Театр, как и искусство в целом, меняется вместе с изменением общества. Изменения эти незаметны на малом промежутке времени, но отчетливо различимы в масштабах исторических эпох. Остановимся на трёх периодах в развитии отечественного театра: дореволюционном, советском и современном.
О первых двух этапах написано много, и нам остается только выбрать приемлемую точку зрения, а вот наиболее сложно, но интересно дать оценку современному театру, потому что анализ нам предстоит сделать самим. Положиться в этом не на кого. И еще, театр нас будет интересовать только в отношении его с государством, что характеризуется понятием «цензура», и вопрос сводится к тому, нужна ли она или не нужна, полезна или вредна?
Вот одно из первых чисто театральных проявлений цензуры. Алексей Михайлович, второй царь из династии Романовых, будучи большим любителем театра, создает при дворе театр по образцу европейскому, а скоморохов с их шутниками и дрессированными медведями строжайше запрещает (1648 г.) для укрепления нравственности и верноподданнических чувств. Ничего плохого в этом не усматривается, т.к. представления скоморохов отличались пошлостью, развязностью, и физиологической приземленностью.
До середины XVIII в. цензуру осуществляли императоры России и делали это с отеческой заботой о верноподданных. Екатерина II (1729-1796) понимала свою задачу так: «Театр есть школа народная. Она должна быть непременно под моим надзором. Я старший учитель в этой школе и за нравы народа дам мой ответ Богу». Очень хорошо, тем более, что она была одним из самых просвещенных монархов. Она учреждает институт цензуры впечати и вводит профессию цензора – замечательно, цензура приводится в цивилизованные нормы.
Нам бы такую императрицу сегодня. Она придавала театру высокое воспитательно-образовательное значение. Достаточно назвать хотя бы любимую до сих пор народом пьесу того времени Дениса Ивановича Фонвизина «Недоросль» (1781 г.), проникнутую заботой о воспитании молодого русского поколения. Знаменательно, что в это же время открывается Московский университет, т.е. театр и университет учреждались с одной целью – на пользу и во славу России.
Формально театральная цензура появляется в начале XIX в. Первым человеком, поставившим ребром вопрос надзора за театром, был журналист и критик Фаддей Булгарин. В дальнейшем цензуру осуществляют Синод, Сенат, Академия наук, Министерство народного просвещения и, с возрастанием угрозы терроризма, Министерство внутренних дел. К великому сожалению, так получилось, что в образованном русском обществе сложилось негативное отношение к цензуре. В качестве вреда цензуры обычно приводят в пример то, что, мол, запрещали даже некоторые произведения классиков. Правильно делали, классики не небожители. Одумавшись, Пушкин вначале отказывался от авторства, а затем благодарил за запрещение своей позорной «Гавриилиады».
Редкие из театральных критиков осмеливались противостоять к началу XX в. шквалу антирусской и антиимперской пропаганды через прессу, захваченную к тому времени внешними силами. Самой крупной фигурой из них был Алексей Сергеевич Суворин (1834-1912) – достойный сын своего Отечества. Он подвергался ожесточенным нападкам революционной прессы, и только собственное издательство, собственный Суворинский театр (1895 г.) и собственная газета «Новое время» позволяли ему неизменно отстаивать русскую национальную идею, выраженную в словах: «Православие – Самодержавие – Народность».
К первой антирусской революции 1905 г. государственный контроль над прессой был утрачен. Цензура не могла справиться с потоком сатанинской драматургии, да и запреты ее не выполнялись. Вот данные Комитета цензуры по обширной Императорской России за 1909 г. Всего представлено 2274 пьесы, запрещено 349. Перечислим некоторые пьесы из числа запрещенных. Название их в большинстве случаев уже говорит само за себя, но оно сопровождается и кратким указанием причины запрета: «Доносчица» (публичный дом), «Мать» (попытка разврата), «Кровавая свадьба» (восхваление революционера), «Опричники страсти» (изображение преступного сообщества, преследующего цель разврата), «Помешанный» и «Коты» (изображение отбросов человеческого общества), «Рабыни идеи» (монологи о свободной любви), «Палачи» (излишний реализм в изображении пытки и казней), «В когтях жизни» (среда проституток и офицер), «Грехи отцов» (притон разврата), «Влюбленная» (порнография, лесбийская любовь трех девушек друг к другу), «Заключительный аккорд» (отцеубийство на эротической подкладке), «Дозором» (проституция), «Долина слез» (публичный дом), «Шкаф безумных наслаждений», «Курятник», «В два часа ночи», «Лига свободной любви» – все запрещены по причине изображения порнографии и т.п. Эта пара десятков названий взята подряд из списка цензоров.
Отсутствие цензуры подобно государственному самоубийству. И как же фальшиво звучат сегодня слова тех театральных деятелей, включая руководителя МХТ Олега Табакова и главу СТД бессменного Калягина, которые требуют доверять «высоким помыслам и совести» драматургов и режиссеров, боящимся цензуры, как черти – ладана.
Это прекрасно понимали «профессиональные революционеры», использующие многовековый опыт захвата и удержания власти. Инакомыслие стало считаться преступлением. Цензура приобретает тотальный характер, она не только в искусстве, но пронизывает все элементы государственной и общественной жизни, начиная с детсада и заканчивая ритуалом похорон.
Надо отдать должное, советская партийная цензура не только жестко контролировала идеологию, но не допускала на сцене порнографию, половые извращения и сквернословие, которые сегодня принудительно взращиваются ударным отрядом критиков. Гомосексуалисты уголовно преследовались.
Советский театр был целиком подчинен идейно-политическому воспитанию трудящихся, и это было совершенно логично в тех условиях и при тех задачах, которые ставили себе коммунисты для удержания власти и укрепления государства. Не одобряя ту власть, понять её не сложно. Сегодня задачи перед театром совсем иные. Если Сталин, хорошо разбиравшийся в литературе, кино и театре, жесточайшими мерами укреплял государство, то Горбачев и Ельцин стали успешно разрушать его, но театр пригодился и здесь. Число государственных и муниципальных театров неуклонно растет. За период с 1993 г. их число выросло на 40% – с 427 до 600 с лишним.
Принцип разрушения государства и диверсионная роль в нем искусства хитроумно заложен в самой основе – Конституции, продиктованной Ельцину врагами России из США. Во-первых, в статье 29 четко прописано, что «цензура запрещена» и, значит, культура страны оставлена без руля и ветрил. Во-вторых, в статьях 13 и 14 находится еще одна глава змия, фактически дублирующая запрещение цензуры: «Никакая идеология (и религия) не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Это открывает путь к тому, что в РФ направился грязный поток идеологического и нравственного мусора и враждебного влияния со всего мира, нарушая безопасность РФ. Эти же статьи пробудили в самой России безродные элементы, называемые на международном языке «пятой колонной». Нынешнюю Конституцию правильнее называть не основным законом страны, а приговором ей.
В первую очередь диверсия отразилась на театре. Напрасно некоторые режиссеры закатывают истерики по поводу того, что в Россию возвращается чудовище, под названием цензура. Ее нет и быть не может, потому что Конституция разрешает всё, кроме цензуры. Единичные случаи шумихи вокруг некоторых постановок лишь сплачивают «пятую колонну» и делают ее нахрапистей и наступательней.
Ничтоже сумняшеся, верхушка театральных чиновников, вторя Конституции, в «Концепции долгосрочного развития театрального дела в РФ до 2020 года» умудрилась глумливо написать: «Особая миссия театра – доносить до общественного сознания идеи и ценности, побуждая людей к творчеству…», не называя, о каких идеях и ценностях они ратуют. Напрашивается вывод, что их идеи и ценности настолько неприглядны, что их скрывают. «Борцы за свободу», возомнив о своем избранничестве, высокомерно и презрительно называют несогласных с их грязным творчеством «группками мерзких людей, незаконно борющихся мерзкими путями за нравственность». Это, в частности, истерично заявил Константин Райкин в октябре 2016 г.
«Борцы за свободу творчества» зарвались, позволяя себе с таким пренебрежением говорить о народе, упоминания о котором исчезло из всех официальных документах по искусству. Даже при тоталитарной советской власти существовало обязательное требование народности в искусстве в триаде: «Классовость, партийность, народность».
Конечно, если всерьез говорить о цензуре, то неизбежно возникнет вопрос: а судьи кто, где искать их? Если цензором окажется, например, редактор «Петербургского театрального журнала» Марина Дмитревская, которая захлебывалась от восторга, увидев на омской сцене голых безумных мужиков из Словении (Международный фестиваль «Молодые театры России», май 2013 г.), материвших зрителей площадным матом, то она окончательно превратит театр в сатанинский шабаш. Подлинных патриотов, за редким исключением, сегодня и близко не допускают к руководству театральным процессом. Всё схвачено силами международных извращенцев.
Новая волна невиданного гевалта поднята в настоящее время в связи с уголовным делом руководителя театра «Гоголь-центр» Кирилла Серебренникова и помещением его 23 августа под домашний арест с отслеживающим браслетом на руке, чтобы не сбежал – у него есть где-то вид на жительство. Наиболее отчаянно среди сотоварищей Серебренникова возопил режиссер и драматург Иван Вырыпаев. В открытом письме от 25 августа он вышел за всякие рамки здравого смысла: «Единственный путь к освобождению нашего многострадального народа от ига правящей власти, это смена этой власти… Воспитаем молодое поколение на других ценностях (каких – Л.П.). И первое, что мы деятели культуры, интеллигенция, прогрессивные (!!! – Л.П.) люди России можем сделать, это перестать поддерживать эту власть. Не нужно получать все эти государственные награды и публично при камерах пожимать руку Владимиру Путину…»
Обратим внимание, что он не призывает руководителей театров отказаться от получения бюджетных денег. Этот новоявленный революционер проклинает власть не потому, что его волнуют бедствующие пенсионеры, мрущие без медицинской помощи дети и прочие социальные беды, а потому что подобные ему требуют полной свободы на сцене. По всей стране собираются тысячи подписей в защиту режиссера Серебренникова, а ведь в уголовном деле ему вменяется только организация хищения 68 миллионов рублей, а не обнаженные в каждом его спектакле артисты или восхищение гомосексуалистом, тоже обнаженным, в его спектакле Большого театра «Нуреев». Откуда у Вырыпаева столько безумной смелости? Вероятно, оттого, что нынешняя его жена польская актриса, и он наверняка имеет польское гражданство.
Без цензуры в искусстве государство не может сохранить свою социальную и духовную целостность, а также нравственное и физическое здоровье народа, ибо давно проверено: свобода без границ означает, по меньшей мере, свободу безнравственности и, в конечном счете – Содом и Гоморру.
Подчеркиваю, речь здесь веду только о необходимости цензуры в театре, притом цензуре патриотической, невозможной в обозримом будущем. Разговор же о политической цензуре носит совсем иной характер и требует другого подхода.
Лев Степаненко
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
