… По моему глубокому убеждению, именно из мотива слияния с окружающим миром во многом проистекает неподдельное очарование стихов Дианы Кан, которое не могут до конца объяснить исследователи ее творчества. А неподдающееся литературному анализу женственное очарование творчества Дианы Кан во многом проистекает также из «лунно-женского» начала её творчества. Испокон веков луна у славян ассоциировалась с женским началом, как солнце – с мужским. Позднее мотив слияния со стихией родной природы проявится у поэтессы уже не только в лирических, но и в лироэпических стихах и поэмах о русских реках, и, конечно, о главной русской реке Волге. Первым на размышления о теме русалочье-лунного аспекта лирики Дианы Кан навел меня критик Вячеслав Лютый еще в своем первом исследовании творчества поэтессы, которое называлось «Поручение»… Эпиграфом к «Поручению» были вынесены лермонтовские строки:
…И звуков небес заменить не могли,
Ей скучные песни земли…
Лермонтовское «лунное» начало ранней поэзии Дианы Кан очевидно. Эта «лунность» нисколько не противоречит теме русалочьего бытия:
Подошел. Ресницы опустил.
Наклонился долу.
Робкие кувшинки положил
К моему подолу.
Он сказал: «Я видел вас вчера…
Вы купались… вы не рады встрече?..»
Он сказал: «Прохладны вечера…»
И накинул мне пиджак на плечи.
Стала даль упряма и чиста,
И заклято ала.
С чешуи змеиного хвоста тишина стекала.
Я сидела с ним на берегу.
Глаз поднять не смела.
Я клялась ему, что сберегу
Голубое тело.
Заживем в кувшинковом раю,
Милый мальчик, всем другим на зависть…
Бедный мальчик, баюшки-баю,
Я в реке живу, а не купаюсь.
Последняя строчка этого раннего стихотворения – одно из первых упоминаний реки вообще в поэзии Дианы Кан. Это отмечает Вяч. Лютый в предисловии к книге «Обреченные на славу». Попутно уважаемый критик из Воронежа замечает весьма показательную особенность творчества Кан – полное отсутствие в ее стихах моря при обилии всевозможных рек, речек, речушек, прудов… Думаю, что такая особенность закономерна в творчестве поэтессы, в чьих жилах течет славянская кровь. Древние славяне с древнейших времен обитали по берегам равнинных рек. Древнерусские русалки, в отличие от западноевропейских морских сирен, были речными обитательницами, живущими в пресной воде…
Уже никого и ни в чем ни виню,
Молюсь навсегда уходящему дню.
И смотрят последние астры в саду
На то, как топиться хожу я к пруду.
На первый взгляд, странно выглядит поведение лирической героини вышепроцитированного четверостишия. Но странно такое поведение только для обычной девушки, никак не для русалки, которая живет в пруду, а не купается в нем. Русалочья тема очень важна в творчестве поэтессы, т.к. эта тема находит продолжение в эпической теме российских междуречий, реки-речи, как символа течения русской жизни, собирания народов вокруг реки-речи. Тема Волги и Урала в творчестве Дианы Кан представлена не только в лунном, но и в солнечном свете. Тема русалок и тема луны в творчестве Дианы Кан ненавязчиво, но соседствуют. Само имя Диана символизирует луну, что придает некую символическую подсветку многому из того, что написано Дианой Кан. А древнетюркское слово «кан» в Сибири является обозначением реки вообще. Лунная тема более ярко звучит в раннем творчестве поэтессы, символически ассоциируясь с той непростой сумеречной эпохи, которая выпала на долю поэтессы. Однако далее в творчестве Кан происходит метафизическое возвращение лирической героини к началу начал – тому солнечному яркому Светояру-Яриле, которому некогда поклонялись скифы-славяне, называемые Дианой Кан «обреченными на славу».
Мы пасынки своей земли родной
Под блеклой остывающей луной.
Немые тени на глухой стене.
И солнце, отбродившее в вине.
Отпело в скифских золотых веках
И запеклось на сомкнутых губах
Угрюмое славянское вино,
От коего в глазах темным темно.
Бредем ли пеше, скачем на коне,
Иль стынет в ледяном крещенском сне,
Полынного похмелья тяжкий вздох
Тревожит тишину былых эпох
Это одно из самых трагически «лунных» стихотворений Дианы Кан. И очень нетипичное для поэтессы, категорически несклонной к пессимизму. Но слова из песни, как и стихотворения из книги, не выкинешь. Показательно в этом стихотворении эпитет-определение похмелья – полынное. «Трава окаянная» в данном случае – образный оберег погрязшей во мраке родины, которую смута-русалка грозит безвозвратно утянуть на дно пучины. Но важно в данном случае не отдельно взятое трагическое стихотворение, а все более отчетливое движение творчества поэтессы от луны к солнцу, от безысходности к надежде. Тема лунного «русальства» в творчестве Кан особенно показательна в этом смысле. От него идет непреклонное движение лирической героини Кан в сторону солнечного «русОфильства» – поклонения перед славной и трагической историей русской родины, вера в ее возрождение. Родина большая и родина малая в творчестве Кан нераздельны.
«Сладко спит, озаряемый полной луной, // Весь продутый ветрами поселок Степной…» – пишет Диана Кан об Оренбурге – городе, в котором на протяжении многих поколений жили ее предки-казаки. Этот город – поэтическая родиной Дианы Кан, ведь именно в Оренбурге, по ее признанию, она написала первые свои стихи, издала свою первую книгу, вступила в Союз писателей России. Полуночный Оренбург в стихах поэтессы по-русалочьи и по-лермонтовски озарен полной луной и является, по сути, отражением самой Дианы Кан. Именно в этом лунно-русальном и речном свете совершенно иначе читаются многие стихи Кан о Согдиане, греческой античности, стихи о волках…
…Мы шли во мраке, путая следы,
И шла за нами дикая охота.
Да, где ж ты Спиридон-солнцеворот,
Да сгинет нечисть под лучами солнца…
Но все всегда приходит в свой черёд
Так на Руси из века в век ведется.
Тогда хоть ты чужда добру и злу
Луна сиречь античная Диана.
Взойди на небо, разгоняя мглу,
Казачьим волчьим солнцем окаянным…
С темой «русальства» связаны античные мотивы в творчестве поэтессы. В стихах Кан, навеянных античными мотивами, древнеславянские русалки трансформируются в древнегреческих нимф, которые тоже были жительницами рек и водоемов.
…Под сенью оливы зеленой
К ручью наклоняется вниз
В свое отраженье влюбленный
Античный красавец Нарцисс.
И нимфа-насмешница Эхо
В предутренней знобкой тиши
Порой откликается смехом
На крик истомленной души.
Перекликается с темой «русальства» в творчестве Кан и тема ревности, воспоминания о юности и переживание ошибок юности.
…Соперниц погубленных жалко.
Я в пруд с головою войду –
Там плещут хвостами русалки
В моем воспаленном бреду.
К которой из этих колдуний
Крадется, как тать, в тишине,
В часы роковых полнолуний
Мой свет ненаглядный во тьме.
Лукавый дрожащий отравный
Продрогший на стылом ветру…
Захлопну высокие ставни.
От ревности лютой умру…
Это, казалось бы, исключительно лирическое стихотворение показательно тем, что в нем омутно темная лунная русальная тема вдруг начинает обретать движение в сторону света. Да, пока еще свет видится лирической героине «лукавым» и «дрожащим», но важно само движение. Отношение к русалкам в народе разное. Древние славяне опасались этих «бледных дев», считая, что они губят заплутавших путников. Полюбивший русалку человек считался пропащим для мира людей. С другой стороны считалось – там, где русалки бегали и резвились, трава росла гуще и зеленее, а хлеба родились обильнее. Русалка Дианы Кан уникальна, она не боится солнечного света, она радуется не только закату, но и рассвету:
Надменной Волги кроткое лобзанье
Босой ногою сладко ощутив,
Стою на берегу июньской ранью…
Щенком в колени тычется прилив.
Вовек себе не знающая равных
Могучая свободная река –
Все ей к лицу – надменная державность
И нежность беззащитного щенка.
Здесь ветерка сквозное дуновенье
Хранит пьянящий аромат ухи.
Здесь так легко в приливе вдохновенья
Стихия превращается в стихи…
По плесам бегать, ноги обжигая,
Секретничать с прибрежным камышом.
Хоть он не сват, не брат мне, не приятель,
Я с волжским камышом накоротке.
Мне рядом с ним не стыдно, скинув платье.
Плескаться по-русалочьи в реке.
И знать, что не в одном из всех течений
Мне Волга, исповедница моя,
Не станет изрекать нравоучений,
Приняв меня такой, какая я.
Нельзя в полной мере понять стихи Дианы Кан о русских междуречьях и Волге без учета «русалочьей» составляющей творчества поэтессы. Процитирую в качестве примера одно из «титульных» стихотворений Дианы Кан «Сказ о Волге»:
Плывущая вдаль по просторам, как пава,
И речь заводящая издалека,
Собой не тончава, зато величава
Кормилица русская Волга-река.
По чуду рождения ты – тверитянка.
Слегка по-казански скуласта лицом.
С Ростовом и Суздалем ты, угличанка,
Помолвлена злат-заповедным кольцом.
Как встарь, по-бурлацки ворочаешь баржи.
Они и шумят, и коптят, и дымят.
Нет-нет, да порой замутится от сажи
Твой, матушка, неба взыскующий взгляд.
Устанешь под вечер… Позволила б только
Водицы испить с дорогого лица.
Красавица Волга, работница Волга,
Заботница Волга, сказительница…
…Мила твоя речь о былинных верховьях.
О том, как роднишься в Москвою-рекой.
И как в астраханских твоих понизовьях
Цветет дивный лотос, омытый зарей…
В дельте Волги цветет кувшинка, которую лирическая героиня Дианы Кан (поэтессы, родившейся, на Востоке) склонна принять за восточный цветок лотос. На научном языке кувшинку называют нимфеей. Так тема нимф и русалок снова возникает в волжских стихах Дианы Кан, как естественное начало и продолжение темы Волги – колыбели славянских мифов.
Эдуард Анашкин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
