На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Подписка на рассылку
Русское Воскресение
(обновления сервера, избранные материалы, информация)



Расширенный поиск

Портал
"Русское Воскресение"



Искомое.Ру. Полнотекстовая православная поисковая система
Каталог Православное Христианство.Ру

Литературная страница - Критика  

Версия для печати

Неотменимый Косенков

К юбилею художника

Когда я думаю о художнике-белгородце Станиславе Косенкове, то вспоминаю картину М. Нестерова «На Руси», (второе ее название «Душа народа»), где навстречу Спасителю идут лучшие русские люди — равноапостольные и благоверные князья и княгини, святые старцы и старицы, юродивые, воины, сестры милосердия, простолюдины, писатели, мыслители. Убежден, что место художника С. Косенкова, как и поэта Н. Рубцова, композитора Г. Свиридова, скульптора В. Клыкова — тоже, и обязательно, в этих рядах, поскольку именно они и являются выразителями русского духа.

25 февраля в Белгородском художественном музее открылась выставка «Петь вечность» — посвященная 70-летию со дня рождения заслуженного художника РСФСР Станислава Косенкова (1941-1993).   В экспозиции более 200 работ мастера (1960-90-х) из шести тысяч, созданных им. В выставочном зале музея представлены живописные работы, рисунки, монотипии, книжные иллюстрации, экслибрисы и станковые графические серии. На вернисаже с воспоминаниями о покойном друге выступили художники и писатели. Выставка произведений известного белгородского художника, чьи картины хранятся в двух с половиной десятках музеев и галерей разных стран, и о характере дарования которого в одном из выступлений на вернисаже было сказано «русский гений», продлится до 27 марта, дня трагической кончины этого выдающегося мастера.

Монографии о многогранных сторонах его дарования могли бы быть опубликованы и на всероссийском уровне, как и открывшаяся выставка является событием общенационального масштаба и хорошо бы ее провезти по стране, однако нынешнее время норовит отторгнуть подлинные ценности, забыть о русском, продавить в мир через информационные каналы или иным путем всяческие подмены и эрзацы.

Белгород удерживает Косенкова как немалую ценность в своем духовном поле — для своей цельности, осмысленности, значимости, и для предъявления миру. Символичным видится тот факт, что 2 мая 2009 г . в Прохоровке Его Святейшеству, Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу митрополит Белгородский и Старооскольский Иоанн преподнес именно произведение С. Косенкова — большую цветную линогравюру «Борозда памяти» из цикла «Прохоровское поле».

Неслучайно Патриарху подарена была не живописная работа, а гравюра. Ведь именно Косенков возродил русскую цветную линогравюру. В этой архаичной технике (кто сейчас, в компьютерно-принтерный век, возьмется за штурвал старомодного печатного станка?) сделаны его знаменитые циклы «Детство», «Стога», «Память», всё его «Прохоровское поле», иллюстрации к рассказу курского прозаика Е. Носова «Красное вино Победы», триптих по мотивам повести воронежца Е. Дубровина «В ожидании козы» — объехавшие десятки музеев и выставочных залов мира, не раз репродуцированные, удостоенные престижнейших отечественных и европейских профессиональных выставок и конкурсов. К слову, листы из «Прохоровского поля» побывали в середине 1980-х даже в Индии, в составе выставки «Космос — мир», и получили замечательные отзывы, и это сильно удивляло автора — что индусы, с их многотысячелетней культурой, нашли близкого для себя в этих работах? Косенковские экслибрисы экспонировались в Лондоне и Мехико, а однажды Косенков выиграл английский гравюрный конкурс Бьюика. Это было уже после его триумфов с Золотыми медалями в Лейпциге и Брно — за иллюстрации к «Преступлению и наказанию».

 

* * *

18 лет, которые художник не дожил до своего нынешнего юбилея, отделившие нас от даты гибели Станислава Косенкова в его неполных 52 земных года, и сами по себе заслуживают пристального взора. Это — новейшее время русской истории.

  «Где тонко, там и рвется», поэтому первыми уходят из жизни наиболее чувствительные, незащищенные. Есть страшная, неотвратимая логика в том, что Косенкова сегодня с нами физически нет. Его и не могло быть в этом времени, где нет места для таких, как он. Нынешнее время само отвергает косенковых, его выбор — в другом.

У нас ампутировали старую душу и пытаются пересадить на ее место новую, «антидушу», точней, бездушье. Нас всячески — духовно, нравственно, образовательно — упрощают; нам подсунули такие ценностные приоритеты, как страсть к наживе, чистогану, алчности, так называемому «успеху» любой ценой, даже путем публичного — душевного и физического — раздевания. Растет взаимоозлобление, и — при этом — апатия, уныние, депрессия. Нам настойчиво вдалбливают в печенку, что вопрос «сколько ты стоишь» значимей вопроса «кто ты есть», и уж тем паче — главней вопроса «зачем ты»?

Именно это провидел и предсказал Косенков в своих последних работах. Именно когда мы только начали съезжать с петель, он закавычил слово «демократия», словно приняв столетней давности пас от великого русского мыслителя В. И. Вернадского, заметившего: «Русская демократия — это царство сытых свиней». В самом деле: был ли за последнюю сотню лет русский человек более безправен, чем сейчас, во времена олигархического вульгарного неокапитализма?

Очень точный образ нашел Косенков в одном из последних своих графических листов: еще живая кляча-доходяга, окруженная ощерившимися волками! Верно ведь, это — о нашей Родине? И волки — не чужие, а свои! А значит, особо лютые. И магнитофончик — вот он, среди захарканного, загаженного сигаретными бычками пространства. Поглядите на наши подъезды, лифты, дворы, послушайте наш «новопопсовый музон». И — какое-то непрерывное, повсеместное глумление над тем слабым, малым, но самым важным в человеке, над тем, что, собственно, и делает человека человеком, — над душой, совестью.

А мы, в отличие от прадедов, уже, кажется, и лба перекрестить не умеем. Откуда ж нам знать, что в русской православной родительской молитве говорится: «Избави детей моих от непотребных кривляний».

И ведь здравый смысл говорит, что отсутствие духовного здоровья приводит нацию только к погибели. Если мы этой самой погибели не хотим, то должны сопротивляться.

Косенков в своих последних работах остро ставил русский вопрос, фактически надорвавший его. Рубежное время, связанное с распадом великого государства, острыми осколками терзало косенковское сердце. Нельзя снова и снова не вспоминать пронзительно-болевой цикл работ «Чернобыль России — деревня...», созданный Косенковым после двух поездок на Брянщину, в древний Вщиж. На листе «Четверг во Вщиже» мы видим согбенных старух, ожидающих как подаяние государственного хлебца. А в «Предчувствии весны 1991 года» Косенков и вовсе предсказывал голодомор, образно отсылаясь и к 1932—1933 гг., и к 1946-му. Свидетелем последнего он был сам, ему в 46-м году было 5 лет, и жил он с матерью, сельской учительницей Евфросиньей Ивановной, там, где и родился, в деревне Рождественка на Белгородчине. Однако и в последних его, черных работах, пространство листа пронзают сполохи цветных радуг. То есть свет человеческой надежды, упования (а может, быть, и горний свет!) — все равно пробивается сквозь мрак.

 

* * *

Косенков, боготворивший Фаворского и навсегда пораженный экспрессивной выразительностью трагического искусства Кете Кольвиц, прочно утвердился в отечественном искусстве и как график-станковист, и как «книжник».

Остановимся, как на весьма показательной, на последней по времени крупной иллюстративной ра­боте графика — большом цикле ри­сунков «Жизнь прожить. Памяти Алексея Прасолова» («Современник», 1988) к книге стихотворений известного воронежского поэта.

Книга стала выражением пространст­венной, земельной сущности Косенкова, уроженца Центрального Черноземья. Неизбывен на всем пути Косенкова образ меловых разло­мов, оврагов, холмов — этих великих, горестных «морщин» Белогорья. В книге большие горизонтальные развороты устремлены сквозь книжную плоть, начиная с форзаца, многократным эхом повторяясь на страницах: точно организованное ощущение пространственно-временной протяженности, движения, равнинного раската, непрерывности жизни.

Никогда у Косен­кова земля не была просто пейзажем, фоном, но всегда обобщающим, диа­лектическим началом: Земля — Ма­терь человеческая, исток человече­ский и исход. «Земля моя, я весь отсюда, и будет час — приду сюда». «Полукруг» далей, как правило, в ра­ботах Косенкова занимает большую часть листа — все главное для худож­ника, с его стремлением к планетарному видению, происходит здесь. В одном из косенковских черно-карандашных листов к книге Прасолова образ Пра­матери-Земли материализуется в согбенную старуху на пепелище, у которой «ладоней темные морщины, как трещины земной коры». Морщинистые ладони земли, бе­режно качающие в небесах рушники с довоенными семейными фотокарточ­ками, баюкающие Память.

Тема материнства была очень важна для Косенкова, однако самым сильным, «овеянным вечно­стью» остается этот лик женщины, в который художник вгля­дывается внимательно, любовно, с состраданием. Близок к этой образности, значителен и незавершенный косенковский цикл образов русских женщин послевоенного времени — «Житие не одной бабы». Название перефразирует (добавлением отрицательной частицы) известный рассказ Лескова, а саму задумку Косенков называл «деисусным чином», поскольку по замыслу изображаемые им «равноапостольные» русские женщины должны были — каждая — держать в руках ту или иную икону.

Миро­ощущение Косенкова вызревало в «расколотости ми­ра», в «ноющей черной утробе», ко­торой стала изуро­дованная   войной родная земля для всего поколения послевоенных ребяти­шек, российской безотцовщины, вы­росшей на горьких пепелищах Отечества.

Отправные «мировые» категории не только в этом иллюстративном цикле Косенкова: Свет и Тьма, День и Ночь, сосущест­вование «двух начал, сурово сли­тых» — ранней духовной зрелости (тогда, в те годы) и еще не ушедше­го детства. «Но в десять лет не мы ли по стерням / В войну чернели от бе­ды и пыли?» — написал А. Прасолов.

 

* * *

Косенков искал и в гармонии своих произведений нередко находил выверенный баланс меж своими внутренним и внешним мирами. Достижения цивилизации никогда не теснили, не ущемляли и не отменяли в нем национальное, малую родину, деревню, культ родной земли, материнства, которым он был отдан всеми силами своего дарования.

Русскость Косенкова заключалась еще и в серьезе, в той самой глубине, с которой он вглядывался духовным взором в окружающий и внутренний, сакральный мир. В метафизических же просторах ему отзывалась собственная душа, православной основой которой является «уход из мира, во зле лежащего, аскеза, готовность к жертве и перенесению мученичества» (Н. Бердяев). И поскольку, согласно этому взгляду, «истинное царство нужно искать в пространстве под землей, во времени — искать в будущем, окрашенном апокалиптически», постольку «добрые силы ждут Града Грядущего, Царства Божьего».

Есть поговорка, весьма справедливая и для Косенкова, «мы русские, а потому грустные». Но свет у Косенков пробивался в любой трагической теме. Очищение в его лучших работах, как и учили древние греки, происходит через катарсис, высшее переживание.

Косенков — русский провинциальный художник. Какой знак препинания следует поставить в конце предыдущего предложения: восклицательный или вопросительный? Косенков, при его, прямо по Достоевскому, всемирной отзывчивости, — только ли русский, и только ли — провинциальный? Да и потом: в современных условиях, когда столицы утратили свою руководительную духовную миссию, а несут, скорей, дары тлена и распада, эпитет «провинциальный» приобретает комплиментарный оттенок.

 

* * *

Новые поколения, которые приходят и придут в Белгород, произрастут в России, узнают о Косенкове с разных сторон. Более пытливые и внимательные увидят работы Косенкова, прочтут книги о нем (необходимо издать и собственно труды Косенкова, и исследования его творчества), менее пытливые — обычные прохожие — увидят памятник художнику в центре города (скульптор А. Шишков, ученик Косенкова и коллега знаменитого В. Клыкова), в ряду других памятниковых городских образов — как обнаружат они на белгородских улицах равноапостольного князя Владимира Крестителя, святителей Иоасафа Белгородского и Макария Булгакова, актера Михаила Щепкина, танкиста Андрея Попова. И в бронзовой ипостаси, и в музейных собраниях придет к новым поколениям художник Косенков, и таким образом поможет соединить в душах белгородцев малую родину — с Вечностью.

Это и есть прорастание памятных духовных зерен. Это и есть непресечение русской традиции наделения ближних Прекрасным, а Красота, как не следует забывать, есть одна из Господних ипостасей.

 

 

Станислав Минаков


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"