С первых дней, как заговорили о подготовке
к премьере «Одиссеи инока якутского», будущий спектакль оказался в эпицентре
внимания, разбавив прозу выборов поэзией искусства. Заядлых театралов особенно
заинтриговал тандем Федоров-Борисов-Гоголева, обещавший встречу со зрелищем
неординарным. И зрители не обманулись в своих ожиданиях. Спектакль сумел
вырваться из пределов театральной эстетики, подарив публике ощущение
присутствия в одном из исторических разрезов уходящей эпохи в потрясающих
аналогиях нашими сегодняшними терзаниями, надеждами и трепетной верой в
обретение утерянных нами простых и вечных истин.
Спектакль имел успех разорвавшегося
снаряда, вдруг резко и болезненно оголившего нерв зрительного зала. Он был
противоречив – в накале действий и накипи заминок, в мелких просчетах и взрыве
удач, в «алгебре и гармонии» драматургии.
Пьесу написал поэт и журналист Владимир
Федоров, кстати, редактор отдела культуры газеты «Якутия». Редкостной основой
драматургического материала стал исторический факт судьбы морского священника
отца Алексия – Алексея Оконешникова, одного из просвещеннейших якутов начала
века. Его короткая трагическая жизнь была связана с гибелью военного корабля
«Рюрик», повторившего подвиг знаменитого «Варяга».
Организующим началом спектакля стало
поэтическое слово, и именно оно несло живую пульсацию текста в неслучайном
выборе единственно верных строк. Иногда, правда, завораживающий ритм
стихотворного лада ломался текстовым диссонансом актерской импровизации,
уместной, может быть, в других спектаклях, кроме этого. Впрочем, в
эмоциональном напряжении всей постановки небольшие отклонения от поэтической
фактуры не так уж заметны.
Не буду пересказывать сюжет. О нем
невозможно кратко. Столь сложную по стилю и жанру пьесу мог «вытянуть» только
мастер. Что и было осуществлено режиссером Андреем Борисовым, сумевшим поднять
спектакль над сценической объединенностью со всей отдачей большого художника,
кто он и есть в главной своей ипостаси.
Совершенно потрясающими были
сценографические решения Елены Гоголевой. Особенно батальная сцена, где холщовые
полосы и тени превращались то в паруса, то в такелаж, то в тяжелые гибельные
волны. Все технические приспособления и звуковой фон «работали» на постановку в
удивительной продуманности трансформаций.
Наверное, сложно было артистам перевести
необычную пьесу на сценический язык, но ансамбль в целом с этим справился, а
молодые актеры, несомненно, сделали свой первый шаг к будущему звездному
блеску. Дебютанты бесстрашно осваивали пространство и в этом повезло и им
самим, и спектаклю – одновременно интеллектуальному и эмоциональному: было где
проявиться способностям, если они имелись в наличии. В явлениях колымскому
пареньку святителя Иннокентия прекрасно смотрелся народный артист России
Валентин Антонов. Но слегка выбивалась, на мой взгляд, игра некоторых
«маститых», которые почему-то не выигрывали на «молодом» фоне. Иные
перестарались, то и дело выпрыгивая из рамок роли, другие же, напротив,
выглядели несколько статично.
Что касается режиссерских находок – их была
масса, в том числе и тех, какие можно назвать мелодраматическими (когда Алексий
после встречи с адмиралтейскими чиновниками отдает свой золотой георгиевский
крест слепому матросу), и тех, что были решены в форме протеста, хотя, как мне
показалось, сцена с социалистом слегка отдавала «перебором». И стоило запомнить
смех публики, когда самые живые, самые сегодняшние ассоциации вызывали реплики
вроде «к Пал Палычу, в Москву». Но в премьере просто неизбежны мелкие ошибки и
упущения, а то, что покоробило мое видение, возможно, как раз понравилось
другим зрителям.
Запомнился весь молодой актерский состав.
Но остановлюсь на главных героях. Алексея-ребенка очень неплохо сыграл Боря
Таллаев, умилив зрителей своей старательностью. Айал Аммосов смог пронести в
образе взрослого Алексея, священника Алексия не просто обреченность и тяжесть
одиночества, но и духовную чистоту. Но выпрямиться бы парню, уйти от
одинаковости болезненно-напряженной позы во всех действиях, пусть даже
наложенной на него священным выбором и обетом... Хотя тему свою актер провел
четкой линией по всему спектаклю, отразив судьбу не просто священника и героя,
а человека, волей Всевышнего призванного к неисповедимому пути, полному горечи
испытаний. На мессианский алтарь Алексий кладет жизнь и любовь, разрывая на
части душу в порывах и сомнениях, но нет, очевидно, более легких средств для
обретения священной веры.
Вторую его любовь, избранницу, если не
души, то сердца зовут тоже Верой. В органичности этой роли зрители оценили игру
студентки школы-студии МХАТ Ксении Зыковой. Вера, Алексий и поэт Андрей ( актер
Антон Гагарин) глубоко символичные фигуры в пьесе. В их раздавленных колесом
времени судьбах – эпохальная история трагедии нескольких поколений, глубокая жертвенность
и патриотизм. Оно, это безжалостное колесо, на каждом своем повороте, переломе
что-то отфильтровывает и открывает, что-то безвременно, безвозвратно губит и в
нас...
Что можно было после всего этого придумать
в финале? Нет, зрители не были разочарованы, он вызвал такое море чувств, что
зал «потонул» в нем без остатка. В осиянном свечами финале спектакля было нечто
настолько тонкое, похожее на таинство церковного торжества, что в горле встал
ком, и хотелось петь и плакать, как в храме...
Под каким-то виртуальным углом зрения
личные воспоминания каждого зрителя переплелись с судьбой века и России в жанре
социальной фантасмагории – мистерии жизни. Зал рукоплескал стоя – и
представители из номенклатурных «адмиралтейств», и театральное братство, и те, кто
пришел в театр впервые, пробуя его на «вкус и цвет». Этим можно было
позавидовать — ни открыли для себя театр на одном из лучших спектаклей
последних лет, ставшем счастливым билетом во Вселенскую веру.
Ариадна Борисова
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"