«Не может Родина быть малой с такой великою душой…» – невольно убеждаешься, когда читаешь или слушаешь стихи Константина Скворцова. Не видать, откуда что началось и чем завершится, но столько много всего разного и красивого, подчас не подвластного пониманию, но завораживающего, понуждающего слушать, вживаться и жить.
Удивительная судьба поэта и в тоже время так закономерна: и век не короток, и слог некрикливый, а песни его поют по всей Руси Великой. И, вроде, нет у него случайных стихов, нет написанных на потребу, а все к месту и ко времени. Как много у него России, но не в риторическом бессмысленном повторении этого священного слова, а в ее множестве, в людях, травах, в реках, в птицах, бомбардирах «сурового синего неба»…
Но почему же на душе
Так мало вёсен?
И почему так тянет нас
В столицу детства, в Малояз,
Под скрипы вёсел?..
Мы утром рано под мостом
Плоты изладим, а потом
Под небесами
Средь гордых скал под шум берез
Вперёд – на Журавлиный плёс
По Юрюзани…
Вот она картинка, когда исподволь рука тянется к карте Родины детства в поиске, где этот Малояз, названый столицей детства, где Журавлиный плёс и Юрюзань. Откуда они и что там такого необычного, что заставило замереть, мне – человеку средней полосы России?
Или опять россыпь неведомых, но не чужих, и даже родных слов и мест:
…Здесь всё знакомо нам и свято:
Шелом забытых королей,
Нургуш, что портом был когда-то
Для иноземных кораблей,
Кулисы желтая заплатка,
И Уса каждый поворот,
Березяки, Кылы и Сатка,
Мерцающие из болот.
В тревоге голубою птицей
Зюраткуль в небо взвился вдруг,
И потянулись вереницей
Хребты пернатые на юг.
Ещё не наделённый прытью,
Затерянный иглой в стогу,
Юрак невидимою нитью
Перерезает Уреньгу.
А над Кураминским болотом,
У горизонта, чуть правей,
Неведомый, гигантский кто-то
Поставил в небе мавзолей.
Сколько же дивных картин открывается бесконечного мира Божия, где за кадром остается вся наша повседневная суетность! И как же здорово порадоваться этой красоте, вздрогнуть… И Константин Скворцов вздрагивает и понуждает себя не спать обыденностью бытовой:
Когда ночные фонари
На небе сером гасит кто-то,
В тайге токуют глухари:
– Проснись, Поэт! Зовёт Работа.
Лови рассвета полчаса,
Когда на чистые страницы
Слова ложатся, как роса
На листья хрупкой медуницы!..
… Рассеется ночная хмарь.
Ничто не вечно в этом свете.
Поэт – токующий глухарь,
И песнь его не знает смерти!
В этой картинке мы получаем верное определение, кто же такое поэт? – «Поэт – токующий глухарь». – Вот она и правда жизни, и ирония, и философия…
Рот разинешь: и видишь, и слышишь, и душа поет… Закроешь – сразу оглох и ослеп.
***
Все это лишь мизерная доля того, что передумал и перечувствовал, когда возвращался после творческого вечера Константина Скворцова, прошедшего вначале запоздалой весны в Москве, в старом Доме национальностей. Там пели песни на его стихи Елецкий казачий ансамбль «Червленый яръ» и гусляр Любовь Басурманова. Там было много всего, даже фрагменты постановок пьес К. Скворцова, но больше всего на меня подействовала огромность и величие моей Родины, сколько бы ее не урезали, не ограничивали. Вроде и читал множество раз его, вроде и знаю едва ли не все, а каждый раз, когда слушаю стихи Скворцова, то прямо заболеваю Родины безграничностью, которой невозможно надышаться, нарадоваться.
Сергей Котькало
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
