Повесть «Последний срок» В.Распутин написал в 1970 году. Но об этом узнаешь, перевернув последнюю страницу. А пока читаешь книгу, постоянно ловишь себя на мысли, до какой степени узнаваемо в ней все, что происходит с нами теперь.
Дети старухи Анны собираются вместе, чтобы проститься с умирающей матерью. С каким трудом они, родные братья и сестры, давным-давно покинувшие отчий дом, пытаются найти общий язык! Почему? Ответ на этот вопрос мы получим не сразу…
А в самом начале повести, рисуя семейную встречу, писатель использует редкое, но сильное и очень емкое слово – «родова». Так и кажется: произнеси его – и перед твоими глазами встанут целые поколения предков. Но, читая страницу за страницей, понимаешь, что дети Анны давно уже перестали быть «родовой».
Вот они стоят над умирающей матерью, прислушиваясь к ее дыханию и боясь неизбежного. Каковы их мысли, чувства в эти печальные, но торжественные мгновения, когда готово свершиться великое таинство? Оказывается, каждый испытывал «…горькое удовлетворение собой оттого, что он здесь, при матери, в ее последний час.., что они… видели, казалось, то, чего смотреть нельзя, и, сами не веря себе, они хотели, чтобы это кончилось скорей». Но произошло невероятное: их мать совершенно неожиданно для всех пришла в себя. Что вернуло ее к жизни? Никто, кроме самой Анны, не знает этого. Потому все изумляются и радуются случившемуся.
И вновь Распутин заставляет тревожно забиться наши сердца, потому что как-то уж очень быстро забывают дети о той, ради кого они собрались вместе: Михаил и Илья проводят дни напролет в бане, отмечая «беленькой» внезапные перемены, Люся уходит по грибы, лишь бы только не быть дома вместе со всеми, а старшая Варвара, хоть и топчется целый день возле матери, но пользы от этого никакой нет.
Что же случилось с семьей Анны? Почему родные вдруг стали чужими? Наверное, дело в том, что, покинув деревню, свою малую родину, дети старухи перестали часто видеться с матерью и друг с другом, и постепенно иссякло то чувство родства, ответственности каждого за всех, кото-рое объединяло их раньше. И вот они уже любят мать издалека, а вся забота – изредка написать письмо в несколько строчек. Сами того не сознавая, они живут по принципу: «С глаз долой – из сердца вон». Таньчора, как ласково называет еще одну свою дочь старуха, не только не приехала проститься с матерью, но и вообще не дала о себе знать! Да и в деревне они уже только гости, удивляющиеся произошедшим не к лучшему переменам. Утратив связь с домом, с родной землей, со своими корнями, с тем невидимым, едва уже ощутимым наследием, оставшимся от пращуров, больше не ощущают себя «родовой», став всего лишь «родней», да и это понимают умом, но не чувствуют сердцем.
В этом мы убеждаемся, обходя вместе с Люсей окрестности деревни. Много воды утекло с тех пор, как покинула она эти места. И все же перемены, произошедшие здесь, оказались слишком неожиданными. Зарос бурьяном выгон, где паслось когда-то колхозное стадо; поля уже почти «взялись целиной»; лес – любимое место детских игр – изрядно поредел, и везде, «словно скелеты выгибались сухие сучья»; кусты черемухи, которые остались в памяти, все усеянные тяжелыми гроздьями, теперь наполовину «срубленные, засохшие… валялись на земле, живые, с редкой зеленью, затянутой паутиной, выглядели убого: самые крепкие ветки были с них оборваны».
Что же случилось с деревней за те годы, пока Люси здесь не было? Что стало с односельчанами, раз допустили они такой разор? Все до обидного просто. Потянулись люди за «длинным рублем» в леспромхоз, а колхоз «растаял на месте». Вроде и не уезжал никто с насиженных мест, но земля-то, кормилица-матушка, оказалась брошенной, созидательный труд на земле, который раньше грел душу и приносил радость, забыт. Теперь всего лишь зарабатывают деньги, разрушая и свои души, и природу. Разве может вырубка леса приносить душе радость? Так же, как дети Анны, оторвались крестьяне от своих корней, порвалась пуповина, связывавшая их с землей, и перестала деревня быть семьей, где и беда и счастье когда-то были общими.
И хотя уехала Люся, когда все еще было хорошо, она вдруг чувствует себя виноватой, «будто могла чем-то помочь… и не помогла». Но, увы, ощущение это было для нее столь мимолетным и чужим, что не смогла она понять: прогулка по окрестностям деревни – «последний срок», чтобы стать той прежней Люсей, которая познала когда-то радость крестьянского труда и единения с природой. Вот и оправдывает себя тем, что уехала из деревни задолго до всех этих перемен, что теперь она здесь «человек посторонний». Придя домой, вместе с пылью отряхнет она горькие мысли, чтобы уже никогда к ним не вернуться.
Не так ли и мы спешим отвернуться теперь от всего, что мучает нашу совесть, считая себя сторонними наблюдателями того, что происходит вокруг: и с нашими стариками, и с русской деревней – кормилицей, и с крестьянами, которых почти не осталось?.. Сначала «перестройка», потом развал страны, всеобщий «раздрай» и разбой, когда, как по закону джунглей, выживает сильнейший, а значит, подлейший. А потом и вовсе захотели заставить сограждан стыдиться своей страны, ее истории, культуры…
Чувствует и предвидит эту духовную убогость старуха Анна, потому что, несмотря ни на какие трудности, всегда дорожила теми нравственными ценностями, которые были так естественно необходимы каждому еще совсем недавно. Снова и снова пытается она понять, отчего же ее детям не сидится на месте, что заставило их покинуть родной дом?
Почему не живут, следуя старой доброй истине: «Кто где родился, там и пригодился»? Глядя на новую жизнь, Анна и ее подруга Мирониха удивляются: молодые «и грех забыли, и стыд забыли». А вот в душе Анны живет воспоминание, которое не дает ей покоя. Давно, когда голодала деревня и единственную кормилицу семьи, корову Зорьку, отдали в колхоз, страшно тяжело было Анне слушать, как ее ребятишки просят есть. Вот и решила она додаивать свою Зорьку, которую в колхозном стаде каждый день гнали мимо двора. Молока-то на всех выходило по капельке, но было это лучше, чем совсем ничего. Однажды Люся застала мать за этим занятием. Понятно, что чувствовала Анна… Этот единственный свой «грех» запомнила Анна на всю жизнь: «Стыд, его не отмоешь!» Как бы хотелось, чтобы эти слова были законом для «слуг народа», для олигархов, грабящих нашу страну и народ, распродающих природные богатства!
И еще беда – поголовное на селе пьянство – беспокоит старуху. Если раньше на всю деревню был один пьющий мужик, которого и за человека не считали, то теперь пьют и мужики, и бабы, а «непьющего на руках надо носить и людям за деньги показывать: глядите, какая чуда». Как ни странно, но причины этой болезни неоднократно пытается выяснить Михаил и делает вывод, что оскудела душой деревня. Раньше, «вроде как чувствовали работу, считали ее за живую, а не так, что лишь бы день оттрубить». Вот и пытаются заполнить образовавшуюся пустоту выпивкой. Да разве это возможно?! Иногда подвыпивших мужиков тянет к прекрасному: затягивает подгулявшая компания песню… Но наперед договариваются, чтобы петь по-настоящему, душевно, а не так, как по радио: «…пока поют, забавно, не так забавно, как щекотно, будто с тобой, как с ребенком, кто-то играется. А пропели –помнишь, у ребятишек есть обманка «А кто слушал, тот дурак». (Ну как тут не вспомнить нашу эстраду, где «звезды» «фабрикуются», и вот уже невозможно отличить голоса исполнителей и их песни друг от друга!) Не зря же говорят, что песня – душа народа. Каким он стал, русский народ, что так опустошил и обезобразил свою душу, раз мы сочиняем, слушаем и поем такие песни?!
Находясь между жизнью и смертью, с горечью говорит Анна единственной своей подруге Миронихе: «Мы с тобой, однако, уж две последние старинные старухи на свете остались. Боле нету. После нас и старухи другие пойдут – грамотные, толковые, с понятием, че к чему в мире деется. А мы с тобой заблудилися…» Но не хочется мне соглашаться с Анной. Нет, не старуха заблудилась, а ее дети. Уверившись в выздоровлении матери, они спешат вернуться кто в район, кто в город, а она, воскресшая к жизни ради них, не выдерживает предательства и умирает. Приедут ли они вновь в деревню? Вряд ли! Значит, и мать-земля, брошенная теми, кого вскормила, обречена на запустение и смерть.
Нет, заблудились не Анна и Мирониха, а мы, почти совсем утратившие национальную память, национальную гордость, национальную совесть, а заодно и духовную связь со своим Отечеством, родной землей. И Распутин напоминает нам: настал «последний срок», чтобы опомниться, вспомнить о важности уз семейных, уз национальных, и уз, которыми связал нас, всех граждан страны, общий дом – Россия.
Дмитрий Манаенков, студент ВГУЭС
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
