Жизнь писателя часто становится благодатной почвой для его творчества. Материалом для написания произведения может быть многое: поездки по городам и странам, бытовые и семейные события, личные переживания, соседские склоки и так далее и тому подобное. Для Валерия Казакова источником вдохновения послужил собственный кабинет.
Путь Казакова к должности помощника полномочного представителя Президента Российской Федерации в Сибирском федеральном округе легким и быстрым не был (должности, наименование которых занимает две строки, с неба не падают). За плечами автора к моменту выхода его первых книг остались и работа на заводе, и служба в армии, и обучение в военном училище, и в Литературном институте. Но все это творческих порывов у Валерия Казакова не вызывало. То есть он, конечно, писал, но не художественные произведения, а статьи и публицистику. К прозе Казаков пришел позже. Основной темой его рассказов стала политическая бюрократия, громко названная в одной из аннотаций к сборнику рассказов «миром геройства и предательства, миром одиночества и молитвы, миром чиновных интриг и безудержных страстей»1. Геройства в персонажах рассказов не наблюдается, набожность и мексиканские страсти — тоже не их удел. Потому что главный персонаж – чиновник. Причем у Казакова чиновник этот всегда раб своего кресла и хлеба с икрой.
Вышеупомянутому сборнику название дал рассказ «Асфальт и тени». В этом произведении, больше походящем на размышления о бренности всего сущего, автор не касается острых социальных вопросов, он просто вспоминает о своей жизни, точнее об одном эпизоде, который натолкнул его на мысль о том, что «тени, рождённые нами и огнём, бесхитростно и открыто, год за годом предсказывали нашу дальнейшую жизнь». Подобных лирических отступлений длиной в рассказ у Казакова немного. Верхом его философских размышлений стали «Абибоки», в вольном авторском переводе с белорусского языка означающие «ленивые рассуждения обо всем и ни о чем». Впрочем, философии в этих рассуждениях мало, скорее они напоминают зачем-то занесенные в записную книжку мысли человека иногда государственного, иногда влюбленного, иногда философствующего (но не философа). Порой «абибоки» превращаются в высказывания, претендующие на звание афоризма, но вряд ли фразы: «Радость приходит и уходит, а горе всегда с нами» или «Чтобы не попасть в оппозицию, не надо вставать в позицию»2 таковыми станут.
Иногда Валерий Казаков на страницах произведений становится мистиком. Например, в рассказах «Эрлик», «Дикий Шорец», «Драпежная птушка»3 автор рисует перед читателем мир добрых и злых демонов, символических знаков потустороннего мира, языческих отголосков, докатившихся до нашего времени. Сюжеты этих рассказов могли наверно рассказать друг другу повзрослевшие мальчишки, ночевавшие некогда на Бежином лугу. Но мальчишкам читатель верит, а вот Казакову не верится, несмотря на правдоподобность и обстоятельность повествования.
Зато писателю нельзя не поверить, когда он говорит о том, что действительно знает, причем со всех сторон — и в лицо, и с изнанки, а именно – о слугах народа, причем им самим избранных. Чиновник Казакова далек от чиновника, изображенного классической литературой (Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин), хотя общие черты между Хлестаковым, Чичиковым, «органчиком» и всевозможными Павлами Мироновичами и Малютами Максимовичами несомненно есть, вот только повествование о последних ни тени улыбки не вызывает. То ли времена не те, то ли масштаб писателя не такой. Сам писатель себя к последователям классиков не причисляет:
«– Критики спорят, чьи традиции ты продолжаешь – Салтыкова-Щедрина или Гоголя?
– Для меня это слишком большая похвала. Я не считаю, что моя проза может ассоциироваться с классиками. А традиции? А куда ты денешься от этих традиций»4.
Стереотипное представление о чиновнике отнюдь не лестно: он и бумагомаратель, и взяточник, и подхалим. Каждый из нас наверняка хоть раз в жизни с «обходительностью» госслужащих сталкивался. А может, и взятку приходилось давать, оставляя тоненький (из последних сбережений) конверт на краю стола при теплейшем почти дружеском расставании с осанистым «благодетелем», зажав в руке вожделенную подписанную бумагу, которая становилась первой в нескончаемом списке важных и необходимых. А «благодетель», уже забывший ваше имя и вашу проблему, и, даже не дождавшись пока за вами закроется дверь, с заранее недовольным выражением лица на оставленный вами «подарок» поглядывает, прикидывая, не прогадал ли он, помогая вам.
Заветного конверта чиновник Корчагин, герой рассказа «Искушение столоначальника» так и не дождался за всю свою долгую и верную службу народу. Это один из немногих персонажей Казакова, у которого есть хоть одна положительная черта – он взяток не берет. Впрочем, поэтому сочувствия у читателя он вряд ли найдет, ибо понятия о чести и стыде, хоть и присутствуют, но внутренний голос, говорящий о будущей ненужности и пенсионной нищете звучит убедительнее, нежели доводы о честности.
Чиновник Молох в рассказе «Чужая слезница» конверта и не ждал, у него и так все было. Все, да не все... Для счастья не хватало коттеджика в экологически-чистой зоне, в которой по какой-то роковой случайности всегда оказываются домики и домишки простых смертных (незаконный снос в Москве (Бутово)5, в Санкт-Петербурге6, Екатеринбурге7). Из простых была и просительница, прожившая в своем домике всю жизнь и боящаяся провести остаток дней в доме престарелых, куда ее пытались отправить власть предержащие. Молох отделался фразой: «Вопрос, уважаемая Анна Григорьевна, весьма сложный, и я боюсь, что помочь в его разрешении никто вам пока не сможет. Видите ли, имеется...»8. А дальше... способов много: случайный пожар, неравноценный выкуп или обмен, тот самый дом с уютными аллейками и добрыми врачами, получившими свое за нужное медицинское заключение.
Валерий Казаков не обошел вниманием и еще один слабенький пункт нашего законодательства, а именно, право избирателей. Право это закреплено Конституцией, о нем, охрипнув, кричат СМИ, особенно в предвыборной гонке, его с серьезными лицами обсуждают и отстаивают лица, имеющие должности по наименованию своему превосходящие должность нашего автора. Ho его нет. Наглядно реализацию его отсутствия Казаков показывает читателям в рассказе «Фанат дружбы». Оказывается, все решает дружба, замешанная на финансовой выгоде. Впрочем, история, выдаваемая за новость, таковой не является: даже в учебниках для ВУЗов по политологии откровенно пишут о том, что выборы есть фикция, поддерживаемая ради права называться «правовым государством», пусть только на бумаге.
Казаков, видимо, является знатоком, почти исследователем, подковерных, подстольных, подконьячных политических интриг. Особенно его талант и знание этой сферы проявились в повести «Межлизень», которая станет первой частью романа «Тень гоблина». Повесть рассказывает о переходном этапе в 90-х, о периоде «межлизня», что расшифровывается как«промежуток времени, когда одна жопа ушла, а другая – еще не пришла, и лизать бедному госслужащему нечего, а язык-то без этого уже не может. Вот тут-то и гляди, чтобы чего дурного не лизнул»9. Этой неблагозвучной фразой Казаков охарактеризовал состояние государственного аппарата в период избрания Ельцина и его переизбрания. Основной тематикой, сюжетной завязкой послужила деятельность генерала Лебедя в этот переломный момент на поприще государственной службы, под началом которого сам автор, кстати сказать, работал. На основе своих впечатлений видимо и решил писатель создать обличительную вещицу. Правда, как человек осторожный, имена героев изменил, места действий и наименования отделений, отделов, комитетов зашифровал, но в тоже время, как человек смелый, оставил все это узнаваемым. Особый упор на торжество справедливости был сделан публикацией романа «Тень Гоблина». Но фокус не удался: все уже все забыли – и Ельцина, и Лебедя, и вереницу многих и многих имен, деливших кремлевский Олимп.
Впрочем, пресса не осталась совсем равнодушной и дала несколько оценок и роману, и повести. «Особым мнением» поделился журналист газеты «Континент Сибирь»: «Тому, кто хочет скандала, книга вряд ли будет интересна. Казаков никого не разоблачает. Разве что в повести «Межлизень» можно найти какие-то отдаленные параллели с судьбой генерала Лебедя»10. В газете «Литературные известия» можно найти определение романа Казакова как «весьма типичной для российской актуальности и весьма мрачной фантасмагории»11. Не обошлось и без дифирамбов. В противовес этим мнениям высказалась Алла Большакова в своей статье «Бой с тенью. Политический роман о гоблинизации мира»; она увидела в романе «четкую документальную основу» и с увлечением посрывала маски с завуалированных героев: «Несмотря на банальные предупреждения автора об отсутствии какого-либо сходства, персонажи романа легко узнаваемы: от остающегося «за кадром» Ельцина до его преемника, от генерала Лебедя, мэра Лужкова до Березовского, Чубайса, Ходорковского...»12. Большакова не осталась одинокой в своем восхищении: «Такую книгу мог написать только самый смелый и самый свободный человек!»13, – отметит Анастасия Козырева, освещавшая презентацию романа. Интересно, чтобы она сказала, случись презентация книги Валерия Хайрюзова «Плачь, милая, плачь!», где он не менее смело, чем Казаков, рассказывает о кровавых событиях 1993 года, причем как непосредственный участник?
Несмотря на то, что Валерий Казаков затрагивает в своем творчестве темы щепетильные, особенно потому, что говорит он о среде, к которой сам имеет непосредственное отношение, все же остается ощущение, что он честен с читателем, но не откровенен. Отчасти это происходит потому, что отношения автора к своим героям мы не видим: он их не хвалит и не осуждает. Казаков просто констатирует факты в лучших традициях реализма, зачастую не стесняясь в выражениях. Например, об одном из чиновников автор говорит: «Петр Васильевич жил сучьей жизнью»14. Такой жизнью живут все чиновники, изображенные писателем.
А какой жизнью живет народ в произведениях Казакова? Народ в общем и человек в отдельности у писателя представлен довольно разносторонне. Одни на старости лет блудят с приезжими молоденькими девочками («Сладкий срам»), другие изменяют женам («Плач одиноких»), третьи спасаются молитвами («Настоятель», «Святой остров», «Исповедь»). Есть в произведениях Казакова место и антигероям: проституткам («Молчание ночи»), предателям Родины («Мазур») и тем, кто ее вроде бы не предавал, но рад бы, заплати ему побольше («Пятьдесят баксов»).
Особняком стоят персонажи положительные, доказывающие своей жизнью, что человек хороший, почему-то, как правило, несчастен. Таким, например, предстает герой рассказа «Убогий». С Иваном случилось странное: он потерял способность врать и притворяться, нечто вроде недоразумения произошедшего с героем Джима Керри в фильме «Лжец, лжец». Вот только кончилось в нашей действительности все гораздо плачевнее, нежели в веселой американской комедии. Иван остается без работы и без дома, а на могилке его даже имени не будет, только надпись «Убогий».
Как человеку военному, полковнику запаса, прошедшему службу и в «горячих точках» побывавшему, Валерию Казакову тема армии близка и им любима. В этом направлении прозы в Казакове виден публицист. Наглядный пример рассказ «Самовар» – «так называли ещё во фронтовых госпиталях людей, потерявших и руки и ноги»15.
Сюжет рассказа «Льгота смерти» основан на военных действиях в Афганистане. Автор повествует о том, как искалечила война молодого капитана, а когда он на протезах захотел вернуться в армию, ему ответили: «... времена сейчас другие, не нужны нам новые Маресьевы»16.
Вот таким видит народ Валерий Казаков. После прочтения произведений этого автора возникает вопрос: неужели все так плохо? И что же делать? Стреляться («Убиение души»)? Или спиваться («Старик и горе»)? Других вариантов писатель не предлагает, видимо, оставляя читателю решать самому этот извечный вопрос.
Реалистическая передача современной действительности Валерию Казакову, надо признать, удается, но слишком много журнализма в его повествовании, пассивной позиции стороннего наблюдателя, человека почти равнодушного, эдакого патологоанатома современной бюрократии. Может, поэтому произведения писателя порой похожи на хорошо написанные, но все же газетные статьи, а не рассказы. Из массы периодической печати и художественной литературы Казакова выделяет именно то, что он занимает довольно высокий пост, то есть отчасти говорит, если не о себе, то о своем окружении. Тем более, что и сам писатель не отрицает, что «всякая художественная вещь автобиографична. О чем бы ты ни писал, там обязательно присутствуют твоя личная оценка, основанная на твоем житейском опыте, твой дух, твое мироощущение»17. Пессимизм автора все-таки отчасти искусственно усугублен: не все же слуги народа «живут сучьей жизнью». Своим скромным опытом могу подтвердить, что есть и такие, которые взяток не берут и народу помогают (например, директор МУП ЖКХ Одинцовского района Вартапетян М.Г.). А если мое мнение ошибочно, и все на самом деле так плохо, то пора пить за упокой России, подобно героям рассказа «Губернское собрание».
Политические и социальные мотивы в литературе вещь, конечно, неизбежная, но если уж писать об этом, то, может, стоит разоблачать и крушить, чтобы действительно иметь право назваться «смелым». Иначе, получается, что разговор идет об известных всем фактах чиновничьей работы, а это стало уже настолько затасканной темой, что представляется просто неинтересным и ненужным, ибо ничего не меняется. Может, пора начать стирать «пыль с сапог начальства»18, которая воплощает в себе образ чиновников, по определению одного из героев Валерия Казакова. И сделать это бессмертным и бескровным оружием человечества — пером, ибо «слова живут дольше людей»19.
1. Казаков В.Н. Асфальт и тени». Рассказы, повесть. М.: Молодая гвардия, 2003.
2. Там же. С. 270.
3. Пер. с бел. – хищная птица.
4. Свет и тени Валерия Казакова. Режим доступа: http :// www . redstar . ru /2008/!0/07_10/4_05. html
