Две памятные даты всероссийски любимых поэтов-воронежцев соседствуют: 3 октября исполнилось 190 лет со дня рождения Ивана Саввича Никитина (1824-1861), а 15 октября – 205 лет со дня рождения Алексея Васильевича Кольцова (1809-1842).
Эти поэты располагаются рядом не только во времени и географии, но и в наших сердцах, в русских антологиях поэзии, песен, романсов. Стихи И. Никитина и А. Кольцова, как и Н. Некрасова, А. Пушкина, М. Лермонтова, все еще передаются от поколения в поколение как предание, входят в кровь и плоть русского человека. Молодой поэт и публицист Ирина Ушакова, уроженка тверского поселка Оленино, в частной переписке вспоминает: «Мой дедушка говорил по утрам моему маленькому сыну кольцовское: “Что ты спишь, мужичок? Ведь весна на дворе…” И в том, что дед его так журил, была и отеческая забота, и нежность к чадам, и напоминание о том, что труд красит человека, облагораживает, вдохновляет, и доверие природе, которая в ответ не может не благоволить нам. И была еще в этих словах какая-то былинная сладкая грусть, что ведь это вечное: и мужичок, и весна. А всего-то две строчки, написанные почти двести лет назад».
Эта преемственная реплика важна и показательна, поскольку принадлежит человеку нового поколения. Вот, словно в нерасторжимой связке, слова молодой писательницы и о Никитине: «Первая моя книга – и сейчас любимая. Мне четыре года. Помню тепло от печи, свет от пяти окон в просторной бабушкиной горнице. В кухне зашумели разговоры. Это приехал мамин крестный, прошел в калитку, скользнув под яблоневую ветвь, поднялся на крыльцо, и вот в моих руках – его дорогой подарок, «стихи». Открываю наугад новенькую книгу и вижу рисунок: в калитку входит господин в черном цилиндре. Опираясь на трость, он оглядывает заросли сада перед домом и, наверное, слушает пение птиц. Я долго глядела на этого господина и на заросший сад – в тонкой брошюре Ивана Никитина, изданной в 1982 году. Это была иллюстрация к стихотворению “Первый гром прогремел”».
Напомним, что стихотворение заканчивается такими строками:
Стал уютней, светлей уголок мой теперь:
Этой кроткой семьи новоселье,
Может быть, после смут, и борьбы, и потерь
Предвещает мне мир и веселье!
Написано словно для нас, сегодняшних, живущих в грозовые времена. А какие времена в России – не грозовые?
И.С. Никитин в 1859 г. напишет из Воронежа в письме Н.И. Второву: «Где это золотое время, когда, бывало, при закате солнца мы бродим с Вами по полям, говорим о том, что облагораживает душу; между тем в синеве звучит над нами веселая песня жаворонка, тучки горят в огне, поле застилается туманом, рожь засыпает, и запах созревающего колоса разливается в свежем вечернем воздухе... Невозвратное время! Теперь уже не с кем побродить мне по полям».
Никитин – поэт провинциального простонародья, сочинивший песню, которую знала вся Россия, и русское сердце до сих пор отзывается ей: «Ехал из ярмарки ухарь-купец…».
Нам сегодня пора вспомнить, что русского человека гнал трудиться не «план пятилетки», а призывала сама природа, рождавшая в нем песню, которую и вынесли из народных глубин Кольцов и Никитин, «подслушали» М. Глинка, П. Чайковский, С. Рахманинов. На стихи Кольцова, вобравшие в себя дыхание русской природы и русского характера, общенародную мудрость, написаны произведения Н. Римского-Корсакова, М. Мусоргского, А. Даргомыжского, много писал М. Балакирев (помните «Обойми, поцелуй…»?). Популярным романсом стали стихи Кольцова «Разлука» (1840), впоследствии положенные на музыку А. Гурилевым.
На слова Никитина тоже написано более 60 песен и романсов известными композиторами – Н. Римским-Корсаковым, В. Калинниковым и другими.
Как Кубанский казачий хор исполняет его «Русь»!
Это ты, моя
Русь державная,
Моя родина
Православная!
Широко ты, Русь,
По лицу земли
В красе царственной
Развернулася!
У Никитина, как и у его старшего товарища Кольцова, поэзия народно-песенная: «Старый мельник»… «У кого нет думы». А вот «Гнездо ласточки»: «Одна певунья-ласточка, Под крышей обжилась, Свила-слепила гнездышко, Детьми обзавелась...» У Никитина – живо понятие «любить», равносильное «жалеть»; так он и о жаворонках пишет, и о «сохе-матушке», и «зреет рожь – тебе заботушка», и «хлеб поспел – тебе кручинушка». Эти слова ласкают русское сердце и в наш железный век. Так бабушки наши говорили. Поэзия была их домом.
Критик В.Г. Белинский скажет о Кольцове: «Он носил в себе все элементы русского духа, в особенности – страшную силу в страдании и в наслаждении, способность бешено предаваться и печали, и веселию, и вместо того, чтобы падать под бременем самого отчаяния, способность находить в нем какое-то буйное, удалое, размашистое упоение». Но и Белинский не все сразу понял: в 1835 г. сказав о Кольцове, что «он владеет талантом не большим, но истинным, даром творчества не глубоким и не сильным, но неподдельным и ненатянутым», после смерти поэта в 1846 г. назвал его «гениальным талантом». И стал в краткой жизни Кольцова другом ему.
* * *
Алексей Кольцов родился в семье прасола, учился в уездном училище, но не кончил и двух классов: отец заставил его помогать в своих торговых делах. Разъезжая в степи с гуртами скота, ночуя под открытым небом, Кольцов с 16 лет начал сочинять стихи. Перенеся несчастную любовь к крепостной прислуге, горничной Дуняше, девушке редкой красоты и чуткости, проданной его отцом донскому помещику в отдаленную казацкую станицу, юный поэт слег в горячке и едва не умер.
На заре туманной юности
Всей душой любил я милую:
Был у ней в глазах небесный свет,
На лице горел любви огонь.
Что пред ней ты, утро майское,
Ты, дубрава-мать зеленая,
Степь-трава-парча шелковая,
Заря-вечер, ночь-волшебница.
В 1825 г. Кольцов приобрел на базаре сборник стихов И. Дмитриева и пережил глубокое потрясение, познакомившись с «русскими песнями» «Стонет сизый голубочек», «Ах, когда б я прежде знала». Он убежал в сад и стал распевать в одиночестве эти стихи, уверенный в том, что все стихи – песни, что все они поются, а не читаются. Кольцову было 24 года, когда московский философ и поэт Н. Станкевич опубликовал в «Литературной газете» одну из его песен. Тогда же была выпущена первая книга его стихов.
В 1836 г. Кольцов по торговым делам был в Петербурге и побывал на «олимпиадинском чердаке» В. Жуковского в Шепелевском дворце – с П. Вяземским, В. Одоевским, И. Крыловым. Завел дружбу с художником А. Венециановым, появился на знаменитых литературных вечерах у профессора П. Плетнева. Особое впечатление на Кольцова произвело знакомство с А. Пушкиным и беседы с ним о литературе. Пушкин напечатал в своем журнале «Современник» стихотворение воронежца «Урожай». Потрясенный безвременной кончиной Пушкина, Кольцов посвятил его памяти стихотворение «Лес» (1837), в котором «через эпический образ русской природы передает богатырскую мощь и национальное величие поэтического гения Пушкина».
Летом 1837 г. Кольцова навестил в Воронеже поэт В. Жуковский, сопровождавший наследника престола в путешествии по России. Но в мещанской будничной провинции поэт был одинок. «Тесен мой круг, грязен мой мир; горько жить мне в нем; и я не знаю, как я еще не потерялся в нем давно». Заболев чахоткой, при полном равнодушии невежественного и жестокого отца А. Кольцов скончался тридцати трех лет от роду.
Песням Кольцова нельзя подобрать какой-либо «прототип» среди известных фольклорных текстов. Он сам творил песни в народном духе, овладев им настолько, что в его поэзии воссоздается мир народной песни, сохраняющий все признаки фольклорного искусства, но поднимающийся в область собственно литературного творчества. Свежо, словно сегодня написано:
Ах ты, степь моя,
Степь привольная,
Широко ты, степь,
Пораскинулась,
К морю Черному
Понадвинулась!
Поэзия Кольцова оказала большое влияние на русскую литературу. Под обаянием его «свежей», «ненадломленной» песни находился в 1850-е А. Фет, народно-крестьянские мотивы Кольцова развивали Н. Некрасов и его последователи, в ХХ в. песенные традиции Кольцова были подхвачены М. Исаковским, А. Твардовским и другими.
* * *
Иван Никитин родился на 15 лет позже Кольцова, в мещанской семье. Когда его земляк умер, 19-летний Никитин только входил в жизнь. Известно его стихотворение «У могилы Кольцова»: «Опадает листва на могилу Кольцова, Умирают слова и рождаются снова…»
Оригинальная и существеннейшая черта поэзии Никитина – правдивость и простота, доходящие до самого строгого воспроизведения житейской прозы, поэт совершенно свободен от каких бы то ни было нарочитых эффектов и праздного красноречия. Все стихотворения Hикитина посвящены либо природе, либо людской нужде. В одном из писем поэт называет природу – необходимый и единственный источник мира и утешения своей «нравственной опорой», «светлой стороной жизни»: она заменяла ему живых людей.
Иван учился в духовном училище и семинарии, из-за расстроившихся дел отца учиться в университете ему не привелось, и он вынужден был сделаться сидельцем в лавке. Отрочество и ранняя молодость Hикитина представляют печальную картину одиночества, «беспрестанных обид самолюбию», изображенную им впоследствии в поэме «Кулак» (1857). Мать поэта, не выдержав семейного деспотизма и пьяных выходок мужа, скончалась, когда сын еще не вышел из отроческого возраста.
Позже Никитин писал:
Я помню ночь: перед моей кроваткой,
Сжав руки, с мукою в чертах,
Вся бледная, освещена лампадкой,
Молилась мать моя в слезах.
Я был в жару. А за стеною пели.
Шел пир семейный как всегда.
Испуганный, я вздрагивал в постели.
Среди товарищей Никитин оставался нелюдимым и одиноким. Случайно узнал о Шекспире, Пушкине, Гоголе и Белинском и читал их украдкой, с усердием. На даровитого мещанина особенно сильное впечатление произвели песни земляка Кольцова; Никитин решился обратиться со своими стихотворными опытами в редакцию «Воронежских губернских ведомостей». То самое патриотическое стихотворение «Русь» (про Русь державную) нашло благосклонный прием, и с того времени началась популярность молодого поэта. По успешном издании книги своих стихотворений он получил ссуду под полное собрание сочинений и открыл книжную лавку, сделавшуюся центром воронежской интеллигенции. На просп. Революции в Воронеже сегодня имеется мраморная доска с надписью: «В этом доме была книжная лавка-библиотека поэта И.С. Никитина (1859–1861 гг.)».
В круг Никитина вошел молодой учитель Алексей Суворин (в нынешнем году отмечали 180 лет со дня его рождения) – уроженец села Коршево Бобровского уезда Воронежской губернии, тогда вольнодумец и чуть ли не либерал (а кто не вольнодумец в молодости!), а потом – столп русского консерватизма. Он привязался к этим «бородатым воронежским острословам, хмельным спорам, журнальным новинкам и потрепанным книгам».
Но в столицах, куда Никитин ездил по книжным делам, он не знакомился с литераторами, ему было неинтересно; следы семинарской отчужденности и долголетней борьбы с нуждой оставались неизгладимыми.
Умер поэт в 37 лет. Знаменитая элегия стала своеобразным завещанием, выбитым на его могильном памятнике:
Вырыта заступом яма глубокая,
Жизнь невеселая, жизнь одинокая,
Жизнь бесприютная, жизнь терпеливая.
Жизнь, как осенняя ночь, молчаливая,
Горько она, моя бедная, шла.
И, как степной огонек, замерла.
В Воронеже теперь ежегодно проводятся праздники поэзии – Кольцовско-Никитинские дни. Своим литературным авторитетом край изначально обязан им – Алексею Кольцову и Ивану Никитину, похороненным рядом в воронежском «Литературном некрополе» и подарившим золотые стихи каждому русскому человеку.
Станислав Минаков
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
