Колесо прошло по каждому из нас

Мистерия уходящего века

С первых дней, как заговорили о подготовке к премьере «Одиссеи инока якутского», будущий спектакль оказался в эпицентре внимания, разбавив прозу выборов поэзией искусства. Заядлых театралов особенно заинтриговал тандем Федоров-Борисов-Гоголева, обещавший встречу со зрелищем неординарным. И зрители не обманулись в своих ожиданиях. Спектакль сумел вырваться из пределов театральной эстетики, подарив публике ощущение присутствия в одном из исторических разрезов уходящей эпохи в потрясающих аналогиях нашими сегодняшними терзаниями, надеждами и трепетной верой в обретение утерянных нами простых и вечных истин.

Спектакль имел успех разорвавшегося снаряда, вдруг резко и болезненно оголившего нерв зрительного зала. Он был противоречив – в накале действий и накипи заминок, в мелких просчетах и взрыве удач, в «алгебре и гармонии» драматургии.

Пьесу написал поэт и журналист Владимир Федоров, кстати, редактор отдела культуры газеты «Якутия». Редкостной основой драматургического материала стал исторический факт судьбы морского священника отца Алексия – Алексея Оконешникова, одного из просвещеннейших якутов начала века. Его короткая трагическая жизнь была связана с гибелью военного корабля «Рюрик», повторившего подвиг знаменитого «Варяга».

Организующим началом спектакля стало поэтическое слово, и именно оно несло живую пульсацию текста в неслучайном выборе единственно верных строк. Иногда, правда, завораживающий ритм стихотворного лада ломался текстовым диссонансом актерской импровизации, уместной, может быть, в других спектаклях, кроме этого. Впрочем, в эмоциональном напряжении всей постановки небольшие отклонения от поэтической фактуры не так уж заметны.

Не буду пересказывать сюжет. О нем невозможно кратко. Столь сложную по стилю и жанру пьесу мог «вытянуть» только мастер. Что и было осуществлено режиссером Андреем Борисовым, сумевшим поднять спектакль над сценической объединенностью со всей отдачей большого художника, кто он и есть в главной своей ипостаси.

Совершенно потрясающими были сценографические решения Елены Гоголевой. Особенно батальная сцена, где холщовые полосы и тени превращались то в паруса, то в такелаж, то в тяжелые гибельные волны. Все технические приспособления и звуковой фон «работали» на постановку в удивительной продуманности трансформаций.

Наверное, сложно было артистам перевести необычную пьесу на сценический язык, но ансамбль в целом с этим справился, а молодые актеры, несомненно, сделали свой первый шаг к будущему звездному блеску. Дебютанты бесстрашно осваивали пространство и в этом повезло и им самим, и спектаклю – одновременно интеллектуальному и эмоциональному: было где проявиться способностям, если они имелись в наличии. В явлениях колымскому пареньку святителя Иннокентия прекрасно смотрелся народный артист России Валентин Антонов. Но слегка выбивалась, на мой взгляд, игра некоторых «маститых», которые почему-то не выигрывали на «молодом» фоне. Иные перестарались, то и дело выпрыгивая из рамок роли, другие же, напротив, выглядели несколько статично.

Что касается режиссерских находок – их была масса, в том числе и тех, какие можно назвать мелодраматическими (когда Алексий после встречи с адмиралтейскими чиновниками отдает свой золотой георгиевский крест слепому матросу), и тех, что были решены в форме протеста, хотя, как мне показалось, сцена с социалистом слегка отдавала «перебором». И стоило запомнить смех публики, когда самые живые, самые сегодняшние ассоциации вызывали реплики вроде «к Пал Палычу, в Москву». Но в премьере просто неизбежны мелкие ошибки и упущения, а то, что покоробило мое видение, возможно, как раз понравилось другим зрителям.

Запомнился весь молодой актерский состав. Но остановлюсь на главных героях. Алексея-ребенка очень неплохо сыграл Боря Таллаев, умилив зрителей своей старательностью. Айал Аммосов смог пронести в образе взрослого Алексея, священника Алексия не просто обреченность и тяжесть одиночества, но и духовную чистоту. Но выпрямиться бы парню, уйти от одинаковости болезненно-напряженной позы во всех действиях, пусть даже наложенной на него священным выбором и обетом... Хотя тему свою актер провел четкой линией по всему спектаклю, отразив судьбу не просто священника и героя, а человека, волей Всевышнего призванного к неисповедимому пути, полному горечи испытаний. На мессианский алтарь Алексий кладет жизнь и любовь, разрывая на части душу в порывах и сомнениях, но нет, очевидно, более легких средств для обретения священной веры.

Вторую его любовь, избранницу, если не души, то сердца зовут тоже Верой. В органичности этой роли зрители оценили игру студентки школы-студии МХАТ Ксении Зыковой. Вера, Алексий и поэт Андрей ( актер Антон Гагарин) глубоко символичные фигуры в пьесе. В их раздавленных колесом времени судьбах – эпохальная история трагедии нескольких поколений, глубокая жертвенность и патриотизм. Оно, это безжалостное колесо, на каждом своем повороте, переломе что-то отфильтровывает и открывает, что-то безвременно, безвозвратно губит и в нас...

Что можно было после всего этого придумать в финале? Нет, зрители не были разочарованы, он вызвал такое море чувств, что зал «потонул» в нем без остатка. В осиянном свечами финале спектакля было нечто настолько тонкое, похожее на таинство церковного торжества, что в горле встал ком, и хотелось петь и плакать, как в храме...

Под каким-то виртуальным углом зрения личные воспоминания каждого зрителя переплелись с судьбой века и России в жанре социальной фантасмагории – мистерии жизни. Зал рукоплескал стоя – и представители из номенклатурных «адмиралтейств», и театральное братство, и те, кто пришел в театр впервые, пробуя его на «вкус и цвет». Этим можно было позавидовать — ни открыли для себя театр на одном из лучших спектаклей последних лет, ставшем счастливым билетом во Вселенскую веру.

Ариадна Борисова

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"