Спектакль «Смертельный номер» по пьесе Олега Антонова (Москва) в Омском ТЮЗе.
Режиссер-постановщик Анастасия Неупокоева (Новосибирск), художник-постановщик Сергей Федоричев, балетмейстер заслуженный артист РФ Виктор Тзапташвили, педагог по пластике Максим Пешин.
Действие происходит в цирке и развивается в типичном для этого искусства варианте: стремительно, озорно, элегантно, под бодрую оптимистическую музыку. Зрители разошлись, оставшиеся после окончания циркового представления клоуны предоставлены самим себе. Они что-то репетируют, дурачатся. В программке значится лишь один Клоун (артист ТЮЗа Данил Супрун), на самом деле их пять.
Почему автор пьесы выделил в статусе клоуна лишь одного, хотя остальные, согласно цирковым традициям, уже по названию своему типичные клоуны: Толстый (Михаил Гладков), Белый (Тимофей Греков), Рыжий (Александр Карпов), Чёрный (Евгений Сухотерин)? Об этом придется догадываться по ходу спектакля, и начать следует с того, что жанр пьесы у автора Олега Антонова называется «балаганом», а спектакль постановщики обозначили «мистическим балаганом», что неспроста. Зрителям с самого начала дается направление для размышления о потусторонних сторонах бытия, и жалеть об этом не приходится.
Главный Клоун влезает по неустойчивой веревочной лестнице с саксофоном в одной руке и, держась другой, привычно трубит, неожиданно срывается, с грохотом падает и разбивается. Не зная, куда его девать, опасаясь, что кого-то из них признают виновным в гибели сотоварища, они начинают делать нелепости, для начала решив унести его за кулисы с глаз долой. Двое берут за ноги, двое – за руки и пытаются тащить, но в разные стороны, а он, конечно, ни с места. Меняются местами, и повторяется всё то же – лежит трупом.
Дальше – больше, покойника пытаются поставить, он падает, с ним вместе кувыркаются и друзья. Зритель недоумевает: так с покойником не обращаются никогда и нигде. Наконец, возникает догадка, что Клоун скорее жив, чем мертв. Его всё-таки утаскивают за кулисы и по русскому языческому обычаю поминают водкой, найденной в одном из сундуков. Попутно они немножко ссорятся, мирятся, соперничают, но отношения между ними настолько неизменно дружественные, что они сливаются в одного единственного КЛОУНА. К разбившемуся же Клоуну постановщики вернутся лишь на последней минуте спектакля. Они покажут его также ярко, пафосно, как и на первых минутах спектакля.
В этом, похоже, задумка автора: не просто дать, как принято в литературе, типичный образ героя, списывая его часто с какого-либо одного прототипа, а дать собирательный образ физически, зримо, из нескольких персонажей – Толстый, Белый, Рыжий, Черный. Они отлично заменяют того разбившегося, как бы являются им самим. В результате с большим уважением и любовью спектакль представил племя неунывающих цирковых клоунов, в которых можно усмотреть и европейских шутов средневековья, и преследуемых церковью и властью русских скоморохов. Особенностью и тех, и других, и третьих (нынешних), по воспоминаниям и свидетельствам самих клоунов, является то, что они могут восхищать и влюблять в себя сразу сотни зрителей, но зачастую одиноки и неприкаянны. Им покорны все возрасты и все слои населения. Помнится, к примеру, до сих пор, как зимой 1962 г. в московском цирке на Цветном бульваре мы, студенты, увидели однажды космонавта № 2 Германа Титова, а ведь он казался нам тогда небожителем, будучи всего лишь на несколько лет старше нас.
Эксперимент театру удался, и это начало мистики. Она особенно ярко выражена в эпизоде, когда Белый рассказывает о своей первой любви, произошедшей двадцать лет назад. Когда он дошел до воспоминания, как впервые под новогодней елкой поцеловал некую девочку Олю, то остальные наперебой стали спорить: нет, я поцеловал; нет – я, нет – я. Так кто же тот счастливчик, который целовал Олю? Единственно возможный вывод: целовал только один, но он мифически состоял из разных ипостасей.
Много диковин в спектакле. Есть чемодан, который открывается сам собой. Клоун в роли дрессировщика учит другого клоуна-льва прыгать как бы через горящий обруч, но на этот раз обруч затянут бумагой, через которую и прорывается «лев». Огня нет, но создается комическая иллюзия реальности известного циркового номера. Запоминается этот же обруч, используемый в качестве спортивного снаряда хула-хуп. Клоун крутит бедрами, но обруч вдруг остается поразительно неподвижным, находясь хитро прикрепленным к талии. Кажется просто, но зал взрывается аплодисментами от неожиданности в привычном упражнении. Обруч оказался как бы вне сил земного притяжения.
Восхитила работа педагога по пластике Максима Пешина и балетмейстера заслуженного артиста РФ Виктора Тзапташвили в изображении борьбы персонажей понарошку. Борьба настолько виртуозна, когда не поймешь, что это: схватка или танец. Создается впечатление борьбы или пощечины, в то время как исполнители лишь легко касаются друг друга. Артисты демонстрируют общую пластическую культуру, умело освоив запас соответствующих сценических навыков: падений, кувырков, поддержек, демонстрируя художественную выразительность и хороший вкус.
Среди всех фантазий постановщиков наиболее удивительной и содержательной явилось шествие туфель. Они прошли по сцене парами сами по себе, не будучи надеты на чьи-то ноги. Каким-то сложным приспособлением туфли переваливались с пятки на носок и с носка на пятки, как будто находясь на ногах своих хозяев. Создавалась иллюзия, что идут люди, но их не видно. Конечно, туфли как-то хитро тянули за веревочки, но зачем и кому нужно такое представление? Куда строем отправились невидимые и, может быть, уже несуществующие люди?
Сначала прохождение туфель кажется смешным, а потом – тревожным. Где люди? Где дорогие земляне? Где homo sapiens? Так славно пожили на прекрасной планете Земля семь тысяч лет, на Марс, на Луну собрались, и на тебе! Ну, воевали каждый день ни в одном, так в другом месте, иногда всем миром, всем человечеством сразу. Воевали, начиная с первых детишек, рожденных Адамом и Евой: Каин убивает Авеля дубиной ли, камнем – здесь мнения расходятся. Есть и на сцене бутафорская пушка, которая грохнула, как настоящая. Пришла пора человекам уходить, трубач-саксофонист трубит отбой.
Во втором отделении спектакля представлен парад сольных номеров клоунов. Если в первом персонажи облачены в свободные блузы, характерные для закулисной жизни, то теперь они в типичной клоунской форме с соответствующим макияжем. Каждый из номеров замечательно отработан, художественно завершен и готов к показу в любой аудитории. Первым дает представление клоун Черный. У него игра с солнечным зайчиком, в которую вовлечены и остальные клоуны. Зайчик объединяет и связывает их опять же в единое целое. У кого-то из заслуженных российских клоунов был успех с зайчиком, но здесь игра значительно усложнена и кажется вполне оригинальной.
Вторым явился номер Белого совершенно иного качества, трепетно-лирического. На сцену вносится древнегреческая скульптура типа Венеры мастера Праксителя, но история больше напоминает причуду скульптора Пигмалиона, который изваял настолько прекрасную женскую статую, что сам же и влюбился в нее. Именно этот мистический случай прелестно изобразил Тимофей Греков в технике пантомимы. Он замечательно работает с длинным белым шарфом, который в конечном итоге повязывает на шею возлюбленной статуи. Его работа в духе древнегреческих и итальянских пасторалей (в частности, поэта Вергилия, I-го века до нашей эры), идеализирующих любовные отношения. Тимофей Греков превзошел самого себя.
Не уступает в своем роде двум предыдущим и Рыжий. Александр Карпов несколько доминирует своей крепкой фигурой в сравнении, например, с легким и подвижным Тимофеем Грековым, тем неожиданней он производит свой эффект. Выйдя как рядовой клоун, он не спеша достает из чемодана туфли с металлическими набойками для исполнения степа, и спрашивает у зала: «Надеть?» Кто-то крикнул: «Надень», ожидая, что будет какой-то подвох. Никакого подвоха не случилось. Александр Карпов исполнил потрясающий профессиональный степ – да еще и на чемодане. Безупречный драматический артист на этот раз показал себя прекрасным танцором. Клоуны дополняют друг друга.
С совершенно необычным номером, изменившим всё содержание спектакля, выступил, однако, четвертый клоун – Толстый, представивший дьявола. Как было сказано выше, четыре клоуна символически соединяются в одного – пятого, основного и реального, остальные же как бы ирреальные, мнимые. И вдруг резкий поворот – один оказался дьяволом, и это не просто картинка, шутка, как на новогоднем маскараде. В том, что это образ подлинного дьявола, никакого сомнения нет. У него рожки на голове и огромные крылья. Повторяется иллюстрация знаменитого Гюстава Доре из Библии, которая называется «Диавол искушает Спасителя». Рисунок изображает эпизод, когда дьявол возвел Христа на высокую гору и оттуда показал Ему все царства мира и сказал: «Все это дам Тебе, т.к. власть над ними предана мне; и я кому хочу, даю ее. И так, если Ты, падши, поклонишься мне, то всё будет Твое». Иисус сказал Ему: «Отойди от Меня, сатана, ибо сказано в Писании: Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи».
На том месте сцены, где висела веревочная лестница, с которой сорвался Клоун, выдвигается высокая металлическая конструкция, заменяющая гору, на вершине которой помещен артист Михаил Гладков в образе дьявола. Он слетает вниз, накрывая зловещими красными крыльями четверть сцены. Три оставшихся клоуна сидят в это время триедино, под одним накрытым полотном, и он пронизывает каждого из них мечом. Клоуны сидят спиной к зрителям, и из зала видны над их головами только рукоятки мечей, представленных в виде четырехконечного крестов.
Нет сомнения, истолковать эту сцену можно только однозначно. На сцене представлена Пресвятая Троица в виде трех ипостасей: Бога Отца и Сына и Святаго Духа. Известно, дьявол извечно борется с Богом, и театр показал свое видение исхода этой борьбы в победе дьявола. Не место здесь дискутировать на эту тему, скажу только, что православная позиция по этому вопросу изложена в Откровении от Иоанна Богослова, главе 20-й.
Любопытна трактовка театра еще и в том, что дьявол с крыльями, но не сброшен с небес, а явился из среды простых людей, да еще и клоунов. Само лишь явление Пресвятой Троицы из клоунов, конечно, можно при желании истолковать святотатством, но сделано это настолько изощренно и хитроумно, что отнюдь не каждый даже заметит подвоха и сочтет данное мое истолкование беспочвенной фантазией. Посему я ныне лишь приглашаю читателей сего к размышлению и в какой-то степени даже восхищен необузданной, шальной, неугомонной и, что называется, дьявольской фантазией постановщиков. Проблема в спектакле поднята объективно обоснованно. Дьявол официально объявил всему миру через СМИ, что будет для начала сокращать население земли с семи миллиардов до двух.
Теперь понятно откуда и куда движутся туфли. Люди чинно ходили в них прививаться, затем отправились на тот свет и туфли получили свободу, о которой неоднократно говорится в спектакле в соответствие с убежденностью актера-мима и клоуна мировой величины Славы Полунина, что клоуны самые свободные люди в мире.
В одной советской песенке звучало так: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы». Гуляющие туфли – следы, оставленные человечеством на планете Земля. Пожили, повоевали, пора и честь знать, так и не успев узнать, кто забросил нас на эту прежде прекрасную Землю в виде пыли или чего-то иного. Ясно только одно, что эволюция пыли проходила чудесно, но на обезьянах произошел сбой, человекоподобные озверели, приходится бросать туфли и босиком покидать планету. Такова версия театра.
Падение Клоуна с лестницы постановщики использовали для грандиозного обобщения о приходе человечества к своему концу. Таким они представили содержание названия «Смертельный номер». Но не будем отчаиваться, еще не вечер. Казавшийся погибшим Клоун оказался живым и на последней минуте действия он оказывается на той же самой лестнице и восторженно заявляет: «А вот и я!». Надо ли говорить, что зал в восторге, подразумевая: «А вот и мы, хотя и в масках!» Поживём, братцы, еще, рано справлять по человечеству поминки.
Каким бы проблемным ни был спектакль по содержанию, но по форме он отличается особой эстетикой, под которой следует понимать не только внешнюю красочность костюмов и бутафории, но и весь парадоксальный стиль его, необычность мышления постановщиков и артистов, сопоставление привычного и необычного, реального и ирреального, возможного и невозможного. Обычный цирк тоже всегда удивляет, но здесь показаны не только отдельные номера. Они увязаны в единую художественную композицию, наполнены философией, над которой, увы, довлеет тень крыльев князя мира сего – дьявола.
Театр представил редкий случай, когда спектакль смотрится гораздо интереснее, чем читается пьеса, которая не отличается, в частности, богатством словарного запаса. Пьеса обогащена интеллектом и мастерством постановщиков и артистов, их необузданной фантазией, дополненной музыкой и светом.
Лев Степаненко (Омск)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
